Часть 15 (1/1)

Почему я чувствую себя столь виноватой?Почему боюсь вздохнуть?Волнуясь обо всех кроме себя,Я продолжаю сходить с ума.Скажи мне, что это ничего,Попытайся убедить меня, Что я не тону...Ох, поверь, именно это и происходит со мной, - The Civil Wars – "Falling".Оглушающий шум музыки и сливающихся вместе в единый гомон голосов проходят внутрь меня, отравляя всю разъедающую стенки сосудов кровь, вместе с пролетающим с каждым глотком все глубже алкоголем неизвестного названия и марки. Стоит только открыть глаза, как их тотчас поражают яркие вспышки света с потолка и стен, словно воображаемые фосфены на внутренней стороне моих век вырвались наружу, вспышками и искрами разлетаясь по наэлектризованному воздуху внутри затхлого помещения бара. Я почти могу почувствовать, как капли попавшего в организм алкоголя с шипением поступают в кровь, вызывая в ней бурления и другие болезненные реакции, перекрывающие усталость и вялость, одолевавшую меня на протяжении долгого времени сегодня днем. Глаза застилает пеленой, в которой единственными четкими маяками остаются вспышки яркого света с разных сторон, все остальное напротив превратилось лишь в размытые нечеткие очертания, смазывающиеся каждую новую секунду.На мгновение звук снова пропадает, скрываясь за каким-то вакуумным звоном внутри головы, из-за которого я не могу ориентироваться в окружающей меня обстановке, не могу слышать, хоть и понимаю, что вокруг что-то происходит. Пелена понемногу развеивается, я уже могу видеть сияющие весельем лица людей рядом со мной, чьи очертания постепенно складываются в более или менее четкое изображение. Ярко обведенные красным губы растягиваются или вытягиваются трубочкой по мере проговариваемых женщиной недалеко от меня слов, чьего звука я слышать не могу. Повернув голову в сторону, из-за чего окружающее пространство снова теряет свою четкость, словно по инерции, оставшись на своем месте, тогда как я уже смотрю в другом направлении, я вижу еще кого-то.Через пару секунд нечеткие пятна чьих-то лиц становятся четче. Напротив я вижу сидящую с какой-то малознакомой мне девушкой Патти, а сбоку от себя своего же брата и что-то втолковывающего ему Эрика. "И так каждый день, представляешь? Он приходит и..." "Ты должен понимать, что я и твоя сестра..."Зажмурившись, я накрываю лицо холодным ладонями, почти не чувствуя соприкосновения кожи лица с ними, словно оно занемело. Секундная тишина помогает прийти в относительную норму и уже различать хоть и далекие, но слышимые звуки всеобщего оживления в баре.- А потом еще ко мне какие-то претензии, - скрипучий громкий голос доносится совсем рядом со мной, резко врываясь в мою вакуумную тишину и разрушая ее, - Пфафф, ты меня вообще слушаешь?!- Да, - тихо отвечаю я, пытаясь открыть слипающиеся глаза. Внезапно начавшие доноситься со всех сторон оглушающие звуки бьют по голове, словно сжимая ее, как воздушный шарик, который вот-вот лопнет. Со стороны сидящей рядом Кортни доносится недовольное цоканье языком, после чего женщина, кажется, пытается закурить, щелкая зажигалкой у своего рта. Моя рука сама тянется к стоящей на столе передо мной двоящейся в глазах бутылке с каким-то мутным содержимым внутри. Пару раз промахнувшись, я все же умудряюсь схватить ее и, неловко донеся до рта, запрокидываю голову, вливая в себя содержимое стеклянного сосуда. Я не знаю, сколько нахожусь здесь, как оказалась в таком месте, сколько уже выпила, но странное состояние нахождения и в реальности и во сне не покидает ни на секунду, только усиливаясь. Сглотнув холодную жидкость, я замираю, глядя в какую-то размытую точку в противоположной стене, которую наполовину загораживают очертания подпрыгивающих под ритм музыки