Часть 42 (1/1)

Золотое сердце, растерявшее свою гордость,Красивые вены и покрасневшие глаза...Я увидел твое лицо в ином свете.Почему ты позволил всему умереть?Почему ты ушел и позволил всему умереть?Почему ты ушел и позволил всему умереть?Слишком сложно. Слишком поздно.Почему ты ушел и позволил всему умереть? - Foo Fighters - "Let It Die". POV Krist Зима. 1992 год. - Спокойной ночи, дорогой, - щеки на секунду касаются губы нагнувшейся к обеденному столу губы Шелли, а все еще чувствующийся аромат ее духов обдает легким приятным облаком, после чего она снова распрямляется, но руки с плеча не убирает.- И тебе, Шел. - Крист, - оказавшиеся на щеках прохладные уже смазанные каким-то душистым кремом ладони поворачивают лицо в сторону обеспокоенного лица Шелли, что приседает на корточки передо мной, вглядываясь в глаза, - ты точно уверен в этом? Несколько секунд я продолжаю молчать, не зная, говорить ли правду или солгать. По правде говоря, уверенность ближе к ночи совершенно исчезла, в голове начали формироваться какие-то странные картинки, связанные с неизвестно откуда взявшимися фактами о наркоманах и их поведении. Но если сказать это Шелли, то она скорее всегда начнет переживать или же просто вышвырнет Кобейна, к тому же отношения между нашими семьями сейчас достаточно сильно испортились. Нет уж, взялся помогать, так помогай.- Конечно, - выдавив из себя улыбку, отвечаю я, наконец, - не переживай, все будет отлично. Он же без меня и шагу ступить не сможет, так что... - натолкнувшись на все еще сомневающийся взгляд Шелли, я проглатываю окончание предложения. Это нехорошо. - Слушай, если ты так боишься за мою невинность, то не беспокойся, - в любом споре с этой девушкой лучшее средство - юмор, пусть даже такой высосанный из пальца, - после "Saturday Night Live*" я ему дал четкий от ворот поворот. Сказал, что люблю только одну девушку, и это не он, - как и ожидалось, на лице Шелли начинает проскальзывать улыбка, которая чуть позже перерастает в тихий смех, и темно-карие глаза оттаивают, - вот он и женился с горя, бедняга... Так что моя честь и хозяйство всегда будет только в твоих руках.- Ох, да иди ты! - поднявшись на ноги, со смехом отмахивается Шелли, не желая слышать дальнейшие заверения.- У нас, кстати, бита под той кроватью есть на всякий случай, - уже в спину удаляющейся девушки в розовом махровом халате напоминаю я, пока она не скрывается за дверным проемом нашей спальни, прикрывая за собой дверь. Щелчка не слышно, это заставляет неодобрительно покачать головой. Боится. Сцепив ладони в замок, я уставляю руки локтями в столешницу и упираюсь в них подбородком, раздумывая о сложившейся ситуации. В тишине спящего дома можно расслышать раздающийся позади стук капель о дно раковины (виной всему кран, который я никак не сделаю), щелчки стрелок на часах в темной сейчас гостиной и даже жужжанье летающей над головой жирной мухи, которую наш гость наверняка притащил с собой**. Услышав раздражающий звук рядом с собой, я неловко отмахиваюсь от черного дирижабля, чуть не завалившись со стула. Когда раздражитель улетает, я снова устремляю взгляд на порог кухни, где оканчивается покрывающий пол комнаты линолеум, из-за желтоватого освещения с потолка кажущийся грязным. Впервые за все время с момента покупки этого дома я чувствую себя невероятно одиноко во всегда уютной кухне, являющейся пристанищем самых чудных запахов, известных человеку. Стоит только Шелли захотеть приготовить ужин, и отсюда невозможно вылезти. Сейчас же, находясь в пустой комнате с чуть мигающим светом в полном одиночестве, не считая мухи - брата по несчастью, я чувствую какой-то холод и отчуждение. Сейчас дом фактически опустел, так как на часах уже полночь, и все, свернувшись под одеялами, спят крепким сном. Хотя я, наверное, неправ. Шелли только ушла и вряд ли заснет в ближайшие два часа. Это ее, как говорит она сама, "приятная проблема: моя жена, к счастью для нас обоих, не может заснуть в одиночестве, для быстрого наступления крепкого сна ей необходимо присутствие кого-то рядом, кем с момента женитьбы всегда оказывался любимый мужчина. Сейчас же она будет ворочаться и без конца думать, воображая себе черт знает что. "Если бы он не пришел, все спали бы спокойно." Про себя я тут же называю самого себя ослом за такие мысли относительно прихода лучшего друга. Это ведь не больше, чем отговорки и бесцельные обвинения другого человека, лишь бы сбросить с себя груз вины. Стыдно признаться себе, что испытываешь страх. От этой необычайно громко прозвучавшей в голове мысли становится тошно и как-то невероятно противно, что я поднимаюсь с места, с излишне громким скрипом по полу отодвинув стул. Подойдя к раковине, я открываю воду, повернув ручку крана, и наполняю поднесенный под струю стакан. Залпом проглотив половину содержимого, я снова замираю, тяжело выдыхая через нос и уставляясь в дно раковины, по стенкам которой сбегает вода в отверстие. Устало потерев лоб, я в который раз за день вздыхаю, словно старик, мучающийся от импотенции и ревматизма. Подумав, оставшуюся в стакане воду я просто выливаю обратно в раковину и, сунув руки в карманы, от нечего делать подхожу к холодильнику, чьего цвета уже почти не разобрать из-за обилия магнитиков и приделанных к ним исписанных листков. По этим записям хоть историю создавай.