03. (1/2)
Теплый пар от чая согревает не больше холодного света звезд, некогда привлекающих своей необычайной красотой. На блестящей поверхности стола играли блики ночи, более не скрывающей кровавые битвы, превратившиеся в решение самой жизни, создавшие замок на вратах самого ада, недолго сдерживающие неотвратимое. Этими короткими нападениями возможно было отсрочить происходящее, останавливая неминуемую линию смертей, с каждым днем приближающуюся.
На днях похоронили Кое, смело оставшуюся защищать руины былой организации, дарившую надежды на будущее. Йоссано не оставляла тщетных попыток исцелить Озаки, прекрасно понимая невозможность ее оживления. Ацуши подолгу оставался с девушкой, стараясь разделить бушующую боль произошедшего, поддержать, утешить и заставить поверить в шанс настоящей жизни. Накаджима недавно потерял своего врага, осознавая, что это были лишь игры, в глубинах превратившиеся в привязанность и подобие доверия. Акутагава был и оставался важным человеком в жизни Ацуши, но слишком поздно было вспоминать, понимая что ничего больше не изменить.
Достоевский уничтожал любое восприятие хорошей жизни, заставляя мучаться в страхе ожидаемой бури. Происходило многое, ужасно оскверненное бледными руками. Внезапное нападение унесло много жизней, оставляя цепочку боли, страданий, слез. Потери не значили для Достоевского ничего, словно он и не человек, только вот Тачихара не верил, что у смерти есть душа.
Едкий, тихий шепот, внушающий страх расползался в темноте, что отчаялась скрывать ужасное. Достоевский, склонившийся над Рампо улыбался, произнося одно и то же: – Ужасные вещи залиты бензином,
Там будто бы свет – впереди.
Но свечи огонь согревает не больше,Чем некогда свет от звезды.Смертью одного выжили шестеро, но мир для одного сгорел, исчез, погиб. Не было больше смысла для Эдгара По, он заключался лишь в одном человеке, которого больше нет. Тачихара не знает, что происходит по ту сторону книги, сожженной, запечатавшей несколько жизней, оставившей ветхие мосты еще для двоих. Но знает, что произошло, знает боль в глазах Ацуши, знает страдания Гин, все еще плачущей по ночам. Обвалившаяся стена унесла жизнь Кью, совсем еще ребенка, но смерть не знает границ.Проклятая книга не была найдена Достоевским, но холодная война началась, окрашивая кровью историю. Оставалась еще надежда на вчитанных в книгу По, но Тачихара не уверен в этой возможности. Сейчас, сидя перед камерами, которые не остановят никого, Тачихара сожалеет, что раньше не обнял Чую. Не похвалил Акутагаву, не сыграл с Кью. Сожалеет, ведь мало времени провел с Кое, так тепло принявшей и укрывшей от невзгод. Не обидно лишь за Дазая, начавшего эту игру, развязавшего Чумную битву, скрывшегося от своих проблем.
– Мичизу? Тебе не надоело здесь сидеть? – мягкий шепот женщины разнесся по комнате, нарушая тишину. Йоссано не могла заснуть, стараясь занять себя чем угодно. Хигучи долго разговаривала с ней, утешала, отгораживая от плохих мыслей, хотя самой легче не было. Так неожиданно война объединила две разные организации, направляя гнев обоих на себя.– А тебе не надоело проверять меня каждые двадцать минут? – парень раздраженно сел, метко отправляя старую ручку в урну.Гул мониторов разбавлял тишину, надолго затянувшуюся. Тусклый свет не менялся, – ничего не менялось. Хотелось бы поменяться проблемами с прошлым собой, когда заботили лишь цветы для Гин и шутки с Чуей. Сейчас все было спокойным, словно бы двое работающих в ночную смену встретились, разговаривая по душам.
– Как ты думаешь... Они живы? – Тачихаре было неприятно задавать этот вопрос, боясь получить в ответ безжизненное "Нет", означающее конец всему.
– Ты про Куникиду с Дазаем? Да, они точно живы. – Акико посмотрела на рыжего парня, встречаясь с Тачихарой взглядом. "Для него они тоже семья? Мори, Накахара, Кью? Рюноскэ Акутагава?" Йоссано прикрыла глаза, продолжая, – Дазай жив.
– Да, я, – парень вздохнул, делая паузу. – Я имел ввиду их.
Хотелось спросить, на каком основании женщина сделала такие выводы, попросить доказательства, увидеть своими глазами. Хотелось закричать от безысходности, льдом расходящейся по венам.Слезам хотелось вырваться наружу который час, возможно они даже смоют боль. Да, наверное перешагнувшие границы реальности живы, но понять это было невозможно. Что сейчас с другим отрядом неизвестно так же, – они не выходили на связь второй день. Не было сил верить, что с ними все в порядке, но думать об умершем Хироцу, больше не откроющей глаза Кеке, даже о малопонятном Ацуши было еще сложнее. Перенести смерть Гин Тачихара просто не сможет, сбросившись с моста, подражая Дазаю.
– Я хочу спать, можешь заменить меня. Не просиди всю ночь за камерами, – Мичизу улыбнулся Йоссано, надеясь, что женщина его поймет.
– Спокойной ночи, Тачи.
Я надеюсь ты не погибнешь так рано, не дождавшись окончания войны. Скоро они сложат оружее, я тебе обещаю.---В комнате витали резкие запахи специй, заставляя поморщится и прикрыть рукой лицо. Единственное место во всей библиотеке, куда не проникали внешние проблемы и неувязки. Кухня объединяла каждого, оставляя ссоры позади, оставляя за дверьми рассуждения. Теплые разговоры, жар от печи, ругательства на "чертова аллергия, что б ее!". Это место словно стирало пятна, стирало нелегкие судьбы авторов, представляя взору лишь старых друзей, собравшихся отметить конец недели, обсудить планы на выходные и подурачиться на камеру.
