два (1/1)

Элина приходит в себя от запаха лекарств. От писка приборов, голосов дроидов и людей, а ещё – от чьих-то стонов боли. По глазам бьёт ярким светом, отражающимся от чистого белого потолка.Элина в медблоке. Она выдыхает, успокаивая разошедшийся было пульс, и вжимается затылком в подушку. Её нашли и всё в порядке. Наверняка в порядке. Верадун не умер, когда его буквально разбили о гору, и тем более он не мог погибнуть под развалами особняка. Скорее всего, это он и нашёл её. Скорее всего…– Вы проснулись? – скользит по слуху приятный женский голос. И что-то в нём заставляет Элину нахмуриться. Сердце сжимается. Ощущение неправильности мурашками бежит по коже.Элина снова открывает глаза. Она приподнимается на локтях – челюсти от боли в затылке приходится стиснуть – и смотрит на медсестру, склонившуюся над ней.Медсестра – тви'лекка. Красивая. Голубокожая.На её халате поблёскивает герб Республики.– Мы достали два куска металла из правой руки, но жизненно важные органы защитила броня. В целом, вы в порядке, но мы не знаем, кто вы, так что…Она говорит на рилотском. Вот что неправильно. В Империи так не бывает. А Элина должна быть в Империи. Иначе – опасно. Она окидывает медблок взглядом, и сердце расходится, как бешеное. Здесь полно республиканских солдат. Раненых. Здесь ходят врачи разных рас и снуют меддроиды с республиканскими эмблемами.Они приняли Элину за свою. Республиканцы нашли её неподалёку от особняка, логично рассудили, что тви'лекка не может быть на стороне имперцев, подняли её на медэвакуаторе и оказали помощь. Это очень мило с их стороны, но Элине нужно убираться. Срочно. Любой из находящихся здесь мог слышать о ней. Мог даже видеть её в бою. Видеть, как она убивала, стоя за спиной своего повелителя. Вряд ли республиканцы будут также милы, когда до них дойдёт, кого они вылечили.– Спасибо, – выдавливает из себя улыбку Элина. – Не подскажете, где я? Дело в том, что у меня дела на поверхности, у меня… семья, и мне срочно нужно обратно, так что…Медсестра запинается. Она действительно милая. У неё блестящая гладкая кожа, длинные лекку и большие голубые глаза. Добрые. Элине совестно в них смотреть, и она отводит взгляд на длинную белую ширму.Ширму как раз в эти секунды сдвигают в сторону. За ней оказываются двое солдат. Судя по грязным доспехам – только что из боя. Элина хочет узнать, чем он закончился. Ей нужно узнать, чем он закончился. Страх за жизнь Верадуна иглами впивается под рёбра. Но Элина молчит. Осторожно. Разглядывая республиканцев, которые какого-то чёрта остановились прямо перед её койкой.Один – совсем молодой парень. Тёмная кожа, покорёженный шлем подмышкой, упрямство в глазах. Ничего необычного. Элина переводит взгляд на второго.Сердце ухает куда-то вниз. В район желудка. Пяток. Пропасти.Элина смотрит на Джейса Малькома.Первое побуждение – кинуться на него с бластерами. Ладони сжимаются у боков, но оружия при ней нет. Второй импульс – броситься просто так. Самой. Ударить коленом в живот. Ребром ладони – в шею. Элина хочет расцарапать лицо, покрытое свежими шрамами, вдавить тёмные глаза в черепную коробку и бить его до тех пор, пока он не начнёт кашлять кровью.Этот человек взорвал термальный заряд перед лицом Верадуна.Этот человек помог джедайке едва не убить его.Он сейчас смеряет её уставшим скептическим взглядом.– Говорю вам, это она, – торопливо произносит солдат. – Коммандор Мальком, сэр, мои сослуживцы нашли её неподалёку от имперской ставки, и я никак не мог понять, кого она мне напоминает, но… Смотрите. Просто посмотрите.Парень выуживает из сумки на поясе маленький голопроектор. Он щёлкает несколько кнопок – и между ним и Элиной вырастает трёхмерное изображение. Какой-то бой. Элина не помнит точно, который. Фотография нечёткая, но Верадун прекрасно на ней различим. Он стоит посреди отряда имперских дроидов. Он стоит спиной к камере. В объективе – Элина. Замершая за чужим плащом. Она целится в кого-то.Элина уверена, что, когда бы это ни было – она попала в того, кого целилась.Прямо сейчас вместо гордости этот факт вызывает страх.