Пальцы (1/1)
В мастерской было душно. Ужасно душно, до такой степени, что хотелось просто выпрыгнуть в окно или немедленно выбежать на улицу и очень долго стоять на пороге, вдыхая морозный, мокрый воздух. Альфонс не мог просто так уйти. Да, его работа уже давно была закончена, да и своё на сегодня он отсидел, но он упрямо сидел за мольбертом, упрямо водя длинной мягкой кистью по холсту. Так он проводил весь день, сам не зная, зачем придя в академию к двенадцати дня и просидев до шести вечера. Нет, конечно, сам Муха знал, что ему нужно и почему он никак не уйдёт и не уберёт работу, но художник просто отказывался признавать свою странную маленькую слабость. Он ждал. В один момент, когда график в сотый раз переписывал несчастное зелёное яблоко, дверь мастерской резко отворилась, и Альфонс, услышав скрип и стук, вскочил со стула и вышел из-за мольберта, но увидев вошедшего, немного расстроился. Это был Густав, лучший друг Мухи. Символист молниеносно влетел в кабинет и налетел на Альфонса с крепкими объятиями и радостными возгласами.- Альфонс, друг мой! Я так рад тебя видеть, я так соскучился! Боже мой! Мне надо столько тебе всего рассказать! Целую неделю тебя не видел! – просто не затыкался Климт и принялся расцеловывать в щеки старого знакомого. Альфонсу пришлось натянуть улыбку и обнять его в ответ, быстро пробормотав что-то про выставку и багеты для картин, которыми тот занимался всю неделю. Но всё это притворство просто не могло остаться без внимания более опытного товарища. Он недовольно отстранил Муху от себя и поставил руки на пояс, грозно поглядывая на того, кого чуть не задушился в своих объятиях секундой ранее, - Ты опять? Ты же знаешь, что он вряд ли придёт? Ещё один приступ его мигрени и он вообще с кровати не встанет. По-моему, пора перестать медлить, ты так не думаешь?- О чём ты? – с наигранным удивлением спросил Альфонс и похлопал глазками, усаживаясь обратно за натюрморт, - Я бы даже спросил, о ком? Я никого, кроме тебя не ждал и действительно рад тебя видеть. В ответ на это Климт просто состроил гримасу и повернулся к двери, на пороге которой уже пару минут стоял ещё один художник. У него были пушистые светлые волосы, которые ужасно растрепались, прямой ровный нос и большие выразительные глаза, под которыми были огромные синяки. Молодой человек явно недосыпал, да и по-видимому был болен.- Добрый вечер, - почти без акцента произнёс он, стараясь не хмурится и не держаться за больную голову. Приступы приступами, а вот писать ему надо.Зная чувствительность художника к звукам и свету, Климт почти тихо подходит к новоприбывшему и крепко обнимает его за плечи.
- Здравствуй, Михаил, - не без усилий выговаривает русское имя символист и забирает у русского холст, относя его на мольберт перед натурой, - Как здоровье?
- Если я пришёл, то всё отлично. Извини, с радостью бы поговорил с тобой, но мне надо работать. Удивительно, но Климт отстает и садится за свой мольберт, краем глаза поглядывая за Альфронсом, который предпочел сделать вид, что рядом никого нет. На самом деле, раньше, когда приходил Врубель, все академики встречали его с большим удовольствием, так как живописец каждый раз разводил превеселые истории о Российской империи и Питере, да так умело их рассказывал, что никто не мог оторваться. Но в последний месяц болезнь прогрессировала и давала о себе знать, было поразительно, что Михаил до сих пор мог нормально работать. Пока Врубель шастал из одного конца аудитории в другой, собирая себе мольберт, табурет для красок, маслёнку и ещё кучу всего, он успел заметить, что Муха уже несколько минут разводит огромное черное пятно на драпировке, подмазывая его то пальцами, то кистью. Михаил буквально подкрался к нему сзади, медленно вытирая руки тряпкой и наблюдая за действиями коллеги, который в данный момент рукой втирал масло в картину. - И что ты делаешь? – строго спросил Врубель, низко нависая над Мухой и совсем не задумываясь над тем, какого сейчас Альфонсу с его нетрадиционным влечением.
- Пишу, - как-то неуверенно ответил он и откинулся на стул, не убирая руки от краски, - Плохо получается, да?
- Очень. Руку выпрями, - снова почти скомандовал русский и бесцеремонно взял его за тонкую руку. Михаил уверенно сжал чужую конечность и начал аккуратно водить ею по свежей драпировке, чуть хмурясь и что-то бормоча себе под нос, невольно задумываясь и слишком крепко сжимая руку Альфонса, но тот даже и не думал ворчать или хоть что-то говорить Врубелю, а лишь податливо вёл свою руку, наблюдая за тем, как куча краски медленно начинает превращаться во что-то человеческое.
- Может быть, ты кисть возьмёшь? – нервно сглотнул Муха, но даже и не попробовал вырвать свои тонкие пальцы. Ладони Врубеля плотные, сильные, но при этом очень мягкие и Альфреду совершенно не хочется перестать ощущать их.
- Пальцами удобнее. А свои пачкать не хочу, - усмехнулся живописец и медленно отпустил чужую руку, снова взяв тряпку и перекинув её через плечо, - У тебя, кстати, очень красивые и тонкие пальцы. Выразительные…- Только пальцы? – вдруг осмелел Альфонс и заглянул в глаза Михаила, чуть приподнимая брови и осматривая чужое лицо. Болезнь его потрепала, но в чужестранце всё ещё было что-то загадочное и великолепное.
- Нет, не только, - постарался улыбнуться Миша, всовывая в руку Мухи кисть, - Но давай об этом потом поговорим, отдельно. Сейчас тебя ждут драпировка и это ужасное яблоко.- Ну наконец-то, - где-то в конце мастерской восторженно воскликнул Климт, широко раскрывая глаза и моментально словив на себе два очень злых взгляда, - Ой… Ладно, я понял. А вы на чай ко мне на зайдёте? Заодно и поговорите, а я за булочками схожу…