Аудиенция у монаршей особы (1/1)

Квазимодо очень удивился, когда увидел, что цыганка свободно передвигалась по храму и остановилась у изображения Богоматери.— Как тебе удалось освободиться? — прихромал к ней Квазимодо. — Я думал, он удерживает тебя в плену.

Девушка монотонно ответила:— Было действительно так. Он мне быстро объяснил, что скоро добьётся для меня помилования, он не счёл нужным сообщить мне, как. Но я ему верю.Горбун был очень недоволен ответом.— Как же Джали? Он убил эту прелестную белую козочку, — забросил удочку он.— Я знаю. И никогда ему этого не прощу. Он противный мужчина, грубый ко всему живому и невыносимый. В нём нет ничего, что мне должно нравиться, но при виде него, против своей воли, я испытываю растущую радость.— Он колдун. Это усиливается действие приворота.— Видимо, так и есть. Боюсь, приворот сильнее меня. Мой друг, оставь меня, я хочу побыть одна. И поговорить сама с Пречистой Девой.— Он колдун. Борись с этим.— Не могу. Если я чувствую радость, мне без разницы, что это действие колдовства.— Но...— Оставь меня, Квазимодо!Горбун не сразу сдался, но ушёл. Он выдёргивал свои волосы и кривлялся от злости.— Он противный мужчина, я испытываю радость, уйди Квазимодо, — жеманно изображал он голос цыганки и тут же басом заорал: — Воттак поступать со мной, после всего, что я для неё сделал? Не замечал раньше — у неё рот кривой и взгляд присущий идиотке. А самомнения как у королевы. Королева отбросов! Что она о себе возомнила? Как я мог так жестоко обмануться, поймала меня в ловушку, чтобы из меня делать идиота. Её красота оказалась пустой, а я-то думал, что нашёл наконец-то девушку, которая прежде всего ценит внутренний мир мужчины, а она смеет меня посылать меня, ещё указывает мне на место, что я ей только друг. "Против воли я испытываю радость", — интересно, что это взяло верх: соблазн денег или вездесущая власть члена? Не будет этой бешеной паре счастья на моём разочаровании. Нельзя так обижать светлого человека, то есть меня. Она ещё будет передо мной ползать, чтобы я ей простил её связи с дюжиной мужиков, а я буду говорить, как мне противна. Я ей всего лишь друг. Фу!■■■Козетта при боевом раскрасе поджидала у Собора, чтобы выследить свою жертву — архидьякона. Незадача, он долго не появлялся.Клопен Труйльфу появился некстати и распустил тяжёлые лапы на её фигуру. Он положил в свой вонючий рот прядь её волос, с обезьяньим весельем дергал её за серьги. Козетта взвизгнула, было очевидно, что её возмущало и ей не нравилось такое обращение, только она никуда не сбежала и не вырвалась, а только поближе прижалась потереться бедром об короля бродяг.— Что невесёлая? Улыбайся, я сказал,— приказал бандит.— Ты меня обидел.— Не помню. Напомни.— Я думала, мы партнёры, — злилась красотка, — мы играем роли и разыгрываем дурачка, а когда ты подставил к моему горлу нож, я поняла, что всё по-настоящему. Грязный свин, ты действительно хотел меня зарезать.— Бред. Не выдумывай.— Жеан собирается составить на тебя дело, чтобы тебя повесили. Остерегайся, когда малыш будет назначать тебе встречи для передачи денег, тебя может ждать засада с его другом капитаном Фебом.— Молодец, что предупредила, — похвалил Клопен. — Какой гадёныш, я то думал славный парень! Что если похитить гадёныша? Как думаешь, архидьяк раскошелится на выкуп?Козетта скривила личико. Клопен отхлебнули из горла бутылки вино. Это вино ему сама Козетта купила на деньги, взятые у Жеана "на подарок доброй женщине". Также блондинка купила ему башмаки, а Клопен не поблагодарил. А сейчас даже вина попить не предложил, а ей хотелось пить.