Часть I. Алые сердца Корё – 14. На лезвии судьбы (1/2)

Эта зимняя ночь выдалась особенно лютой и длинной, каких не доводилось припомнить никому из старожилов на северо-востоке Корё. Снег валил с небес густым лебяжьим пухом, только в отличие от последнего, он не грел и не ласкал, а леденил и жалил, заставляя прятаться в малодушном поиске укрытия и хоть толики тепла. Устав от отражения дневных атак киданей, пограничная крепость чутко спала в тревожном ожидании новых нападений.

Сегодня Ван Со не должен был заступать в ночной дозор, но ему не спалось. А вернее, как только он проваливался в неглубокий сон, его тут же начинали душить кошмары, от которых он смертельно устал. Они вернулись в первую же ночь, стоило ему покинуть дворец. И в каждом из них он видел одно и то же – страдания Хэ Су. Вот она заходится тонким жалобным криком, когда, переусердствовав в пытках, ей ломают ногу, выворачивая колено. Она падает и корчится от боли, признаваясь, наконец, в том, что намеревалась отравить наследного принца…

Вот она сжимается кроваво-белым комочком на прелой соломе тюремной камеры. Её бьёт в лихорадке, а треснувшая глиняная плошка для воды давно пуста, и Хэ Су хрипло дышит, облизывая пересохшие губы, не в силах даже позвать кого-то на помощь… Вот она, хромая, в окружении стражников выходит во двор, где на ветру покачиваются алчные красные петли виселиц, разевающие пасти в предвкушении жертвы, и каменеет от ужаса, понимая, что сейчас закачается в одной из них, расплачиваясь за преступление, которое не совершала… Вот она прополаскивает бельё в зимнем ручье, хватая одеревеневшими от холода пальцами простыню, которую у неё отбирает стремительный поток, но не удерживается на обледеневшем камне и падает в стремнину, захлёбываясь стылой водой… Таких снов было много, все они были разными, но в каждом из них Хэ Су мучилась и погибала, а его не оказывалось рядом. И Ван Со просыпался в слезах, терзаясь от бессилия и невозможности помочь. Эти сны изводили его, отбирали по ночам остатки рассудка, здравомыслия и сил, заставляя рваться во дворец, назад, к ней, чтобы защитить и спасти. Если он успеет… Но самым жутким кошмаром, повторявшимся чаще других, для Ван Со был тот, где всё было по-прежнему: здравствовал и правил страной отец, дружили и благоденствовали братья, сам он жил в родном доме и… не было Хэ Су. Её просто не было! Рядом с ним. Во дворце. В Сонгаке. В Корё. В этом мире.

Он метался в поисках, спрашивал о ней, но её никто не знал, не встречал, не помнил. И тогда Ван Со становилось страшно, так страшно, что хотелось выть. По-волчьи, надрывно, как зверю, который навсегда потерял свою единственную волчицу. Он продирался сквозь сон, вгрызаясь в явь всем своим существом, не сразу понимая, что вернулся в реальность, и лишь потом, продышавшись, осознавал, что Хэ Су – есть. В этом мире. В Корё. В Сонгаке. Во дворце. Рядом с ним. Рядом ли? Неважно. Главное – она есть! Вот и в этот раз он проснулся, задыхаясь от ужаса с именем Хэ Су на губах, весь в липком ледяном поту, хотя в комнате было жутко холодно, так что даже промёрзли стены. Разогнув скрюченные в судороге пальцы, Ван Со с силой потёр лицо, размазывая по щекам тяжёлые слёзы, и нервно огляделся, пытаясь понять, где он. А когда осознал, что всё это было лишь сном, долго сидел на постели, слепо глядя в темноту и повторяя имя любимой. До рассвета было ещё далеко, и Ван Со, упав обратно на футон, пытался заснуть, но ему не спалось, вернее, он попросту боялся спать. Поэтому, не придумав ничего иного, он вышел на крепостную стену, где в эту ночь во главе небольшого отряда дежурил генерал Пак Су Кён.

Заметив его приземистую неподвижную фигуру на северном бастионе, четвёртый принц непроизвольно поёжился от порыва колючего ветра с гор, сморгнул налипшие на ресницы снежинки и, поплотнее запахнувшись в шерстяной плащ, направился к генералу. – Не спится, Ваше Высочество? – не оборачиваясь, осведомился старый военачальник, когда Ван Со до него оставалось ещё добрых пять-десять шагов. – Опять? – Прогоните? – в тон ему отозвался принц, не вдаваясь в объяснения и уже давно не удивляясь тонкому слуху и звериному чутью своего наставника. Не у него ли учился и сам? – Да нет, принц Со. Если вы пришли сюда по доброй воле, зачем же мне прогонять вас? Наоборот, я вам рад, – генерал чуть повернул голову, коротко кивнул в приветствии и вновь уставился в снежную темноту, туда, где за перевалом укрылись отброшенные в недавнем бою отряды киданей. Но и их гарнизон понёс весомые потери. Об этом свидетельствовали и отдалённые стоны из пристройки лазарета – самой тёплой во всей крепости, и поредевшие отряды на посту и в основном войске, и необходимость в подкреплении из Сонгака, куда на закате генерал отправил гонца. Ван Со встал рядом с наставником у маленького костерка, разведённого в осколке глиняного горшка так, чтобы огонь не было видно снаружи, и смотрел во мрак, на белёсые верхушки сосен, качающиеся в унылом танце на фоне набухшего снегом ночного неба. Но ему постоянно хотелось обернуться назад, где далеко на юге спал Сонгак и та, что не покидала его ни на миг, даже во сне. – Почему вы так плохо спите, Ваше Высочество? Что вас гложет? – по-отечески тепло осведомился генерал спустя некоторое время доверительной тишины, и у принца в груди что-то всколыхнулось от давно забытого чувства заботы и тревоги о нём постороннего человека, которое он всю жизнь собирал по крупицам и хранил в душе, как самое ценное сокровище. – Мысли… о доме, – откликнулся он, ничуть не стесняясь быть откровенным с генералом Паком – одним из немногих людей на свете, с кем он вообще когда-либо был искренним. – О доме? – добродушно хмыкнул Пак Су Кён и, выпростав руки из-под плаща, протянул их к огню, который и согреть-то толком не мог, но дарил слабую иллюзию домашнего очага. – Или о том, кто там остался? Ван Со покосился на собеседника и ничего не сказал. Генерал, несмотря на свою внешнюю неотёсанность и невежество, всегда чутко читал его, как раскрытую книгу.

А Пак Су Кён, не дождавшись ответа, продолжил с лёгким вздохом: – Мой дом раньше был в Шеньчжу, а теперь он в Сонгаке, ведь там моя Сун Док… Другого дома у меня нет, потому что больше никого у меня и нет вовсе. И пусть она замужем за братом Вашего Высочества, всё равно она останется моим единственным пристанищем, хоть родной отец ей теперь нужен не так сильно, как раньше.

Глубокий уродливый шрам на левой щеке генерала, идущий от уголка рта, дёрнулся, как бывало всегда, когда генерал волновался. Ван Со знал, что у него действительно не осталось родных, кроме дочери, пару лет назад выданной замуж за десятого принца. Единственная горячо любимая супруга генерала умерла вскоре после родов, заставших её в одном из военных походов, где она сопровождала мужа. Генерал говорил о своей Ён Мин очень мало, вообще почти никогда не говорил, но принц чувствовал, видел, как разлука угнетает его наставника, как он до сих пор любит свою жену, после кончины которой так и не оправился и не захотел вступать в брак повторно, хотя сам король Тхэджо уговаривал его и предлагал невест из знатных кланов Корё.