Вот под магнитиком с изображением живописного вида Италии, который я привез с собой из первого европейского тура, прикреплен листок с недавним напоминанием от Шелли, чтобы я вымыл кота. На руку мне, он убежал на следующий же день, вероятно, не выдержав своего позора после недавней кастрации. Я понимаю его, сам бы чокнулся от осознания, что мне отпахали причинное место без моего же ведома. Однако эту жирную морду я никогда не любил, как, впрочем, и он меня, так что, поняв друг друга, мы разошлись. Он разошелся и ушел. Ниже под плоским магнитом с нарисованным пьяным мужиком с цветами в руке и веселенькой надписью сверху прикреплено направление к врачу, которого я посещал уже года два назад, когда думал, что подцепил ветрянку. Курт радушно предложил мне поваляться дома, чтобы прийти в себя и вылечиться. Невероятно заботливый жест, если не брать в рассмотрение тот факт, что говорил он все это, стоя снаружи моего дома и не позволяя мне впустить его. Еще чуть выше под куском обыкновенного черного магнита - новый номер телефона заимевшего квартиру Дейва. Взгляд падает на пожелтевший от солнечного света чуть помятый у краев листок, исписанный черной ручкой настолько корявым почерком, что даже опытный врач не разберет. Уже с трудом сдерживая тихий смех, я вытягиваю его из-под купленного в Лондоне во время фестиваля Reading магнита с фотографией Биг Бена. Кажущийся на первый взгляд какой-то анкетой от психопата лист на самом деле является уже давнишним замшелым опросником авторства Курта Кобейна и датируется началом восемьдесят девятого года. В то время благодаря сильно удлинившимся завивающимся волосам он был похож на щетинистую девочку, из-за чего некоторые видевшие его вначале со спины парни в баре предлагали познакомиться, иногда даже хватая за задницу. Кобейн тогда сам составлял эти так называемые опросники якобы для тренировки перед возможными интервью, чтобы никто не растерялся и не начал пороть чушь про колени полярных пингвинов и умершую бабушку, как ему однажды приснилось. Вряд ли, конечно, кто-либо решил бы вообще брать интервью у четырех волосатых шизиков и сатанистов, как тогда говорили соседи, но парень на полном серьезе с умным видом задавал вопросы типа: "Что вас привлекает в музыке? Какие эффекты вы бы выбрали для песни об артериальном кровотечении? Вас привлекает артериальное кровотечение? Было ли у вас артериальное кровотечение?" и тому подобная хрень. Тонкой поэтической мысли никто не понял, но кое-как ответили, лишь бы отвязался. Я же под внимательным взглядом самопровозглашенного "отца Гамлета" вынужден был размышлять над каждым вопросом, что в итоге вылилось в целый вечер посиделок на квартире парня, который уехал пару дней назад в другой город. Этот листок остался как память уже на несколько лет.Еще раз пробежавшись глазами по листку в руках, я с удивлением отмечаю, что руки начинают чуть подрагивать, а улыбка с лица сползает полностью. Оторвав взгляд от бумажки, я перевожу его на дверцу холодильника, усеянную такими магнитиками и листками. Почти каждый связан с определенным моментом жизни уже после формирования группы, почти каждый связан с лучшим другом, но в то же время ни один из них не связан с тем человеком, что сейчас находится в темной своего рода подсобной комнате, где я всегда хранил бас, некоторые инструменты для дома и сада и прочий хлам. Туда Шелли прогоняет меня за провинность, так как на счастье кровать там имеется и достаточно неплохая. Господи, всего три несчастных года прошло с появления этого опросника в природе. Всего три гребаных года, за которые все изменилось буквально до неузнаваемости. Хотя и тут я немного ошибся. Не три года, лишь полтора, с момента, когда что-то начало меняться, еще совсем неуловимо, с какими-то провалами в прошлое, словно в ощущении дежавю, и окончательные необъяснимые изменения за четыре последних месяца. Курт заглянул около двух часов назад, когда я совершенно не ожидал его увидеть спустя перерыв без любого