Перепалка Клода с Квазимодо (1/1)
На лестнице Клод столкнулся лицом к лицу с Квазимодо.— Чтобы я тебя больше здесь не видел, — прохрипел горбун.— Что? — ответил Клод. — Что? Янаверно ослышался. Это я не желаю тебя видеть здесь. Тебе нечего бродить возле неё. Ты урод!— Зато ты красавец! — хохотнул Квазимодо. — Тебе тем более нечего гоняться за цыганками. Крестик на груди, поп! Ешь, постись, молись.— Выпороть бы тебя за дерзость.— Монсеньор... ваше высокопреподобие! Горб вправите в желудок — у самого выдавится пузо. Ну, на что такое вам надо? Цыганка и без пуза вас презирает, со мной же она добра. Я — её единственный верный друг. Она мне доверяет, каждый из её ухажёров завидует мне. Она поверит всему, что я скажу, потому что такой как я не умеет лгать. Если я предложу охранять её келью от выжившего из ума священника днями и ночами, она будет мне очень благодарна.— Мой бедный звонарь, это очень подло с её стороны, если она решила использовать тебя в наших с ней ролевых играх. Ей это нравится, она сама ещё этого не понимает. Ей это нравится, — щёлкнул пальцами архидьякон, как кастаньетами перед носом звонаря. — Любовь появляется не сразу, она растёт, как цветок. Нужна подготовленная почва, главное — вырвать сорняк. Сорняка уже нет. Сорняк — это Феб. Теперь можно сеять любовь. Она вырастет.— Самый большой сорняк в её жизни — это ты! — проговорил сквозь зубы Квазимодо. — Вспомни, как ты испортил её жизнь.Разозлённый архидьякон нашёлся с ответом:— За мой сорняк она хотя бы держалась! Тебе никогда не узнать прикосновения тонких холодных пальчиков. Это маленькая изящная рука с тонким запястьем похожая на руку аристократки. Можешь подглядывать, моё пугало, что тебе ещё остаётся? И уйди наконец-то с моей дороги.Квазимодо не думал отступать.— Не советую тебе делать меня своим врагом. Спорим, её любовь к Фебу не исчезла? Я напомню ей про него, она снова будет думать про него. Через неделю я могу укокошить нашего Феба в темноте. На кого она подумает? Кому поверит? Своему верному доброму Квазимодо, который разделяет её горе, или тому, кто причинял ей столько несчастий? Затем труп архидьякона, хрю-хрю, то есть ваш, может упасть откуда-то с высоты. Ни у кого не будет сомнений — всё будет выглядеть, как самоубийство.— Ты мне угрожаешь? Урод!— Она не прольёт ни слезы. Она никогда не чувствует к вам жалости.— У тебя кишка тонка сразиться со мной, мерзкий подкидыш! Где твоя благодарность, что я усыновил тебя?— Может, пройдёт ещё несколько лет. Цыганка будет говорить, что ненавидит всех мужчин. Я буду ей поддакивать. Я ведь для неё всего лишь зверь, а не мужчина. Я буду подсыпать ей в воду порошок — его одолжил мне шарлатан. Говорят, он провоцирует тихое помешательство. А что желаннее красотки без мозга, которой всё равно кто она и с кем она? Она полюбит меня. Мы будем вместе! А ты в это время будешь гнить в земле... монсеньор... ваше высокопреподобие!..Клод остолбенел от этих страшных слов. Он и представить не мог об истинной сущности звонаря. Горбун, воспользовавшись замешательством архидьякона, исчез прочь с его глаз. Фролло не мог понять, куда побежал Квазимодо: вверх по лестнице или вниз? Фролло побежал вниз, он слышал издевательский хохот горбуна, грозивший его убить. Затем священник поднялся наверх — и, совершив ещё нескольких метаний по лестнице, он наконец-то нашёл горбатого негодяя, достал плётку и ударил по его плечам.— Ты не сотворишь с ней никакого зла!Господь, прости! Не звонаря взрастил, а подлеца. Неблагодарный сатанинский ублюдок! Урод! Выкидыш косой шлюхи!Горбун отвечал ругательствами, но в какой-то миг стал кротким — заплакал и кричал уже слова:— Умоляю, простите меня! Простите, господин! Я больше никогда, никогда вас не подведу!Фролло не мог остановиться и прекратить его бить. В удачное время на лестнице появилась Эсмеральда.— Что здесь происходит? — спросила девушка. — За что ты его избиваешь?— Господин, господин! Я больше никогда не отлучусь от церкви без вашего разрешения! — плакал Квазимодо.— Немедленно отпусти его! — приказала цыганка.Архидьякон презрительно сплюнул и пошёл прочь.— Я всё больше и больше вижу, как этот человек предаётся неоправданной жестокости, — печально проговорила Эсмеральда.— Простите, госпожа, но я сам виноват, вам не стоило вмешиваться, — вяло ответил Квазимодо.— В чём же ты можешь быть виноват?— Я не звонил с утра, потому что сильно заболело плечо, плюс — ушёл в город без его разрешения. Я больше его не разочарую. Он мой господин, он усыновил меня, нет благороднее и добрее человека, который бы лучше относился к такому, как я. Того, что он для меня сделал — уже слишком много. Я урод, а уродов надо бить, чтобы не предавались безделью. Так он говорит.— Всё равно, это слишком жестоко, ты не виновен в том, с каким лицом родился. Ты его не выбирал!