Единственное, что было известно Ван Со о Ён Мин, это то, что она, дав жизнь Сун Док и ослабев, тут же подхватила лихорадку, выкосившую в ту гнилую осень половину войска Пака, и через некоторое время тихо угасла на руках безутешного мужа, умоляя его заботиться о малышке. Но эти мольбы были лишними: и без того всю свою нерастраченную любовь генерал обратил на дочь, которая, по его словам, была копией ушедшей Ён Мин, и на Ван Со, кто стал его воспитанником волею судьбы. Пак растил их с одинаковым вниманием, любовью и строгостью, отчего Сун Док выросла не изнеженной благородной девицей, а крепким воином, закалённым телом и духом. Они редко виделись с Ван Со, потому что он жил в доме Канов, Сун Док – с отцом там, куда посылал его воинский долг, да и встречаясь на какое-то время, они предпочитали каждый свои развлечения: Сун Док – рукопашный бой с подчинёнными отца под его же присмотром и выслеживание медведей, а Ван Со – схватки на мечах и охоту на волков. Но, несмотря на это, четвёртый принц всегда с теплотой думал о Сун Док и не понимал поведение Ван Ына, который все годы брака дерзил жене, прилюдно помыкая ею и незаслуженно обижая её.

Впрочем, в семейные дела младшего брата Ван Со никогда не лез и делать этого впредь не собирался. ?Другого дома у меня нет, потому что там… моя Хэ Су?, – подумалось ему почти словами генерала, и он улыбнулся, согреваясь одной мыслью о той, что ждала его во дворце. Говоря по правде, Ван Со не знал, ждала ли его она его, но сейчас, вдали от Сонгака, ему хотелось так думать, и он не мог отказать себе в этой крошечной радости, которая на деле могла оказаться призрачной мечтой. Ну и пусть! Прошло почти два года с того смутного времени, когда умер Ван Гон и на трон взошёл Ван Му. Похороны прежнего правителя, коронация нового, положенный траур по Тхэджо и Ван Ё, пусть он и был объявлен изменником, – всё это растянулось на долгий период, в течение которого Ван Со почти не видел Хэ Су. Он постоянно находился во дворце, занимаясь делами Ван Му, решая вопросы с кланами, не все из которых приняли волю почившего короля, и продолжая руководить военными силами дворца. По его просьбе и с милостивого позволения Ван Му, который всегда хорошо относился к Хэ Су за её доброту и помощь при обострении его болезни, она стала главной придворной дамой Дамивона, сменив свою любимую О Су Ён.

Несколько месяцев после возвращения во дворец Хэ Су восстанавливала здоровье, пошатнувшееся из-за пыток и непосильного труда в прачечных. А Ван Со превратился в ночной кошмар придворного лекаря, с пристрастием расспрашивая его, тщательно ли он заботится о придворной даме Хэ, быстро ли идёт её выздоровление, хорошо ли она ест, изголодавшись на пустом рисе в Гэбане, спокоен ли её сон и велики ли заботы в новой должности. Принц постоянно посылал ей сладости, привозил травы, которые требовались для целебных настоев, способных вернуть ей силы, и вынимал душу из несчастного лекаря при каждом визите того во дворец, беспощадно, как на допросе, дознаваясь о любом нюансе в здоровье и настроении придворной дамы Хэ. Он старался не докучать ей и встречал её чаще совершенно случайно, когда она приходила во дворец к королю, принося тому чай или снадобья. И Ван Со всякий раз, отрываясь от бумаг, пристально следил за ней, подмечая любую мелочь в её внешности и поведении, которая свидетельствовала о том, что его Су возвращается к жизни и вновь учится радоваться ей, пусть и крайне медленно. После той памятной встречи на берегу озера Донджи, когда Ван Со признался Хэ Су в том, что убил старшего брата и она долго утешала его в своих объятиях, давая ему возможность выплакаться, отпустив со слезами боль и чувство вины, их отношения неуловимо изменились. И Хэ Су больше не шарахалась от него, не стремилась избежать разговора, не отводила взгляд. Она с тихой покорностью следовала за ним по дорожкам вдоль озера, когда он приглашал её на прогулку, большей частью отмалчиваясь и ступая чуть позади него, но всегда откликалась на вопросы, улыбалась туманной лунной улыбкой и благодарила за новые целебные травы или цветы, которые он дарил ей. Чем особенно дорожил Ван Со, так это тем, что Хэ Су не отнимала руку, когда он подхватывал её, стоило ей оступиться из-за больного колена, которое мучило её в дурную погоду или из-за переутомления. Больше ни разу Ван Со не порывался обнять Хэ Су, поцеловать или напомнить о своих чувствах. Он боялся нарушить то хрупкое доверие, что связало их после кончины Тхэджо, и заставлял себя сдерживаться, что подчас давалось ему очень нелегко, особенно когда Хэ Су смотрела ему прямо в глаза и улыбалась, озаряя его душу своим медовым светом. В такие минуты его невыносимо тянуло к ней, и он сжимал кулаки, вынуждая себя бездействовать, хотя ему до боли хотелось прижать её к себе, как прежде, и целовать, вдыхая запах её волос и нежной, свежей кожи, пахнущей лотосом и чем-то таким пронзительно родным, без чего он себя уже не осознавал.

Хэ Су была нужна ему, как воздух, и он не собирался от неё отказываться или давить на неё, и терпеливо ждал. Ждал, когда она привыкнет к нему, перестанет бояться, поймёт, что он не угроза её покою, а наоборот – её надёжная защита перед королём, принцами и всем миром, пусть для неё этот мир и ограничивался крепостной стеной дворцового комплекса.

