Бритва (2/2)
- Мы живём вместе уже два года и вообще-то почти поженились, но… Я такой урод, бог мой! Альфонс, я чудовище! Он же… Он же уйдёт навсегда!
- Не горячись. Я с ним поговорю, когда увижу его. Думаю, он с утра сможет прийти в себя. Всё будет хорошо, - улыбается фотограф, слабо веря в свои слова.Да конечно, ничего не будет хорошо, Гоген совсем не отходчивый, но об этом надо думать уже завтра, - Прости, но… Мне надо идти. Пожалуйста, ложись спать, я зайду и проверю тебя рано утром по пути в мастерскую.
Винсент ничего не отвечает и лишь сильнее укутывается в плед, поворачивается к Альфонсу спиной и закрывает глаза. Муха встаёт с кресла и уходит к себе домой, вернее, в тот небольшой домик, что они снимали уже месяца два на пару с символистом. Это место, успевшее стать родным, встречает какой-то ужасно звонкой тишиной и жуткой атмосферой. Машка, как часто называл чеха русский, очень медленно заходит внутрь, делая длинные и осторожные шаги, и останавливается в дверном проёме, осматриваясь.На столе у окна лежит раскрытая бритва Врубеля и осколки стекла. Нет… Не второй же раз!- Миша! – громко и пронзительно кричит фотограф, но не без акцента, буквально бросаясь бегать по дому и искать, как он предполагал, уже бездыханного любителя сирени. Нет, нет, нет! Он просто не мог себе этого позволить! Альфонс себя просто не простит!
- Да что ж ты так орёшь? – на родном языке бурчит Врубель, спускаясь из спальни и вытирая лицо полотенцем. Он был уже без привычных усиков, который Альфонс называл очень милыми, но с куском пластыря на щеке, - Что случилось? Савва опять твою акварель испортил?
- Миша! – уже радостно откликается художник и кидается на шею к Врубелю,- Ты живой!
- Ну да, а чего мне умирать? Я же порезался просто, крови-то немного.
- А стекло?
- А это я пока ругался вазу рукой задел, - честно признает он и выдыхает, - Я всё уберу.
- Не надо, Миш, не пугай меня больше так, а. у тебя приступов не было? Ни мигрени? Ни лихорадки?
- Я здоров, это я! Я просто усы сбрил! Альфонс не может сдержать своей радости и крепко прижимает Врубеля к себя, целуя его в щеку. Как хорошо, что он у него тихий псих. Пусть теперь даже и без усов.