Часть 38 (1/1)

Pass me that lovely little gunMy dear, my darting oneThe cleaners are coming, one by oneYou don't even want to let them startThey are knocking now upon your doorThey measure the room, they know the scoreThey're mopping up the butcher's floorOf your broken little hearts O childrenLift up your voice, lift up your voiceChildrenRejoice, rejoice, - Nick Cave & The Bad Seeds - "O Children". Холодные порывы на удивление сильного ветра касаются оголенных участков кожи, поднимая полы доходящего до колен старого черного плаща, ворот которого я машинально придерживаю рукой, время от времени поправляя свисающую с правого плеча гитару в чехле. Под ногами, вторя шуму катающихся по разбитой дороге сухих листьев, хрустит раскрошившийся асфальт, из-за которого ноги иногда подворачиваются, попадая в неожиданно появляющиеся ямы, незаметные из-за слишком слабого освещения. Единственными источниками света на темной улице с окружающими со всех сторон разваленными кирпичными домами, многие из которых пусты, служат одиноко стоящие на приличном расстоянии друг от друга тусклые мигающие фонари, под которыми вьются редкие еще не впавшие в спячку мошки. Изо рта вместе с немым возгласом вырывается облако пара, когда нога в очередной раз подворачивается, соскальзывая в яму. Выругавшись сквозь зубы и несколько раз прокляв этот гребаный район, я снова возобновляю путь. Шаги холодным и одиноким стуком отдаются в морозном воздухе, заставляя чувствовать себя как-то неуютно из-за этого ощущения запустения. Словно идешь по развалинам старого города, где больше никто не живет кроме неуспокоившихся духов, призванных пугать. От осознания того, с какой именно целью меня сюда занесло, в моей же голове раздается какой-то нервный смех. Как ни странно, но усталость еще не дает о себе знать, хотя я пробыла на ногах весь сегодняшний день с утра до настоящего момента. Оттягивала то, что уже несколько раз точно решила сделать. Несмотря на отправлявшиеся от меня цветы на адрес Линды Митчел, никакого ответа не приходило. Может, она не знала, где меня искать, может, дело в том, что меня уже около месяца не было в доме на Капитолийском холме, а может она просто решила проигнорировать такой жест с моей стороны. Несмотря на явную возможность двух первых вариантов, я с удивительным упрямством продолжала верить именно в последнее. Однако даже с таким раскладом лучшим решением с моей стороны было бы просто оставить эту девушку в покое, забыть и позволить ей жить спокойно, не вмешиваться. Но могла ли я так сделать? Нет. Я говорила с ней, была вместе и по-настоящему видела ее лишь раз, но этого хватило, чтоб одно мимолетное увлечение превратилось в настоящую одержимость практически незнакомой девушкой. Мне казалось, что это было предопределено с самого начала, что я знаю все о ней, что это действительно судьба и мое место в этом мире. Это ненормально, психически нездорово, параноидально и странно. Я невольно связала все свое будущее с ней, связала всю свою суть, всю себя с этой девушкой, буквально утонула в ней, хотя это и кажется невозможным. Она казалась ангелом. Я мнила себя грешницей, порождением ада, существом дьявола, что сбилось с пути и пропало. В моем темном царстве единственным лучом света стала Она - та, что мимолетной звездой осветила мое глухое пристанище, когда надежды уже не было. Я нуждаюсь в этом свете и по сей день, нуждаюсь морально и даже физически, нуждаюсь в спасении, в ее взгляде и голосе. Она сможет спасти, а я буду рядом с ней, чтобы защитить от всего зла на свете... Курт говорит, что я запуталась, но пусть так. Возможно, он прав, но теперь из этой паутины я могу найти выход, следуя за своей путеводной звездой, что живет и светит в таком забытом Богом районе, полном грязи и запустения. Это несправедливо. И если она согласится, протянет мне руку, я увезу ее отсюда куда подальше. Куда-то, где не будет грязи, где она не сможет заразиться удушьем человеческой ненависти и злобы. Где она сможет жить и свободно дышать. Я хотела прийти еще на рассвете, всю ночь ворочаясь в попытках заснуть, но не решилась, даже когда вышла из пустующего номера гостиницы-бара. Надеясь все получше обдумать, как и твердил Кобейн всю предыдущую ночь, пока я расписывала свои планы относительно будущего с Линдой. Тогда меня возмутили такие "советы" с его стороны. Уж он-то прекрасно понимает, что это такое, когда человек становится для тебя буквально всем, ты видишь только его образ везде, думаешь только о нем, расписываешь всю свою жизнь с этим человек, утопая в этой страсти и буре чувств. Я, кажется, оказываюсь в похожей ситуации, что и он когда-то, но все же есть несколько различий, о которых и нужно задуматься. Во-первых, Линда женщина, хотя пол и является последним критерием в листе проблем этих отношений, во-вторых, она, как бы я себе не нафантазировала, не горела желанием идти навстречу моим чувствам. Я не хотела даже слушать Кобейна, думая о том, что он полный осел, раз говорит мне подумать. Как можно думать, если дело связано с чувствами? Чувства и разум несовместимы. Однако про себя я все же поняла, что в данном вопросе он знает побольше меня. В конце концов, своей несдержанностью и излишней страстностью в данном вопросе я могу только навредить Линде. Нельзя забывать о ней, нельзя думать только о себе.