общения между нами почти в целый месяц. Неожиданный звонок в дверь и громкий частый стук нарушил спокойную и умиротворенную атмосферу, в которой я, обняв жену за плечи, смотрел какую-то французскую мелодраму, пока за окном хлестал дождь и летали поднятые порывами ледяного ветра неизвестно откуда взявшиеся листья, прилеплявшиеся на стекла окон и тут же исчезавшие. Когда я открыл дверь, то не сразу понял, кто стоит передо мной, опершись рукой о дверной косяк, с которого напряженные тонкие пальцы все равно соскальзывали. Я понял это только, когда увидел его лицо, опущенное до времени. Это было полной противоположностью тому теплу и уюту, что я испытывал, сидя рядом с женой в гостиной. Кобейн, никогда не отличавшийся крупными размерами, совершенно исхудал, словно кто-то или скорее что-то методично сосало его силы и жизнь внутри. Не знаю, откуда и как он добирался, но на моем пороге он появился совершенно вымокшим и трясущимся не то от холода, не то от чего-то еще, со слипшимися от воды длинными рыжими волосами, чуть ли не синими от холода губами и лихорадочно темнеющими на бледном лице огромными глазами. Совершенно холодный, измученный и ослабший. Это последнее, что я хотел чувствовать в этот вечер.Я уже хотел отказать ему, мягко намекнув, что у меня семейный вечер, и отшутиться, мол, он теперь семейный человек, сам должен такое устраивать. Но на бледных губах улыбка даже не дрогнула, он только переступил с ноги на ногу в своих старых вымокших кедах и, оглянувшись по сторонам загнанным лихорадочным взглядом, сильнее сжал плечи обнимающими их руками. Это отчаяние и слепая надежда как-то отрезвила меня, заставила впустить его и назвать идиотом, когда Кобейн даже предлагал плату за ночевку в моем доме. Как он и обещал с самого начала, его не было ни видно, ни слышно. Я лишь постарался поскорее перевести его в ту комнату, на ходу спрашивая, где у нас чистые простыни у Шелли. Она все же его увидела, увидела в таком состоянии, в каком не видел его даже я за все шесть лет дружбы. Этого с лихвой хватило, чтобы теплый и уютный вечер был испорчен, словно кто-то впустил в разогретую избу неистовый ветер и ледяной дождь. В сущности, так и произошло. Возомнив себя Брюсом Ли, я от раздражения этим противным звуком летающей над головой мошки со всей дури махнул рукой в воздухе и даже, кажется, пнул насекомое куда-то, но оно снова вернулось спустя некоторое время. В течение оставшегося вечера, сидя с Шелли, но уже не обнимая ее и не вникая в суть фильма, я раздумывал, как и сейчас, над тем, что происходит. Появившийся на пороге моего дома едва ли был похож на того человека, с которым я спал на голом линолеуме в снятой в одном из туров квартире. Едва ли напоминал того вечно сующего нос куда попала мальчишку, который с невероятным увлечением колдовал над гитарой, стараясь разбить ее. Едва ли напоминал моего лучшего друга и младшего брата в своем роде. Нет, то был усталый, измученный, незнакомец, проделавший долгий путь, потерявший веру и надежду, потерявший себя и ту звезду, которая вела его к только ему одному известным глубинам, галактикам. То был замученный наркоман, а не наивный и отчасти хорошенько долбанутый мечтатель. Я пытался понять, что же произошло, но не мог. Не мог, черт возьми! А когда спрашивал, то был в лучшем случае послан на хер, а в худшем выслушивал от него о том, какой ?хороший? я друг, как ему ?легко и круто? со мной, как бы он хотел с самого начала Нирваны познакомиться именно с Дейвом, а не со мной, как бы хотел, чтоб я не лез к нему, или буду ошиваться на улице, а место басиста займет кто-то другой, получше меня. Конечно, потом он неловко и совершенно неумело извинялся уже через некоторое время, но этот осадок оставался в памяти. Самое странное, как мне казалось, то, что на самом деле он, кажется, так не думает, но почему-то говорит. Стала ли причиной таких изменений в нем быстрота происходящих событий, виновна ли в случившемся с ним Кортни Лав, заслуга ли это, что очень вероятно, наркотиков или славы - не знаю, но сейчас этот человек, который носит имя моего лучшего друга по уши в дерьме и вытаскивать его оттуда надо мне. Опять. Правда, во все прошлые разы "дерьмо" ограничивалось случайными да еще и совместными приводами в органы порядка в турах, где автоматически включался неугомонный анархический настрой, или же перепалками с большими парнями типа увальней с лесопилки... Вздохнув, я все же отхожу от холодильника и, окинув последним тоскливым взглядом залитую мерцающим болезненно-желтым светом кухню, выключаю свет. Дом погружается в полную темноту, нарушающуюся только тусклыми лучами из окон. Осторожно пройдя к