три (1/1)

Элина просыпается от скрипа стула, с которым металлические ножки волочат по полу.– Вставай, – приказным тоном произносит какая-то женщина. В первые мгновения Элина не помнит, какая. Но затем она открывает глаза. Она видит белый потолок камеры над собой. И, краем глаза – Сатель Шан, садящуюся за стол.Воспоминания наваливаются сплошной тяжёлой массой.Элина садится на кровати и зевает, прикрыв лицо ладонью.Сатель, кажется, принимает зевок за неуважение.– Предлагаю сразу расставить всё по своим местам, – говорит она резко. – Мои эмпатические способности куда сильнее, чем у твоего хозяина. Не пытайся врать мне. Я чувствую, что ты боишься Малгуса. Но ещё я чувствую, что ты отказываешься сотрудничать вовсе не по этой причине.Она умолкает, давая Элине возможность ответить.Элина ужасно спала из-за яркого света в камере. Страх, недосып и усталость забивают голову, как ватой. Но Элина пробивается через эту вату. Она пытается взять себя в руки и дёргает плечами с деланным безразличием.– Предположим, – отпираться нет ни смысла, ни желания. – Что дальше?– Дальше, – спокойно произносит Сатель, – я всё же предложу тебе выбор. Ещё раз. Я гарантирую тебе смену имени, гражданство Республики и помощь в обустройстве новой жизни. Если ты сумеешь помочь нам стратегически важной информацией. Я предлагаю тебе спасение, Элина. Каков твой ответ?Элина фыркает. Она откидывается к стене и, игнорируя боль в предплечье, складывает руки на груди.– Спасение? – с сарказмом переспрашивает она. – Дарт Малгус спас меня. Не Республика. Не джедаи. Когда меня держали в ошейнике и били через день, это Малгус пришёл и спас меня оттуда. Так что не смей говорить мне про спасение, джедай.Взгляд Сатель слегка ожесточается. Она выгибает бровь с не самым впечатлённым видом:– Если бы ты находилась в Республике, – произносит она натянуто-терпеливо, – то никто и не держал бы тебя в ошейнике. Мы боремся с рабством. Империя – поддерживает его. Республиканцы…Каждое новое слово подкидывает горючего прямо в вены. В гнев. В ярость, с которой Элина перебивает чужую речь:– Это республиканцы, – шипит она, – продали меня в рабство. Ваш чёртов республиканский патруль. Да, я нарушала закон. Я не могла выжить иначе, потому что плевать Республика хотела на таких, как я. Но вместо того, чтобы судить меня, ваши патрульные продали меня! Рассказать тебе о том, что было потом? Рассказать, за что в вашей хвалёной справедливой Республике их никто никогда не накажет?Элина впивается взглядом в чужое лицо. Спокойствие на нём наконец-то ломается. Хотя бы немного. Сатель сжимает губы, глядя на неё, и, кажется, какой-то миг ей сложно смотреть прямо в её глаза.– Республика неидеальна, – констатирует она. – Но мы пытаемся быть лучше и сражаться за лучшее. Мы становимся лучше.– И мне должно стать от этого легче? – усмехается Элина.– Ты бьёшься за государство, которое держит в рабстве миллионы живых существ, – выдержанно декларирует Сатель. – Думаю, от этого тебе должно быть тяжелее.Элина качает головой. Сдерживая желание опрокинуть на Сатель стол, стоящий между ними. Чтобы хотя бы им проломить её чёртову невозмутимость.– Я бьюсь за своего повелителя, – отрезает Элина. – И я не собираюсь сражаться за благо всех и прочих миллионов. Не помню, чтобы этим миллионам было дело до меня.Сатель пожимает плечами.– Это твой выбор. У него будут свои последствия.– Ты мне их сейчас устроишь? – спрашивает Элина. – Думаешь, у тебя есть право меня судить?– Думаю, у меня есть ответственность за свои войска, – сдержанно бросает Сатель. – А у тебя есть информация, которая поможет мне их сберечь.