Часть 8 (1/1)

И если ты сохранишь себя, ты сделаешь его счастливым Он будет держать тебя в банке, и ты будешь думать что счастлива Он сделает в ней отверстия, чтобы ты смогла дышать, и ты будешь думать что счастлива Он похоронит тебя там, где растет трава, и ты будешь думать что счастлива Сейчас... - Nirvana - "Sappy".Снова машинально поднеся тлеющую в пальцах сигарету ко рту, обхватываю ее фильтр пересохшими губами, втягивая в себя сухой никотиновый дым. Задержавшись на некоторое время в легких, он вылетает обратно полупрозрачным облачком, которое несколько мешает обзору, но глаз от происходящего на работающем экране старого маленького телевизора я не отрываю. Прерываемые редкими помехами картинки на экране быстро мелькают, сменяясь друг другом, так что мои полуприкрытые уставшие глаза едва могут уловить это движение и сопоставить его в четкую цепочку. От мелькающих ярких пятен в паре метрах от меня в глазах начинает рябить, из-за чего я вынуждена их закрыть, чуть поморщившись. Снова приоткрываю глаза, в который раз затягиваясь очередной сигаретой. Кажется, в последние дни я только и делаю, что поглощаю никотиновый дым и ничего кроме него. Горло вспарывает сухой несильный кашель, из-за которого дым выходит в воздух отрывистыми клубами. Откашлявшись, я тяну чуть вниз ворот темно-зеленого свитера, чтобы не стягивал шею, после чего, снова сгорбившись, замираю неподвижно.Падающие на лицо сплошной стеной длинные волосы рыжевато-пшеничного цвета мешают разглядеть часто мелькающего на экране в разных ракурсах молодого человека с черным фендером стратокастером*. Также на фоне освещенной сиреневатым цветом сцены мелькают другие иногда попадающие в кадр мужчины, один из которых держит в своих руках спущенную до колен бас-гитару, а второй находится за барабанами. Несмотря на то, что запись достаточно качественная, я все равно слышу доносящиеся из телевизора звуки, как будто из бочки, а само движение представляется чем-то вроде замедленной съемки. Даже находясь в каком-то туманном полуобморочном состоянии, какое бывает, когда не спишь целые сутки, я все еще отдаю себе относительный отчет о происходящем вокруг, а также на экране. Эти более чем знакомые люди сейчас кажутся абсолютно далекими и чужими, словно я, как и миллионы людей по всему миру, имела честь наблюдать их только с концертных сцен, но не в реальной жизни. Мое прошлое со всем, что в нем было, унеслось в виде скорого поезда, уходящего из темного туннеля, где осталась я, наружу. О том, что этот поезд вообще когда-то был, напоминает лишь ветер, оставшийся после его стремительного полета вон из темного туннеля. Я могу видеть лишь слабое свечение в его конце, свечение, выходящее наружу, но я сама пока еще нахожусь в привычной темноте. Сегодня третье августа тысяча девятьсот девяносто третьего года. С моего последнего контакта с реальным миром прошел ровно один месяц, и я не знаю, кончится ли этот срок хоть когда-то. Может, я всю оставшуюся жизнь проведу в этом туманном бреду, в котором не смогу отличить день от ночи, а зиму от лета, что не представляется достаточно возможным. Во всяком случае, реальность уже начала запускать свои щупальца в мой когда-то надежный кокон, плотно оседая в нем, паразитируя, распространяясь, подобно заразной болезни прямо под моей кожей.Шмыгнув носом, я снова тяну горло свитера вниз, выпуская при этом полупрозрачный дым из полуоткрытых губ. Состояние мое на данный момент весьма плачевно. Такое ощущение, словно меня одолела сильная простуда, из-за которой слезятся глаза, першит в горле и ломит конечности, которые, тем не менее, часто теряют свою чувствительность. За спиной я различаю едва слышимое шарканье шагов прошедшего мимо Эрика, который на пару секунд задержался сзади. Могу поспорить, что в этот момент на его лице отразилось недовольство, а может, даже и ревность. Я провожу по лбу, на мгновение зажмуривая болящие глаза, после чего возвращаюсь в привычное положение, из-за которого в сгорбленных и чуть приподнятых плечах чувствуется некоторый дискомфорт. Прошел ровно месяц. Теперь, уже не так бурно реагируя при каждом приеме наркотиков, я могу многое проанализировать и даже разобраться в произошедшем. Вывод напрашивается лишь один: то, что