2. (1/1)

Дождь идет, укрывая перрон серой мглой. Люди снуют в разные стороны?— ищут, с какой стороны придет поезд до гавани. Они размахивают билетами, толкаются, бегут и перекрикиваются. Здесь дождь?— дело частое. Это Ли Юэ славится засухами, а Снежная?— она для тех, кто ждет холода и умеет прятаться от него.—?Да разойдитесь вы! —?кричит кто-то сзади, и Синцю оборачивается, придерживая Чуньюня за плечо.Горбатый носильщик уходит с их сумками вперед, оставляя позади себя лишь блеклый запах дешевых сигарет. Синцю морщится, когда какая-то женщина с сумкой через плечо наступает ему на ногу. Сзади напирают, догадавшись, что поезд все-таки идет с севера. Нумерация, вроде как, с хвоста. Чуньюнь вопросительно смотрит на Синцю, переводит взгляд, пытаясь разглядеть того, кто совсем скоро должен подойти к ним.—?Тебе как Предвестнику Фатуи не мешало бы самому предвещать о своем приезде,?— замечает Синцю. Запыхавшийся Тарталья показывается среди серо-черной толпы.Они виделись полгода назад, когда Синцю и Чуньюнь только прибыли в Снежную. Тарталья пообещал самый лучший прием для представителей гильдии Фэйюнь. Он пытался разговорить Чуньюня то ли из вежливости, то ли желая выведать основные секреты гильдии. К сожалению Тартальи, Чуньюнь тогда еще не отошел от города Стекла и количества людей, с которыми там пришлось пообщаться.—?Вы, я надеюсь, прямой дорогой? —?уточняет Тарталья, ослепительно улыбнувшись. —?Окольными путями еще лет десять добираться будете.—?Только если корабль не занесет в шторм,?— Синцю легко пожимает плечами, будто они с Тартальей видятся каждый день. —?Какими судьбами?—?Мне поручено сопроводить вас до гавани,?— отчеканивает Тарталья и хитро подмигивает. Чуньюнь косится на него. —?Твой спутник, я полагаю, до сих пор не готов говорить со мной.—?Все, сказанное Синцю, я поддерживаю и разделяю в полной мере,?— четко проговаривает Чуньюнь. —?Его красноречием я не обладаю, а потому не могу поддержать диалог с тобой на том же уровне, на каком его легко держит Синцю.—?Ого,?— Тарталья, опешив на мгновение, кусает губу. —?Ладно, я понял. Так вот… о чем это я?—?Гавань,?— подсказывает Синцю, бросив ободряющий взгляд на Чуньюня,?— тебе поручено сопровождать нас.—?Точно,?— Тарталья снова улыбается,?— есть какие-то возражения?Синцю задумывается, стараясь не смотреть на помрачневшего Чуньюня. За годы путешествия он привык к разным людям, но Тарталья ему просто не нравится. Когда Чуньюнь пытался объяснить это, постоянно извиняясь и оправдываясь, Синцю устроил ему лекцию на тему того, что человеку не обязательно любить всех вокруг. Может быть, Чуньюня правда задела эта ситуация с гильдией. Еще он, конечно, Тарталье не доверяет, как не доверяют жители Ли Юэ всем Фатуи после ухода Моракса.Синцю скорее сын купца, мечтатель и рыцарь, чем житель Ли Юэ. За пять лет он осознал и принял свое место в этом мире: рядом с близкими, рядом с Чуньюнем. Но домой ему все-таки хочется, как хочется любому ребенку возвратиться в нежные руки матери. Только, в отличие от стен Ли Юэ, рук матери Синцю совсем не помнит.—?Только одно,?— он склоняет голову набок, изучая Тарталью,?— я все не могу понять… Как же ты пропустил то, что наш визит сюда был в стороне от дел Фэйюнь?Тарталья хмурится. Такие простые вещи редко приходят в голову тем, кто старается думать постоянно. Синцю наблюдает за ним, чуть насмешливо улыбаясь. Разгоряченный румянец постепенно сходит с щек Тартальи, обнажая северную бледность. Кожу светлее Синцю видел только у Чуньюня, который уже какой год избегает солнца.