4 (1/2)

Немая сцена в лучших традициях посредственного кино. Кровь зашумела в голове, он прямо почувствовал, как у него краснеют уши. Пытаясь только не стушеваться окончательно, Вольфганг с идиотской улыбкой поднял большой палец вверх и понес какую-то чушь:? О, круто, это Ваше, да? А зачем? Вы еще и лошадьми занимаетесь? Или не лошадьми?? Положи на место, пожалуйста, ? устало вздохнул Антонио, приближаясь. – Или лучше дай сюда.Забрав у Моцарта хлыст, он направился к лестнице.? Твой кофе там, на кухне, сахар положи сам. Я сейчас вернусь.

За дверью действительно обнаружилась кухня, а на тяжелой каменной столешнице – чашка кофе и сахарница. Видимо, Сальери зашел спросить, сколько ему класть сахара, но не успел.И все же интересно. Хлыст в гостиной. Что-то ему подсказывало, что к конному спорту он не имеет никакого отношения. А раз не к спорту, тогда… ?Так, стоп, заканчивай с эротическими фантазиями, извращенец малолетний, и думай о деле!?. Легко сказать…Сальери спустился минуты через три и сел в кресло напротив. Вольфгангу пришлось приложить все силы, чтобы не потупить взгляд. Но и Антонио тоже казался немного смущенным.? Итак, ? откашлялся он. – Как ты играешь на гитаре, я видел, и был впечатлен. Но ведь не это нас интересует. Что насчет клавишных?? Чуть хуже, но, вроде, вполне прилично.? Хорошо, у нас через час репетиция, там и посмотрим. Ты почему не пьешь кофе?? Точно.

Потягивая потрясающий кофе (уж куда лучше сомнительной жидкости в злосчастном стаканчике, даже не очень честно как-то!), Вольф осторожно разглядывал певца. Испорченную футболку тот поменял на черную – во избежание последующих форс-мажоров, наверное, – а под глазами можно было заметить следы черных теней. Взглядом с ним Вольфганг пытался не встречаться, ему казалось, что тогда случится что-то непоправимое, как некая точка невозврата.Залюбовавшись капелькой пота на смуглой шее, Моцарт снова забыл о кофе. И даже не почувствовал, что Сальери тоже его разглядывает.

? Ты всегда так красишься?? Я не так крашусь, это я вчера не умылся, – усмехнулся парень. – У Вас, кстати, тоже тени чуть остались.? А, да, спасибо. И все же можно на ?ты? и ?Антонио?, хорошо?

Отлично, это прозвучало как обыкновенная, пусть и запоздалая, вежливость. Мальчик же не знает – и не должен никогда узнать – что эти распахнутые в неподдельном восторге глаза и чуть дрожащее ?Вы? наводит его на совершенно не деловые мысли.

? Ладно, пойдем, нам пора ехать. Гитару можешь оставить.Вольфганг возбужденно вскочил, задел злосчастный столик и направился к двери, проигнорировав снисходительный смешок за спиной.Получше рассмотрев автомобиль, Моцарт восхищенно присвистнул. Он не был большим автолюбителем, лучше разбираясь в гитарах, но узнал BMW седьмой серии. Подоспевший (и слегка польщенный такой реакцией) Антонио, улыбаясь, открыл перед ним пассажирскую дверь.? Я тебе что, девушка на свидании? – буркнул Вольфганг.

? Увы, все прозаичнее. Включилась бы сигнализация. Авто, рассчитанные на личного водителя, немного странные. Ты садишься в машину или сколько мне тут стоять?? Так где же твой личный водитель? – язвительно осведомился парень, но на этом прекратил препираться, и уселся на переднее сиденье. Сальери не ответил, пока не занял водительское место и не повернул ключ.? Я сам себе водитель. Нравится, особенно если такая куколка.

Он улыбнулся и почти с нежностью положил руку на руль. Автомобиль с кошачьим урчанием тронулся с места. И воздух в будто бы просторном салоне моментально сгустился и потяжелел. Надо бы поинтересоваться, что у него за парфюм – мелькнула мысль и исчезла.

Проходили минуты, а напряжение никуда не девалось.

- Расскажи мне о своем отце, - вдруг попросил Антонио. - Я был даже младше тебя, когда мы встретились в последний раз.

- Ну... Папа очень требовательный. Гордый. Очень сдержанный, если только я его не выведу из себя, - на это Сальери усмехнулся. - И любит меня настолько, что я иногда спрашиваю себя, чем заслужил такого отца. Он сейчас все еще учит малышню. И пишет, но немного. Честно говоря, я давно перестал интересоваться, слишком был занят собственным творчеством. Он как будто совсем погас, когда мамы не стало. Сейчас мы оба оправились, а поначалу мне казалось, что я живу с мумией.

- А... Ты?

- А что я? Я был в истерике... И сочинял. Первый месяц очень много, а потом как отрезало, сейчас для меня написать песню это целый подвиг.

***

Антонио_прошлое_Он просто устал прятаться от самого себя, но признать это оказалось еще сложнее. Он искал спасения в музыке. Искал спасения в Боге. Надеялся, что, хоть священники и кричат с кафедры проклятия грешникам, Всевышний его поймет... Но не услышал ответа.

Антонио боготворил своего учителя с десяти лет, с первой минуты знакомства, от этого никуда не деться, но когда это благоговение успело стать чем-то еще?

Сегодня парень очень долго не мог подняться с постели. Но все же пришлось.