приоткрытой двери нашей с Шелли спальни, я, глянув в узкую щель, осторожно, молясь, чтобы ничего не скрипнуло, закрываю дверь полностью. Так же тихо, едва ступая, я прохожу по коридору, ведущему к двери ванной, и останавливаюсь у притворенной деревянной двери в стене слева. Пару раз вдохнув и обзывая себя трусом и дебилом, я нажимаю на скрипящую ржавую ручку и толкаю дверь вперед. Сощурив глаза, я замираю в дверном проеме, пытаясь разглядеть в темноте и неясных очертаниях кучи предметов у стен, в частности у той, где видны более светлые горизонтальные прямоугольники небольших окон, хоть какое-то движение, но его нет. Я уже малодушно начинаю с легким облегчением думать, что Курт ушел каким-то образом, но, пройдя вглубь помещения, чуть не споткнувшись о коробку с елочными игрушками, и остановившись у сероватого пятна кровати, разглядываю лежащую на самом ее краю тень. Подойдя ближе, я различаю сжавшуюся калачиком под одеялом фигуру Кобейна. Чуть склонившись над ним, чтобы разглядеть за уже немного высохшими рыжими прядями волос лицо, я замечаю, что глаза его закрыты, но почему-то кажется, что ни фига он не спит. Падающий из окна тусклый свет попадает на напряженное бледное лицо Курта, делая его еще более болезненным и заостряя черты лица. Видимо, не слыша никаких звуков, он хотел приоткрыть глаза, из-за чего кажущиеся черными ресницы слегка подрагивают.Закатив глаза над его неумелым притворством, я отхожу от кровати и скидываю ботинки, садясь на край. Кровать поскрипывает, когда я ложусь на бок спиной к спине Кобейна и накрываюсь другой половиной одеяла. Как ни странно, но эта жутковатая тишина только еще больше давит на мозги, не позволяя заснуть. Надо было напиться, тогда заснул бы сразу или хотя бы не было этих тупых мыслей о странной пропасти между мной и парнем сзади. Прямо как влюбленная девчонка. Некоторое время я продолжаю развлекать себя подобными странными мыслями о роли влюбленной девицы и ее порочного избранника, а также верного коня последнего, пока все это не принимает совершенно психоделический оборот, становясь, кажется, чем-то из снов Джима Моррисона под приходом ЛСД-паровозика. Верный знак того, что мозг заканчивает свою сознательную и психически здоровую деятельность и теперь сваливает, позволяя мне видеть бессмысленные картинки, скоро превращающиеся в сонную дымку, приправленную стуком капель по стеклам окон... Внезапный скрип и какой-то инородный непонятный звук доносится до слуха, из-за чего я резко подскакиваю, оборачиваясь по сторонам и моргая сонными глазами. Изображение окружающей обстановки слегка расплывается, но все же, оглядев все поочередно, в частности окинув взглядом сжавшуюся на краю кровати едва заметную фигуру Кобейна, я удовлетворенно зеваю, намереваясь снова погрузиться в долгожданный сон. Чуть всклочив волосы, я снова устраиваюсь на своей стороне кровати, на мгновение почему-то слишком четко осознавая, что в метре от меня лежит это скрючившееся существо. Мысленно посчитав некоторое время глухие глубокие удары капель по стеклам и крыше и вообразив проехавшую по мокрой дороге машину, звук шин которой раздался секундой ранее, я снова чувствую, что меня накрывает зыбкое состояние. Мысли становятся нечеткими и вязкими, того гляди утонешь в одной из них, а нога пару раз дергается, когда мне кажется, словно я откуда-то падаю.Очередной скрип и какой-то четко раздавшийся совсем близко стук будят, и я, сжав зубы, через которые тихо выходит сдавленное шипение, сажусь на кровати, снова оглядываясь по сторонам. Чуть наклонившись, я рукой пытаюсь нащупать биту на полу, но, только коснувшись ее гладкой поверхности, понимаю, что она откатывается на другую сторону под кроватью. Кинув взгляд на разметавшиеся по подушке рыжеватые волосы, я осторожно пододвигаюсь к Кобейну, всерьез думая, что где-то около дома шастают какие-то отморозки, и уже хочу, не спуская взгляда со светлеющего в стене прямоугольника двери, перегнуться через неподвижно лежащее тело, как слышу под собой сдавленный тихий звук из смеси рычания и стона. Удивленно распахнув глаза, я опускаю их на Курта, оглядывая его, после чего этот звук повторяется, но уже тише. Приглядевшись, я замечаю, что сжатые выдвинутые вперед худые плечи мелко подрагивают время от времени, а сам Кобейн как-то тихо, но рвано дышит. - Эй, парень, - несильно ткнув его в спину, я удивленно отодвигаюсь, видя, как он судорожно вдохнул и еще сильнее передернул плечами, пытаясь замотаться в одеяло покрепче, - Курт, ты как? - уже не на шутку обеспокоившись, повторяю я громче, но ответа не следует. Похоже на какую-то лихорадку, может, подхватил в том же Сингапуре. Пожав плечами самому себе, я протягиваю руку и осторожно прикасаюсь ладонью к взмокшему, но почему-то холодному лбу и тут же отдергиваю руку, когда Кобейн странно вздрагивает всем телом. Окинув взглядом его уже явственно дрожащую фигуру, я с жалостью отмечаю про себя, что он чуть ли не тает на глазах...