4 (2/2)
? Мама, я хочу прекратить свои занятия с герром Моцартом.
? Почему, Тонио? Что случилось, сынок? Разве мы можем найти кого-то лучше? Ты же его так любил.
? А теперь я люблю его иначе... Нет, нет, не думай, пожалуйста, о нем тех дурных вещей, что ты собираешься. Герр Моцарт понятия не имеет о том, что творится у меня в сердце. И я думаю, так будет лучше...
? Ох, сынок... ? только и смогла выговорить мать и заплакала.
? Ты же теперь единственная моя опора, единственный мужчина, ? теперь это слово прозвучало с сомнением.
? Я мужчина. И я поступлю, как мужчина.
Сколько раз за свою жизнь каждый мальчишка гордо восклицает : "Я мужчина! "...Но приходит время, и он осознает весь тяжкий груз этих слов.***_настоящее_Сальери что-то еще спросил, но даже и сам не услышал ответа. Бросив осторожный взгляд на ушедшего в раздумья паренька рядом с ним, он отметил знакомые черты, но такого знакомого и такого чужого человека за ними не было.Вольфганг унаследовал некоторые жесты и манеры отца, в том числе и то самое презрительное хмыканье, что привлекло внимание певца утром. Но копией герра Леопольда он не был. Моцарт-старший помнился Антонио воплощением строгой элегантности, благородства и сдержанности – всех тех качеств, которые он пытался воспитать в себе.Тот его пристальный взгляд и редкие одобрительные улыбки он не забыл до сих пор. Младший же был полной противоположностью, огненным ураганом, хотя иногда хотелось выразиться куда менее романтично – ?шило в заднице?.
И вот казавшиеся бесконечностью десять минут подошли к концу, и автомобиль остановился на парковке возле студии.
Для Вольфганга дальнейшие события как-то размылись. Они куда-то шли, пока не оказались в уютном помещении – о такой базе для репетиций он мог только мечтать! Антонио представил его другим участникам группы, но ни одного имени он не запомнил. Все они не только были старше его, но и смотрели снисходительно. Кроме самого Антонио.
Ах да, на попытку устроить стандартное прослушивание он обиделся и заявил, что лучше будет начать сразу с репертуара Adagio. Концентрация скептицизма в воздухе увеличилась вдвое.
? Хорошо, ? Сальери подошел к микрофону. – Пусть будет ?Лабиринт?.
Вольфганг же занял место за синтезатором и попытался припомнить мелодию. Получилось вначале не очень, но все изменилось с первым аккордом, и он вступил так уверенно, словно видел ноты перед глазами.
?Лабиринт?… Песня, пленившая его воображение своей темной эстетикой, и в то же время, немного цепляющая слух крошечной дисгармонией переходов. Моцарт не успел даже задуматься, как исправил неудачную высокую ноту – и мелодия потекла плавно, обволакивая и не отпуская. Последние мгновения – и тишина.? Что ты сделал? – донесся до него изумленный голос Сальери. – Она задумывалась именно так, но никогда не звучала.? Вот этот переход, ? Вольфганг не глядя пробежался по клавишам. – Я его немножечко исправил. Ну, так что? Возьмете к себе?? Берем, конечно, ? задумчиво отозвался Антонио, остальные неуверенно закивали.
На душе у лидера творилось нечто странное. Этот мальчик пришел с намереньем учиться. Но Антонио засомневался, кто из них может чему-то научить другого. Несомненно, практики у него было больше, но Моцарт…Моцарт чувствовал его музыку лучше него самого.
Все связные мысли смыло волной какой-то горячечной зависти, ревности, Антонио чувствовал, что без Моцарта он не стоит ничего, именно под его рукой все его песни оживают, обретают плоть, звучание, искру. Он нуждался в Моцарте…. И боялся его.
? Вот только бросай привычку без спроса играться с чужой музыкой. Оставайся на своем месте – и все у нас сложится.