С лица Тюи не сходила легкая улыбка при разговоре с недавно объявившимся мафиози, сейчас так домашне державшего книгу по кулинарии. Длинные волосы были собраны в хвост, но все равно некоторые локоны выбивались, расстраивая парня. Рукава где-то найденной рубашки были закатаны до локтя, а руки все в муке. Словно бы нет кровавого прошлого и разрушающегося мира, есть только радость от закрытой сессии и наступивших каникул.
Осаму, парень сочинивший множество книг стоял с Анго, словно сейчас расплачется. Дазай из совершенно другого мира сидел на столе, громко рассказывающего глупые истории и завладевая вниманием каждого, кроме, пожалуй Накахары. Обоих Накахар... Накахаров? Как их фамилия вообще произносится?
Дазай болтает ногами, задевая тусклый пол, по которому ползет луч солнца. Кухня еще и самое яркое место, с большими высокими окнами, открывающими вид на ферму. По совершенно глупому предложению Сануэцэ окно отодвигалось, давая пройти и собрать нужные для приготовления продукты. Никто не видел в этом смысла, но активно пользовался каждый, противореча своей же критике. Нэко на это лишь усмехался, даря свободу действий.– Дазай, заткнись. От твоего противного голоса уже уши вянут, – Чуя прикрыл ладонью глаза, смотря на слишком яркий стол. Светло было везде, что совершенно непривычно. В Мафии есть лишь темные стены, придающие мрака, поддерживающие всеобщее мнение о том, что питаются мафиози сердцами поверженных.– Ох, Чуя, нос не задирай. Шляпка спадет, – ехидный голос так и подначивал врезать, но кухня – мирная территория.
– Завали по-хорошему, или полетишь пахать носом землю. – от шипения Чуи передернуло Анго, а Осаму-писатель съежился. Только один Дазай не умел останавливаться, ухмыляясь.– Крошка Чу, твоего роста не хватит даже для-
В Дазая полетела маленькая увесистая книга, на этот раз попадая прямо в цель. Короткий вскрик, и парень, покачиваясь, падает на стол спиной. Тюя, кажется, искренне ненавидел этого ублюдка, целясь теперь ножом.
– Стой! Стой! Я сдаю-АЙ ЧУЯ!
Жуткий грохот перекрыли крики Дазая, окончательно свалившегося на пол. Анго усмехнулся, учтиво спрашивая, все ли кости остались целы, на что парень кивнул головой, скуля.– Даже если бы были сломаны, никого это не остановило.
И Анго, к великому сожалению обоих Дазаев был прав: в парня, так и оставшегося лежать на полу полетела скалка. Первые тридцать секунд красноволосый писатель бегал между соперниками, прося остановиться, но успокоился быстро – как только ложка, подчиняемая гравитацией была в него направлена. Одасаку спорил с Анго, кто же одержит победу в своеобразной битве, ставя на проигрыш Дазая. "Бинтованая скумбрия" на это оскарбилась, принимая самый плачевный вид, но ненадолго. Парень сделал попытку встать, но его ударил Чуя, снова роняя на совершенно твердый, просто отвратительно твердый пол. Ковер, правда, тоже не спас бы положения, но тогда жаловаться было бы на что. Пол везде пол, он мягким не бывает.
Дальше пытаться встать Дазай не стал, – просто не смог. На него победно уселся Чуя, иногда даря парочку ударов, чтоб не дергался.
– Придурок, блять! В следующий раз я воткну вилку тебе в глаз... – Дазай не понимал, какого черта Чуя такой тяжелый и почему он не может нормально встать. В любых коротких стычках легко можно было скинуть с себя напарника, – он ничего не весил, а сейчас, ощущая реальный вес взрослого человека, казалось, сломаются ноги.– Не дотянешься, – Дазай прохрипел это с заметной усмешкой, заставляя бесится напарника еще больше. Чуя задохнулся от возмущения, сжимая кулачки. Вперемешку с ударами посыпались жуткие оскарбления и проклятья, о которых не слышал даже Тюя. Одасаку пытался оттащить Накахару, все же принимая скромный титул друга "тупой скумбрии", но тщетно, – его просто невозможно было поднять. А Дазай, придурок, даже не защищался, смеясь в голос. Резкий удар пришелся в грудь, заставляя задохнуться.Симадзаки, бегущий на кухню спешно пригнулся – в стену за ним вонзился нож. Весь мир перед глазами пролетел под ехидные замечания Анго, что слабаков не пускали.
– Все, Чуя, все! А, че-АЙ, БЛЯТЬ, ВСЕ! ТЫ ПОБЕДИЛ, ОСТАНОВИСЬ! – Дазай схватил парня за запястья, понимая, в чем дело. Обнулил способность, скидывая взъерошенного Чую, разминая ноги. Конечно, если бы Дазай раньше заметил гравитацию не задавался бы вопросами.
Парни тяжело дышали, а Чуя обиженно потирал запястья, на которых уже выступали синяки. Дазай не помнил, чтоб раньше на Накахаре оставались хотя бы шрамы, а тут такая прелесть. Парень улыбнулся, поворачиваясь к поджимающему губы Чуе.
– Совсем с катушек слетел, – легко вздохнув, словно не лежал сейчас прижатый Чуей, Дазай посмотрел на Анго, со скорбью на лице отдающего деньги Одасаку.