3 глава (1/1)
Римская империя. III век. Воспоминания о ДжедокеМы с ним попали в одну школу подготовки гладиаторов, нас даже поселили вместе, в одну клетку с ещё пятнадцатью учениками. — Что ты здесь забыл? — спросил он вместо приветствия, сверкнув глазами в полутьме. — А ты? — тогда ответно спросил я. — У меня не было выбора. Я пленник.Я никогда не видел таких печальных глаз.Так мы познакомились.Учёба в школе оказалась гораздо сложнее, чем я это себе представлял. Нас учили бороться на смерть, жить в жутких условиях. С нами обращались, как со свиньями, спали мы на полу клеток, как дикие животные. Они делали всё, чтобы дожили до арены только сильнейшие, на них смотреть было интереснее. Живые игрушки для развлечения толпы ради свободы для пленных, ради славы и кубка с драгоценным камнем, который бы обеспечил всю оставшуюся жизнь победителю. Мы жили в клетках всем скопом, часто даже не моясь после долгих тренировок. Пятнадцать мужчин, вспотевших и взмыленных, как лошади. Это был поистине ужасный запах. Но нас все испытания закаляли, каждый старался выжить, подготовиться настолько, чтобы стать обладателем кубка. Между собой все старались общаться по минимуму, все понимали, что в один день мы можем оказаться лицом к лицу на арене. И если ты усомнишься, замешкаешься, тебя убьют. Третьего не дано. Либо ты, либо он. Одному не жить. Жестокие правила не оставляют никаких шансов на жизнь, если победитель не ты. У нас не было никаких женщин, естественно, но плотские потребности это не уменьшало. Мало того, расслабиться среди таких же как ты было просто насущно необходимо, чтобы не сойти с ума. Именно поэтому секс с себе подобными был нормой. Никто никого не стеснялся, все мы видели друг друга абсолютно нагими, мылись вместе, спали вместе. Все понимали, что, будь ситуация другой, никаких связей не было бы, секс был построен на взаимопомощи — ты мне, я тебе. Никаких чувств и привязанностей, мы учились убивать, а не любить. Мы даже старались не разговаривать друг с другом, потому что общение рождает зависимость и потребность друг в друге. Так было всегда и со всеми, только не с Джедоком. Этот парень не был глуп, но нарочно старался общаться со всеми побольше. Сначала мне это казалось мазахизмом, пока я не понял, что он просто другой. Он ни за чем не гнался, ни на что не рассчитывал. Он просто старался жить и быть счастливым, насколько это вообще было возможно в сложившихся условиях. Джедок знал, что умрёт, и его это не пугало, в отличие от всех нас. Он не тратил ни секунды зря, чтобы ни о чём не жалеть. Все пытались обходить его стороной, многих его позитивность и дружелюбный настрой пугали и раздражали. Я же не гнушался общением, хотя и понимал, чем все это может закончиться. Может быть, именно поэтому он выбрал в друзья меня. В своё оправдание, я долго сопротивлялся, взвешивал все за и против. Но отказать Джедоку значило обречь его на одиночество, насмешки и побои, недовольные часто избивали его, а со мной он был в безопасности. С детства меня учили бороться, отчасти именно поэтому я пошёл в школу гладиторов. Сражаться — единственное, что я умел. И эта школа показалась мне прекрасной возможностью вырваться из скучной и праздной жизни, стать известным человеком. Но то был мой собственный выбор, своей рукой я подписался на это, а Джедоку повезло гораздо меньше. До того, как я встретил этого человека, я никогда не думал о том, каково это обрекать себя на такую жизнь не по своей воле. И мне заранее было очень жалко этого человека. На занятиях он не блистал, откровенно говоря. Его неповоротливость смущала даже, таких сразу причисляли к "отходам" — тем, кто вряд ли доживёт до арены, а если всё же повезёт, падёт одним из первых. Я видел слепые сражения андабатов, которые плохо справлялись во время обучения, и не желал бы никому такой смерти. Шансов у Джедока было крайне мало, но он неплохо держался. Никогда не унывал, по сути, только его позитивность держала на плаву весь наш класс. По вечерам в холодном помещении, где мы спали, он заставлял нас смеяться над его шутками. Даже самые угрюмые среди нас, сквозь зубы, но всё же улыбались. Нас обучали самым жестоким способом, поэтому синяки, порезы и кровоподтёки были ежедневным явлением. Мне казалось, что к такому можно привыкнуть, но даже спустя несколько месяцев каждая новая травма переносилась тяжело. Однажды на учениях мне сильно прилетело бутафорским мечом по ноге, я не удержал равновесия и свалился прямо на кол. Столько крови я раньше не видел. Хорошо хоть, что лекари у нас были отменными. На что нельзя было жаловаться в школе, так это на медицинское обслуживание и ещё на еду. Кормили нас много и сытно, как животину перед тем, как зарезать и подать на стол. При вступлении в школу мы собственноручно отписывались от всех прав свободного человека, разрешая ланисте (директору) "жечь, связывать, бить и убивать железом". На момент поступления я был невероятно глуп, мечтал о славе и богатстве, даже не думая о том, через что надо пройти для этого. Поступая в школу, ты становился "мертвым" для всех, тебя даже могли продать. Глупая самонадеянность на то, что я способный, всё смогу. Ким Джедок не питал никаких надежд, заранее понимая, что его ждёт в будущем. Этот парень был гораздо умнее меня. — Зачем ты это сделал? — однажды спросил он меня, подразумевая вступление в школу. — Скука, — пояснил я, прекрасно понимая, что тот может просто возненавидеть меня за такую откровенную дурость, но Джедок только покачал головой и пошёл умываться.Я поспешил за ним, ведь одному выливать на себя чан с водой не очень-то удобно.Как я уже говорил, мы стали друзьями. Джедок редко отходил от меня далеко, тренировались в паре, спали в клетке, прижавшись друг к другу, помогали мыться. Я бы умер от одиночества и депрессии, если бы не этот солнечный человек. В любой, даже самый жуткий момент, он умел находить что-то позитивное. Сначала у Джедока ничего не получалось, но позже он овладел оружием, стал проворнее. Я, как мог, помогал ему, совсем не хотелось, чтобы он умер на арене. С самого утра начинались тренировки, после которых мы просто валились с ног, возвращаясь в свои клетки. После полугода нас расселили по мелким, куда вмещались два человека. Само провидение послало мне в сожители Джедока, теперь мы жили одни, правда, в четырёх метрах, но этого хватало. Однажды ночью я почувствовал, как напрягся мой друг. Будучи прижатым к другу, я чувствовал любые изменения, и от меня не укрылось и то, что Джедок был возбуждён, он кусал губы во сне и тихо постанывал. Я уже рассказывал, что многие удовлетворяли потребности с помощью таких же, как они. Но у нас с Джедоком никогда не поднималась эта тема, мы по-настоящему дорожили дружбой и привязанностью, поэтому этот вопрос был для нас неловким. Живя бок о бок, конечно, мы удовлетворяли свои потребности, когда было совсем невмоготу, но никогда не прибегали к услугам друг друга. Не знаю, что побудило меня обнять его в ту ночь и помочь с разрядкой. Джедок широко распахнул тогда свои глаза, но ничего не сказал. Засыпая, я чувствовал, как он дышит, и почему-то так уютно мне не было никогда. А на следующий день меня отселили, не сказав, почему и куда. Как оказалось позже, меня стали натаскивать немного в другом профиле, чем раньше. Больше Джедока я не видел, мы тренировались в разное время и нигде не пересекались. Меня готовили к арене, совсем скоро устраивались грандиозные гладиаторские бои...