Элина крепче стискивает ладони. Она готовится держаться. Она будет держаться. Столько, сколько потребуется до прихода Верадуна. Но всё же она напоминает едко:– Ты говорила, что вы не пытаете пленных.Сатель изгибает уголки губ.– Я и пальцем тебя не трону, – она поднимает руки и разминает ладони. – Тебе не будет больно, если ты не будешь сопротивляться.Из-под губ против воли вырывается смешок. Громкий и горький.– Тебя что-то смешит? – уточняет Сатель.– Скорее… я поражаюсь иронии, – отвечает Элина. – Ты думаешь, что так сильно отличаешься от Малгуса. Но эта фраза – про боль и сопротивление – это ровно то, что он мне однажды сказал.Сатель прикрывает глаза.– Пожалуй, предпочту не уточнять обстоятельства, – говорит она. – Я предупредила тебя. А теперь – закрой глаза и думай про…Каждое её слово звенит в Элине раздражением. Чужое лицемерие задевает сильнее, чем любая прямая ложь Адрааса. Тот – беспринципная мразь, и он признаёт это. Он гордится этим. Сатель удивительно схожа с ним в высокомерии и в изворотливости, когда дело касается допросов. Но она при этом считает себя святой. Как и все джедаи, с которыми Элина сталкивалась прежде. Все, которых она за считанные минуты начинала ненавидеть.– Думаешь, мой повелитель монстр? – спрашивает она, прерывая концентрацию джедайки. – Думаешь, он – чудовище, а ты хорошая и светлая?Сатель вздыхает. Она отвечает, опасно понизив голос:– Отнюдь. Чудовища вроде ранкоров лишены разума. Малгус – разумен, – чеканит она. – Он прекрасно осознаёт, что он делает и кого убивает. А оттого он в тысячу раз хуже.Пробить броню чужого самообладания в эти секунды становится делом всей жизни. Это видится хоть какой-то местью. Самой маленькой из возможных побед. И Элина ради неё идёт на другой тип ударов:– Ты знаешь, что обломки твоего меча сейчас на Дромунд-Каасе?– Прежнего меча, – поправляет её Сатель. – Учитывая, чем закончилась битва за Альдераан – трофей весьма сомнительный.– Думаю, шрамы коммандора Малькома напоминают о битве ярче.– Насколько я помню, – губы Сатель гнутся в прохладной усмешке, – на лице Малгуса это сражение отпечаталось куда лучше.… и Сатель не имеет никакого права усмехаться из-за этого. Элина слишком долго и слишком болезненно обрабатывала эти ожоги. Ещё дольше она привыкала к ним. К маске, к шрамам, к тому, как сильно потяжелел взгляд жёлтых глаз.– Меч твоего учителя лежит рядом с твоим, – тихо произносит Элина.На лице Сатель наконец появляется злость. В самых уголках глаз. Элина узнаёт эту злость. Так злятся, когда кто-то отнимает самое дорогое. И это чувство – не из тех, что легко проходит. Даже за столько лет.На этот раз Сатель не предупреждает. Она вскидывает руку, и Элина стискивает челюсти. Сила давит прямо на мозг. Плотная энергия окутывает его и бьётся, вворачивается, сверлит, словно пытаясь найти в нём трещины. Элина жмурится. Она впивается ногтями в ладони, но эта боль ни капли не отвлекает от другой. Режущей прямо по разуму. Из-под зубов вырывается низкий надорванный звук. Нечто среднее между стоном и криком. Элина держится, она просто обязана выдержать, но боль колкими вспышками расходится по нервной системе. Это нужно прекратить. Жизненно необходимо. Элина заставляет себя поднять веки. Она видит сосредоточенное лицо джедайки.Элина больше не сдерживается. Она знает только один способ хотя бы немного отсрочить пытку. Так что она стискивает зубы сильнее. Она берёт под контроль тело, каждую мышцу в котором ломит тупой ноющей болью. Элина обхватывает край стола трясущимися руками и толкает его изо всех своих сил.Стол валится на джедайку, которая – из-за концентрации – совершенно не ожидает этого.