один (1/1)

Элина пинает камешек, отколовшийся от тёмно-красной колонны, и опирается на эту колонну спиной. Она складывает руки на груди. Ёжась от холодного ветра и от зрелища перед глазами. Тёмного зрелища. Вдалеке – до сих пор охваченного огнём. Это первая планета, на которую Верадун высадился после Альдераана. Так что это изначально была обречённая планета, но видеть её – видеть дым, и руины, и знать, что неподалёку несколько квадратных километров полей усеяно трупами – это другое.Элина надеется, что однажды она сумеет привыкнуть, но пока что она пытается просто об этом не думать. Она прикрывает глаза. Она вертит в голове чужие слова, однако больше смысла в них от этого не появляется. Элина не первый год бьётся на стороне Империи, но она впервые решилась спросить у Верадуна, зачем всё это нужно. Империя. Война. Зачем ему, Верадуну, это нужно. Неужели он никогда не думал о жизни, которая не состояла бы из сплошных битв, допросов и новых битв? И он ответил. Что Сила – это борьба, а Империя – это проявление воли Силы, и Империя создана для войны, как и он сам, и поэтому он сражается, и ещё что-то, и ещё что-то.Элина не особенно поняла, но она кивнула. Потому что от её вопросов Верадун ощутимо злился, и она… она не хотела ощутить эту злость на себе. Она не побоялась бы прежде, но последние три месяца – другие. Это месяцы после Альдераана. Верадун изменился после Альдераана. И он замечал её страх, он заверял, что ей не нужно его бояться, но мороз прямо по коже говорил о другом.Сейчас этот мороз – вполне физический. Здесь, на входе в особняк, в котором разместился имперский штаб, ветер холодом бьёт по лицу. Элина – создание теплолюбивое. Ей не нравится здесь. Но она не хочет идти обратно. Там военный совет. Там обсуждают, какой процент населения продать на рынки после взятия трёх местных столиц. Потому что планета оказывала сопротивление, а за это необходимо наказывать. Процент потерь среди этого населения даже не обсуждался. Он никогда не обсуждается. И у Элины такое ощущение, словно в этот раз она не смогла бы промолчать. Иногда она видит слишком много, и чувствует – так, что под рёбрами разрывает, и смотреть после этого на надменные лица военных оказывается выше любых моральных сил. Она сказала бы что-нибудь неподобающее прямо в эти лица, и её повелитель оборвал бы её, и наказал бы её, и.. и Элина боится боли куда сильнее, чем холода. Так что она стоит здесь. Силясь протолкнуть воздух поглубже в лёгкие. Чтобы успокоиться. Чтобы быть способной вернуться, встать за спиной Верадуна и не сказать ничего, за что он бы ударил. Не так, чтобы было по-настоящему больно, но так, чтобы это видели остальные. Потому что рабыня, перечащая своему хозяину – это то, что позорит хозяина. Это не то, что Верадун может допускать. Элина знает, что иначе это просто не может быть устроено. Она знает, что бывает хуже. С ней было гораздо хуже. Она очень многое помнит, и она крепче сжимает губы. Взгляд скользит по развалинам города вдалеке. Город горит, и отсюда это даже красиво. Тёмно-красное зарево, дым и такой же кровавый закат на горизонте.Элина вспоминает, сколько крови ей нужно оттереть со своей брони.Она сглатывает и опускает взгляд к каменным плитам.Сила, Империя, война. Ещё Верадун говорил про Тёмную сторону. Он объяснял ей, что такое Сила. Элина кучу раз видела её проявления своими глазами. Но она явно не понимает достаточно, чтобы разобраться в чужих словах. И это злит. Искрами прямо по нервам. Это отвлекает, так что Элина только в последние секунды замечает шаги за своей спиной. Мерные. Спокойные. – В абсолютных цифрах получится около двух миллионов, – произносит раздражающе-елейный голос. – Ты так невовремя ушла из командного штаба. Подумал, тебе будет интересно узнать, сколько рабов Империя возьмёт отсюда.Адраас останавливается в стороне от Элины. Он оглядывает пожар на горизонте и усмехается краем губ. Самодовольно. Одобряюще. Он сказал ей именно те цифры, которых она никогда не хотела знать. Он злит её. Он любит так делать, и очередную провокацию Элина привычно пропускает мимо ушей. Она прикрывает глаза – всего на мгновение. Чтобы вытолкнуть воздух через пересохшие губы. Оставаясь спокойной. Поднимая подбородок с достоинством.