Ван Со не оставлял надежды подарить Хэ Су свободу, когда она будет готова к этому, но она молчала. И он молчал, веря в то, что однажды всё изменится. Нужно только дать ей время, а самому набраться терпения. Жаль, что два месяца назад, незадолго до нового года, кидане возобновили свои набеги на границы, и Ван Му отослал их обоих, генерала и четвёртого принца, разобраться и навести там порядок. Вот только их миссия затянулась и неожиданно превратилась в бесконечное боевое дежурство в этой крепости, где приходилось постоянно отбивать атаки противника. Перед отъездом Ван Со из Сонгака Хэ Су вышла проводить его. Она скромно стояла в стороне, пока принц с другими военачальниками получал последние распоряжения короля, сам отдавал приказы и следил, как войско покидало дворец через узкие ворота. И всё время, что Ван Со ходил по двору, он чувствовал всей кожей её тёплый внимательный взгляд. А когда сам сел на коня и, обернувшись к Хэ Су, помахал ей рукой, её ответная улыбка наполнила его такой радостью и надеждой, что это тепло до сих пор согревало его, даже в эту снежную зимнюю ночь на дальнем рубеже, открытом неприятелю. Если Хэ Су пришла проводить его и так на него смотрела, неужели она не ждала его, и это было лишь мечтой? Нет, Ван Со отказывался в это верить! И вновь улыбался, смахивая с лица назойливые колкие снежинки, которые даже теперь казались ему теми самыми, что укрывали их с Хэ Су во дворце восьмого принца, когда они с ней вдвоём любовались первым снегом. Как же давно это было! И он был другим, и Хэ Су тоже. Она – особенно. Но лишь бы она – была. Ван Со настолько погрузился в свои приятные мысли, что не сразу сообразил, что генерал выжидательно смотрит на него, очевидно, задав какой-то вопрос. – Что вы сказали? – спросил принц, виновато кривя замёрзшие губы. Генерал прищурился и с доброй усмешкой покачал головой: – Ну, раз вы пропустили мои слова мимо ушей, то и повторять не стоит, Ваше Высочество. Я просто задам свой последний вопрос ещё раз. Почему вы, не желая отказываться от госпожи Хэ Су, никак не решитесь сделать её своей? Почему не обратились к королю, нынешнему или прежнему, за разрешением на брак? Чего вы ждёте? В первую минуту, услышав имя той, о ком он думал прямо сейчас, Ван Со растерялся. Хотя чему тут удивляться? Во дворце все знали, и причём очень давно, о его особом отношении к этой девушке. Немудрено, что и генерал Пак, при всём его кажущемся равнодушии к подобным вещам, тоже это замечал. Но в отличие от остальных, даже от короля, генерал никогда не насмехался над ним и не пытался манипулировать его привязанностью к Хэ Су в своих целях. Этого Ван Со опасался от любого человека, просто боясь, что не выдержит и превратится в заложника своих чувств, давя на которые, из него станут вить верёвки, а противиться он попросту не сможет, чтобы защитить Хэ Су. Заметив, что генерал по-прежнему внимательно смотрит на него, Ван Со спешно отвёл взгляд. – Я не стану её принуждать, – его слова прозвучали сухо, однако генерал этого не заметил. Или предпочёл сделать вид. – Иногда принуждение – во благо, – вскинул брови Пак Су Кён, и искалеченный угол его рта вновь задёргался. – Взять хотя бы вашего брата, десятого принца. Вы думаете, я не знаю, как отчаянно он сопротивлялся браку с моей Сун Док? Как готов был умереть, лишь бы не жениться на ней? Да и теперь тоже… Глупый мальчишка! – он хмыкнул, покачал головой и продолжил: – Но моя дочь любит его, любит с самого детства, с тех пор, как впервые увидела во дворце. И я не смог отказать ей в просьбе соединить их судьбы с Ван Ыном. И пусть у него ветер гуляет в голове, словно это не голова, а решето, но я знаю, да и он, шельмец, тоже, что Сун Док будет любить его и заботиться о нём до самой смерти, сама согреваясь это заботой. Но он, боюсь, может понять это слишком поздно… А ведь жизнь, как справедливо заметил ваш отец перед кончиной, быстротечна… И можно просто не успеть… Генерал умолк и отвернулся, зябко потирая руки, а потом вдруг заговорил севшим голосом, глядя куда-то сквозь снежную пургу: – Моя Ён Мин рассказывала мне, что не стала ждать. Это она попросила своего отца, моего командира, соединить нас, хотя я не помышлял о женитьбе, да и не знал толком эту девушку. Можно сказать, меня принудили к браку с ней. Но я быстро прозрел и взамен получил то, о чём всегда молил Небеса. Жаль, не понял этого сразу. Столько времени потерял, дурак… Когда у него перестал дёргаться рот, генерал Пак повернулся к Ван Со и впился в него пронзительным сверлящим взглядом: – Не ждите, Ваше Высочество! Вы не знаете, что принесёт завтрашний день, и принесёт ли вообще. Так можно не успеть дождаться или прождать всю жизнь напрасно. А принуждать… Кто вам сказал, что это будет принуждение? Мне почему-то так не кажется. Уже у себя в комнате, глядя, как рассветное марево превращает стену снега в молочную пену, Ван Со продолжал думать над этими словами генерала Пака. Когда-то Чжи Мон убеждал его, что нужно уметь останавливаться. ?Шаг назад, Ваше Высочество!? – отчетливо прозвучал в его голове голос звездочёта, прозвучал, как однажды, очень давно, когда на глазах у Ван Со Хэ Су перерезала себе вены на запястье, чтобы не выходить замуж за короля, и ей на помощь бросился Ван Ук, а не он. – ?Иногда, чтобы уйти далеко вперёд, нужно вовремя остановиться. И даже сделать шаг назад?. И что? Сколько раз Ван Со останавливался и делал шаг назад в отношениях с Хэ Су? И зачем? Что из этого вышло? Далеко ли он ушёл в попытках завоевать её сердце? Может, прав как раз генерал, и нужно быть жёстче и настойчивее? ?Не ждите, Ваше Высочество! Вы не знаете, что принесёт завтрашний день, и принесёт ли вообще. Так можно не успеть дождаться или прождать всю жизнь напрасно?. Ван Со тихо застонал и спрятал лицо в ладонях. Кто из его наставников ошибался? А если оба были правы, и только от него самого зависело, как поступить в том или ином случае? Что ему делать, вернувшись во дворец? Идти к королю и просить разрешения на брак с Хэ Су, не принимая в расчёт её желание и отношение к нему? Ван Му, разумеется, не откажет, и Хэ Су не сможет воспротивиться королевской воле. Она выйдет за него замуж. Только что это изменит? Он хотел, чтобы Хэ Су принимала его. Не терпела, а любила его, по-настоящему любила, без страха и принуждения. Чтобы доверяла и раскрывалась ему навстречу, как цветок лотоса под лучами солнца, а не сжималась в тугой холодный бутон в его руках, как тогда, во время их первого поцелуя. При мысли об этом Ван Со болезненно поморщился и сжал кулаки: он слишком хорошо помнил судорожно вздёрнутые плечи Хэ Су и слёзы на белых щеках… А ещё он прекрасно помнил её ужас и отторжение в расширившихся глазах, когда он предложил ей пожениться. Эти воспоминания до сих пор прожигали его стыдом и непониманием.

Нет, не это было ему нужно…

Он мечтал, чтобы, когда он, уже будучи ей мужем, зайдёт в полночном сумраке в её покои, Хэ Су с радостью шагнула в его объятия, и улыбалась ласково, и тянулась к нему, как он сам тянулся к ней. Чтобы стала его по собственной воле, тая в его руках от нежности и страсти… Чтобы она была свободна в своих чувствах, действиях и решениях и была счастлива с ним. Ван Со представил, как Хэ Су, кутаясь в свадебные одеяния, затравленно смотрит на него, как когда-то смотрела на короля Тхэджо, и едва не теряет сознание от страха и отвращения, не смея отказать ему в его праве супруга… Представил – и его передёрнуло. Нет! Он никогда не сможет так поступить с ней, из уважения к ней, из любви и собственной жгучей потребности в ответном чувстве.

Он никогда не понимал, как можно овладеть женщиной силой или, ещё хуже, с её согласия, но не испытывая к ней абсолютно ничего. Для него всё то сокровенное, что свершалось за закрытыми дверями спальни между мужчиной и женщиной, было полно глубокого смысла и трепетного желания. Взаимного желания. Глупо, наивно, но тем не менее… Иного он себе не представлял, как не представлял на месте Хэ Су какую-то другую девушку. И поэтому он не хотел даже думать о том, чтобы к чему-то принуждать Хэ Су. Она и без того столько жила под гнётом страха, долга и чуждых её живой, свободной натуре правил, что добивать её ещё и насильственным браком он просто не мог. Остаётся только ждать. Или… всё-таки он ошибается?

?Ведь жизнь, как справедливо заметил ваш отец перед кончиной, быстротечна… И можно просто не успеть…? – прозвучал в его голове грубоватый голос генерала Пака, а вслед за этим и сам генерал возник в дверях комнаты, стукнув раз для приличия по деревянному косяку. – Всё ещё не спите, принц Со? – осведомился он чисто риторически, окинув взглядом свёрнутую постель и фигуру в доспехах, замершую у окна. – Не могу, – мотнул головой Ван Со. Генерал оглянулся в коридор, затем шагнул в комнату и плотно прикрыл за собой дверь. – Вот что, Ваше Высочество, – решительно и твёрдо заговорил он, подходя к окну. – Как только из Сонгака прибудет подкрепление и лошади отдохнут, отправляйтесь-ка вы домой с вестовым. Вы сейчас нужнее во дворце. Киданей оставьте мне, а сами приглядывайте за королём. Неспокойна у меня за него душа. Я обещал вашему отцу, что буду заботиться о Ван Му, а сам мало того, что покинул Сонгак, так ещё и вас за собой потащил. Но кто лучше вас знает приграничье… А с другой стороны, нельзя и короля оставлять без надёжной защиты. Поэтому собирайтесь – вы отправляетесь домой. Вам лучше заняться охраной короля, но прежде – прийти в себя. Вы превратились в собственную тень, вон как почернели, столько времени не спавши как следует. Как только в бою меч в руках держите и замертво не падаете. Ещё и киданей рубите, будто дрова, – загляденье просто… – Но генерал… – попытался было возразить Ван Со, которому показалось, что Пак делает это из жалости к нему. А жалость он ненавидел всем своим нутром, в любом её проявлении. – Да, ?генерал?! – отрезал Пак, и в его голосе зазвучал металл. – И поскольку я пока ещё командую этим гарнизоном, вы, принц, будете слушаться меня и выполнять мои приказы, несмотря на ваш статус. Вам понятно? – Да, генерал, – эхом повторил наставника Ван Со. Пак Су Кён тревожился о короле, а принц – о Хэ Су. Он и самому себе не мог объяснить причину своих опасений, но его неотступно преследовало ощущение, что Хэ Су грозит опасность. Не зря же его мучили все эти кошмарные сны!