- Курт...- Все нормально, я справлюсь, - сначала кажется, словно я ослышался из-за непривычно давящей тишины в этой комнате, но все же голос его и вполне узнаваем, хотя и слышно, как он напряжен и как дрожит. - Справишься с чем? Слушай, только не говори, что...- Прости, - вместе с выдыхаемым воздухом из его горла доносится скрипучий хриплый смех, из-за которого начинается приступ кашля. Справившись с этим, Курт, немного помедлив, кое-как садится, прижимаясь спиной к изголовью кровати и крепко держа одеяло. - Я знал, что ты меня удавишь, если припрусь в таком состоянии, - несмотря на всю эту ситуацию, Кобейн умудряется изображать на лице какое-то подобие усмешки, хотя в глядящих на меня темных глазах прочно засело это дикое одержимое выражение, - мне просто некуда было пойти...Кобейн все же отворачивается, устремляя взгляд куда-то прямо. Еще пару секунд понаблюдав, как он сжимает в бледных руках края толстого одеяла, еще умудряясь дрожать под ним, я нервно выдыхаю, потирая подбородок, и тоже в раздумьях уставляюсь в противоположную стену, у которой видны залежи раскрытых коробок с журналами и прочей макулатурой. В доме снова не слышно и шороха, как было в тот момент, когда я сидел на кухне, выдумывая себе самые странные и жуткие образы в связи с визитом друга. Оказалось, что, возможно, не все из них так уж нереальны. - Вау, чувак, ну, - я неловко прокашливаюсь, снова поворачивая лицо в сторону нереагирующего Курта, чей застекленевший взгляд все еще устремлен вперед, словно он там что-то видит. Приподняв одну бровь, я сощуриваю глаза, пытаясь разглядеть что-то неведомое в той же стене, но не вижу ничего кроме объемных теней от горы хлама. - Ну, а что мне делать? - тихо интересуюсь я у все еще напряженно смотрящего вперед Кобейна, дожидаясь ответа еще пару минут, в течение которых его глаза еще больше сужаются, а сам он как-то крепче сжимается.- Ничего, - напряженный голос едва можно расслышать, но общий смысл до меня все же доходит, что еще больше удивляет, - избавить меня от этого ты не сможешь.- Может, таблетку какую надо? - в ответ он чуть опускает голову, зажмуриваясь и слабо смеясь над этим, - что?- Нет такой таблетки, Крист, - смех обрывается, когда он поворачивается лицом ко мне, вглядываясь в глаза, - просто будь рядом со мной, это все, что я прошу. Иначе чокнусь, - буквально на мгновение кажется, что где-то глубоко внутри за этими зияющими черными дырами зрачков проглядывает знакомый, но уже порядком забытый взгляд, из-за чего опять накрывает это ощущение дежавю. Словно мы просто решили разговориться среди ночи, или же, как часто бывало в турах, ему лишь приснился кошмар. Только вот жаль, что этот кошмар - не сон, а самая настоящая реальность. У меня нет выбора, если он действительно нуждается в моей помощи, мне придется ее оказать, я обязан быть рядом и терпеть это, раз взялся, сам того не ведая, уже много лет назад. Нервно сглотнув под внимательным жутковатым взглядом бешено горящих леденисто-голубым глаз, я киваю...Спустя где-то час ситуация, в которой мне, лежащему на спине и наблюдающему, как Кобейн вздрагивает в позе эмбриона, тяжело дыша, казалось, что это больше похоже на какую-то лихорадку, приняла неожиданный оборот. Кажется, на часах была уже половина второго ночи, когда эти вздрагивания превратились в кратковременные судороги, а тяжелое рваное дыхание начало перемежаться с тихими невнятными всхлипами, словно время от времени он задыхался. Я лишь продолжал лежать и пялиться в потолок, стараясь держать себя в руках и тяжело сглатывая образующийся при каждом новом звуке слева ком в горле. Это было совсем неправильно. То, что с ним происходило - противоестественно, мерзко и несправедливо, и все это становилось только мрачнее от осознания того, что он сам довел себя до такого состояния, сам. Попахивает эгоизмом, но я готов был практически рвать и метать от осознания того, что это фактический конец всего того, что между нами было. Больше не будет того парня, лучшего друга, с которым я ездил в туры, спал на одном плешивом матрасе в тухлых автобусах, этот переломный момент все-таки настал, хотя отчасти когда-то я задумывался над таким развитием событий. Он не был тем человеком, который на всю жизнь остается самим собой, никогда не теряется, не сбивается с пути, не был тем, у кого все всегда хорошо и легко получается. Но я даже не подозревал, что это так быстро случится. Я еще не был готов к тому, что человек, которого мы с Шелли всего года два назад сами тащили на любой незначительный праздник к себе, чтобы вместе отпраздновать, станет пугать, станет одним из тех, кого видеть не хочется вообще. С кем избегаешь встреч и общения, чтобы не заразиться чем-то внутри него, странным, непонятным, но саморазрушительным.