Мальком переводит тяжёлый взгляд с голограммы на Элину. И обратно. Он сравнивает. Пока Элина лихорадочно пытается думать. На фото она в полном снаряжении и не слишком чёткая, а здесь… Она опускает взгляд. Броню с неё сняли. Элина сидит на кровати в белой сорочке и с парой повязок на руке. Обычная тви'лекка. Одна из тысяч. Она может попытаться убедить этих солдат в том, что она не имеет к ситхам никакого отношения, она может хотя бы выиграть время, и сбежать, и… и если бы боль в голове не сверлила так, что зубы сводит, то думать было бы проще.– Кто она? – отрывисто спрашивает Мальком. Он смотрит на голограмму, а не на живую Элину. Он спрашивает исключительно про девушку с изображения, и это очень хороший знак.– Я слышал… слухи, сэр, – щёки солдата слегка темнеют. – Она… эмм… слуга Малгуса. В смысле, по слухам, слуга довольно… специфичная, я думаю, вы понимаете, о чём я, но…– Я не она, – подаёт голос Элина.Мир останавливается между двух ударов сердца. Оба солдата поднимают взгляды на неё. Они ждут.Элина знает, что говорит на общегалактическом с акцентом. Мягким. Тви'леккским. Она намеренно делает этот акцент сильнее, чтобы лучше сойти за простую девушку с Рилота. Она произносит, сжимая кулаки под простынями:– Я слышала про эту… – ей впервые приходится как-то обозначать свой статус, и она прибегает к слову, которое республиканцу – чуждому рабовладельческим культурам – в голову не пришло, – наложницу. Но я не она. Я…– У неё шрам на шее, сэр, – нагло тычет пальцем солдат. – Я слышал, что у той… наложницы тоже есть шрам. Через всю шею. Как у неё.Элина ощущает, как кровь отливает от лица. Ладонь сама собой поднимается к шее. К шраму, длинному и тонкому, о котором смертельно неудачно зашла речь.Элина может рассказать что угодно, но шрам выдаст её с головой. И ей нечем его маскировать. Ей поздно об этом думать.Мальком прищуривается, сравнивая её с голограммой.Страх давит на лёгкие, и вдохнуть воздух удаётся только через силу.– Хватай её. Отведи в камеру.Страх в крови резко взлетает до паники. Обжигающей адреналином. Элина заставляет себя помнить о том, что республиканские камеры должны отличаться от имперских. Её не должны пытать. Но ситхи пытали бы. Работорговцы издевались бы над ней. У Элины есть богатый опыт нахождения в плену, и весь он бьётся в затылке ужасно плохим предчувствием.Солдат подходит к краю её койки. Он протягивает к ней ладони, намереваясь взять – то ли за плечи, то ли за кисти – и Элина шипит:– Руки.Тон выходит достаточно злым, чтобы парень понял, что в виду имеется “убери руки”. Он, кажется, новобранец. Опытный солдат от шипения какой-то пленной не стал бы так замирать. Этот же застывает неуверенно.Элина морщится от боли в руке и – неожиданно – бедре, когда сама поднимается с койки. Она встаёт напротив Малькома. С прямой спиной. С твёрдым взглядом. Её уже, в общем и целом, опознали. Так что играться в бедную рилотскую девушку смысла нет.Элина убивала таких, как он, пачками.Элина попыталась бы убить его здесь и сейчас, если бы у неё был бы хотя бы мизерный шанс выжить после этого.– Я сказал – отведи её, а не стой столбом, – бросает военный, и паренёк слева от Элины вздрагивает. – В пятую камеру. Я приду, когда закончим на поверхности.Мальком разворачивается, и Элина бессильно сверлит взглядом его спину.Солдат делает шаг к ней. Он протягивает к ней ладонь, и Элина дёргает плечом.– Тронешь меня – выбью глаз.– Ты пленная, – он пытается сказать это весомо, но его голос крайне неуместно взлетает вверх.Возможно, этот парень старше неё. Но Элина давала отпор преступникам. Она сопротивлялась работорговцам. В конце концов, она не сломалась в руках у ситха. Так что слово “пленная”, сказанное чересчур волнующимся голосом, не производит на неё никакого впечатления.– Ценная пленная, – поправляет она солдата. – Меня не казнят за один удар. А ты останешься без глаза. Что выбираешь?Парень опускает взгляд и уязвлённо поджимает губы.– Иди за мной, – наконец решает он. – Попытаешься что-нибудь устроить – выстрелю оглушающим.Элина попыталась бы вытащить бластер из его крепления – парень как раз очень удобно встаёт перед ней – но бластер он достаёт сам.Элина намеренно не смотрит на медсестру, которая всё ещё стоит у ширмы.Вряд ли она увидела бы во взгляде тви'лекки что-то хорошее.