И, может быть, генерал прав – ему нужно вернуться домой. Там он сможет защитить короля, и Хэ Су, по крайней мере, будет рядом. Порой принуждение – действительно во благо.*** Что Ван Со просто терпеть не мог, так это дни рождения и другие праздники, где требовалось непременно дарить подарки и соблюдать придуманные ритуалы, нравится тебе виновник события или нет, и к тому же делать это прилюдно. А если его на дух не переносишь, что – притворяться, лицемерить и натужно улыбаться ради соблюдения приличий? Лучше уж вообще на праздник не явиться, как, например, он поступил в день рождения Ван Ука, прикрывшись необходимостью срочной проверки вооружения западного форпоста Корё. И совесть его дружелюбно молчала. Ван Со не привык к праздничным церемониям и не умел себя там вести, особенно когда все смотрели на него в ожидании каких-то напыщенных речей и прочей клоунады, которая из-за своей неестественности больше пристала уличным артистам. А ещё Ван Со пугали сюрпризы – вспомнить хотя бы день рождения Ван Ына, когда из-за своей доверчивости и верности данному слову он сам стал главным ?сюрпризом? при вручении подарков. Он до сих пор не мог думать о том дне без содрогания, хотя уже давно не носил маску и спокойно воспринимал шрам на своём лице. И всё благодаря Хэ Су. Самого Ван Со никто никогда не поздравлял с днём его появления на свет, очевидно, считая это не даром, а нелепой ошибкой Небес. Иначе с чего бы им посылать в королевскую семью такое паршивое создание, да к тому же ещё и порченое? Ни в Шеньчжу, ни в Сонгаке его день рождения ни разу не отмечали, поэтому Ван Со даже начал забывать, в какой день Луны ему так не посчастливилось появиться в этом мире. Ему ни разу не дарили подарки, не говорили добрые слова и не поднимали чаши вина за его здоровье. И его это в каком-то смысле устраивало: оказываться лишний раз в центре внимания и делать вид, что веришь фальшивой искренности окружающих, – не самая приятная штука на свете.

Ван Со даже запретил Чжи Мону сообщать кому-либо дату своего рождения, когда звездочёт заикнулся об этом, возясь с новогодними гороскопами для членов королевской семьи. Они тогда ещё серьёзно повздорили на этот счёт. Астроном пытался настаивать и успел-таки привести пару аргументов против странного требования, но угрожающее выражение лица четвёртого принца, а также собственный инстинкт самосохранения убедили его гораздо лучше каких-либо слов или действий.

Четвёртый принц династии Ван родился в год Петуха – этого, по мнению Ван Со, было более чем достаточно для истории и кого бы то ни было вообще. Однако день рождения Хэ Су – совсем другое дело! Ведь когда-то на рассвете такого же необыкновенного дня Небеса привели в этот мир ту, которая стала целым миром для него. Именно поэтому Ван Со хотелось побыть вдвоём с Хэ Су, без лишних глаз и церемоний. Ведь она принадлежала ему, и провести этот особенный день он мечтал только с ней. Но не тут-то было! С самого утра в Дамивоне, как, разумеется, и всегда, без конца сновали служанки, лекари, посыльные и прочий люд, мешавший Ван Со поздравить Хэ Су наедине и спокойно поговорить с ней, что его дико раздражало. И ладно бы только слуги – родной брат Бэк А просто выводил его из себя, потащив на рынок сразу после завтрака и гоняя там из лавки в лавку, как барана на выпасе, в поисках подарка. Спасибо, что хворостиной не подстёгивал! И почему подарок на день рождения обязательно должен быть какой-то вещью? Этого Ван Со искренне не понимал, ведь гораздо дороже, на его взгляд, был какой-нибудь значимый поступок, долгожданные слова или исполнение желания. Именно поэтому он сердился, упирался, не желая рассматривать товары, и рычал на торговцев, чем несказанно забавлял вероломного Бэк А, просто лучившегося прекрасным настроением. Наверняка этот прохвост припас для Хэ Су нечто необычное и вовсю предвкушал, как подарит ей это вечером, когда она освободится от работы. Так, собственно, и произошло. И по возвращении с рынка Бэк А не оставил Ван Со в покое: стоило солнцу упасть за горы под звуки вечернего колокола, тринадцатый принц явился в башню звездочёта и чуть ли не за шкирку поволок брата в Дамивон.

Слава Небесам, на чаепитии у Хэ Су не оказалось никого, кроме них с Бэк А, но легче Ван Со от этого не стало. Он сидел насупившись и, прячась за чашкой чая, слушал трескотню брата, который развлекал именинницу рассказами о своём недавнем путешествии по западному побережью. Язык тринадцатого принца и правда был без костей и привешен так искусно, что истории у него получались – заслушаться можно! Он цитировал поэтов, что оказывалось всякий раз весьма к месту, напевал отрывки из песен и забавно менял голос, подражая то старому монаху, то юной крестьянке. Не истории, а целое представление!

Хэ Су с неподдельным интересом слушала Бэк А, задавала вопросы, угощала чаем и при этом ни разу за весь вечер не подняла глаза на Ван Со, сидевшего прямо напротив неё с каменным лицом и продолжавшего злиться на всех и вся, в том числе и на самого себя, а главное – на вредного брата, который то и дело насмешливо посматривал в его сторону и не упускал возможности уколоть его, пусть и добродушно. Ван Со молча сносил его подначки, утешая себя картинами страшной мести, которые рисовал в голове, одну изощрённее другой. Жить тринадцатому принцу оставалось… ровно до того момента, когда они выйдут отсюда. Ради этого можно было и потерпеть. Но всё стало ещё хуже, когда Бэк А вытащил откуда-то из-под стола тяжёлый деревянный сундучок и веско грохнул его перед изумлённой Хэ Су, скользнув при этом снисходительным взглядом по напрягшемуся лицу Ван Со. – С днём рождения! – придвигая сундучок поближе к имениннице, Бэк А весь сиял в предвкушении её реакции. – Я увидел его и сразу подумал о тебе. Ван Со едва не скривился: слова брата неприятно резанули его, и где-то внутри на тлеющих углях ревности сверкнули язычки ожившего пламени.

И было отчего: стоило только откинуть крышку – в комнате сразу разлилось цветочное благоухание, а лицо Хэ Су озарилось такой весенней радостью, будто внутри она нашла нечто особенное. Да так оно и оказалось на самом деле. Не зря Бэк А весь день с загадочным видом задирал нос: в сундучке обнаружился целый набор разноцветных склянок и кувшинчиков. Один из них Хэ Су взяла в руки и, вынув тугую пробку, вдохнула густой аромат: – Это же розовое масло! Она зажмурилась от удовольствия, и её губы мягко раскрылись на вдохе, будто смакуя бесценный подарок. Увидев это, Ван Со ощутил, как его захлестнула горячая волна желания и ревности, и, сжав зубы, отвернулся, пытаясь совладать с собой. – Персидские торговцы привезли его из Болгарии, – Бэк А явно гордился своим сюрпризом и даже не старался это скрыть.