Еще позже из его горла начали доноситься какие-то жуткие звуки из смеси сдавленного рычания и шипения, так что было не понятно: то ли он задыхается, то ли пытается сдержать что-то рвущееся наружу. Стискивая зубы до боли в челюсти, мне оставалось только сильнее сжимать в кулаке край простыни, пытаясь отвлечься от происходящего посторонними мыслями. Я вспоминал день своей свадьбы, когда увидел Шелли такой, какой она не была никогда. Она светилась изнутри, отдавая этот свет каждому, на кого взглянет, она была настолько ослепительна и неотразима, что я не сразу поверил, что эта девушка станет моей женой. Но эти воспоминания не могли отвлечь надолго, я все еще слышал этот жуткий звук слева от себя, все еще чувствовал себя запертым в душной коробке этой комнаты, не имея даже выхода из нее. Хотя, конечно, Кобейну было тяжелее.Я еще долго мог бы лежать без движения, делая вид, что ничего не происходит, но вскоре этого уже нельзя было не заметить. Курт начал болтать какую-то невнятную и неразборчивую чушь своим сорвавшимся голосом про отца, про мать, которую ?и трахал и бил тупорылый идиот? по имени Пэт, какую-то чушь про выкидыш, раздавленных зародышей и прочую мерзость. Казалось, у него начался бред на почве всей этой нервотрепки с беременностью Кортни, последующей женитьбой и своей зависимостью. Но стоило мне только коснуться его вздрагивающего плеча, как вся эта какофония звуков замерла, и, неожиданно резко с какой-то небывалой силой оттолкнув меня, он попытался встать и, видимо, уйти за избавлением от этих страданий. Встать он, конечно, не смог, по крайней мере, не сразу, и это дало мне лишние секунды подумать и понять, что теперь действовать нужно мне. Вряд ли под "быть рядом" он имел в виду игру в Буратино (бревно) с моей стороны. - Пусти, урод! - с ненавистью прошипел Кобейн, когда я, спохватившись, сдуру налетело на него со спины, повалив нас обоих на пол рядом с кроватью и прижав собой трепыхающегося парня. Несмотря на свой совершенно обессиленный вид и одолевающую ломку, он как-то слишком резво сопротивлялся, пытаясь спихнуть меня с себя, выглядя при этом, как одержимый дьяволом. Да, очень точное определение происходящему. - Сука, ушел! - еще раз попытавшись спихнуть меня, хотя я тут же перехватил его руки за запястья, Кобейн глубоко выдохнул, так, что на напряженной взмокшей шее вздулись вены, расширяющиеся от шумящего хриплого дыхания. Лежать спокойно он не мог, поэтому даже в таком скованном состоянии, пока я пытался совладать с ним, двигал лежащей на полу головой, выгибая шею и каждый раз случайно ударяясь затылком об пол. - Ушел, ушел, - без выражения протяжно проговорил Кобейн еще несколько раз, уже закрыв глаза, но по-прежнему чуть выгибая шею и стукаясь головой об пол. Это продолжалось ровно до тех пор, пока на его лице не мелькнула обнажающая зубы улыбка и тихий хрипящий смех донесся откуда-то из глубины расширяющейся груди, что несколько сбило меня с толку, заставив, все еще держа его руки и сидя сверху, наблюдать, как парень с чуть запрокинутой назад головой и прикрытыми глазами странно смеется с каким-то скрипучим клокочущим звуком, пока кадык на взмокшей шее двигается вниз-вверх. Я просто в оцепенении продолжал смотреть за разворачивающимся перед моим носом кошмаром, похожим на сцены из фильмов про экзорцистов, когда из человека изгоняют вселившегося дьявола. Воспользовавшись моим замешательством, Кобейн вдруг резко открывает глаза и поднимает голову. Этого хватает, чтобы я почувствовал, как по спине пробегает холодок, от этого неожиданного прямого взгляда, которым он меня одарил. Безумный, одержимый, дикий взгляд совершенно незнакомых темных глаз, что хоть смотрят прямо на меня снизу вверх, но, кажется, что от этого выражения в них я становлюсь только меньше и беззащитнее. Безумная полуулыбка все еще блуждает на приоткрытых искусанных губах с чуть подрагивающей словно от неслышного рычания верхней. - Что ты можешь сделать? Так и будешь до конца жизни дергать четыре струны, поджидая пока благоверная явится от очередного любовника, - этот низкий рычащий голос наливается ядом, словно нужная нить нащупана, что, возможно, и отражается на моем лице. Нельзя поддаваться, он ведь это специально, на деле эти слова и гроша не стоят.