случилось, - бесспорно, опыт, и опыт действительно оправданный, нужный. Неоправданными остались лишь некоторые мои первоначальные цели. Я надеялась узнать мышление и мир принимающих наркотики людей, надеялась стать частью их сплоченной коммуны, но правда в том, что ничего этого не случилось. Между нами по-прежнему стоит огромная стена, стена в восприятии и понимании мира, стена в виде непримиримых разногласий относительно идеалов и ценностей в жизни. Я заработала лишь зависимость и призрачное, фальшивое, но ставшее необходимым тепло и полноту, что появлялись во время наркотического бреда. Но это лишь фальшь. Без опиатов я все так же продолжаю чувствовать холод и пустоту. Я окружила себя ненастоящими имитирующими счастье вещами, чье действие очень краткосрочно. Сейчас же, в конце, я чувствую лишь некоторое разочарование. Я возлагала серьезные надежды, как и всегда, на предстоящий опыт, но все обратилось совсем иначе. Никаких нереальных мыслей, никаких приступов гениальности и связи с иными мирами - лишь иллюзия всего этого. Очередная песня заканчивается оглушительным ревом и овациями толпы, что, словно бушующее черное море, разлилось под сценой, протягивая руки к своим кумирам, как к спасению. В этом есть что-то символичное, что-то действительно нереальное, что заставляет всех этих людей собираться и слушать только Его одного, кого они сравнивают чуть ли не со своим Богом. Но в то же время, от этого становится тошно. Тошнит от осознания того, что кого-то возводят на пьедестал, одаривая самыми необыкновенными качествами, поклоняясь, молясь. Тошнит от осознания того, что я и сама так делала в прошлом, причем с еще большей верой и большим вредом даже не для себя самой. На пару мгновений на темной сцене воцаряется тишина, как затишье перед бурей, которое нарушают лишь легкие помехи на экране телевизора. В темноте едва можно различить темные очертания двух фигур на переднем плане. Молодой человек с длинными светлыми волосами лишь на пару секунд поднимает голову, глядя на своего соседа с бас-гитарой. Темное пространство, мгновенно вспыхнувшее темно-сиреневым светом с потолка, наполняется возобновившимся гомоном толпы под сценой и визжащей мелодией ведущей гитары.Я снова чуть закашливаюсь, затянувшись слишком глубоко в этот раз. Кашель заставляет грудь слегка содрагаться, из-за чего по телу проносятся неприятные ощущения. Уже свободно вздохнув, я пытаюсь снова сфокусировать взгляд на мелькающих на экране картинках, что получается сделать с трудом. Анализируя все, произошедшее за последний месяц, я так же нашла то, что можно посчитать своего рода побочным эффектом от этого наркотического опыта, хотя что-то подсказывает, что наркотики здесь играют не самую главную роль. Я начала чаще чувствовать физическую боль, которая часто приходила именно из подсознания, но в духовном плане появилось ощущение, что чувствовать я больше не могу. Я словно и правда заморозилась, окаменела, лишилась обычного спектра эмоций, который сузился лишь до самого немногочисленного количества. Обычно вызывавшие у меня яркие эмоции вещи перестали так делать. Перестали пробуждать во мне вихрь радости или чего-то подобного. И это пугает. Пугает больше, чем что бы то ни было. Какой бы глупой мразью я не была в своем относительно недавнем прошлом, но в достаточно частых моментах я была честной. Одному человеку я уже открывала свой страх потерять способность чувствовать, способность жить, а не существовать, как бесполезный, ненастоящий организм. Кажется, именно к этому все и идет. Наверное, если я попытаюсь и брошу наркотики, то действительно лишусь последней подпитки своих эмоций, перестану чувствовать даже боль. Перестану жить...