– Так мой лорд послал вас составить мне компанию? – спрашивает она, натягивая на лицо усмешку. – С вашей стороны было очень мило согласиться, повелитель. Адраас обжигает её раздражённым взглядом. Холёные черты его лица крайне некрасиво кривятся. В презрении. В каком-то даже удивлении от её наглости. Она сказала, что Верадун использует Адрааса в качестве посыльного. Она сказала, что Адраас способен очень мило любить общество какой-то грязной рабыни. Элина сказала это подчёркнуто вежливо, но Адраас понимает полутона. Он хмыкает, передёрнув плечами:– Тебя давно не ставили на место? – он поднимает руку так, словно вот-вот сожмёт её шею Силой, и лениво перебирает пальцами. – Ты ничем не отличаешься от тех двух миллионов, которые здесь закуют в ошейники. Такая же зверушка, только… довольно милая. Видел тебя сегодня в бою. Всё ждал, когда же Малгус прикажет тебе поднести ему меч прямо в зубах.Элина следит за его пальцами. Настороженно. Дыша аккуратно. Но проходит секунда, вторая, а удавки на шее не чувствуется.– После таких его приказов, наверное, неслабо болят челюсти?Адраас усмехается шире, и Элина краснеет. Злясь на собственную глупость. Она показала страх, и это смешно. Это жалко. Она стоически игнорирует фразу про челюсти, встряхивает лекку и спрашивает, вскинув голову:– Если я зверушка, то почему вы тогда сейчас со мной говорите? – злость прорывается в голос высокими резкими нотами. – Надеетесь, что зверушка что-то вам выдаст? Что это поможет вам…Элина осекается. Адраас пытался убить их с Верадуном. В основном, Верадуна, Элина просто была рядом. Но прошло уже три года, а его причастность к той истории так и не получилось доказать. Никогда не получится. Он слишком хитрый для этого. А вот обвинять его в покушении посреди открытой всем ветрам площадки – не очень умно. Рабыни не кидаются в ситхских лордов обвинениями. Они не должны, а Элина – ради Верадуна – честно пытается держать себя в рамках. – Ну что ты, – смешок Адрааса бархатом оседает в воздухе. Он поднимает руку чуть выше – и опускает её Элине на голову. Прямо на лекку. – Может, мне просто стало интересно, о чём это ты думаешь, стоя на столь… впечатляющем фоне. Радуешься победе Империи, я полагаю?Его ладонь, неприятно холодная, скользит ниже по лекку. Он гладит её там, где никому чужому непозволено касаться, и злость начинает перерастать в ярость. Она горячит кровь и комом бьётся у горла. Она душит, не находя себе выхода. Элина только сильнее встряхивает головой, пытаясь сбросить чужую руку. Это – всё, что она может себе позволить. Не давая при этом Адраасу повода требовать от её хозяина её наказать. Смертью, например. Если бы Элина сейчас влепила ситху пощёчину, то он вполне мог бы потребовать её смерти.– Разумеется, – отвечает она, отворачиваясь.Если Адраас не собирается уходить отсюда, то уйдёт она. Не в штаб, так в покои. Куда угодно, где не будет этого холёного хитрого лица, презрительного взгляда и неприятных вопросов. Однако Адраас кладёт ладонь ей на плечо. Он сжимает его, словно бы предупреждающе, и Элине это не нравится. Это пугает. Близость ситха холодом сжимает внутренности, и тви'лекка замирает.Она привыкла к подставам, к жестокости, к тому, что любой может толкнуть в спину и выстрелить в неё. Но ситхи – это другое. Это гораздо хуже, чем любой знакомый из её прошлого. Это опаснее, а масштабы ответственности здесь выше. Потому что неосторожные слова или случайно выданная тайна могут подставить не только саму Элину. Её несдержанность может отрикошетить по Верадуну. И это – не то, что она собирается позволять.– Стой, – Адраас то ли приказывает, то ли рекомендует. – Знаешь, а мне и вправду любопытно. О чём ты думала? О чём ты… способна думать?