Рано утром эти размышления привели меня на кладбище. Вот уж самое прекрасное место, чтобы поразмыслить и все взвесить. Абсолютная тишина, не слышно ничьих голосов, только далекое пение из старой церквушки на окраине территории. Снова возвращаясь к самому началу, я, обойдя практически все кладбище, прочитывая надписи на надгробиях, дошла до могилы практически отошедшей в моем сознании на дальний план Джейн Кроули. Ее надгробие заросло голыми ветками вьющегося винограда, расползшегося по могильной земле, на которой осталась лишь порядком поредевшая желтоватая трава. Я просидела там достаточно долго, то ли разговаривая сама с собой, то ли обращаясь к Джейн. В то время вспомнилась моя детская мечта - работа охранником на кладбище. Я представляла себе человека, занимающегося этим делом, каким-то мистическим персонажем - посланником из мира мертвых в мир живых, чтоб тот мог защищать от живых людей тех, кто отбыл свой срок. Тишина и покой, самое безопасное и необычное место на земле. Где еще можно собрать столько людей в таком количестве и оставить их навечно вместе? На протяжении всей жизни мы можем не знать даже в лицо своих соседей по лестничной клетке, но смерть всех делает равными, знакомит. На кладбище ты можешь оказаться лежащим всего в метре от того самого соседа... Оставшееся время я продолжила болтаться по Сиэтлу, разглядывая город снова и снова, пытаясь найти что-то новое. Я попала в старую часть города, где были только покосившиеся деревянные дома, пустующие или имеющие внутри себя старых жильцов. Мертвый район города, где звучал только завывающий в развалинах ветер, и слышались крики птиц. Обошла по песчаному берегу залив, что неизменно рокотал обрушивающимися в темную пенистую пучину холодными волнами. Я стояла недвижимо и просто смотрела на бушующую силу природы, раздумывая, когда же такой же залив или океан внутри меня успокоится, когда маленький одинокий корабль в нем найдет свой порт, когда я найду свое место, свой путь. Это кажется невозможным. Когда настолько долго беспрестанно борешься с волнами, покой покажется иллюзией, и ты скорее повесишься от осознания того, что все кончилось, чем будешь наслаждаться покоем. Это была достаточно странная мысль, если брать в рассмотрение странное предчувствие. Мне всегда казалось, что именно перед смертью человек вспоминает все свое прошлое, посещает места, которые были давно забыты, вспоминает моменты из далекого детства, о которых раньше даже не знал. Странная ирония, что именно сегодня я прошла весь Сиэтл и просмотрела все места, в которых была когда-то давно... Наверное, это просто волнение. Снова зашипев от подвернувшейся на очередной яме ноги, я поднимаю глаза от раскрошившегося асфальта на стоящий в пяти метрах от меня кирпичный дом, что сейчас кажется огромным великаном, надвигающимся на мелкую букашку. Оглядев строение сверху вниз, я снова поправляю чехол с гитарой внутри и делаю пару шагов вперед, припоминая про себя слова песни Джонни Кэша, чтобы успокоиться. Я ощущаю себя таким же Человеком в Черном, надеясь провернуть такую штуку под покровом ночи. Запомнив примерное положение окна квартиры Линды, которое я практически досконально изучила гораздо раньше, когда только продумывала план по ее завоеванию, я быстрым шагом обхожу дом, останавливаясь сзади него. Глаза замирают на уже знакомой ярко выделяющейся на фоне темного кирпича белыми перилами пожарной лестнице. Она идет зигзагом, начиная от самой крыши и оканчиваясь где-то в паре метрах от земли. Также на каждом повороте имеется небольшая прямоугольная площадка, что значительно упрощает задачу. Усмехнувшись, я перекидываю ремень чехла через шею, чтобы он ненароком не свалился с плеча и практически вплотную подхожу к стене дома, примеряясь к находящейся чуть выше лестнице. При ближайшем рассмотрении можно заметить, что на темно-красном кирпиче уже пошли мелкие трещины, некоторые из которых, извиваясь, крошатся. Вытянув руки вверх, я подпрыгиваю и хватаюсь руками за нижнюю перекладину ступеньки, пока ноги ощутимо стукаются о кирпичную стену. Неосознанно вспоминая редкие спортивные занятия, коими я увлекалась еще будучи подростком (и что быстро прошло), я упираюсь ногами в стену, поднимаясь по ней поближе к перекладине, чтобы можно было залезть полностью. Гитара за спиной делает этот номер достаточно проблематичным, как и скользящие по кирпичной стене плоские подошвы сапог, но рывком мне все же удается взобраться на первую ступеньку, садясь на нее. Переведя дыхание и убрав мешающиеся волосы с лица, я облегченно усмехаюсь и, выдохнув еще раз, поднимаюсь на ноги, уже спокойно поднимаясь по ступенькам к площадке у большого светлого окна в районе третьего этажа.