людей. Какой-то необъяснимый внутренний порыв заставляет резко повернуться в сторону сидящего рядом со мной Эрика, что продолжает втолковывать моему недружелюбно настроенному брату о каких-то своих мыслях. Не отдавая себе отчета в своих же действиях, я хватаю мужчину обеими руками за плечи и разворачиваю к себе, крепко прижимаясь к его губам, пока тот не успел ничего сообразить. В голове снова раздается вакуумный звон, из-за которого исчезают все посторонние звуки. Темнота и пронзающие ее иногда вспышки света пропадает и, кажется, снаружи моих крепко сомкнутых век появляется какая-то светлая стена, поглощающая собой все вокруг. Глаза невольно раскрываются, и я могу видеть нечеткие очертания чьего-то лица на фоне ослепительно-белого света вокруг, в котором нет ничего и никого кроме меня и человека напротив. Нежные линии и мягкие черты женского лица кажутся болезненно-знакомыми. Я боюсь сделать и движение, лишь бы не коснуться чуть тронутой загаром кожи женского лица, боясь разрушить этот, кажущийся иллюзией, образ. Нежные едва ощутимые движения губ замедляются и моя нереальная, но ставшая действительностью фантазия отдаляется, одаривая взглядом светло-голубых глаз. Линда склоняет голову чуть вбок, из-за чего светлые локоны длинных волос перекатываются с плеча, зависая в воздухе и чуть покачиваясь. На губах девушки расцветает мягкая улыбка, от которой я чувствую укол вины в себе. Словно видя омрачающий нашу нечаянную встречу факт, Линда чуть приподнимает брови "домиком" и медленно, словно боясь спугнуть, подносит руку к моему лицу. Бессильно склонив голову чуть набок, я чувствую нежное прикосновение ее ладони к своей щеке......Едва открывшиеся вновь глаза пронзает какой-то искрящийся серебристый свет, чей блеск мешает разглядеть находящего напротив меня человека. Присутствующая на моей щеке рука едва ощутимо поглаживает кожу, проводя пальцами неизвестные узоры вдоль левой стороны моего лица. Следуя за видимой среди этого блеска рукой взглядом, я натыкаюсь на чуть двоящееся изображение Кортни. Ее губы растянуты в мягкой, нежной улыбке, которая проскальзывала крайне редко и сейчас кажется для меня настоящим сокровищем. Я придвигаюсь ближе к переставшей улыбаться, но принявшей непонимающе-сочувствующее выражение лица Лав, буквально падая в ее раскрытые руки. Из легких выбивает воздух, а кожу обжигает теплом кожи ее обернутых вокруг моих плеч рук, что аккуратно и медленно поглаживают их. Уже почти проваливаясь в своего рода сон, я чувствую, как обнимающие меня руки сжимаются крепче, острыми ногтями впиваясь в кожу и стискивая кости, словно пытаясь сломать......Ресницы начинают дрожать, когда глаза снова чуть приоткрываются. Вопреки ожиданиям, их не пронзает яркий белый свет или ослепляющее серебристое сияние. Я могу различить лишь безмолвно пролетающий мимо, заполняющий собой черное пространство без начала и конца, серовато-белый дым, завивающийся в странные рисунки и формы. Дышать здесь становится тяжелее, и, приоткрыв глаза чуть сильнее, чтобы разглядеть больше, я замечаю перед своими глазами неровные концы хаотично-лежащих светлых прядей, прикрывающих кожу какой-то части тела, в которую я утыкаюсь носом. Слабое биение проходящего под кожей пульса и плечо, на котором покоится моя голова, подсказывают, что я утыкаюсь носом в чью-то шею, сидя к неизвестному человеку лицом. Собравшись с силам, я напрягаю ослабевшие конечности и начинаю чуть отодвигаться, стремясь увидеть лицо сидящего рядом человека. Голова кажется невероятно тяжелой, поэтому, не отрывая щеки от шеи неизвестного, я чуть отодвигаю корпус назад, чувствуя на коже лица какое-то покалывание. С трудом, но мне все же удается поднять голову хоть чуть-чуть и найти взглядом лицо человека. Образ расплывается, не желая становиться целостным и четким, так что я могу, чуть сузив глаза, видеть только размытые очертания светлых волос и глаз светло-голубого цвета. Сознание снова одолевает сонливость и, прежде чем снова ослабленно упасть, уткнувшись носом в грудь человека напротив, я на долю секунды могу более или менее четко разглядеть направленный на меня нечитаемый взгляд знакомых глаз...