В его голосе сквозит интерес. Отстранённый. Научный. Адраас смотрит на Элину, как на экземпляр из какого-то редкого зоопарка. Он относится к ней соответственно. Элина сильно сомневается, что он и вправду настолько расист, насколько часто её оскорбляет. Адраас кажется для этого слишком… просвещённым, что ли. Умным, как бы неприятно Элине ни было это признавать. Но она для него – втройне низшее существо. Другого вида, без Силы, без свободы. Адраас однажды бросил ей фразу о том, что она “согласившаяся на несвободу”. И Элина тогда снова не смогла его ударить. Хотя он прав. Только он никогда не поймёт причин, по которым она соглашается. Он не в состоянии. Он недостаточно… человек, как бы странно это ни звучало, если вспомнить, кто к какому виду здесь относится. – Попытаешься соврать – приложу о колонну. Элина не уточняет, чем. Ударом, Силой или молнией. Она только сжимает кулаки в совершенно бессильном раздражении.– Разве мой повелитель давал вам позволение на мой допрос? – спрашивает она, не поворачивая головы. Она смотрит только на тяжёлые деревянные двери. Закрытые. Верадун вряд ли выйдет из них прямо сейчас, чтобы спасти положение. – Разве ты думала о чём-то, что способно скомпрометировать твоего повелителя? – с едким сарказмом спрашивает Адраас. – Разве что-то подобное вообще существует?Он знает, что да. Точнее, догадывается. Наверняка. Он в курсе, как Верадун относится к ней, он понимает, что он к ней испытывает, и среди ситхов нечто подобное – по отношению к рабыне – это однозначный повод высмеять. Но Элина держит лицо. Она держит спину прямой, а голос – ровным.– Разумеется, нет.Она продолжает сверлить взглядом дверь, но Адраас давит на себя ладонью. Элина вынуждена к нему повернуться. Под ухмыляющийся взгляд. Под острую высокомерную усмешку.– Ну так будь добра, развлеки меня, – небрежно приказывает ситх. Он отпускает её плечо и облокачивается о колонну. Отблески огня красными бликами играют на узорах его доспехов.Адраас что угодно может истолковать как непочтение и наказать её за это. Верадун помешал бы ему, но его нет здесь. Адраас ситх, она – рабыня. К тому же он ситх, прекрасно разбирающийся во всяких ментальных трюках, так что он почувствует её ложь. Элина иголками по коже ощущает опасность. Она зла, но она заставляет себя рассуждать здраво. Логически.Возможно, проще откупиться от Адрааса полуправдой. Возможно, у Элины даже получится.– Я думала… о войне, – обтекаемо отвечает она. – О войне и о Силе.Адраас вскидывает бровь с пренебрежением.Рабыня, размышляющая о Силе. Должно быть, для него это очень смешно.– А конкретнее? – уточняет он, наклонив голову к металлическому наплечнику. Он смотрит на неё, как хищник, вцепившийся в добычу. Хищник интеллигентный и жестокий. Элина умеет обращаться со зверьём, но она не уверена, как противостоять хищникам такого масштаба. Она лишь продолжает гнуть свою линию полуправды: – Я пыталась понять, зачем нужна эта война, – она пожимает плечами с деланным спокойствием. Мол, не такие уж и важные эти размышления. Вовсе не о чем здесь говорить. – Как это всё связано с Силой и Тёмной стороной.Глаза Адрааса расширяются синхронно с тем, как он понимает. Его улыбка становится чуть более кровожадной. – Маленькой тви'леккской девочке захотелось справедливости? – спрашивает он елейно. – Тви'леккская девочка не в состоянии понять, почему прекрасная Сила обладает Тёмной стороной, а мы используем её, чтобы провоцировать такие страшные ужасные войны?Не совсем так. Но в его изложении это уже звучит чуть понятнее, чем у Верадуна, и Элина кивает. Безопаснее кивать. Проще. А Адраас поднимает взгляд к огненному зареву горизонта, и выражение его лица становится почти мечтательным. Это странно, но Элина не мешает. Она только наблюдает за ситхом с опаской.– Дай угадаю, Малгус не смог ничего тебе объяснить? Куда ему... – оскорбляет он, но как-то лениво. – Хотя вопрос… неожиданно хороший. Здесь ведь был такой прекрасный мир, верно? А мы сжигаем его. И сожжём ещё тысячи. Знаешь, почему это правильно?Элина качает головой.Она в курсе, что Адраасу нравится наслаждаться собственным умом. Он очень любит говорить. Но Элина впервые осознаёт, что этим можно пользоваться. Когда он со скуки, или с какими-то непонятными целями к ней цепляется, его можно просто переводить на высокоинтеллектуальные размышления. Как сейчас, когда Адраас слегка увлекается. Он произносит менторским тоном:– Представь себе лес, который там горит, – Адраас обводит рукой пожар. – Представь его до нас. Растущим себе спокойно. Тебе кажется, что это идиллия? Что там нет ни войны, ни Тёмной стороны, что, если мир не трогать, то он будет раем?