Дойдя, я сажусь, оставляя ноги на ступеньках, и, кинув только один взгляд вниз, которого хватило, чтобы осознать, во что я превращусь, если упаду с этой площадки, стягиваю с плеча чехол и достаю оттуда убранную еще утром гитару. Еще раз вдохнув и выдохнув, про себя надеясь, что не ошиблась окном, я, положив гитару себе на колени, кидаю еще один взгляд на находящееся в полтора метра выше от меня светлое окно. Я все не решаюсь взять первый аккорд, разглядывая медленно проплывающие на темно-синем небе полупрозрачные беловатые облака, похожие на туман или пар над водой ранним утром. Эта картина еще раз убеждает, что песню для Линды я выбрала правильно. Ночь в белом атласе, да... Надеюсь, они вправду никогда не закончатся. С этого момента и навсегда. Пальцы левой руки прижимают струны на втором ладу в ми миноре, и я, чуть помедлив, провожу двумя пальцами правой руки по струнам, постепенно задавая темп и меняя аккорд на ре минор. По мере набирающего относительную скорость вступления мое волнение отходит на второй план, пока вовсе не растворяется в заполнившей сознании музыке, чье звучание льется из затрагиваемых струн гитары. Мысли сливаются с задаваемым темпом, и мозг, кажется, отключается. Все движения рук выходят сами собой. *Я все еще ожидаю, что ты откроешь свое окно, что выглянешь и подаришь мне свой удивленный взгляд, осветишь туманную даль будущего и настоящего, что представляется таким же, как твой родной район - разбитым, пустым и темным. Я бы отправила сотни писем с признанием к тебе, но прочтешь ли ты их? Увидишь ли то, что написано не рукой, а чувствами, кровью моего всецело плененного тобой сердца? Я не зря просила использовать красную ручку... Твоя блокада невыносима, ведь ты даже не даешь ответа на мои вопросы, ты молчишь, словно меня и нет. Твоя оккупация продолжается, она стягивает меня все более тугим кольцом, оставляя все меньше воздуха для моих жаждущих легких. Я готова отдать весь свой воздух, только посмотри на меня. Покажи мне ту красоту, о которой я ранее и не подозревала. Я была и остаюсь слепым котенком, нуждающимся в тебе, в твоих ласковых руках. Кто пригреет брошенный мерзкий комок шерсти, беспомощный, жалкий? Лишь взгляни на меня, и ты все поймешь, ты все узнаешь. Узнаешь, как сильно я люблю тебя. Как сильно...Мне никогда не доставляло удовольствия смотреть на проходящие мимо пары, что безмятежно держатся за руки и воркуют между собой о чем-то. Это казалось таким поверхностным и глупым. Быть влюбленным в кого-то, смеяться от какой-нибудь чуши и забываться в бреду. Многие ли из них понимают, что означает любовь, которую они восхваляют, по-настоящему? Возможно, это прозвучит самонадеянно, но я бьюсь об заклад, никто из них не чувствовал того, что творится во мне от одной лишь мысли о тебе. Если б ты только знала об этом... Чудом мне удается услышать за звуком струн и собственным голосом какой-то тихий скрип сверху. Машинально продолжая играть и проговаривать, растягивая, слова песни, я поднимаю голову наверх, встречаясь взглядом с вылетевшей из открывшегося окна тонкой полупрозрачной тюлью, которую тут же подхватил порыв ветра. В этом нежном хрупком облаке спустя пару секунд я могу разглядеть появившиеся в оконном проеме тонкие едва тронутые загаром руки, а позже и видимую по пояс фигуру молодой девушки. Слова едва не замирают в горле, когда глаза пересекаются с направленным на меня взором светло-голубых, как два василька, глаз, в которых заметно легкое удивление, какая-то грусть и шок. Линда прижимает ладонь к растягивающимся в пораженно-нежной улыбке губам, и чуть нагибается, выглядывая из окна почти по пояс. Мною овладевает страх за ее кажущееся опасным положение, но я продолжаю петь, не в силах сдержать улыбку, пока Линда правой рукой убирает за ухо подхватываемые ветром золотистые локоны, накрывающие ее шею и плечи, словно пышным платком. Теперь, когда ты стоишь, возвышаясь надо мной с нежной улыбкой, позади тебя разливается яркое свечение от включенной в комнате лампы, но мне кажется, что это не просто так. Ты удивлена видеть меня? Поверь, я удивлена не меньше твоего. Я буквально могу ощутить на своей коже твой мягко касающийся меня взгляд, свет, льющийся из чуть прищуренных в уголках от улыбки глаз. Ты кажешься хрупким цветком. Моей нежной розой, стоящей в одной лишь легкой ночнушке, не способной прикрыть твои покрывшиеся мурашками руки и плечи. Прошу, только протяни мне руку, я смогу согреть тебя, прошу. Я подарю тебе тысячи таких ночей из белого атласа...Пригнувшись к корпусу лежащей на коленях гитары, я по последнему разу уже мягче, едва касаясь, провожу пальцем по струнам, слушая удаляющийся звук двух аккордов, что постепенно смолкают в ночной тишине. Замерев на пару секунд, я поднимаю голову, снова сталкиваясь взглядом с направленным на меня взором Линды, что не может скрыть шокированной улыбки.- О, Господи! О, Боже мой, - я только еще шире улыбаюсь в ответ на реакцию девушки, которая, прижимая руки к груди, продолжает что-то пораженно говорить, но вдруг отворачивается, словно услышав что-то, - Джордж в другой комнате, - шепотом со смехом проговаривает девушка, чуть перегибаясь через оконную раму.- Кто?