Парень ведёт Элину по переходам и лифтам корабля. Он вышагивает до смешного важной походной, но Элина обращает внимание только на обстановку вокруг. Судя по размерам и по количеству персонала – это крейсер, не меньше. Элина внимательно смотрит по сторонам. Во-первых, они могли бы ок11азаться вдруг в безлюдном месте с выходом к ангарам, и она тогда смогла бы оглушить парня ударом в затылок, угнать какой-нибудь корабль и улететь – но такого чуда, конечно же, не случается на всём пути до нижней палубы. А там количество охраны у камер увеличивается втрое.Во-вторых – Элина запоминает. Строение корабля, названия отсеков, она особенно сильно замедлила шаг, когда они проходили мимо оружейной. Любая информация может оказаться полезной. Потом, когда Верадун вытащит её отсюда. А он обязательно вытащит. Элина знает его. Она знает, что он чувствует к ней, как бы упрямо сам ситх это ни отрицал.Он придёт за ней.Он не сможет иначе.Элина верит в это, и только поэтому она не позволяет себе поддаться страху. Ни на секунду.Парень открывает перед ней дверь камеры. По обе стороны коридора стоит охрана, и она выглядит внушительнее, чем этот мальчик в солдатской форме.Элина заставляет себя признать тот факт, что безопаснее всего – ждать. Она делает шаг вперёд. Дверь с тихим шипением закрывается за её спиной. Дверь – прозрачная. Как и стены. В камере есть койка, санузел и низкий белый стол. С выемкой – вероятно, для пристёгивания наручников.Элина проходит к койке и садится на жёсткий матрас. Она осматривает свои повязки. Одна, широкая – на левом бедре. Ещё две – на предплечье. Медсестра говорила про осколки. Судя по боли, острой, но не ослепляющей, это и вправду были они. На теле прибавится пара шрамов, но угрозы здоровью нет. Элина отмечает этот факт и выбрасывает раны из головы.Она смотрит в пустую комнату и коридор за стеной.Официально, Республика обращается с пленными гуманно.Фактически – Элине сложно поверить, что её здоровью и вправду ничего не угрожает. Сама она привыкла видеть в пленных инструменты. Хранилища, из которых ситхи выбивают всю нужную информацию. Это жестоко, но это эффективно. Это очень помогает в планировании, а успешные и короткие операции гораздо лучше затяжных и тяжёлых. Людей умирает меньше. Военные по обе стороны конфликта понимают это. Должны понимать.Элина вспоминает суровый взгляд Малькома.Элина обхватывает себя за плечи и закрывает глаза. Она заставляет себя дышать ровно и медленно. Не поддаваясь панике. Раскачиваясь тихо взад и вперёд. Элина размышляет здраво. Она действительно ценная пленница. Она видела планы Верадуна на завоевание ближайших пары систем. Она, в общих чертах, знает всё важнейшее про имперскую стратегию на этот сектор. Она знает целую кучу мелочей, от позывных и кодов доступа до специфики имперского вооружения. Но главное в другом. Главное – что республиканцы не в курсе её знаний. Она ведь не офицерка, не военная и не леди ситхов. Фактически, она всего лишь рабыня. Так какой с неё спрос?Возможно, зря она так твёрдо смотрела Малькому в глаза. Элина поднимает взгляд на стену из транспаристила. Она смотрит на своё прозрачное отражение. Рассматривает себя. Она ведь вовсе не выглядит, как какая-то ужасная убийца. Ей всего двадцать один. Она худая и бледная. Она ранена. На её шее темнеют отметины от ошейника – от того времени, когда этот ошейник там был, и хозяин постоянно бил через него током. Внешне Элина и вправду всего лишь рабыня. А республиканцы сочувствуют таким, верно? Как минимум, официально.Когда сюда придёт какой-нибудь джедай, Элина может надавить ему на жалость.Элина собирается для этого с духом, но никто не приходит. Долго. Ужасно долго, и это ожидание ощущается как зависшая над её плечом молния. Потрескивающая напряжением.Говорить здесь не с кем. Делать нечего. Узнать, что происходит на поверхности планеты, нет никакой возможности, и это сводит Элину с ума. Опасения буравчиками въедаются в мозг. Они зудят под черепом. Элина ложится на тонкую подушку и накрывает лицо ладонями. Она умеет быть спокойной, она старается быть спокойной, но это плохо получается прямо сейчас.Элина пытается думать о себе. О том, как ей вести себя, что говорить и что скрывать.