Элина сдвигает брови. Она ощущает подвох в чужих словах, но… но да, факт в том, что, если бы турболазеры с орбиты не подожгли бы лес, то он бы сейчас не горел. Так что Элина кивает снова. Адраас цокает языком.– Ошибаешься, девочка. Антагонизм заложен в нас. Во всём, чего касается Сила, есть стремление к войне. Каждое дерево в лесу тянется к солнцу и воде вперёд своих собратьев. Каждое пытается забрать себе как можно больше ресурсов, плевав на всех остальных. И разве это плохо? – Адраас делает паузу, но скорее театральную. Ему вовсе не нужен ответ Элины, чтобы продолжить: – Нет. Те деревья, у которых получится, вырастут сильнее и красивее прочих. Всё совершеннее – с каждым новым поколением. Благодаря борьбе. Благодаря войне, которую мы в себе несём. Если бы деревья жили в мире, то все они были бы низкими и хилыми. Если бы мы жили в мире… Думаю, ты знаешь о том, какими темпами разлагается Республика. Война нужна этой Галактике. Мы совершенствуем её. Развиваем себя и остальных. Так, как заложено в нас самой жизнью. Иначе говоря – Силой. Так почему мне должно быть совестно за то, что я исполняю своё высшее предназначение? Он молчит пару секунд и добавляет:– Впрочем, не думаю, что столь высокие рассуждения можно отнести к Малгусу. Этому, насколько я знаю, просто нравится убивать.Элина не уверена, что ответить. Чужие слова формально верные, но… но что-то в ней, глубоко в груди, просто неспособно согласиться с необходимостью всех этих пожаров.– Деревья на горизонте не станут совершеннее, – замечает она. – Они просто сгорят. Адраас качает головой. Взгляд его ярко-жёлтых глаз снова затопляет презрением.– В конечном итоге, я говорил не о деревьях, тви'леккская девочка. Ты бы поняла это, если бы знала, что такое метафоры. “Метафора”. Звучит как марка какого-нибудь вина. Элина и вправду не знает такого термина, но бровь – зеркально чужому презрению – она выгибает. Потому что она прекрасно поняла, что Адраас имел в виду. Она понимает, что речь о людях и цивилизациях. Но всё же… возможно, она просто чуть сильнее верит в них. В другие способы, кроме насилия.Поле внезапно накрывает тенью. Словно свет от солнц чем-то перекрыло. Элина вскидывает голову. Она видит силуэты республиканских крейсеров, которые выпрыгынули из гиперпространства над планетой. Она видит ярко-зелёные заряды, уже несущиеся через атмосферу.Нападение.С губ Адрааса срывается отнюдь не интеллигентное слово. Он поднимает руки, творя над собой щит. Элина надеется, что этого не повторится никогда в жизни, но прямо сейчас она делает шаг ближе к Адраасу. Иначе шансы выжить кажутся слишком призрачными. Сердце дёргает страхом за Верадуна, но, в конце концов, он куда сильнее Адрааса. Он останется в порядке, он отразит атаку и республиканцы трижды пожалеют о том, что явились сюда.Заряды лазеров с низким гулом падают на поверхность. Элина жмурится, закрывая слуховые конусы руками. Спустя мгновение ярко-зелёный огонь накрывает мир. Он схлынывает так же быстро, как появился. Оставляя после себя дым. Грохот особняка, рушащегося за спиной Элины. Запах гари и озона. Ближайшая колонна наклоняется, лишившись опоры. Адраас поворачивается к ней, и локтём он задевает плечо Элины. Он словно только сейчас вспоминает о ней. И на его лице читается явное неудовольствие из-за того, что она к нему прицепилась.Адраас вскидывает руку и Силой бьёт по колонне. Наверное, чтобы она упала в сторону, а не на него. Элина не думает об этом, потому что её этой волной тоже цепляет. Её относит от ступеней и бьёт о землю спиной.Удар парализует лёгкие. Элина хватает ртом воздух, но по затылку расходится боль. Словно головой она ударилась о нечто куда более твёрдое, чем почва. Эта боль за считанные секунды разливается по разуму. Темнотой. Беспамятством. Элина успевает подумать, что теряет сознание.Мрак накрывает раньше, чем она успела бы испугаться.