Взгляд снова останавливается на молодом человеке в растянутом сером свитере. Рассуждать на эту тему особо мне не хочется, так как это обязательно не приведет ни к чему хорошему. От одного взгляда на, кажется, знакомое и, в то же время, совершенно незнакомое лицо становится понятно, какой действительно большой путь был проделан от моего приезда сюда до сегодняшнего дня. Путь совершенно бессмысленный, но и важный в своем собственном роде. Я бы могла прекрасно прожить и без него в своем родном городе, не зная о существовании другой жизни за его приделами, прожила бы спокойную, возможно, однообразную жизнь, которая теперь вызывает непонимание. Но так не случилось. Я прошла этот путь, он еще не закончен, его конца еще не видно, и у меня нет ни единого предположения относительно того, чем все это может вообще кончиться. От одного взгляда на Него становится ясно, что я уже совершенно точно не смогу вернуться к началу такой, какой была, пройти все так, словно ничего и не было. Становится ясно, что я перекопала всю свою жизнь от начала и до конца, изменив запланированное ее предназначение. Мягкая поверхность дивана чуть прогибается, скрипя пружинами, когда рядом со мной садится Эрик. Я продолжаю сидеть неподвижно, смотря сквозь никотиновую дымку на мелькающие на экране телевизора кадры, до тех пор, пока экран не гаснет от одного щелчка пультом, оказавшимся в вытянутой вперед руке Эрландсона. Сквозь приоткрытые губы медленно сам по себе выходит полупрозрачный дым, который я даже не пытаюсь вытолкнуть из себя. Когда он полностью выходит и растворяется в воздухе, я чуть повожу плечами, сгоняя с них навалившийся сверху невидимый пресс, пригибавший к полу. Переложив сигарету в правую руку, я, не глядя, ложусь боком на правую сторону, где сидит Эрик и обвиваю его руками за пояс, уложив голову на его левый бок в районе ребер. Его ладонь занимает место на моем затылке, слегка поглаживая. - Мы ведь не звезды, да? - тихо спрашиваю я, глядя перед собой. - Мы будем ими, - в голосе Эрика слышится воодушевление и надежда, из-за чего я чуть прикрываю глаза, так как он опять не понял меня. Его рука чуть ощутимее начинает поглаживать мою левую руку вдоль плеча и обратно, будто пытаясь согреть, хотя это не действует. Благодаря теплому свитеру мне не холодно, но я ощущаю холод внутри, как этот чертов айсберг в замкнутом горячем помещении. С этим Эрик ничего не сможет поделать, тем более, что он не знает об этой глыбе льда во мне.- Я не хочу... - в мыслях я снова прокручиваю увиденный концерт известной во всем мире группы. Кажется, один из более или менее ранних, когда известность только начинала наступать. Много ли изменилось с тех пор? Как изменились они сами? Этот единый организм, работающий слажено только при сплоченной работе его составляющих.- Миллионы людей по всему миру говорят в один голос, что любят тебя, но это совершенно не так. Они любят лишь твой образ, ненастоящий, фальшивый, придуманный ими же самими, - я пытаюсь подобрать как можно более точное определение, словно подсознательно с каким-то мазохистским удовлетворением напоминая себе о произошедшем в прошлом.- Поклоняются тебе, обожают, молятся на тебя, видят в тебе Бога. А ты ничем этим не являешься на самом деле... Ты просто ненамеренный обманщик, за которым нет ничего того, во что верят люди.- Ну ты и философию развела, - грудь Эрика чуть подрагивает от смеха, которым он сопровождает свои слова. Его веселье в данном вопросе мне чуждо, но объяснить ему то, что находится в моей голове, объяснить ему свои мысли я, к сожалению, не могу. Иногда лучше просто закрыть на это недопонимание глаза, а не копаться все глубже, больше и больше разочаровываясь.- Я не смогу быть звездой, - я чуть приподнимаюсь из полулежачего положения и фокусирую взгляд на лице Эрландсона, чья рука, теперь переместившись на мою щеку, убирает с лица выбившиеся волосы, - я всего лишь глупая девчонка из Миннеаполиса. Со стороны Эрика снова доносится смех, а улыбка на губах расползается еще шире. Я лишь молча продолжаю смотреть в его мягко глядящие на меня глаза, в которых заметна какая-то нежность, какой я раньше не замечала или просто не хотела замечать. Кажется, у меня больше не осталось предрассудков относительно этого человека. Он честен передо мной без какой-либо скрытности или двойного дна. Он просто находится рядом, а это сейчас самый главный критерий для каждого человека в моем окружении. Он не ушел куда-то, не бросил, хотя, возможно, дело в том, что никаких конфликтных ситуаций между нами сегодня не происходило.