Наполненная яркими беспорядочными вспышками темнота снова накрывает меня, когда, открыв глаза, я отстраняюсь от чьего-то лица. Нечеткие очертания складываются в знакомое лицо Эрика, на котором плавает мечтательное выражение, смешанное с удивлением и даже шоком. В звенящую тишину в моей голове врываются чьи-то оглушающие восторженные крики и свист. Резко прижав руки к ушам, я зажмуриваюсь, отворачиваясь от попавшего в поле зрения шокированного и разочарованного лица Джейсона, что сидит за Эрландсоном. Голоса снова сливаются в убыстряющийся, а затем замедляющийся единый гомон. Открыв глаза, я едва не падаю в бок, но вовремя успеваю схватиться за столешницу, из-за чего доносится звук битого стекла. Перед глазами все плывет и кружится, словно я попала на какую-то сумасшедшую карусель. - Ого! Эрик так классно целуется? - на мое плечо приземляется чья-то рука, из-за чего я снова прогибаюсь, будто на спину упал мешок с цементом, - надо как-нибудь обновить воспоминания.Женский голос тонет во всеобщем смехе, который своей громкостью действительно душит. Голова кружится еще сильнее и, почувствовав тошноту, я неловко подскакиваю с места и, опрокинув пару бутылок, пулей вылетаю из-за шумного стола, расталкивая смазанные фигуры людей на своем пути. Каким-то образом найдя дверь туалета, я распахиваю ее и, пробежав вглубь ослепительно белой комнаты, не обратив внимания на удивленного мужчину у одного из писсуаров, я опадаю на стол раковины. Перед глазами все темнеет, когда из судорожно сжимающегося желудка выходит лишь какая-то мутная вода, похожая на содержимое выпитой мной бутылки с алкоголем. Живот продолжает крутить, хотя с частым кашлем из меня выходит только воздух, когда дверь туалета быстро захлопывается, скрывая за собой не вовремя оказавшегося на пути мужчину. Прижав к горячему лбу руку, я, совершенно обессилев, отодвигаюсь от раковины и на дрожащих ногах сползаю на белый вычищенный пол помещения, прижимая крепко сцепленные трясущиеся руки к груди... *** Тишину, царящую у заднего входа в двухэтажное кирпичное здание бара, нарушает лишь далекий шум проезжающих в ночной темноте, освещенной прямыми лучами одиноких фонарей у пустынных дорог, машин, что можно слышать здесь. Изредка к этому примешиваются какие-то посторонние звуки, которые мне, кажется, мерещатся. Потерев уставшие глаза ладонью, я выдыхаю в прохладный ночной воздух, не отнимая холодной руки от контрастно горячего лба. Издалека снова доносится звук проехавшей по дороге машины, чье шуршание колес по асфальту тут же разлетается по холодному воздуху. Почему-то этот звук кажется мне чем-то необычным, наверное, из-за того, что я - единственный человек, его слышащий. Снаружи бара нет никого кроме меня и едва разбавляющего мою компанию падающего с козырька крыши черного входа холодными каплями дождя, что прошел некоторое время назад. Чтобы услышать незаметное соприкосновение редких дождевых капель с мокрым металлоломом, сваленным у стены, и темными лужами на неровной дороге, приходится сильно напрягать слух, абстрагируясь от своих же мыслей и шума с далекой дороги где-то за границей огражденной хлипкой сеткой территории бара. Иногда это представляется великим счастьем - просто побыть в одиночестве, слушая звук жизни, в данном случае совсем