Сатель чувствует опасность лишь за сотую долю мига до удара. Давление на разум тут же прекращается. Элина ожидает, что стол сейчас будет отброшен Силой и понесётся в неё саму – Элина даже мышцы группирует, чтобы отскочить – но джедайка поступает иначе. Это она отскакивает назад. Зачем-то прикрыв руками живот. Хотя он и без того закрыт узорчатым доспехом. И вообще, живот – не самое важное место, которое нужно прикрывать. По сравнению с совершенно беззащитными пальцами, которые тяжёлой мебелью и сломать может.Если только…Сатель за секунду выпрямляет спину и убирает руки. Но Элина всё равно ахает.– Ты беременна? – спрашивает она, поражённо вскинув брови.– От кого? – хмурится Сатель. – От Силы?Элина сдвигает брови.– А так… можно? – уточняет она.– Нельзя, – обрывает её Сатель. – Джедаям, как тебе наверняка известно, никак нельзя. Так что прекрати пороть чушь и кидаться столами.Сатель жмёт на комлинк и подносит его ко рту.– Капитан, принесите наручники в пятую камеру.Ситхи на этом моменте уже ломали бы Элине руки локтями наружу. Наручники вызовут у неё неприятные воспоминания, но не более. Разум сейчас всё равно занят другим. Сатель выглядит спокойной и собранной. Она всегда так выглядит. Но Элина уверена в том, что она видела. Лично она не стала бы так резко прикрывать живот и подставлять под удар незащищённые руки. Да никто в здравом уме не стал бы. Если только нет чего-то ужасно ценного и хрупкого, что необходимо оберегать. А ещё Сатель разозлилась. Она аж нахмурилась. В её ответе раздражения было через край, а наручники – это уже мстительность. Это непохоже на спокойное и ни капли не задетое поведение.– Ты беременна, – упрямо повторяет Элина. Просто чтобы пронаблюдать за реакцией.– Тебе ещё рано трогаться умом, – отвечает Сатель, зло прищурив глаза. – Я с тобой ещё даже не начинала.Элина качает головой, поражаясь увиденному. Она не эмпатка, чтобы ощущать ложь на каком-то мистическом уровне. Она просто слышит голос, который звучит на полтона выше обычного, и наблюдает за несвойственной джедайке эмоциональностью.Элине становится до жути любопытно, кто является отцом. Но за вопрос Сатель может добавить к наручникам какой-нибудь электроошейник, так что Элина её не провоцирует. Она пытается собраться с силами для ментальной схватки.Сатель оправляет на себе броню. Выглядит так, словно она ощущает неловкость.– А в республиканской армии… – осторожно тянет Элина, – у всех военных с джедаями принято звать друг друга по имени? Просто в имперской все друг к другу обычно строго по званиям…Элина не думала, что такое возможно, но скулы джедайки краснеют. Тем не менее, она полностью владеет своим голосом, когда отвечает:– Могу позвать сюда коммандора Малькома, и он ответит тебе сам, – в словах нет злости; только ясная холодная угроза. – Но, насколько я помню, он хотел физически выбить из тебя информацию, а не вести беседы.Элина без проблем считывает угрозу. Она замолкает послушно. Пытаясь мысленно прикинуть срок. Судя по фигуре, максимум – месяца три.Три месяца назад Сатель и Мальком были на Альдераане.Пока Элина колола Верадуну обезболивающие и меняла повязки на его искалеченном лице, эти двое нарушали джедайские запреты прямо в полевых палатках. А теперь Сатель врёт ей в лицо про то, что джедаям так нельзя и что она, Элина, якобы “порет чушь”.Если это – одна из лучших джедаек в Ордене, то, на взгляд Элины, у Ордена есть некоторые проблемы.– У тебя комлинк мигает, – сообщает Элина спустя пару секунд наблюдения за тем, как надрывается красный огонёк.Сатель мрачнеет и подносит комлинк к глазам. Пара мгновений – и она, не прощаясь, выходит из камеры.Похоже, Верадун не даёт республиканцам расслабиться.Уже этим он Элину спасает.