- Заткнись, Кобейн.- Не веришь? - удивление на его лице перерастает в какую-то безумную гримасу, и он уже, кажется, почти не сопротивляется, решив давить морально, - она вышла за тебя только из жалости и давнего знакомства. Думаешь, она верна тебе, ни с кем больше не трахается? Ошибаешься, она девчонка хоть куда, хорошенькая, я бы и сам не... - поток мерзких слов прерывает звук громкой пощечины, так как я едва сдержался, чтобы вообще шею ему не сломать. Глаза застилает красная пелена, когда он буквально через секунду после удара резко мотает головой в сторону, откидывая упавшие на лицо рыжие волосы, и возвращая взгляд на меня. Еще более бешеный и безумный вкупе с оскаленными в жуткой полуулыбке зубами. Он на мгновение поднимает брови, словно безмолвно раззадоривая, но я, едва сдерживаясь, только продолжаю смотреть в совершенно почерневшие огромные глаза на бледном лице.С силой схватив его за ворот свитера, я встряхиваю почему-то на мгновение ослабшее тело, после чего снова несильно бью по щеке.- Прекрати, слышишь! - в ответ он только чуть поднимает запрокинувшуюся назад голову, снова окидывая меня безумным взглядом полуприкрытых глаз и смеясь, - если б не вся эта ситуация, я б тебе хорошенько врезал.Не дожидаясь его реакции, я с силой обхватываю его вокруг пояса, надеясь не сломать ребра, и перекидываю на кровать, как мешок с картошкой, потому что он странно не сопротивляется. Лежа на спине, Кобейн совершенно не двигается, только с трудом хватая ртом воздух, из-за чего грудь часто расширяется. Мои наблюдения за этой картиной прерывает частый стук в дверь, который услышал и внезапно замерший, как охотничий пес, Курт. Закатив глаза, я быстро дохожу до двери, надеясь, что он не натворит ничего за пять секунд.- Мальчики, что там у вас происходит? - из-за двери доносится обеспокоенный голос Шелли, от звука которого внутри что-то колет то ли от недавних лживых слов Кобейна, то ли от ощущения, что она мне сейчас вообще не поможет.- Ничего-ничего, милая, мы просто немного поспорили, иди спать, - почти скороговоркой проговариваю я, незаметно поворачивая ручку вправо, чтобы закрыть дверь изнутри. - Поспорили? - уставив руку в стену, я мысленно проклинаю про себя Кобейна, чей глухой низкий голос снова доносится сзади, - вот давай спроси ее, удовлетворяешь ли ты ее в се...- Рот закрыл, ушлепок! - не выдержав, я повышаю голос, оборачиваясь, но Курт только смеется и снова предпринимает бесполезные попытки подняться.- Крист, что случилось?- Все, Шел, уходи, я сам разберусь. Уходи, - остается только надеяться, что она последует этому совету, так как, не дожидаясь ответа, я возвращаюсь к кровати, на которой Кобейн уже почти сваливается с края, но я вовремя тяну его за шиворот обратно. Не обращая внимания на его рычание и шипение, я с силой сжимаю обернутые вокруг костлявых торчащих под тонкой тканью черного свитера плеч руки, про себя молясь, чтобы это скорее кончилось. Он еще продолжает нести всякую хрень, время от времени задыхаясь и закашливаясь, и пытаясь при этом отпихнуть меня, но уже достаточно скоро все это снова превращается в жуткую крупную дрожь озноба, и Кобейн замолкает. Только тогда я замечаю, отвлекаясь от своих мыслей, что он, словно замерзая, сам крепко цепляется за мои руки и утыкается задеревеневшими пальцами в ребра, обнимая за пояс. Я еще раз окидываю взглядом его лицо в застывшем на нем неизменном выражении какого-то бессмыслия и страха с широко раскрытыми черными глазами и чуть подрагивающими побелевшими губами. Тяжело выдохнув, я чуть крепче сжимаю тощее дрожащее тело и замираю, утыкаясь подбородком в макушку с взъерошенными рыжими волосами. На часах в гостиной пробило четыре утра… ***- И на следующий же день я четко пообещал себе, что все, с меня хватит. Я больше никогда в такую петлю не полезу. Никогда.Отодвинув руку с сигаретой от лица, я едва вспоминаю, что нужно выдохнуть и чуть не закашливаюсь. Поморгав пару секунд от едкого дыма, внезапно разъевшего легкие, наполняя изнутри каким-то кислым вкусом, я тушу окурок о дно пепельницы, случайно брошенным взглядом отмечая, что успела выкурить уже три штуки. Наверное, поэтому в голове стоит какой-то непонятный тихий звон, а глаза побаливают от мигающего освещения в центре зала, где все еще танцуют люди. Хотя, возможно, это все еще последствия моего воздержания. Так странно наблюдать все ту же картину, когда я буквально побывала в совершенно другом времени и ситуации. В другой чужой жизни и одном ее эпизоде, что случился уже больше года назад. Кажется, совершенно недавно, но проводя параллель с тем, что я вижу сейчас, становится понятно, что это огромный