Мысли раз за разом срываются к Верадуну. К тому, как он держал её лицо в своих ладонях. К тому, с какой нежностью он смотрел. Элина убивать готова за этот взгляд. За то тепло, которое разливалось по телу от каждого чужого касания. Она убивала. Она убьёт. Она выберется отсюда, чтобы чувствовать это снова, но здесь и сейчас ей страшно. До дрожи прямо по нездорово прохладной коже.Она не знает, сколько времени проходит. Знает только, что оно тянется чудовищно долго. Час? Два? Пять?Элина вздрагивает, когда слышит шипение со стороны двери. Она открывает глаза и, поморщившись, садится на кровати. Взгляд сам впивается во входящих в камеру.Элина второй раз за день теряет дар речи. И снова – от ненависти.Сатель Шан. Невысокая, худая, в покрытых узорами доспехах и с коротким мечом на поясе. Элина видела её прежде. В военных сводках. В записях битв. Она слышала, как Верадун, лёжа в бреду, звал её. На бой. Неоконченный. Пока джедайская ведьма жива, ничего не может быть окончено.Сатель смеряет Элину спокойным властным взглядом.Мальком заходит следом за ней. Он двигает белый стул к столу, и Сатель опускается на него. Элина садится на койку напротив. Она опирается о стол локтями – так чуть менее больно, чем если держать руку на весу – и заглядывает в холодные голубые глаза.Что-то в груди вздрагивает, но Элина выдерживает пристальный взгляд. Она изо всех сил давит ненависть, поднимающуюся к горлу. Если она решила играть бедную порабощённую жертву, то ей не стоит показывать своё желание убить всех джедаев в радиусе парсека. Эту – сильнее прочих.Сатель никогда не победила бы Верадуна, если бы не чёртов коммандор с его детонатором.Оба противника здесь, в метре от Элины, и она ни черта не может им сделать.Факт бессилия сам по себе тянет на неплохую моральную пытку.– Элина Дару? – произносит Сатель, вскинув бровь. Её голос – высокий и ровный. Он почти полностью лишён эмоций. Это непривычно. Это даже слегка пугает, но Элина по-прежнему не отводит взгляда.– Вы так много обо мне знаете? – спрашивает она, наклонив голову к плечу. Отрицать собственное имя смысла нет. Наверняка Мальком уже нашёл её более чёткие изображения. В любом случае, шрам на шее выдаёт Элину с головой. Она надеется узнать больше о том, что врагом удалось откопать – и от этого отталкиваться. Однако Сатель лишь пожимает плечами:– Достаточно, – произносит она. – Мы знаем, что ты весьма… приближена к Дарту Малгусу. Но всё же… Джейс.Мальком подходит к столу. Он встаёт за плечом Сатель, и та поднимает к нему своё невыносимо спокойное лицо.– Ты сказал, она его любовница. Так о чём ты предлагаешь мне у неё спрашивать?Ирония в её тоне заставляет лицо Элины вспыхнуть.– Она была почти во всех боях вместе с этим криффом, – выплёвывает коммандор. – Она должна знать планы ситхов, Сатель. Вытащи их.Сатель переводит взгляд на Элину. Этот взгляд – сомневающийся. Сильно.– Джейс, мы не пытаем пленных.По позвоночнику Элины сбегает холодок. Она впивается ногтями в собственные ладони. Переводя взгляд с джедайки на коммандора. Обратно. Снова. Элина не расколется из-за боли. Вряд ли эти люди сумеют сделать ей больнее, чем работорговцы. Больнее, чем хозяин на Джеонозисе. Больнее, чем… чем Верадун, как бы сильно Элина ни ненавидела эти воспоминания. Она умеет переносить боль. Но это не значит, что она её не боится.– Я не говорю сразу про пытки, – хмурится коммандор. – Он же держит её в рабстве, он…Сатель перебивает его. Она говорит медленно, продолжая сканировать Элину внимательным взглядом:– Не скажу, что близко знаю Малгуса, – убеждённо произносит джедайка. – Но, Джейс, я не думаю, что он стал бы… обращаться с этой девушкой так, как ты думаешь. Малгус, безусловно, садист, но иного рода.Люди обсуждают, насилует он её или нет, так спокойно, словно Элина вовсе не сидит в каком-то метре от них. Напоминает то, как её обсуждали работорговцы. Только те были не такими вежливыми.Сатель тем временем решает проверить гипотезу на практике.– Элина, – обращается она, слегка наклонившись к ней. – Ты расскажешь нам обо всём, если мы спасём тебя от него?Элина старательно контролирует голос, выговаривая всего три слова:– Я ничего не знаю.