– Я использую это изысканное масло для мешочков с благовониями, – счастливо улыбнулась ему Хэ Су. – Благодарю вас за подарок! Чувствуя себя как минимум лишним, Ван Со глотнул остывший чай, едва при этом не подавившись. Может, на этом издевательства над ним закончатся? Однако расшалившийся Бэк А никак не унимался: – А брат всё не мог что-нибудь выбрать. Слонялся по округе, но в результате так и вернулся с пустыми руками. – Она простая придворная дама, – огрызнулся Ван Со, не выдержав насмешек. – Наш визит сюда – уже подарок. Разве нет? Он сказал это – и тут же отругал себя за беспричинную грубость. Однако Хэ Су, так и не взглянув на него, тихо откликнулась, перебирая склянки в сундучке и как будто ничуть не обидевшись: – Да, вы правы. Я придворная дама. И должна быть рада уже тому, что родилась. В её словах, и в том, как она их произнесла, звучали и скромность, и достоинство и спокойный отпор на неожиданную резкость. ?Ну что, съел?? – лукаво взглянул Бэк А на Ван Со, готового провалиться сквозь землю: кто тянул его за язык?

Он с громким стуком поставил пустую чашку на стол и надулся, как будто обидел не он, а его. Ну когда он научится себя вести, особенно с теми, кто дорог ему больше всех на свете? На самом деле у Ван Со тоже был припасён подарок для Хэ Су. И пусть она уже видела эту вещь, принц бережно хранил её и мечтал, чтобы однажды Су её все-таки приняла. Но что он делать вот уж точно не собирался, так это вручать её в чьём-либо присутствии, пусть даже и тринадцатого принца. А после его сегодняшних выходок – тем более! Когда, наконец, закончилась пытка красноречием и остротами Бэк А, Ван Со чувствовал себя так, словно пережил бой с киданями. Он вышел в объятия ясных сумерек взвинченный и разочарованный тем, что день прошёл совершенно не так, как он рисовал себе в воображении. И Бэк А, везучий обормот, ускользнул от него, удачно встретив на пороге Дамивона придворного лекаря, которому привёз редкие травы. Не устраивать же ему выволочку при свидетелях!

Проследив мстительным взглядом за удаляющимся братом и почтенным старцем, которые по очереди оглядывались на него и кивали друг другу, явно обсуждая не время сбора лекарственного сырья, Ван Со едва не рухнул без сил на ступеньки дворца: бесцельные хождения по рынку и это проклятое чаепитие вконец измотали его.

Но ведь день ещё не закончился, по крайней мере, формально. Значит, у него ещё была возможность исполнить свой замысел! Побродив по саду, чтобы успокоиться, Ван Со совершенно закономерно обнаружил себя у ханока Хэ Су, в окнах которого гостеприимно мерцал тёплый свет: его обитательница ещё не ложилась. Принц представил, как было бы сейчас уютно сидеть с ней вдвоём у светильника, но стучать в дверь он не собирался. Вместо этого он подошёл поближе к окну, в котором совсем недавно плавно скользнула изящная тень, и… завыл. Он выл так, как воет по весне волк, призывая свою волчицу: протяжно, мягко, то и дело срываясь на ласковый игривый лай. И вот что любопытно – чувствовал он себя при этом абсолютно нормально. А почему, собственно, Бэк А можно хулиганить, а ему нельзя? Умолкнув, Ван Со внимательно прислушался: идёт или нет? Поймёт ли она его знак? Выйдет ли к нему? А если не выйдет?

Но когда Хэ Су появилась на верхней ступеньке лестницы, все его сомнения вмиг развеялись вместе с сумрачным настроением сегодняшнего дня.

Она пришла! – Это вы только что издавали звуки… животных? – скучающим тоном осведомилась Хэ Су, однако в её глазах искрился задорный огонёк, и Ван Со понял, что она на него не сердится. – Да, – кивнул он и самодовольно добавил: – Звучало, кстати, весьма правдоподобно. Я боялся, что ты не догадаешься, что это я. – Звучало не так, будто это был вой собаки или волка, а словно поперхнулись рисом, – осадила его Хэ Су, но губы её подрагивали от сдерживаемого смеха: она приняла его игру. Как же он соскучился по ней такой: озорной, бойкой, его прежней Хэ Су, которая то и дело подначивала и поучала его! Как ему отчаянно её не хватало!

– Что, не похоже? А разве это имеет значение? – фыркнул Ван Со. – Ты ведь всё равно пришла! Он приложил ладонь ко рту и вновь завыл, краем глаза замечая, что Хэ Су не выдержала и заулыбалась, сдавшись в своих попытках сохранить невозмутимый вид. – Идём, – сказал он, подходя к ней и протягивая руку. – В качестве подарка я тебе кое-что покажу. Хэ Су колебалась, и Ван Со нетерпеливо добавил: – Говорю же, идём!

Когда Хэ Су вложила свою ладонь в его, принц сжал её тёплые пальцы и подумал, что это точно один из самых драгоценных моментов в его жизни, который сам по себе мог бы служить для него подарком, будь сейчас день рождения у него. В этот раз Хэ Су не сопротивлялась, когда он посадил её на лошадь и неспешно выехал за пределы дворца: король был добр к ним обоим, а ночь стояла такая чудесная, что возможность полюбоваться ею, сидя на берегу небольшого лесного озера, поросшего кувшинками, стоила того, чтобы рискнуть ради кусочка свободы. Вокруг, как и в его давних мечтах, разливался необъятный свежий простор, трещали цикады, невесомо парили цветочные пушинки и терпко пахло разнотравьем и водой. Ван Со ощущал прикосновение плеча Хэ Су к своему и чувствовал себя при этом таким счастливым, что ему хотелось сидеть вот так бесконечно и любоваться ею, и говорить о чём угодно или вовсе молчать, главное – рядом с ней… Ночное небо укрывало их одним на двоих одеялом, густо затканным мерцающими, как огоньки свечей, звёздами, и принц показывал на них, называя каждую своим именем, известным ему от Чжи Мона или выдуманным прямо на ходу. Хэ Су с мягкой снисходительной улыбкой поправляла его и рассказывала истории о тех божествах и героях древности, чьи имена на самом деле носили эти маленькие далёкие искорки и целые их созвездия. Она говорила, а Ван Со никак не мог на неё наглядеться, такую близкую, такую любимую! Её густые ресницы подрагивали, взлетая и опадая, словно крылья бабочки, а когда она щурилась, в уголках глаз собирались лёгкие морщинки, в которых пряталась улыбка. Приятный ветерок играл волосами на её виске, целуя нежную кожу и беззастенчиво воплощая сокровенное желание Ван Со… Заметив, что принц неотрывно смотрит на неё, Хэ Су умолкла, в недоумении вскинув изящные брови, и у него перехватило дыхание: какая же она красивая! За те несколько лет, что они были знакомы, её красота изменилась: к свежести и чистоте юности добавилась неуловимая печаль и тонкая женская мудрость, превратив робкий прозрачный бутон в роскошный благоухающий цветок, и Ван Со хотелось вглядываться в эту чарующую, манящую красоту и касаться её, наслаждаясь ею с полным на то правом. – Ты хочешь, чтобы я отказался от тебя или, наоборот, смотрел лишь на тебя? – внезапно спросил он, озвучивая затаённые мысли, которые не давали ему покоя. – Когда я рядом с тобой, все мои тревоги теряют свою значимость. И как же мне жить, не видя тебя? – он ненадолго умолк, а потом заговорил снова: – Если ты не хочешь быть со мной, то и надежды не давай. Ведь для меня это пытка. Его сердце неистово колотилось, когда он потянулся к Хэ Су, влекомый небесным светом в её огромных невинных глазах, и вдруг ощутил на своих губах прохладные пальцы, преградившие ему путь. – Разве вы не обещали мне, что спросите позволения? – с упрёком проговорила Хэ Су, но Ван Со видел это позволение в её прямом взгляде, поэтому убрал её руку от своего лица и с улыбкой уточнил: – Я могу..? – Не можете! – неожиданно заявила Хэ Су и отвернулась. А когда принц вновь потянулся к ней вопреки запрету, с притворным негодованием воскликнула: – Говорите одно, а делаете другое?

– Да не стану я тебя целовать! – буркнул Ван Со и ворчливо продолжил: – Так ты дождёшься – тебя выдадут замуж за какого-нибудь знатного старика в качестве его второй жены.