отрезок времени. Поистине ужасный и нереальный отрезок времени, за который все настолько может поменяться. Просто до неузнаваемости. Мне казалось, что лишь у меня за полгода жизнь приобрела совершенно неожиданный оборот. - Он никогда не говорил об этом, - задумчиво произношу я и, оторвав взгляд от столешницы, случайно ловлю взор Шелли, что смотрит на Криста с жалостью и какой-то грустью. - Ну, - басист усмехается, - это не та вещь, о которой приятно распространяться. - Да, пожалуй, - отвечаю я, вспоминая, как сама той ночью сходила с ума и рычала не своим голосом, словно что-то типа того же демона, как говорил Крист, выходило наружу. В сущности, так и есть. Демон, зависимость, которого ты перестал кормить, захотел выгнать из уютного места, и он сопротивляется твоим благим намерениям, заставляя испытывать адскую боль. - Ты сказал, что в нем что-то изменилось за те последние месяцы, - в ответ Крист, не поворачивая головы, кивает, снова отпивая из стакана с пивом, - значит... он не всегда был таким, каким я...- Каким ты его застала? - с невеселой усмешкой Новоселич поворачивается лицом ко мне и, получив согласный кивок, снова усмехается, допивая пиво, - нет. Нет, не всегда. Он был другим когда-то, о-о, совершенно другим. Но надо сказать, я сейчас тоже не очень понимаю, что происходит с ним. Он словно пытается вернуться к тому времени, стать таким, каким был до всего этого, - мужчина многозначительно обводит глазами шумный сегодня бар, - словно ищет что-то...- Но не находит, верно? Поэтому и теряется и ведет себя так. - Оказывается, ты неплохо читаешь человеческие души, - с усмешкой проговаривает Новоселич, покосившись на чуть улыбнувшуюся Шелли на другой стороне стола.- Нет, просто у меня было что-то подобное, причем не один раз. Когда совершенно не знаешь, кто ты есть, - замолчав, я хмыкаю, снова поднимая голову, - да я и сейчас не знаю. - Ну как кто? - впервые за вечер басист относительно свободно смеется и, подвинувшись, чуть приобнимает за плечи, подмигивая при этом тоже развеселившейся жене, - ты друг Курта. А значит и наш, поэтому как наш друг ты обязана с нами нажраться до поросячьего визга, - в довершение своих слов мужчина с готовностью хрюкает, вызывая заливистый смех у жены и слабую улыбку у меня. От предложения я все же не отказываюсь и остаюсь в баре с четой Новоселичей до пяти утра, когда выходящее из-за зубчатого образованного далекими высотными зданиями на другом берегу позолотевшего залива горизонта солнце уже начало проникать тонкими лучами в опустевший бар. Однако осадок от услышанной из уст Криста истории все еще давал о себе знать, не позволяя расслабиться полностью. Сколько раз за все время нахождения в Сиэтле с момента знакомства с Кобейном я думала, что знаю его, но на самом деле раз за разом ошибалась. Теперь я гораздо осторожнее в суждениях, но эта история стала настоящим открытием. Крист знает его уже восемь лет, он видел все, пережил с ним все от самого начала Нирваны, стоял у ее истоков. Чисто интуитивно я подозревала, что когда-то давно, как в случае с умственно отсталой девушкой давным-давно, на него что-то повлияло. Что не всегда он был таким, хотя я и не имела оснований так полагать. Это заставляет задуматься: чей же я друг на самом деле? Того странного, грубо говоря, засранца, который помог мне этой ночью в ущерб себе же или того, кто не имеет выхода наружу, но живет внутри, неизведанный и непонятный, знакомый только Новоселичу и редким бывшим когда-то давно людям? Где они теперь? Почему остался только один Крист? Эти вопросы, как и его прошлое, покрыты какой-то странной тайной, кажутся зловещими. Сейчас один из тех моментов, в который мне до жути хочется отправиться на несколько лет назад, чтобы понять и увидеть своими глазами этого человека еще до полного раскола его личности. Если бы это можно было сделать, то разрешились бы многие вопрос не только прошлого, но и будущего...Lithium, don't want to lock me up inside.Lithium, don't want to forget how it feels without...Lithium, I want to stay in love with my sorrow.Oh but God I want to let it go.Come to bed, don't make me sleep alone.Couldn't hide the emptiness, you let it show.Never wanted it to be so cold.Just didn't drink enough to say you love me.I can't hold on to me,Wonder what's wrong with me. - Evanescence – "Lithium".*Телепрограмма, на которой Курт и Крист (плюс Дейв) изобразили поцелуй после выступления.**По признанию К. Кбн, в отдельный период его жизни мухи к нему липли аки евреи к Моисею, так что приходилось развешивать по всему дому (тогда еще с Трейси) клейкую ленту. Правда это или петросянская шутка история умалчивает...