До Клопена что-то дошло.— Постой, а ты кого тут выглядываешь?— Не твоё дело.— Тут клиентов богатых нету, тут монастыри. На кого позарилась, шалунья? Не на архидьякона ли?— Что? — возмущенно вздрогнула Козетта.— Священник — существо бесполое, как ты собираешься его расшевелить?— Не твоё дело.— Хо-хо, кого захотела. Губу не раскатывай. Слишком крупная рыба для тебя. Вон красавчик стоит, — указал Клопен на злого Квазимодо, который плюясь вышел за ворота. — Иди! Его очаровывай, мне это надо.Козетта скривилась:— У этого деньги вряд ли имеются.— У нас во Дворе Чудес завелся один золотых дел мастер. Он не перестаёт рассказывать мне обо всех драгоценностях, которые хранятся в церкви, о золотых статуях святых. Он даже утверждает, что на колокольне имеется громадный колокол ля Фидель и что он весь из чистого золота. Тебе надо узнать у чудовища, правда ли это? Мы с братьями давно хотим грабануть Собор, но не все верят в существования таких богатств. И если да, ты подружишься с чудиком и в один момент он откроет нам ворота, когда мы придём грабить.— Ну... я не знаю, — жеманно протянула блондинка. — Не представляю, о чём говорить... с этим. Я наслышана о хамоватости горбуна.— Дура! Квазимодо, он же лопух. Пара добрых слов — он уже зацветёт буйным цветом, обмануть его раз плюнуть. Он откроет тебе ворота, а там не ты, а мы с братьями.Козетта дула губы, она не была уверена в его словах. Клопен хлопнул блондинку ниже талии:— Живо иди к уроду и очаруй его! Пара добрых слов про погоду и идиот твой.Походкой виляющей кобылы блондинка направилась к уродливому горбуну. Грудь её вываливалась из плохо-застёгнутого платья, лицо его изображало райское блаженство от лицезрения чего-то невероятно-прекрасного.— Чудненький вечер, сударь, — посмотрела она снизу вверх на звонаря и облизала губы. — Не хотите поразвлечься?Квазимодо просиял от восторга.— Десять монет и веди меня куда хочешь, — добавила Козетта.— В долг годится?— Нет!Горбун сплюнул:— Фу, чёт стрёмная ты! У тебя щель меж зубов, что мои два пальца пролезут. Постыдилась бы выходить из дома в таких дешёвых башмаках. И банты так не завязывают, это сейчас не в моде!С этими словами он удрал.— Я знала, что это провальная затея, такие они, жадные мужики, — заметила Козетта.— Да что это с ним в самом деле? — спросил удивленный Клопен.■■■Клод Фролло был вызван в королевский дворец, король желал его видеть. Король испытывал странное доверие к архидьякону и именно ему исповедовался в своих тайных страхах относительно политики, видя, что Фролло действительно бескорыстен и ничего от него не требует для себя и для своих родственников, в отличие от его придворных.— Что ж, я отпускаю вас! — воскликнул под конец король. — Кстати, моя дочка принцесса очень хотела вас видеть.— Принцесса? Меня? — изумился Фролло.— Именно! Она умоляла меня назначить вас её личным духовником, больше никого.— Но... я не представляю, как это... быть духовником дамы... то есть, королевской особы. Вы знаете, я настоящий затворник, избегающий даже взгляда с женщинами. Не думаю, что я могу быть чем-то по-настоящему полезен принцессе.— Она склоняется лишь перед вашим умом и учёностью. Она слышать не хочет о епископе, который и меня разочаровал бесполезными тратами. Она бы хотела узнать побольше об алхимии, забудьте про то, что она женщина. У неё государственный ум, она бы могла быть хорошим правителем, если бы родилась мужчиной. Я восхищаюсь умом своей любимой дочки. Она умная, вы поладите!