– Такому никогда не бывать! – беспечно засмеялась Хэ Су. – Король меня слишком сильно ценит.

– Надо же, какое хвастовство! – не остался в долгу Ван Со, а потом, счастливо вздохнув, растянулся на траве, закинув руки за голову.

Святые Небеса! Как же ему сейчас было легко и хорошо! Как вкусно пах ночной воздух, и как ярко светили звёзды на небосклоне! Ну и пусть Хэ Су не разрешила ему поцеловать её: Ван Со знал, чувствовал, что она в шаге от того, чтобы позволить ему и поцелуй, и нечто большее, о чём он так давно мечтал и надеялся, что она вот-вот примет его предложение. И этот последний шаг она должна была сделать сама, по собственной воле, без принуждения. На иное он был не согласен. – Скоро же у тебя выходной? – повернулся он к ней, встречая её мягкую ласковую улыбку, кутаясь в неё, как в небесное одеяло, искусно расшитое созвездиями, и сам, в свою очередь, загадочно улыбнулся: – Давай встретимся у озера! – Встретимся у озера? – озадаченно переспросила Хэ Су. – Для чего? – Я должен тебе кое-что сказать. И думаю, мне стоит сделать это там, – не дождавшись ни слова, Ван Со взглянул в её растерянное лицо. – Ты же придёшь?

Ответом ему был её выразительный взгляд и оглушающее биение сердца, которое принц ясно слышал сквозь музыку ночи: этот взгляд и неровный стук обещали ему так много, что он просто боялся в это поверить. Прощаясь с ним на ступеньках ханока, Хэ Су всё так же смущённо молчала, как и по дороге обратно во дворец, но когда Ван Со взял её за руку, не отняла её, а лишь тихонько вздохнула, не поднимая глаз. Принц долго не отпускал её, ласково поглаживая дрожащие пальцы, и очнулся лишь тогда, когда услышал робкое: – Ваше Высочество… Он на миг крепче сжал маленькую ладошку, а мгновением позже вложил в неё серебряную заколку с белой лилией и ягодами барбариса. Вложил – и замер: неужели не примет? Но Хэ Су, увидев украшение, застенчиво улыбнулась и, спрятав его между сомкнутых ладоней, посмотрела на Ван Со своими лучистыми глазами так, что он всё понял. – Спасибо вам за подарок, Ваше Высочество. Я буду беречь его. Она поклонилась ему, прощаясь, и, прижав руки с заколкой к груди, исчезла за дверью. В ту ночь я ещё долго стоял на ступеньках, прислонившись к каменным перилам, и смотрел, как гаснет свет в твоих окнах, Су, и как вслед за этим незаметно засыпают на небе звёзды, растворяясь в рассветных лучах. Смотрел и не верил тому, что произошло – наконец-то произошло! – ты приняла мой подарок, тем самым подарив мне надежду. И я не сомневался, я знал, что ты придёшь к озеру Донджи, которое я уже давно считал нашим с тобой. Придёшь, чтобы следом за украшением принять и моё предложение, и меня самого. Эта надежда и волнующее ожидание счастья соединения с тобой стоили всех лет испытаний и сомнений. И если бы кто-то спросил, какие моменты в жизни стали для меня самыми благословенными, в числе прочих я бы назвал и эту незабываемую ночь. Ведь предвкушение порой едва ли не дороже самих минут блаженства, когда всё самое лучшее ещё не пришло, но вот-вот наступит, стоит только протянуть руку – и коснёшься его, и почувствуешь наконец…

…а сейчас я каждый день прихожу сюда, на наше озеро, закрываю глаза – и вижу тебя, в небесно-облачных одеждах и украшением в волосах, где садится на цветок лотоса маленькая синяя бабочка. Только мне уже тебя не коснуться, не услышать и не вернуть. Остаётся лишь вспоминать и ждать. Я буду ждать, Су! Буду ждать тебя всю оставшуюся жизнь. Приходи ко мне, прошу тебя! Хотя бы во сне приходи, не оставляй одного в бескрайней пустыне отчаяния! А когда мой путь в этом мире подойдёт к последнему порогу, я перешагну его и сам отправлюсь на поиски тебя в новый мир. И я верю, что мои воспоминания и моя любовь приведут меня к тебе, мояСу! Однажды – обязательно приведут! И это тоже предвкушение и надежда. И единственный повод жить дальше. Жить лишь для того, чтобы ждать…*** Ван Ук появился перед министрами с той стороны тронного зала, откуда обычно к ним выходил король, и это не укрылось от четвёртого принца. Сегодня ни Хеджона, ни Чжи Мона на утреннем совещании не было, и главы влиятельных семей в ожидании переговаривались вполголоса, строя предположения, одно другого невероятнее, и сетуя на неизбежный закат Корё. С таким-то королём… Выйдя вперёд, Ван Ук высокомерно оглядел собравшихся и, не удосуживаясь опуститься до традиционных приветствий, безапелляционно заявил: – Король желает внести изменения в силовую защиту дворца. Солдаты из знатных семей присоединятся к воинам дворцовой стражи и будут дежурить посменно, охраняя дворец.

Ван Со слушал, исподлобья глядя на брата и замечая, как среди глав и послов могущественных кланов поднимается ропот негодования. Их возмущение было понятно: ещё совсем недавно король призвал молодых сильных мужчин из всех провинций, чтобы усилить армию для защиты границ от набегов киданей. А теперь – новая повинность! Так в кланах не останется ни одного воина, способного постоять за свой собственный род. Выждав, когда волнения и шум улягутся, Ван Ук продолжил тем же повелительным тоном:

– Недуг его величества усиливается. И для него мучительно присутствовать на встречах. Но мы не должны затягивать с исполнением королевского указа. Когда совещание закончилось и толпа министров с главами семей потекла к выходу из дворца, Ван Со догнал Ука, улучив удобный момент, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. – Ук, – начал он, – а ты часто своевольничаешь! Прикрываясь болезнью Его Величества, ты правишь в качестве регента. За то время, что Ван Со отсутствовал в Сонгаке, отражая нападения киданей в армии генерала Пака, Ван Ук и правда непозволительно приблизился к королю, но ему благоволили министры, и его репутация начитанного и умного человека весьма ему в этом способствовала. – Твоё предположение вызвано неприязнью ко мне, – снисходительно улыбнулся восьмой принц, и в улыбке этой не было ни капли сожаления или раскаяния. – Но я не допущу подобных мыслей у других. Однако Ван Со ещё не закончил. – Ты ведёшь себя, как главный министр, и это вызывает волнения среди глав кланов, – обвиняющим тоном продолжил он. – Если не прекратишь оказывать на них давление, прикрываясь королём, их недовольство будет только нарастать, – откровенно насмешливая улыбка Ван Ука оборвала его мысль, и Ван Со нахмурился: – Тебе смешно?

– Я полагал, что ты хорош только в сражениях, но ты силён и в вопросах политики, – скривился Ук без капли уважения. – Обучился, чтобы противостоять тебе, – спокойно ответил Ван Со, – потому что до сих пор не доверяю. По лицу Ван Ука скользнула тень нетерпения – он не скрывал, что этот разговор его утомляет, и с прежней неприятной улыбкой пояснил так, словно обращался к несмышлёному ребёнку, что не осталось незамеченным Ван Со и очень его задело: – Я стремился сгладить отсутствие короля, но перестарался. Приму к сведению твои слова. Однако тебя не станет слушать ни один министр.

И, продолжая мерзко улыбаться, восьмой принц пошёл прочь. Ван Со смотрел ему вслед, чувствуя, как его захлёстывает волна неприязни и раздражения. Если бы король был здоров и бодр, если бы хоть немного интересовался государственными делами, кроме собственной защиты и угнетающей его болезни, сейчас бы у Ван Ука не было повода для спеси и безнаказанного манипулирования кланами!