неразличимый и хрупкий стук капель о мокрое железо рядом со стеной бара. Можно представить, будто бы случилось что-то типа конца света, и я осталась на Земле совсем одна. Никакого шума, никакой спешки, ничего не случится, время застынет, перестанет существовать. Останется только увидеть мир, оставшийся без людей, которые избороздили его ранами своих изобретений и ненависти, понять его таким, каким он мог быть. А затем в последний раз закурить и избавить мир от последнего представителя человеческого вида. Дать возможность кому-то другому... Кому-то, кто использует данную ему возможность жить и мыслить иначе.В очередной раз донесшийся из-за сваленных у стены металлических балок писк заставляет меня открыть глаза и уставиться в одну точку - яркий огонек фонарного столба за черными тенями деревьев. Когда к зрению приходит ясность, а я возвращаюсь в реальное настоящее время, писк повторяется уже настойчивее и громче. Неловко спрыгнув с одной из лежащих друг на друге, как груда бревен, железной балки, я делаю пару шагов вперед, останавливаясь в неглубокой луже. Шорох и другие звуки, доносящиеся из-под груды железа, затихают, словно находящееся там увидело или почувствовало чье-то присутствие. Я приседаю на корточки, положив левую руку на одну из верхних балок. Глазам открывается образовавшаяся под кучей железок небольшая дыра, похожая на своего рода хижину, оканчивающуюся в глубине едва заметной кирпичной стеной все того же бара. На фоне неразличимых глазом клеток кирпичей в стене виднеется какой-то темный комок, замерший в самом углу. Приходится присесть на колени, находясь все в той же луже, чтобы разглядеть находящееся глубоко под железными балками. Тело пробивает дрожь от соприкосновения колен с промочившей джинсы холодной водой в луже. Держась одной рукой за верхнюю балку на груде железа, я пригибаюсь чуть ниже к земле и протягиваю правую руку вглубь к находящемуся в углу этой своеобразной норы пищащему комку. Из темных недр этого строения доносится возобновившийся беспокойный писк, пока я, не глядя, пытаюсь рукой нащупать его источник, все время промахиваясь. Рука замирает, когда в запястье утыкается что-то очень маленькое и мокрое, но тут же исчезает. Протолкнув руку еще глубже, я наконец касаюсь чего-то маленького и дрожащего, покрытого мягкой, но негустой шерстью. Примерившись, я обхватываю ладонью протяжно пищащее существо и вытаскиваю руку из-под сваленных вместе балок. Почти полностью помещающийся на одной раскрытой ладони, кажется, недавно родившийся котенок, растопырив тощие маленькие лапы в разные стороны, судорожно махает ими, пытаясь встать, но вместо этого только хватает воздух, снова опадая и принимаясь еще чаще дышать и пищать. Освещение с заднего входа бара недостаточно хорошее, но и того, что имеется, достаточно, чтобы различить негустую, торчащую в разные стороны черную шерсть, которая слегка обнажает белую кожу, туго обтягивающую худое слабое тело существа. Маленький, похожий на крысиный, хвост свисает с моей руки безжизненной плетью, пока его владелец продолжает отчаянно пищать, пытаясь подняться на ноги. Перевернув его на спину на своей ладони, я приближаю его открывшейся мордочкой к своему лицу, разглядывая спереди. На макушке торчком стоят непропорционально большие для такой маленькой головы уши, похожие на какие-то локаторы, которыми котенок беспрестанно двигает в разные стороны, реагируя на самые незначительные звуки. Кривые белые усы, беспорядочно торчащие из черных щек, слегка приподнимающихся из-за часто открывающейся пасти, дрожат от каждого движения лап, из которых выглядывают мелкие когти. Котенок резко вздрагивает от того, что я провожу указательным пальцем вертикальную линию