— Благодарю, Ваше Величество, — осталось произнести и поклониться Клоду Фролло.Двое слуг повели священника по коридорам дворца.— Вон там дверь в спальню принцессы, — указали ему.Архидьякон неуверенно ступил и медленно отворил дверь. Увиденное заставило его обомлеть.Принцесса сидела в кресле у зеркала. В момент, когда священник открыл дверь, голова её была скрыта маленькой книгой, которую она с увлечением читала "Житие мучеников". Она опустила книгу и стало видно её лицо, разнеженное и бледное, усыпанное веснушками. Волосы вокруг лба были сбриты, чтобы лоб казаться высоким, головной убор съехал набок. Но самым главным был модный вырез платья, изобретённый ещё самой прекрасной женщиной 15 века Агнессой Сорель — одна грудь целомудренно закрыта корсетом, а другая — полностью оголена.?Принцесса Анна встала с кресла:— О! Я ждала вас! Архидьякон Жозасский, мой давний знакомый. Как давно мы не виделись?Архидьякон остолбенел и ничего не мог сказать.— Год? — продолжила принцесса. — Вы меня так обидели в нашу первую и единственную встречу. Вы не позволили мне посетить мужской монастырь, а ведь я так хотела.— Ваше высочество... — сглотнув слюну, заговорил Фролло и, отводя взгляд в сторону, — я всего лишь выступал за закон, не допускающий ни одной женщины туда.— За закон? Значит вы сами бы меня пустили?— Пожалуй, мне лучше уйти... я не тот человек, который несёт веселье королевской особе,— направился к выходу Фролло.— Постойте, постойте! Куда? — воскликнула принцесса. — Так поговорим же об алхимии.Она достала маленькую шкатулку и достала оттуда кисточку.— Этими чернилами я и мои дамы красим соски, в них содержится соль, — принцесса мазнула кисточкой сосок. — Она подойдёт для ваших опытов? Не хотите попробовать?— Ваше высочество, мне пора.— Неужели? Вы один проникли в мою спальню, пришли один, без слуг. Не притворяйтесь, что ничего не понимаете.— Я затворник, я совсем ничего не знаю об этикете. Это правда.— Мне нравятся ваши глаза, — коснулась она пальцем его губ. — Вы на меня смотрите и я чувствую себя снова невинной, смотрите с осуждением, будто бы я голая. Это же смешно.— Прикройтесь, принцесса! — разозлился архидьякон, принцесса хохотала. Он рывком направил вперёд руку, но к неудовольствию Анны де Божё не положил эту руку ей на грудь, а закрыл себе лицо.— А ведь я всего лишь хотела знать ваше мнение, — обиделась принцесса. — Я бы тоже хотела остаться в истории, как и Агнесса Сорель. Что если бы и с меня, как и с неё, срисовали образ Богоматери, как раз в этом платье? А роль младенца Иисуса на моих коленях изображал бы четырёхлетний малыш. Много лет назад на подобное разразился скандал. А что бы церковь в наше время на это сказала?— Церковь не меняет своего мнения ни в прошлом, ни в настоящем. Подобные веяния в искусстве в начале нашего века говорили об нищенском упадке веры и нравов, — с жаром возмутился Фролло. — Время бесконечных войн давно прошло. И только враги церкви хотят вернуть этот срам, а с ним апокалипсис. Я был не прав, когда говорил, что литература уничтожит архитектуру. Живопись тоже уничтожает архитектуру!— Можно об этом поподробней, ваше высокопреподобие, — прервала его принцесса. Она тронула его за руку, он отдёрнул её, словно обжёгся. — Как знаете, человек подобный вам мог бы сослужить весомую карьеру. Боюсь, целомудрие может вам помешать. Я бы могла посодействовать тому, чтобы вы стали новым епископом; я бы хотела, чтобы вы стали кардиналом.Фролло ушёл, не оборачиваясь.