Но Хеджон почти не появлялся в тронном зале. Недуг полностью поглотил его, разъедая не только тело, но и сознание. Ван Со видел, как его старший брат, король, постепенно сходит с ума: его мучили видения, он не слушал, когда Со заговаривал с ним о делах в приграничье или о растущем недовольстве кланов. Большую часть времени Хеджон проводил в купальнях, принимая ванны с целебными травами, которые, вместо того, чтобы исцелить его, делали его вялым и безвольным. Он жаловался, что чувствует себя измождённым и почти не спит, а когда просыпается, не может определить, какой это день. Его стала подводить память, аппетит угасал, а ведь ему было всего тридцать три года! Ван Со ясно понимал, что с королём творится что-то неладное, но что именно – не знал, как не знал и способа ему помочь. Помимо вооружённой охраны дворца, тронного зала и своих покоев Хеджон вдруг повелел, чтобы его сон каждую ночь охранял один из братьев возле ложа. Что это ему давало и как успокаивало, было неизвестно, но перечить ему в этой прихоти никто не посмел. В своё последнее ночное дежурство в спальне короля Ван Со был просто в шоке от того, что там увидел. Хеджон скрючился на постели, кутаясь в шёлковые одеяния: его бил озноб, хотя стояло душное лето. По его лицу, шее и рукам – всем открытым взору постороннего частям тела – расползались уродующие внешность багровые пятна. Принцу было известно, что король велел Чжи Мону распространить слухи о том, что он сын Дракона, потому как из-за болезни рубцы на его теле стали выглядеть, будто чешуя. Сейчас он явно видел, что эта ложь была оправданна: шёлковая ткань соскользнула с тела короля, обнажая отвратительные струпья, на которые нельзя было смотреть без содрогания. – Со, – стуча зубами, бормотал король, глядя безумным взглядом куда-то в пространство, – со мной что-то не так. Почему я ощущаю холод под горячим летним солнцем? Я совсем не могу спать, а когда удаётся заснуть, меня душат кошмары… Хэ Су сделала мне подушку с целебными травами от придворного лекаря, но это не помогает, мне ничего не помогает. Что происходит, брат? Хеджон поднял на Ван Со воспалённые слезящиеся глаза, в которых не теплилось ни единой здравой мысли, кроме ужаса и покорности перед неизбежным, и четвёртый принц едва не отшатнулся. Он хотел успокоить брата, хотя бы попытаться утешить его, и уже было открыл рот, но все слова застряли у него в горле, когда он понял, что король смотрит куда-то сквозь него, и зрачки его при этом расширились от испуга. Король дёргал головой, переводя взгляд с места на место, словно панически следил за чьим-то движением. Больше всего это походило на то, как если бы Хеджон пристально наблюдал за полётом мотылька, хотя комната была пуста. Ван Со стало жутко. Но его страх неизмеримо усилился, когда король, перестав разглядывать нечто несуществующее, сжался на постели и сипло забормотал, то и дело срываясь в пугающую тишину: – Он приходил ко мне… Он постоянно ко мне приходит, хотя я его не зову. Он сказал, что время пришло. Что мне пора остановиться и отречься от престола в пользу… в пользу… – Хеджона затрясло, и он громко клацнул зубами, заставив Ван Со вздрогнуть.

– Кто это сказал, Ваше Величество? – склонился он к королю, но тот не видел его, хотя смотрел прямо в лицо, едва не касаясь носом. – Он! Он пообещал мне, что если я отрекусь в его пользу, то он обеспечит мне достойную жизнь до конца моих дней…

– Кто – он? – Ван Со схватил невменяемого брата за плечи и тряс без всякого почтения: ему нужно было выяснить имя этого человека, который – он чувствовал это – виноват, косвенно или прямо, в недомогании и безумии короля. – Кто? Как его имя? – Он сказал, что трон – это бремя, и мне нужно от него избавиться ради всеобщего блага, – Ван Му покачивался, словно китайский болванчик, и ничего не слышал. – А я… почему я…

Ван Со понял, что ничего сейчас от него не добьётся, и, как только освободился, бросился в башню звездочёта, но его там не оказалось. Более того – складывалось ощущение, что Чхве Чжи Мон уже давно не появлялся во дворце: на его столе царил идеальный порядок, все книги были расставлены по полкам, и даже в вечно переполненной корзине для мусора было пусто.

Принц в сердцах смахнул со стола стопку рисовой бумаги и опрокинул чернильницу, которая, глухо стукнувшись об пол, испачкала плетёные циновки и, оставляя за собой яркий след, закатилась в угол, под стеллаж с картами. – Да что же это такое! – со стоном отчаяния воскликнул Ван Со. Где носило неуловимого астронома, он не знал, и никто не мог ему сказать, хотя он обошёл едва ли не весь дворцовый комплекс и спрашивал всех, от первого министра до служанок в прачечной. Как так получается? Почему, когда он нужнее всего, Чжи Мон всякий раз таинственно исчезает? И куда, спрашивается, если его место – во дворце, подле короля?

Ван Со сел прямо на ступеньки, ведущие на крышу башни, и уронил гудящую голову на руки. Его разум разрывали бесчисленные вопросы, главным из которых было имя неизвестного, заставляющего Ван Му отречься от престола.

?Он пообещал мне, что если я отрекусь в его пользу, то он обеспечит мне достойную жизнь до конца моих дней…? Кто посмел давить на Хеджона? Только один из братьев, в чью пользу мог отречься правящий король. Но кто из них? Ван Ё, рвавшийся к трону с подачи королевы Ю, погиб. Ван Чжон после его смерти покинул дворец и все эти годы в чине генерала командовал одним из гарнизонов на восточном побережье, лишь изредка появляясь в Сонгаке. Власть его никогда не интересовала, равно как и тринадцатого принца, который после воцарения Ван Му стал каким-то странным: в нём будто задули горевший некогда фитиль, и Бэк А погас, оживая время от времени, как в день рождения Хэ Су. Он стремился забыться в путешествиях, но и оттуда возвращался всё в том же угнетённом состоянии, будто тосковал по какой-то безвозвратной потере. Что с ним происходило, он не говорил, а Ван Со в душу к нему лезть не намеревался. Ван Ын заперся с Сун Док в своём поместье и во дворце появлялся только по большим праздникам, и то по приказу короля: трон в его глазах был игрушкой для взрослых, а десятый принц, как и прежде, предпочитал нечто попроще, типа рогаток и хитроумных силков для птиц… Оставались Ван Ук и Ван Вон.

Оба они жили рядом с королевским дворцом, и оба проводили там времени больше, чем в собственных поместьях. Ван Ук, тот вообще едва ли не превратился в первого советника короля. А девятый принц постоянно крутился в Дамивоне, зачем-то проверяя купальни…

Всё это было более чем подозрительно, но чтобы обвинить их в чём-то, а тем более в посягательстве на трон, нужны были доказательства, а их у Ван Со как раз и не было. Голословные же обвинения равносильны измене, да он и не привык обвинять кого бы то ни было без веских на то оснований. Вот если бы сейчас здесь был Чжи Мон, с которым можно было хотя бы посоветоваться и всё взвесить, как тогда, после церемонии изгнания злых духов из наследного принца… По-видимому, ритуал не удался или его действие закончилось, поскольку Ван Му явно находился во власти тёмных сил, которые всецело владели его телом и разумом. Ван Со обвёл ищущим взглядом верхний этаж башни, словно астроном мог внезапно обнаружиться за каким-нибудь стеллажом с книгами, и, удручённо вздохнув, поднялся со ступенек. Ему было тревожно. Более того – ему было страшно. Он чувствовал, что надвигается то самое нечто, что беспокоило его ещё в приграничной крепости, на службе у генерала Пака. Только что это и что ему предпринять, чтобы отвести угрозу от короля, от дворца, от Хэ Су, Ван Со не имел ни малейшего понятия, и это его просто убивало.*** Я стоял на берегу нашего озера, в тени старого платана, где когда-то прощался с тобой перед своей посольской миссией, и не знал, что мне делать, Су. Ещё утром я был охвачен волнующим предвкушением нашей встречи. Я был уверен, что ты придёшь и, услышав моё признание, примешь моё предложение. Я собирался в этот же день просить у короля позволения на брак с тобой, не сомневаясь в его благоволении... Этот день обещал стать одним из самых счастливых в моей жизни! И что же? Я ждал тебя и… боялся, что ты придёшь. Потому что мне больше нечего было тебе предложить: то, что случилось утром, перечеркнуло все мои надежды. Явившись во дворец, я окончательно убедился в том, что король повредился рассудком. Как иначе можно было объяснить то, что он решил отправить свою старшую дочь, маленькую принцессу Кенхвагён, во враждебный Кетан ради политического брака, обещавшего мнимую военную поддержку и защиту государства? Разве что эту идею ему подал тот, кто жаждал его отречения в свою пользу. Теперь, по прошествии стольких лет, я знаю его имя, но что это может изменить, Су?