вдоль по его все еще мало прикрытому шерстью розоватому животу. Лапы с обнаженной ярко-розовой кожей снова взмывают вверх, пытаясь захватить своего врага, оцарапать, лишь бы спастись. Все эти попытки защититься своему невидимому врагу и отчаянный писк котенка кажутся жалкими и бессмысленными, хотя он все равно, выбиваясь из последних сил, продолжает царапать воздух, сражаясь с кем-то невидимым. Чуть опустив руку с суетящимся существом на ней, я замечаю, что глаза его почти не открываются, хотя маленькие щелки все равно виднеются, так как животное силится увидеть находящееся вокруг, но в силу своего, кажется, совершенно незначительного возраста, сделать этого не может. Я снова поднимаю руку с пищащим котенком на уровень своего лица и. приподняв одну бровь, еще раз оглядываю вдруг замолчавшее, будто почувствовавшее мой взгляд, существо. Правой ладонью я могу почувствовать, как часто бьется невероятно маленькое сердце в часто раздувающейся и опадающей грудной клетке котенка. Бьется за свою жизнь, позволяя сделать еще один вдох, чтобы не умереть от холода или голода. Взгляд замирает на показывающихся каждый раз, когда кот открывает пасть, зубах, едва виднеющихся из-за своего совершенно незначительного размера. Что-то в этот момент перемыкает внутри, колет, хотя через мгновение я снова не испытываю каких-либо чувств вообще. Обхватив котенка двумя руками с обеих сторон, я чуть прижимаю его к груди и, вернувшись на свое место, снова сажусь на ледяные железные балки. Отчего теперь они кажутся действительно очень холодными, как и гуляющий почти незаметный ветер, от которого по коже бегут мурашки. Кажется, словно бывшую на мне кожу просто внезапно сорвали, обнажая испещренную венами и сосудами плоть, внутренности. Из-за этого любое изменение в погоде и окружающей обстановке сродни чему-то действительно масштабному, на что невозможно не отреагировать. Словно все нервы стали обнаженными, лишились своей защиты, панциря, который скрывал их.Стараясь отвлечься от этого, я запрокидываю голову назад, выдыхая через рот в холодный воздух. Когда облачко пара рассеивается, взору открывается далекое усеянное множеством звезд темно-синее небо. Я, словно оцепенев, не могу даже передвинуть глазу чуть в сторону. Взгляд прикован только к одной точке в необъятном небе, которое сейчас кажется невероятно далеким, недоступным, заставляя чувствовать всю свою незначительность и малость по сравнению со всем миром. Я уже почти не вижу ярких точек, увязших в густой темноте, тянущейся далеко-далеко. Перед глазами, то вылезая из ее недр, то снова пропадая во тьме ночного неба, проносятся какие-то сферические рисунки, расщепляющиеся на множество сверкающих точек, которые со временем гаснут, как искры, потухают, опускаясь на дно темной воды неба. Какие-то нереальные россыпи звезд, похожие на сгусток неравномерно распределенных ярких точек, опутывающих небольшое пространство, напоминающее собой млечный путь, проносится мимо, надвигаясь ближе, но рассыпаясь перед самыми моими глазами, как будто встретив какую-то стену. Искры вылетают из непроглядной тьмы, чтобы через мгновение потухнуть, становясь мягкими маленькими огоньками, рассыпающимися на миллионы таких же до полного исчезновения...