- Секунду! - Линда исчезает из оконного проема на пару минут, оставляя легкую занавеску свободно парить от ветра, но вскоре возвращается обратно, - он смотрит футбол, так что где-то час у нас есть, - запыхавшись, говорит девушка и протягивает руки ко мне, приглашая войти. Я поднимаюсь на ноги и сперва протягиваю ей гитару, с которой Линда на мгновенье исчезает, отходя от окна, чтоб я могла забраться внутрь, что я и делаю в следующую секунду, подтягиваясь на руках к оконной раме.Чуть не запутавшись в занавеске, я спрыгиваю с подоконника и оказываюсь в хорошо освещенной мягким желтоватым светом от приделанных к двум противоположным друг другу стенам полукруглых лампочек. Не разглядев как следует комнату, я возвращаю взгляд на стоящую напротив в легкой белой ночной рубашке до середины икр Линду, что продолжает глядеть на меня ошеломленными и восхищенными глазами, в которых заметны блики света, похожие на искры или звезды. - О Господи... С ума сойти, я просто поверить не могу, - продолжает девушка, после чего протягивает ко мне руки. Не медля, я тут же подхожу к ней на пару шагов ближе, оказываясь в объятьях ее худых изящных рук, что расположились на моих плечах, мягко сжимая их. Глаза закрываются сами собой, когда я с такой неожиданной близости начинаю остро чувствовать тепло ее тела и запах от рассыпавшихся по плечами пушистых локонов. Похоже на запах кокоса... Но вот мое секундное блаженство обрывается, как только Линда отстраняется, держа ладони вытянутых рук на моих плечах.- Как... - в ее глазах читается все тот же шок и улыбка, - как ты узнала, что я здесь живу?- Вряд ли ты поверишь, если я скажу, что являюсь агентом ФБР под прикрытием, - в ответ Линда смеется, вызывая тихую улыбку и у меня. Было бы очень круто, если б этот смех я могла слышать каждый день.- Ну, видимо, от тебя можно ожидать всего, - снова улыбнувшись, девушка возвращает свои глаза на меня и, кажется, смутившись прямого взгляда, чуть прокашливается, отходя от меня на шаг назад. Я натянуто улыбаюсь в ответ, понимая, что ситуация не клеится. Сунув руки в карманы плаща, я принимаюсь оглядывать комнату, в которой оказалась. Мягкий свет от ламп в окрашенных в желтый стен ненавязчиво освещает достаточно просторную комнату. У противоположной мне стены стоит небольшой шкаф со стеклянными окошками в дверях, через которые виднеются располагающиеся на полках снежные шары, которых я насчитываю ровно восемь. Там же виднеются фотографии в рамках, книги и какие-то маленькие коробочки, вероятно, с косметикой. Слева от шкафа придвинут к стене разложенный диван, прикрытый простыней и сбившимся одеялом. Поймав взгляд молчаливо замершей передо мной Линды, я оборачиваюсь назад. За моей спиной стоит придвинутый к углу комод из темного дерева, на котором, как и на столе рядом, я замечаю вазы с посланными мной цветами. Некоторые из них уже порядком засохли. В другом углу я замечаю сложенную гладильную доску, на которой взгляд останавливается. Почему-то эта деталь заставляет меня почувствовать какое-то внутреннее раздражение. В голове всплывает расхожее мнение, что дело женщины - церковь, забота о детях и хозяйстве...- Да, кстати, я получала все твои цветы, - голос Линды заставляет меня обернуться к ней и увидеть на светло-розовых губах снова появившуюся улыбку, - спасибо, за всю жизнь столько не получала... - я лишь киваю головой, поджав губы, когда снова повисает неловкая пауза, - Джордж думал, что я изменяю ему с директором магазина цветов, - со смехом продолжает девушка, и я снова поднимаю на нее глаза. - А это всего лишь я, - тихо проговариваю я. Улыбка на губах Линды медленно гаснет, хотя полностью не исчезает. Кажется, она понимает, что я чувствую, знает, почему отправляла все эти цветы, но вряд ли рада от этого. Я ведь не имела никакого права врываться в ее жизнь и менять ее представления, подрывать уверенность в завтрашнем дне. Как все окружающие неустанно продолжают повторять: ты запуталась. Запуталась, верно, но хоть кто-то из этих всевидящих мудрецов помог мне найти нужную дорогу? Взгляд падает на сбившуюся на разложенном диване простынь, на которой я замечаю лежащую обложкой вверх раскрытую книгу, из названия которой я понимаю, что речь в ней идет об основах визажа и макияжа. - Ты больше не работаешь в супермаркете? - Нет-нет, я просто, - торопливо начала девушка и тут же подошла к дивану, словно пытаясь скрыть свое увлечение от посторонних глаз, - а чего мы стоим? Нам ведь наверняка о многом надо поговорить. - За этим я и пришла.Подождав, пока Линда усядется на краю дивана, я проделываю то же самое и, скопировав позу сидящей полу боком ко мне девушки, тут же поднимаю на нее глаза.- Я люблю тебя.- Что? - через паузу переспрашивает Линда с тихим смехом в голосе, хотя ее веселость быстро уменьшается, когда она, кажется, не находит в моих глазах намека на шутку. Голубые глаза на секунду расширяются, но потом на лице девушки появляется какое-то осмысление, и она снова смеется.