Глаза цвета спелой черешни чуть прикрываются, а сам Эрик наклоняет голову немного набок, придвигаясь ближе к моему лицу. Его дыхание уже гуляет на моих губах, когда я так некстати почему-то приподнимаю тяжелые веки, раскрывая слипающиеся глаза. Лицо мужчины на пару мгновений словно искажается, как помехами на экране телевизора, и тут же выдает очертания совершенно другого образа, который нечаянно вызван, очевидно, моим собственным мозгом. С тяжелым смешком выдохнув, я закрываю глаза и утыкаюсь в грудь Эрика макушкой, пытаясь отогнать ненужные мысли и случайные образы совершенно другого места и обстоятельств. К счастью, мужчина нормально принимает мое поведение, и я снова могу расслышать тихий короткий смех сверху, пока руками крепко сжимаю ткань его футболки. - Гребаный кокаин, - с усталой улыбкой отвечаю я, поднимая голову, - сейчас приду.- Давай, - перед тем, как отпустить, Эрландсон на пару мгновений прижимает губами к моей щеке. Из-за резкой разницы температур по коже бегут мурашки. Кивнув ему еще раз, я неловко поднимаюсь с места и нетвердой походкой, держась для опоры за стены, прохожу из гостиной в сторону ванной. Если в комнате, где остался Эрик, скудное освещение придает еще кое-как пробивающийся сквозь занавески свет, то на походе к двери ванной тьма окутывает все пространство полностью.Наощупь я нахожу ручку двери и тяну ее на себя. С одним щелчком маленькую комнату озаряет слишком яркий, как сейчас кажется, свет от болтающейся под потолком лампочки. Стараясь не бросать на себя взгляды в зеркало, открываю висящий на стене над раковиной ящичек с разнообразными гигиеническими принадлежностями, среди которых меня интересует только одна маленькая неприметная баночка из-под аспирина. Найдя ее, я присаживаюсь на край ванны и вываливаю несколько разноцветных таблеток, являющихся на самом деле амфетамином, на раскрытую ладонь.Запрокидываю голову и засыпаю себе в рот несколько розоватых таблеток, после чего пару мгновений с трудом пытаюсь их проглотить без воды, из-за чего слегка закашливаюсь. Таблетки тугим комом останавливаются где-то в горле, мешая нормальному дыханию, но я продолжаю сидеть на бортике ванной, дожидаясь, пока усталость и вялость спадет, отступая перед действием амфетамина. Часов в ванной нет, но мне, тем не менее, кажется, что с того момента, как я проглотила таблетки, прошло уже достаточно времени, а эффект все никак не наступал. Появилась лишь небольшая нервозность. Повинуясь какому-то сиюминутному порыву, я поднимаюсь с бортика ванной и закидываю руки за голову. Запрокинув голову назад, принимаюсь изучать теневые пятна на потолке, чтобы как-то отвлечь себя. В отличие от предыдущих в этот раз амфетамин оказывает на меня какое-то странное воздействие. Он не повышает настрой, не снимает усталость, а будто только усиливает все эти отрицательны чувства, которые я испытываю, окрашивает их еще ярче. Резко выдохнув сквозь зубы, я снова тянусь за оставленной у раковины баночкой, но роняю ее на пол. С громким раскатистым звуком множество таблеток высыпается из упавшей на пол баночки, отпрыгивая от твердой поверхности вверх. Я тут же приседаю на корточки, принимаясь собирать рассыпавшийся наркотик в руку, пытаясь не потерять ни одной таблетки. В горле встает тугой ком, когда я с каким-то лихорадочным рвением продолжаю сидеть на холодном полу ванной, выискивая по углам рассыпавшиеся таблетки. Насколько жалко и мерзко это выглядит, насколько отвратительно. Неудивительно, что Линда ушла тогда, узнав о моей проблеме. Наверное, в этом и заключается основное различие, барьер, стоящий между мной и теми, с кем я хотела сблизиться, начав прием наркотиков. Меня из-за этого тошнит от самой себя, от осознания собственной слабости и глупости, от того, что я превратилась в мерзкую пародию на человека, ставшего просто безвольной марионеткой в лапах веществ. Окружающих меня наркоманов это, кажется, не смущает, не трогает. Может, дело в привычке, а может, им и правда все равно. Собрав с пола таблетки, я поднимаюсь на ноги и прислоняюсь лбом к противоположной двери стене, на которой висит зеркало. Дрожащей рукой я засовываю еще одну таблетку в рот и с большим трудом глотаю. Ее края, кажется, до крови оцарапывают стенки горла. В глазах становится горячо, словно я попала в пустыню без единого дуновения ветра. Я крепче сжимаю зубы и шумно дышу через нос, пытаясь прийти в себя, хотя перед глазами уже все начинает плыть. Ноги снова разъезжаются, теряя свою силу. Чтобы не упасть, мне приходится уставить одну руку в край раковины, а другой держаться за стену, к которой прижимаюсь и лбом.