Вредная привычка (1/1)
У Врубеля было много вредных и странных привычек, как традиционных в понимании общества, как и не особо, выработанных им самим и бесящих его самого. Иногда он покуривал, правда, только заперевшись на своей мансарде и исключительно в форточку. Несмотря на свой осознанный возраст, он всё ещё как мальчишка боялся, что кто-нибудь обязательно зайдёт в комнату и узнает его небольшую тайну. Наверное, на этом привычные для обычных людей вредности заканчивались и начинался огромный список профессиональных. Вытирание свежих масляных красок об чистую, белую одежду, погрыз длинных кисточек, разбрасывание тряпок по всей поверхности академической мастерской, и, наверное, самая главная и самая вредная это запихивание всех возможных и невозможных предметов в задние карманы своих брюк. В них помещалось абсолютно всё: ластики, папиросы, огрызки карандашей, пара гвоздиков для багетов, вырванная страница из разговорника, леденец от кашля и далее по списку. Именно это сыграло ключевую роль в сегодняшнем рабочем дне академии. Врубель, который уже спланировал свой ближайший отъезд через две с половиной недели, торопился закончить полотно как можно скорее, поэтому аккуратность соблюдалась в последнюю очередь. Руки русского символиста были в буквальном смысле по локоть в сине-лиловой краске, а сам он, согнувшись в три погибели, сидел перед холстом и энергично прописывал нижний левый угол, стараясь придать кустам сирени форму. За всем этим внимательно наблюдал Альфонс, оперевшись на стенку и сложив руки на груди, всем видом стараясь не показывать своего настроения. Он был обижен и раздражён. Ещё бы. Михаил уезжает. Даже не обсудив с ним ничего, чёрт возьми! Ну нельзя же так! В один момент молчание стало таким тяжелым, что Муха мог чувствовать, как вся эта атмосфера тянет его к полу и накрывает с головой. Способ отвлечься, конечно, был, ведь пустой холст уже давно пылился за шкафом с посудой для натюрмортов, но у Альфонса с собой не было даже карандаша. А это отличный предлог начать хоть какой-то разговор.- Мишель, - вздохнул дизайнер и опустив руки вниз, делая шаг на встречу любителю демонов и сирени, - У тебя не найдётся уголька для эскиза?
- Михаил, - снова резко поправляет русский и берёт в руки другую кисть, - Моё имя так произносится. Да, есть.- Это отлично, - старается улыбнуться Муха, - Так может, ты мне его дашь, если ты не против?..
- Возьми лучше сам, у меня руки в краске.
- Хорошо… Где? – робко спрашивает Альфонс и медленно подходил к Врубелю со спины, наблюдая за энергичными движениями кисти.
- В заднем кармане.
- В заднем кармане… Твоей сумки? Пальто?
- Брюк, боже, брюк! – не выдерживает символист и нагибается ещё ниже, чтобы Муха смог достать нужный предмет рисования. Альфонс поджимает губы и робко засовывает свою руку в чужой карман, который оказывается предательски узким, поэтому его ладонь прижимается к Врубелю слишком сильно. Ему-то всё равно, а Муха сейчас топнет. То ли от стыда, то ли от внезапной радости. Карман сильно захламлён, поэтому приходится пошарить, чтобы нащупать хоть что-то. С каждой секундой неловкость росла в геометрической прогрессии.
- Его здесь, кажется, нет. Я поищу в другом кармане.
- Да, поищи, но старайся не лапать меня, - привычно суховато говорит художник, а модернист в это время становится таким красным, что алое масло на палитре Врубеля ему бы сейчас точно позавидовало. Но тон резко меняется и русский смеется, - Ладно, перестань уже смущаться, я нисколько не против. Уголь в бумажку завёрнут, ищи лучше. Муха медленно кивает и всё-таки достает уголь, отправляя его в нагрудный карман и нависая над согнутым мигрантом.
- Ты поговорить не хочешь? Просто…
- Просто если тебе понравилось меня трогать, то делай это молча и не при Климте. За уголь не за что, кофе не хочу, и да, я курил. Сегодня вечером приходи в восемь. Всё, что ты хотел спросить?- Да, - всё ещё как-то неловко, но более облегченно отвечает Альфонс и робко обнимает Михаила за талию обоими руками, - А чай?
- А с вареньем?