- Да, это было потрясающе. Настоящий живой концерт, это же Moody Blues, верно? Мой отец их очень любит. - Нет, - я отрицательно качаю головой, не отрывая взгляда от замершей в ожидании продолжения Линды, - я хотела это сказать. Поэтому и выбрала такую песню, - я замолкаю, кивая в сторону оставшейся у окна гитары, и продолжаю уже громче, - поэтому и посылала цветы. Я думала, ты поймешь. Линда лишь неопределенно прокашливается, опуская глаза вниз, пока я продолжаю смотреть на нее. Ничего не получится. Ощущение такое, словно она уже назвала меня сумасшедшей и послала куда подальше. Внезапно девушка поднимает глаза на меня с какой-то нервной улыбкой на губах и странным блеском в глазах у нижних век.- Может чаю? Я сейчас принесу, - Линда с готовностью поднимается с места, но я перехватываю ее за запястье, останавливая. - Твой парень в другой комнате, - напоминаю я более громким и твердым голосом, чтобы, наконец, убедить ее не бегать без причины и смысла, - нам нужно решать что-то, а не чай пить.Девушка стоит еще пару секунд, и я улавливаю краем глаза движение ее руки, которую она подняла к лицу, словно убирая что-то. Во мне начинают бороться два чувства. С одной стороны я ощущаю себя самой настоящей сволочью, явно заставляя Линду делать то, чего она не хочет, но с другой стороны, я совершенно не понимаю, чем вызвано такое поведение с ее стороны. Почему бы ей просто сразу не сказать, чтобы я уходила, если я ей не нужна? Если нужна, то почему она бегает от меня, как от огня?- Да, ты права, - отвечает девушка, наконец, после чего снова садится напротив меня. Тонкие пальцы сжимают ткань скрывающей едва заметные под белым материалом ночнушки колени. - Линда, - твердо начинаю я, беря ее руки в свои, из-за чего девушка поднимает взгляд, наблюдая за мной, - я пришла, чтобы сказать, что люблю тебя и хочу быть с тобой, - заглядывая прямо в бледно-голубые глаза, обрамленные черными, чуть подкрашенными ресницами, похожие на два озера в темных зарослях, произношу я, - мне нужен только твой ответ и все... Линда как-то грустно, словно через подступающие слезы улыбается, чуть прикусывая губы, и все же вытаскивает свои руки из моих ладоней. - Мари, послушай...- Кристен, - поправляю я, думая, что Линда до сих пор не в курсе этих двух меняющихся имен. Девушка поднимает на меня глаза, в которых на секунду проскальзывает улыбка.- Я знаю. Пойми, я... Все это, - запнувшись, она начинает заново, с восхищением указывая рукой на цветы и гитару у окна, - я еще никогда такого не испытывала. Все эти серенады под окном и цветы. Я думала, так только в фильмах бывает. Ты очень необычный человек, Мари, - чуть наклонившись ко мне, так, что закинутые за плечо волосы спадают золотистыми крупными завитками, чуть подпрыгивая, убежденно проговаривает она и после паузы, пару раз шмыгнув носом, продолжает чуть подрагивающим голосом, - но я не могу... - Почему? - этот вопрос звучит наивно и слишком глупо в ситуации, когда Линда чуть ли не плачет. Это нехорошо. В этом виновата я, но нужно все прояснить. Девушка глубоко вдыхает, постепенно успокаивается, и, кажется, на мгновенье влажные блики из глаз пропадают. - Если ты не хочешь разбивать сердце своему Джорджу, - начинаю я, заметив, что Линда глянула на дверь, из-за которой слышится приглушенный шум телевизора, - мы можем ему не говорить. Просто видеться.- Джордж очень много сделал для меня, Мари, - ее голос становится чуть более твердым, - он был со мной. Долго. Я не хочу его обманывать... Да и это далеко не главная причина, - добавляет девушка через паузу, слегка усмехнувшись, - если б все было так просто, я бы... Но все не так.- Так в чем дело? - медленно проговариваю я, подавляя раздражение внутри и чувствуя скорую разгадку ее поведения. Линда поднимает на меня глаза, словно пронизывая насквозь, и выпаливает:- Мари, я боюсь наркоманов, - последнее словно звучит для меня словно пощечина, однако я заглушаю это чувство, продолжая слушать девушку, - буквально до смерти. Я боюсь игл, наркотиков и тех, кто их принимает. До самой настоящей дрожи. И если... это будет постоянный страх, постоянный и бесконечный. Я буду жить в страхе увидеть это снова. Я не хочу этого. Действительно странно, что я все еще живу в Сиэтле с такой фобией, но это уже слишком.Я замираю, переваривая услышанное от девушки напротив. Значит, все те возможные варианты ее отказа от банального отвращения до какой-нибудь смертельной болезни, что так часто используется в голливудских мелодрамах, можно смело перечеркнуть. Все оказалось одновременно и гораздо проще, чем я думала, и страшнее. Линда до дрожи боится наркоманов и совершенно не может сосуществовать с ним. Раньше она лишь казалась ангелом, сейчас я уверена в этом на все сто процентов. Вся эта грязь действительно не только к ней не липнет, но и отвращает. Как же такую чистую светлую душу занесло в наше болото? Она просто не выживет здесь... Но самое страшное даже не это. Линда на полном серьезе причисляет меня к настоящим наркоманам. Буквально толкает в это болото, из которого я пытаюсь с таким трудом выбраться столько времени. Получается, все мои попытки были напрасны. Я не только не вылезла из него, я погрязла в нем еще больше...