- Ну и где ты, черт подери, когда так нужен? - не знаю к кому обращено мое сиплое шипение сквозь зубы, но этого кого-то тут явно нет. Найдя в себе силы, поднимаю голову, глядя в зеркало, в котором отражается закрытая дверь ванной. У ее деревянной поверхности я снова замечаю полупрозрачную фигуру совсем еще юной знакомой мне девушки с длинными, но потерявшими свой золотой цвет волосами.Господи, только не снова... С этой мыслью я чувствую, что перед глазами все начинает плыть, потолок мешается с полом, а голова идет кругом. Глаза закатываются сами собой, и последнее, что я чувствую, это нерезкое, но достаточно болезненное соприкосновение с твердой холодной поверхностью. ***Нереальный, наполненный миллионами молчаливо светящихся точек мир, похожий на безграничную вселенную, где я была лишь незначительной песчинкой, ускользает, оставляя на память лишь искрящийся фосфенами свет от своих магических созвездий и сфер. Я стараюсь уцепиться за последние отголоски, ускользающей, словно темный туман сквозь пальцы, придуманной вселенной, измерения, в которое я нечаянно попала, и где чувствовала себя совершенно незначительной, невесомой и маленькой, но защищенной чем-то неведомым. Очередной несильный удар по щекам сопровождается постепенно выходящим из тишины бормотанием над моим ухом. Эта бессвязная болтовня, будто из бракованного радиоприемника, окончательно вырывает меня из темноты собственного сознания, пробиваясь через сомкнутые веки бледно-желтым светом откуда-то сверху. Глаза разрезает неожиданно яркой вспышкой света, когда я резко распахиваю их. После нескольких попыток мне удается сфокусировать взгляд на белом пятне потолка, на чьем фоне гораздо ближе ко мне находится перекошенное от ужаса лицо Эрика. Мне требуется еще пару минут, чтобы понять, что происходит, после чего я пытаюсь подняться, но тут же снова падаю на спину, когда руки Эрландсона смыкаются на моей спине, крепко сжимая меня. Из горла вырывается несильный кашель, пока мужчина продолжает обнимать меня, что-то бормоча в взлохмаченные почему-то влажные волосы. Мой плавающий взгляд скользит по бледной ванной комнате, на полу которой я и лежу. - Господи, что ты приняла? - мои наблюдения прерывает озабоченный голос Эрика, который, обхватив мое лицо ладонями, резко развернул меня к себе, чтобы видеть мои глаза. Бешеный взгляд, горящий на его лице, несколько поражает, так как раньше я этого за ним не замечала. - Амфетамин, - слова вылетают из горла холодным сипом, словно я сорвала голос, но на большее я сейчас не способна, - я не хотела, чтобы вышло так.- От него такого не бывает... Ты даже не представляешь, как напугала меня, - убежденно проговаривает мужчина, внимательно смотря на меня. Этот немой диалог, нарушающийся лишь тихим стуком капель воды о раковину, продолжается еще пару мгновений, после чего Эрик резко выдыхает, закрывая глаза, и притягивает меня ближе к себе. Я не могу даже сопротивляться, так как конечности снова обмякли, как у тряпичной куклы. Однако, какая-то защитная реакция срабатывает как раз тогда, когда поцелуи обнимающего меня Эрика становятся все чаще и откровеннее, покрывая всю шею. Что-то снова перемыкает, как часто бывает в такие моменты. Перед глазами снова проносятся заплаканные истерзанные лица женщин, приходивших за помощью к тем, кто ее оказать не мог. Голову занимали мысли о всей странности происходящего. Это переходило уже в снова наполнившую конечности физическую силу, которая выстраивала какой-то сильный барьер сопротивления, подкрепленный чем-то еще, чего я не могу понять. Уперев руки в плечи гитариста, я довольно вяло, но все же отталкиваю его от себя на метр в сторону. Глаза встречаются с непонимающим взгляд Эрландсона, развалившегося на полу напротив меня.- Прости... - я не знаю, за что точно извиняюсь, но ситуации это все же не помогает. Эрик продолжает отчужденно смотреть на меня исподлобья, сидя все так же на полу. Я шумно выдыхаю и, убрав намокшие пряди волос назад, запрокидываю голову назад, прижимаясь ею к стене за спиной. Тишину комнаты снова наполняет лишь звук падающих из крана и разбивающихся о поверхность раковины капель воды.