Сатель сощуривает глаза.– Ты лжёшь.Элина сжимает губы, едва скрывая злость. Очередной человек, который вторгается в её голову. Точно так же, как Адраас… чёрт знает сколькими часами ранее. Не прямо в разум, конечно. Верадун говорил, что у неё сильный разум. Если Сатель попытается вытащить что-то прямиком из её сознания, то Элина ощутит это. Болью. Однако поверхностные реакции джедайка считывает без труда.Элина сглатывает. На этот раз – отвечая правду.– Он убьёт меня, если я расскажу вам хоть что-то.Её голос вздрагивает. Не специально, но… что ж, так даже лучше. Элина всё ещё надеется на то, что ей сыграет на руку чужое сочувствие.– Мы можем увезти тебя глубоко в Республику, – звучит так, словно Сатель успокаивает её. – На Корусант. Малгус никогда не достанет тебя там.Край губ дёргается, но Элина не позволяет себе усмешки. Верадун будет на Корусанте. У него было видение. Однажды он сожжёт республиканскую столицу, так что вера джедайки в её безопасность – просто смешна. Но Элина не говорит об этом. Она не выдаст им ни крупицы информации, и это – единственное, что она твёрдо знает прямо сейчас.– Пока мы стоим здесь, – с глухой злостью произносит Мальком, – мои люди умирают внизу. Мы можем остановить это. Если будем знать, как. Раз она не хочет говорить, так заставь её!Несмотря на угрозу, Элина выдыхает. С облегчением – кажется, слишком громким. Раз внизу идут бои, и, раз коммандор так бесится – значит, имперцы побеждают. Верадун побеждает.Сатель взглядывает в её лицо с интересом. Скорее враждебным, чем сочувствующим. Она собирается сказать что-то, но Элина говорит быстрее:– Я не знаю ничего, что поможет вам сейчас, – она вдыхает воздуха, который отчего-то почти не усваивается лёгкими. – Я была на поле боя. Это правда. Я знаю какие-то мелочи. Но меня никогда не пускали на совещания. Я не видела военных планов. Это же ситхи, они… Они слишком презирают таких, как я.Правда, Верадун обладает достаточно большим влиянием, чтобы при ней это презрение почти никто не показывал. И он не просто даёт ей видеть свои планы – он обсуждает их с ней. Однако то, что говорит Элина, объективно, похоже на правду.– Вы можете пытать меня, – добавляет она. – Вы можете потратить на это время. Но вы просто его потеряете.Элина хочет сказать ещё многое. Личное. Полное ненависти и гнева. Из-за этих людей Верадун теперь вынужден носить респираторную маску. Они изуродовали его. Они напали на него из засады и почти убили его. Но Элина усилием воли держит ярость глубоко под сердцем.– Я не верю ей, – опускает Мальком кулак на стол. – Сатель…– Джейс, – обрывает она его, глядя на комлинк у себя на запястье. Устройство мигает тёмно-красным диодом. – Она права, как минимум, в том, что времени у нас нет. Пора на поверхность.– Я могу оставить с ней кого-нибудь из своих ребят, они…Сатель поднимается со стула и повышает голос:– Они что? Изобьют её? – джедайка осаждает коммандора одним возмущённым взглядом. – Чтобы она выдала нам координаты ближайшей ловушки, и нас всех там прирезали?Мальком открывает рот, но Сатель не позволяет ему ответить:– Её допрошу либо я, либо никто, – и Элина не уверена, как именно понимать слово “допрошу”. Ситхи имели бы в виду пытки. Джедаи… должны же хоть чем-то от них отличаться. Элина привыкла скептично к ним относиться, но прямо сейчас не надеяться на это просто не получается.– Собирай отряды, – приказывает джедайка, и коммандор склоняет голову. Он подчиняется. Однако, уже из-за двери, он успевает кинуть на Элину полный недоверия взгляд.Элина отвечает ему тем же.Она сошлась бы с ним. Один на один. На бластерах или на ножах. Однако в каюте – только джедайка.– Мы с тобой поговорим позже, – обещает Сатель, прежде чем покинуть камеру.Элина по холоду в глазах видит, что ни на какое сочувствие ей рассчитывать не приходится.– Буду ждать, – отвечает она. Сама понимая, что едкости в голос вылилось через край. Эта едкость, эта злость и ярость выдают Элину с головой.Сатель окидывает её крайне скептичным взглядом. Без слов обещая, что столь самоуверенной Элина долго не пробудет.Элина считает иначе.Сатель выходит, Элина рушится на кровать, и время вновь растягивается в тяжёлую болезненную бесконечность.