- Вау, - запустив руки в волосы и взлохматив их, я снова перевожу взгляд расширившихся от страха и шока глаз на Линду, чувствуя расплывающуюся на губах какую-то маниакальную полуулыбку, - но.. послушай, я не наркоманка. В смысле я могу это контролировать, у меня не настолько большая зависимость. - Наш сосед говорил точно так же, а потом зарубил свою жену. Мне было восемь. Нервно выдохнув от осознания того, что Линда мне не верит, я прижимаю ладонь к губам, про себя раздумывая, что же теперь делать. - Ну, у меня-то нет жены. И рубить я никого не собираюсь, - в ответ на мою шутку на лице Линды не появляется даже намека на улыбку, - послушай, я могу бросить, если это потребуется. Если причина в этом, то я избавлюсь от этого. Я хочу быть с тобой и все сделаю для этого. Я никому не позволю тебе навредить... - Нет, - Линда качает головой, чуть прикрывая глаза, - у тебя нет этой силы. Бросить наркотики очень тяжело, это ведь не столько физическая, сколько психологическая зависимость, и ты сама наверняка об этом знаешь. Проблема не в том, что ты попробовал в какой-то компании, а в том, что пристрастился сам по каким-то психологическим причинам своего сознания. А это уже не искоренить. - Господи, ну почему ты мне не веришь? Ты ведь всего раз слышала, что я их принимаю, вот и все. Это ничего не доказывает, - запрокинув голову назад, вопрошаю я, прекрасно понимая, что Линда более чем права. У меня действительно были и есть причины, из-за которых наркотики из простых веществ становятся средством выживания. Единственный путь избавиться - заменить. Но чем, если даже Линда отворачивается?- Вот именно. Один раз, - относительно тихо и мягко проговаривает девушка, словно объясняя упрямому ребенку простые вещи, - я не знаю тебя, я не знаю, чего ожидать от тебя. Мне известно лишь то, что ты их принимала на момент нашей первой встречи, принимаешь и сейчас. - На самом деле я почти бросила их. Сейчас я употребляю гораздо меньше и...- Ты не умеешь лгать, - с невеселой улыбкой качает головой девушка, - это еще одна проблема. Ты лжешь. Как можно доверять тому, кто обманывает? Даже наше знакомство началось со лжи.- Линда, послушай, я правда могу бросить, - раздельно, чуть ли не рыча от досады, проговариваю я, из-за чего девушка машинально оглядывается на дверь, думая, наверное, что ее парень мог услышать чужой голос, - посмотри на меня, - схватив ее за плечи, я слегка их встряхиваю, обращая ее внимание на себя, - я это сделаю. Я клянусь, что брошу. Но если ты будешь в этот момент со мной, мне будет гораздо легче, - Линда снова прикусывает начавшие дрожать губы, глядя на меня снова повлажневшими голубыми глазами, пока я пытаюсь из последних сил убедить ее, - я буду видеть твое лицо, заглядывать в твои глаза, чувствовать твой запах. Я буду знать, что ты рядом, и это будет постоянно напоминать мне о том, для чего я это делаю. Я делаю это, чтобы быть с тобой. Единственное, о чем я прошу: не отталкивай, просто протяни мне руку, а дальше я сама все сделаю.- Мари, - Линда крепко зажмуривается, из-за чего из смеженных век на щеку вытекает прозрачная капля, - уходи. - Линда, прошу, - сама того не замечая, я сползаю с дивана, практически садясь на колени.- Встань! Не надо.- Почему ты меня прогоняешь? Почему ты не слышишь меня? Я могу избавиться от зависимости, пожалуйста, верь мне, - крепко стискивая пальцами свисающей с края дивана простыни, почти шепотом молю я. Вскочившая с дивана Линда, прижимая руки к лицу, останавливается у комода с засушенными цветами в вазе. В комнате воцаряется тишина, нарушаемая шумом из-за двери, который вдруг кажется слишком громким, и моим неразборчивым шепотом. - Кристен, - я поднимаю опущенную голову, останавливая взгляд на стоящей ко мне спиной Линде, чей голос уже стал более спокойным, - прошу тебя, уходи.- Линда, я...- Кристен, прошу, - девушка резко разворачивается со сложенными на груди руками и останавливает взгляд на меня, смотря сверху вниз, так как я продолжаю стоять на коленях, - уходи отсюда. Я не хочу больше разговаривать. Уходи.- Хорошо, - помолчав, отвечаю я, с притупленным удивлением отмечая, что одолевавшие меня буквально пять минут назад чувства отчаяния и ужаса словно кто-то закупорил в бутылку и плотно закрыл пробкой. На мгновение кажется, что я теряю способность чувствовать. Вот он - этот последний толчок, перевесивший воображаемы весы внутри меня. Тот последний тычок в спину, последний удар, которого я со страхом ожидала от кого угодно, но не от Нее. Весы ломаются, последние сантиметры скалы под ногами исчезают, и я падаю вниз, последние оставшиеся целыми кости ломаются, разрывая кожу обломками. Достаточно... - Спасибо.- Пожалуйста.Я поднимаюсь на ноги и нетвердым медленным шагом дохожу до подоконника, где стоит оставленная гитара. Кинув через плечо взгляд на стоящую спиной ко мне девушку, я поднимаю инструмент за гриф и, не потрудившись убрать его чехол, закидываю на плечо за ремень. Через открытое окно продолжает задувать холодный ветер, поднимающий занавеску к потолку. Чуть пригнув голову, я вылезаю из него обратно на небольшую прямоугольную площадку пожарной лестницы. Всего города отсюда невидно, но можно достаточно хорошо разглядеть этот район, полный полуразваленных пустых домов и четырехэтажных жилых строений, в которых иногда горит свет. От темной земли в некоторых местах к небу поднимаются столбы полупрозрачного дыма. Кинув взгляд на темное небо с беловатыми облаками на нем, я засовываю руки в карманы плаща и начинаю спускаться по ступенькам пожарной лестницы вниз, даже не чувствуя страха от возможности падения из-за крутых ступенек. Где-то за спиной донесся глухой звук громко хлопнувшей двери. ***Я никогда не буду докучать вам.