Короля трясло в очередном припадке, и он не замечал рыдания и мольбы собственной дочери, не слышал увещевания Чжи Мона. Его одолевали видения, он кричал, что слышит топот лошадей и звуки колокола, возвещавшего о нападении на дворец, хотя вокруг стояла мирная тишина. А принцесса в тяжёлом свадебном одеянии заливалась слезами. Она была так мала и так несчастна, Су! И горестно взывала к отцу, который был глух к её страданиями, погрузившись в пучину безумия… Я смотрел на неё, и меня душили ожившие воспоминания. Это было так давно, что я уже не помнил, то ли это случилось наяву, то ли привиделось мне в кошмарном сне. Меня точно так же изгоняли из дома во враждебный клан. Рана на моём лице ещё кровоточила, а во дворец уже прибыл за мной наместник Кан. И, чтобы навсегда перечеркнуть мою память о доме, королева Ю устроила мне на прощание изощрённую пытку. Меня привязали к столбу на крепостной стене, и мать велела лучникам стрелять в своего маленького сына огненными стрелами.

Ни одна стрела не попала в цель: опытные воины пустили их мимо. Но разве это имело значение? Я не понимал своей вины и в страхе заходился криком и слезами, умоляя мать пощадить меня и утешить в своих объятиях. Я видел, что даже наместник Кан был в ужасе от подобного истязания, но королева Ю, моя родная матушка, невозмутимо сидела в роскошном паланкине, рассчитывая на то, что её уродливого сына либо прикончит случайная стрела, либо он лишится рассудка, чтобы навсегда забыть о ней и её преступлении, о Сонгаке и о родных. Но я выжил, Су. Я, на свою беду, не сошёл с ума и не утратил память! И теперь эти мучительные воспоминания прожигали меня пылающими стрелами при взгляде на несчастного ребёнка, которому предстояло, как и мне когда-то, стать заложником в чужой семье. Я смотрел на принцессу и видел себя, ощущая каждую её слезинку и жалобный стон, как свой собственный, понимая, что испытывает сейчас эта маленькая невинная девочка, которую швыряет в волчье логово родной человек! Не вынеся этого, я бросился на её защиту. Я не мог поступить иначе, Су, пойми! Не мог! Слышишь ли ты меня, веришь ли?

Однако Хеджон сквозь пелену безумия увидел во мне не просто человека, заступившегося за его дочь, – он увидел её мужа, преемника трона и опору королевской семьи и всего государства. Я не сумею описать тебе, что почувствовал в тот момент, потому что я просто не помню. Осознав, что я сделал с собственной жизнью, защитив чужую маленькую жизнь такой непомерной ценой, я словно провалился во тьму.

Из этой чёрной бездны я смотрел, как ты идёшь по дорожке вдоль озера, как нетерпеливо оглядываешься в ожидании меня, и не мог решиться подойти к тебе. Ведь мне больше нечего было тебе сказать… Вечерний ветер игриво перебирал волосы Хэ Су, уложенные в замысловатую причёску с длинными прядями, укрывающими плечи. Чудесное бело-голубое одеяние делало её похожей на невесомое облако, спустившееся на землю и нечаянно зацепившееся за длинные стебли травы и цветочные головки.

Ван Со уже очень давно смотрел на неё, борясь с желанием подойти и заключить это облако в объятия, чтобы оно больше не ускользнуло от него, чтобы принадлежало только ему одному. Навсегда.

Но… теперь он не имел на это никакого права. Он видел, как замерла в ожидании Хэ Су, как радостное предвкушение на её лице сменилось растерянностью, затем разочарованием. А когда она прикусила губу и в её глазах блеснули слёзы, Ван Со больше не выдержал этой пытки. Покинув своё укрытие, он направился к ней, так и не решив, как себя вести и что говорить. Выйдя из-за старого платана, он словно шагнул в пропасть с обрыва, полагаясь на судьбу и милость ветра, который мог удержать его от падения на своих призрачных крыльях. А мог и ринуть вниз, ускорив гибель. Заметив его, Хэ Су встрепенулась и склонилась в почтительном приветствии, и в это мгновение Ван Со почувствовал, будто у него самого за спиной раскрылись те самые невидимые крылья, способные поднять его к Небесам: волосы Хэ Су украшала его заколка, а это означало только одно.

Только было уже слишком поздно.

Из жара озарения, что Хэ Су приняла его, Ван Со мгновенно бросило в леденящий холод отчаяния, стоило ему вспомнить сегодняшнее утро. Но, проглотив горький комок безысходности, он заставил себя улыбнуться и как ни в чём не бывало подошёл ближе. – Как же так вышло? – с наигранным удивлением осведомился он. – Я ведь и не думал, что ты придёшь, поэтому не торопился. Ты долго меня ждала? – Вы хотели сказать мне что-то важное, – напомнила ему Хэ Су без тени упрёка. – Важное? – переспросил Ван Со и сделал вид, что задумался. – А… верно! Так и было, да. Вот только что я хотел сказать? Он на миг отвернулся, чтобы не видеть смятения в погасших от его слов глазах Хэ Су, и продолжил: – Никак не вспомню, что это было. Ты не напомнишь? – Я? – опешила Хэ Су. – Почему вы спрашиваете об этом меня? Это же вы просили о нашей встрече здесь и собирались сказать что-то важное. Ван Со улыбнулся: – А ты надеялась услышать нечто значимое для тебя? Вот же… Теперь я чувствую себя виноватым. На самом деле он чувствовал себя не просто виноватым. Ему было противно слушать самого себя и осознавать, какую чушь он несёт и как держится с Хэ Су, но главное – какую боль он причиняет ей своей откровенной ложью и фальшивым поведением, которые самому ему казались столь очевидными, что он едва держался. Но он больше ничего не смог придумать с ходу, и был вынужден продолжать это нелепое представление. – Вовсе нет, – покачала головой Хэ Су и отвела взгляд. – Правда? Но всё равно позволь мне загладить вину.

Ван Со привёл её к своей лодке и, усадив на скамью, оттолкнулся от берега. Вскоре они оказались на середине озера, и принц отложил вёсла, внимательно глядя на Хэ Су. Всё это время она подавленно молчала и смотрела на свои руки, сложенные на коленях. И ему вдруг захотелось сделать что-нибудь этакое, чтобы она оживилась, а не таяла, как снег на закатном солнце, которое золотило водную гладь вокруг них. Не придумав ничего лучше, Ван Со вдруг резким движением качнул лодку, отчего Хэ Су ахнула и испуганно вцепилась в нагретый солнечными лучами борт. Её испуг был первым проявлением каких-либо эмоций с момента их встречи и странного разговора. От этого принцу сразу стало как-то легче, он даже рассмеялся и вновь взялся за вёсла. Пусть ругает его, пусть дуется, пусть делает, что угодно, только бы не замирала так безжизненно и не уходила в себя. – Мы можем плыть быстрее? – очнувшись, капризно поинтересовалась Хэ Су. – Сидя в лодке, хочется ощущать хотя бы лёгкий ветерок. Её ворчание обрадовало Ван Со, и он ответил таким же вредным тоном, демонстративно опуская вёсла: – А сама погрести не хочешь?