Не знаю, чем вызвана вся эта несуществующая картина, игра моего воображения, спутавшего реальность и фантазии, но с этим приходят и еще более обострившиеся ощущения. Я невероятно четко чувствую каждое даже самое легкое дуновение ветра, касающегося кожи, которой словно и нет. Каждый звук, доносящийся откуда-то издалека, поражает обострившийся до предела слух, оглушая, заставляя лишь внутренне сжиматься, но не позволяя сделать не движения в этом оцепенении. Я чувствую, как в моих руках словно находится маленький огонек, который даже обжигает своим жаром и отчаянным желанием жить. Маленькое сердце в нем бьется слишком сильно, словно пытаясь пробить все преграды, пытаясь вырваться наружу из своей надежной клетки. Кожу несильно пронзают слабые маленькие когти, сжимают слабые лапы, отчаянно хватающиеся за что-то неведомое, в попытке спастись от своего главного и единственного непобедимого врага - смерти. Дышать становится труднее, кажется, словно в горле застрял тугой ком, который я не могу никуда деть. Внутри себя я ощущаю постепенно нарастающую, как ни странно, нефизическую боль, с которой не могу справиться. Это чувство онемения всего тела не дает одолевающим меня эмоциям вырваться наружу, отпустить истерзанное сознание, вылиться, чтобы исчезнуть. Я не могу сделать ничего кроме как молча глотать свое собственное отчаяние и боль, выливающуюся лишь редкими мокрыми дорожками из уголков глаз. Почти незаметная влага обжигает кожу, оставляя на ней ощутимые ожоги. Чувствуя какую-то тянущую боль внутри живота, я с трудом подтягиваю налитые свинцом ноги к нему, держа их на весу. Из приоткрывшегося рта вырывается тихий вздох, граничащий с почти неслышным хрипом, когда тело изнутри прошивает какой-то судорогой, заставляя меня дрожать. Мне кажется, словно я могу чувствовать, как мое же собственное дыхание наполняет стиснутые чем-то легкие, затем вырывается из опустевших безжизненных оболочек, вылетая в холодный воздух улицы. Я слышу оглушающее течение своей крови и скрип костей от каждого необъяснимого вздрагивания всем телом. Это разрывает изнутри, нарастая все сильнее, обжигая оголенные нервы все болезненнее, заставляя какими-то отрывистыми судорожными движениями сгибаться пополам, сидя на мокром железе, притягивать рывками ноги к животу, в котором я ощущаю пульсирующую дыру. Избавиться от накапливающегося внутри не получается. Кажется, я превратилась в плотно закрытый со всех сторон вулкан, в котором происходят нескончаемые химические воздействия и превращения, разъедающие его внутренние стенки, расплавляя их, обжигая, но не выходя наружу. Я начинаю часто дышать, ловя ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, хотя это не помогает, только еще сильнее заставляя дрожать.Пульсирующий комок в моих руках напоминает о себе, пища еще громче, и я только сейчас замечаю, что сдавила руки слишком сильно, забыв о находящемся в них существе. Опустив глаза вниз, я едва могу сфокусировать взгляд на черном комке в ладонях, который отчаянно пищит, даже освободившись от мертвой хватки. Дыхание понемногу замедляется, успокаиваясь, пока я вглядываюсь с почти неразличимые горизонтальные щелки глаз котенка, неуклюже сидящего как-то полу боком, грозя в любую секунду упасть. Он тоже дрожит всем своим маленьким слабым черным тельцем, не видя почти ничего вокруг себя, совершенно беспомощный и беззащитный против огромного мира, который грозит ему скорой смертью. Порывисто приблизив руки к лицу, я начинаю рвано выдыхать на маленькую голову слабого жалкого создания, пытаясь согреть этого брошенного всеми уродца с огромными ушами-локаторами. Животное начинает пищать, припадая к моим рукам от неожиданных порывов тепла, его одолевающих. - Слушай меня, - наклонившись к самому уху кота, прошипела я, дрожа голосом и чуть клацая зубами, - мы с тобой должны бороться, мы должны жить, должны.