Я никогда не буду обещать. Я никогда не буду следовать за вами. Я никогда не буду докучать вам...Никогда не скажу "снова" Я уползу отсюда навсегда Я перееду отсюда, Ты не будешь бояться страха, Нечего больше добавить. Я всегда знал, что всё ведёт к этому, - Nirvana - "You Know You're Right". Уходи. Уходи! Уходи!!!Эти слова вязким пульсирующим комком раздаются в голове, разнося ритмичную дрожь по всему телу, пока я сжимаюсь в комок у холодной стены, которой даже не чувствую. Голову разрывают совершенно разные, непохожие друг на друга голоса. Их объединяет лишь произносимое с одной интонацией слово. Слово, которое может подтолкнуть чуть ближе к краю обрыва, пока ты всеми силами стараешься удержаться, балансируя и вздрагивая от каждого дуновения. Сколько людей должно морально убить человека, прежде чем он сдастся? Десять? Двадцать? А сколько нужно для того, чтобы сдался слабый неприспособленный к жизни и выживанию в этом мире человек? Достаточно всего трех раз, как в сказках. В первый ты лишь понимаешь свое шаткое положение, чувствуешь боль от осознания своего одиночества в этом неравном бою с самим собой. Во второй ты уже тонешь, ты начинаешь чувствовать дикий страх, цепляться за всех случайных прохожих людей, ища в похожих друг на друга лицах хоть один проблеск, надежду на спасение. В третий раз ты достигаешь дна. Ты опускаешь туда, откуда выхода нет. Из рук выскальзывает последняя превратившаяся в петлю веревка с поверхности. Над головой смыкается черная толща воды. Ты слепнешь, глохнешь, задыхаешься, но уже не можешь сопротивляться. Ты добровольно идешь к последнему рубежу. Добровольно тонешь. Кажется, словно я простудилась. Это мерзкое ощущение, когда голова наливается свинцом, глаза невозможно передвинуть, а все тело прошибает озноб. Но я больна. Слез из крепко смеженных и часто открывающихся, чтобы очередной раз убедиться в давящей со всех сторон темноте, глаз не выделяется. Слезы - это все же признак оставшейся силы. Это желание раздавить свою боль, чтобы передохнуть и потом снова ринуться в бой. У меня не возникает такого желания. Я чувствую лишь, словно от меня что-то отделяется. Словно сознание теряется между двумя краями пропасти, из которой я не могу найти выхода. Его попросту нет.В этом безлюдном месте никто не протянет руку, хотя я уже не надеюсь на это. Отодвинув на второй план наивные надежды, приходит невероятно яркое и резкое понимание того, что это конец. Никто не придет. Только направляясь к дому Линды и уже думая о возможном отказе, я не могла даже подумать, что это станет последней каплей. Очень опрометчиво было доверяться первому встречному человеку, о котором я ничего не знаю. Но я возвела ее на пьедестал своих собственных Небес, нарекла властительницей своего Рая, молила спасения у нее, словно она могла его дать. Я бы могла заставить ее помочь мне, могла бы даже ползать у ее ног, но это не сыграло бы своей роли. Она отвернулась, значит, так суждено. Значит, для меня уже не осталось спасения, значит, время пришло. Не стоит даже гадать, как сложится моя жизнь в следующие дни. Ее не будет. Моя борьба с волнами окончена, я обессилена и потоплена. Как я смогу жить в этом мире, не имея даже малейшей уверенности в следующей секунде? Делать вид, что все, происходящее вокруг, не имеет ко мне никакого отношения? Прикинуться равнодушной и забыть о том, что когда-то, в тех же мыслях тех же людей, все было иначе? Смириться, что ничего нельзя изменить, что мир более неизменяем? Смириться и плыть по течению, забыв о борьбе, принимая то, что твои силы истощились? Это ждет меня в конечном итоге. Но к чему это бессмысленное, пустое существование, когда ты даже не живешь? Кажется, сейчас самое время освежить память и воспользоваться одним мудрым советом старого друга: "Уходи. Тебе здесь не место, если ты не можешь свыкнуться с происходящим вокруг..." Как странно, ты и сам не в силах свыкнуться со сковывающими отягощающими условиями своей жизни и окружающего мира. Почему же ты все еще здесь? Всего лишь потому что нашел того, за кого можно держаться. Прибился к надежному рифу, как уставшая рыба, чтобы остаться здесь навсегда, в тиши и покое. Как жаль, что мой извечный поиск от того и бесплоден, что у него нет конца. У него никогда не будет конца, я никогда не найду своего рифа, отпрыгивая от каждого, увидев в нем хоть что-то, противоречащее моим устоям. Мой поиск бесконечен, и я вынуждена бесконечно слоняться по бескрайнему океану, словно исследуя радужку твоих глаз, но так и не находя себе пристанища. Это никогда не закончится. Никогда...Если ты не можешь свыкнуться, смириться с происходящим вокруг, то тебе нет места. Если ты не можешь выжить в этом мире, и нет никого, кто может избавить тебя от этого груза, то тебе нет места здесь. Уходи. Улетай на свою выдуманную планету, и больше никогда не беспокой земных людей своими бредовыми идеями. Никогда не беспокой и не мешай им, ничего не обещай, не преследуй их тени в надежде на помощь. Ты лишь стоишь костью в горле для окружающих, ненужным мешающимся паразитом, чья зараза кажется чумой. Так было с самого начала, но я просто этого не замечала...Значит, это не конец. Просто время пришло. Резко распахнув глаза, я открываю рот и, задыхаясь, глубоко вдыхаю кажущийся ощутимым тяжелый воздух. Легкие стремительно наполняются воздухом, из-за чего их слегка покалывает, отдаваясь этим ощущением в ребрах. Бешено перебегающие с одного едва заметного в темноте предмета на другой глаза начинают чуть слезиться, когда я так и не моргаю достаточно продолжительное время. Сглотнув и пару раз вдохнув через нос, я приподнимаюсь на локте, садясь на полу. Поднявшаяся вверх по шершавой стене рука нащупывает кнопку выключателя, и с тихим щелчком комнату заливает слишком яркий после привычной темноты свет, в котором на пару мгновений тонут все окружающие предметы. Вскоре я могу разглядеть чуть прищуренными от поражающей их рези глазами хорошо знакомую комнату, в которой все осталось точно таким, каким я запомнила, уходя утром. Простыня и одеяло на кровати у стены так же взбиты, у приоткрытого шкафа недалеко от окна все так же лежит мой рюкзак с взятыми из дома еще месяц назад немногочисленными вещами, а из самого приоткрытого окна, чуть шевеля лежащие на тумбочке шелестящие листки с неразборчивыми надписями, в номер задувает холодный ветер с улицы. Нетвердым движением я поднимаюсь на ноги, слегка покачиваясь и придерживаясь за стену. Подобным образом я дохожу до окна и, кинув взгляд на виднеющуюся отсюда темную улицу, чья поблескивающая мокрая дорога освещена одиноко стоящим высоким фонарем, раскрываю его настежь, тут же чувствуя ударивший прямо в лицо ветер, что ощутимым толчком подхватывает волосы, забирается под одежду, заставляя чувствовать холод. Воздуха все равно не хватит, но так будет казаться, что его вполне достаточно...Еще раз глянув на затянутое полупрозрачными облаками небо, я глубоко вдыхаю, ощущая, как внутри все холодеет, и разворачиваюсь, садясь на корточки, к оставшейся за спиной кровати. Из лежащего на полу рюкзака я достаю свернутый и, кажется, давно забытый пакетик с белым порошком. Руки начинают чуть подрагивать, когда я разворачиваю его. Признак слабости. Я могла бы остаться и продолжать бороться дальше, истязая себя, но есть ли в этом смысл? Есть ли смысл в жизни вообще? Показатель ли это моей слабости и ничтожности или полного разочарования в себе и окружающем мире? Может, лишь секундный порыв, который оборвет все мое существование к чертовой матери? Плевать. Хоть раз в жизни нужно проявить твердость, и не дрожать, когда уже все решила. Так будет лучше. Так будет меньше проблем у тех, кому я их приношу. Наконец, свободное дыхание, освобождение от кости в горле.Шмыгнув носом, я высыпаю хранившийся в небольшом целлофановом пакетике кокаин на пол, где он рассыпается небольшой кучкой белого цвета, словно мука или снег. Не страшно. Крепко зажмурившись, я стараюсь избавиться от всех лезущих в голову мыслей и резко наклоняюсь к полу, вдыхая наркотик. В голове не мелькает ни одной мысли, ни одного образа. Пустота. И это ощущение пугает еще сильнее, чем самое ужасное существо. Что останется, когда я уйду? Все исчезнет, я исчезну, испарюсь, меня нигде не будет, ни на земле, ни в небесах, ни вверху, ни внизу – нигде. Не останется ни одного напоминания. Все исчезнет.В глазах темнеет, когда я, нагнувшись к полу и вдохнув в очередной раз, уже не нахожу в себе даже сил, чтобы сесть. Уставленные в пол руки поражает дрожь, из-за чего они прогибаются в локтях, хотя я все еще пытаюсь зачем-то держаться. В голове раздаются какие-то посторонние странные звуки шипения, свиста и протяжного звона, словно издалека. Окружающее пространство теряет свои контуры, становясь расплывчатым желтоватым пятном с грязными разводами внутри. Тело пробирает волной мурашек, прежде чем я, на мгновение широко раскрыв глаза, но ничего не видя перед собой, падаю на пол, отбивая себе налившиеся свинцом легкие. Руки ломаются, тело разбито. Я все еще дышу, когда понимаю, что это конец. Такой жалкий и нелепый конец моей недолгой жизни, которую я не смогла закончить, не смогла принять, оборвала, сдалась. Я уползаю в свою нору на вашу милость и больше не покажу носа. Веки еще пару секунд трепещут, обеспечивая мне нечеткое слабое зрение, после чего все тонет в густом мраке…А ты, а ты Придёшь к дереву, На котором повешен человек, Якобы убивший троих? Странные дела творились здесь, И не так уж странно было бы Встретиться в виселицы В полночь. - James Newton Howard - "The Hanging Tree".*"Nights in white satin" - песня группы The Moody Blues. Короче, полный сонгфик в первой части, ибо выделенные курсором куски почти полностью соответствуют тексту песни.