Вряд ли зверь понимает то, о чем я говорю, но пригибаться к моим рукам, прячась, перестает и чуть выпрямляется, уже греясь от моего дыхания. Обхватив его руками покрепче, оставив лишь голову, я прижимаю дрожащий комок к груди и закрываю мокрые глаза, вслушиваясь в почти неразличимое сопение у своей шеи, к коже на которой зверь прижимается холодным влажным носом. Животное почти перестает дрожать, хотя я все еще могу очень четко ощущать бешеное биение его маленького и уже наверняка избитого и израненного сердца, брошенного так рано и несправедливо. ***Сопение дрожащего в моих руках черного комка почти затихло, снова скрываясь за стеной холодных ночных звуков, едва доносящихся до кирпичного строения бара, за которым я сижу уже не одна. Единственное жалкое, но все еще живое существо хоть как-то разбавляет одиночество, заставляя забыть об обуревавших меня некоторое время назад мыслях, но и почувствовать серьезный укол где-то в районе груди. Это все же случилось. Кажется, я действительно умерла, перестала чувствовать, а главное выражать эти чувства. Слабое едва дышащее существо, которому жить осталось всего ничего, неожиданно напомнило мне об этом, указало на то, чем я стала. Он еще дышит, его сердце бьется, он борется за свою жизнь с невидимыми врагами, тогда как я, устав делать то же самое, просто опускаюсь на дно, леденея, теряя чувствительность и способность жить. Становлюсь безжизненным камнем. Никто не сможет помочь в этой ситуации, никто не сможет заново отогреть и вдохнуть жизнь, что медленно выходит из меня по мере этого полного погружения вниз, на дно черной норы, в которой невозможно разобрать совершенно ничего. Будет ли иметь смысл существовать дальше, когда мое сердце окончательно превратится в камень и застынет, превращая просто в ходячее безжизненное изваяние. Чуть склонив голову, я закрываю глаза и утыкаюсь носом в покрытую короткой мягкой шерстью голову кота в своих руках. Подтянув ноги ближе к животу, я сжимаюсь крепче и медленно вдыхаю запах шерсти этого слабого существа. Тишину и буквально звенящий в воздухе холод нарушают постепенно проступающие медленные шаги.- Вот ты где! - голос брата заставляет меня распахнуть глаза, но поворачиваться лицом к нему я не спешу. Шаги, тем временем, приближаются, гулко, но почти неслышно отдаваясь от кирпичной стены здания.- Я еле вырвался. Там твоя подруга на стол залезла и сняла с себя... Крис? - шаги стихают, возвещая о том, что Джейсон остановился. Подняв голову от макушки уже более или менее согретого страшного котенка, я все же поворачиваюсь лицом к брату. Глаза Джейсона широко распахиваются, хотя сам он не двигается с места. Наверное, мой непривычный внешний вид его шокировал, что неудивительно. На щеках я чувствую все еще присутствующую, будто примерзшую к коже, влагу, а горло все еще стягивает чем-то невидимым, мешающим свободно вздохнуть. - Крис, ты чего? - отойдя от удивления, брат подходит ближе и садится на корточки передо мной, чтобы видеть лицо, - что-то случилось? - я отрицательно мотаю головой, крепко стискивая зубы и молча, но Джейсон не отстает. Его взгляд останавливается на черном комке в моих руках.- Кот? - неизвестно для чего переспрашивает он, - ты его взять хочешь? Шмыгнув носом, я провожу тыльной стороной правой руки горизонтальную линию по своим щекам, стирая слезы с кожи, и киваю. Я не могу его оставить, такого уродливого, жалкого, слабого, но пугающе отчаянного, сражающегося за свою жизнь. Пусть хотя бы это тщедушное существо станет мне напоминанием о том, что я все еще могу как-то спастись, снова ожить, заботясь о ком-то, согревая себя же при этом. - Хорошо-хорошо, - быстро заверяет Джейсон и чуть привстает, чтобы оглядеть снова молчаливо дрожащего кота, - как назовешь?- Спуки... (прим. авт. Spooky - жуткий, страшный)Ты видишь тот корабль с дальнего берега?Когда-нибудь он увезет нас далеко, к счастью и чему-то большему...Посмотри на небо, оно исписано звездами.Посмотри, где нахожусь теперь я,Я буду там, где будешь ты... - Colm Quearney - "Under the Stars".