—?У меня есть свои источники,?— отрезает Тарталья, выглядя оскорбленным. —?Я никого не убивал за информацию.Синцю не выдерживает и прыскает от смеха. Чуньюнь смотрит на него широко раскрытыми глазами, не понимая, что смешного в словах Тартальи. Но Синцю от этого взгляда хочется смеяться только больше. Тарталья пытается выставить себя опасным, но он уже пропустил один ход в этой игре и, кажется, почти готов принять поражение.—?Источники? —?переспрашивает Синцю, сверкнув глазами. —?Всего три человека знали о том, что из города Стекла мы отправились в Снежную, а не к Драконьему Хребту по изначальному плану. Это мой отец,?— Синцю начинает загибать пальцы,?— Люмин и бард, с которым она по неосторожности поделилась этой информацией. О барде я сам узнал из ее письма, полученного мной четыре месяца назад. Ну так?..Тарталья поникает, признавая свой просчет. Чуньюнь кладет руку на плечо Синцю, слегка сжимая пальцы. Эта карта была разыграна идеально, но Синцю все равно немного переживает. Он поворачивается к Чуньюню, и тот кивает, едва заметно улыбаясь. Синцю очень давно не практиковался в красноречии. В конце концов, сейчас он и книг почти не читает.—?Как добрались? —?резко переводит тему Тарталья.—?Четыре часа на повозке по проклятым деревням и мертвому лесу,?— отвечает Синцю. —?Расскажи о своих источниках, Тарталья.—?Люмин,?— коротко выдыхает тот,?— она лично устроит все несчастья в моей жизни, если с вами что-то случится в дороге.—?Вы ведете переписку? —?неожиданно спрашивает Чуньюнь, обрывая себя на полуслове.—?Она не отвечает на мои письма,?— Тарталья поджимает губы. —?Я передам вам кое-что для нее. Возможно, мне нужно извиниться за что-то, но я…—?Не знаешь, за что именно? —?подсказывает Синцю.Тарталья нехотя кивает. Перон прошивает сигнал поезда, и все люди враз замирают, будто он тоже?— зачарованный. Синцю стоит вместе со всеми. Вагоны пролетают мимо них, замедляясь, и становится интересно, сколько же людей и сколько же мест они видели, раз сейчас их колеса так стучат по рельсам.Синцю сам уносится куда-то далеко, в самое начало путешествия, где ему было только шестнадцать, и отец давал ему последние напутствия перед паромом. Тогда он наказывал быть осторожнее. Синцю осторожно улыбается, вспоминая: отец попросил Чуньюня отойти, и они долго говорили о чем-то на пристани. Закончили тем, что пожали друг другу руки. А после?— борт и приключения.Тарталья нетерпеливо топчется на месте, Чуньюнь высматривает носильщика с их сумками, а Синцю думает, как бы побыстрее сесть у окна и смотреть, как дождь снова сменяется снегом, а тот?— вновь дождем. Все в жизни циклично, вся Снежная осенью?— сплошь снега и дожди. А в Ли Юэ светит солнце, и только под звездами ненадолго приходит прохлада.Чуньюнь подает руку Синцю, и они идут вдвоем, пропуская Тарталью вперед. Тот возвышается над большинством людей на полголовы, и ему явно виднее, куда нужно идти. Синцю почти уверен, что билеты у него в то же купе, что и у них с Чуньюнем. Все-таки Тарталья должен хоть иногда предупреждать о своих появлениях. Так спокойнее.Вагон поезда встречает их сдержанной улыбкой проводницы и узким коридором с раздвижными дверьми купе. Синцю не врал Тарталье: они и правда путешествуют инкогнито, а потому отдельный вагон с полагающимися удобствами пришлось оставить в мечтах. С другой стороны, за эти несколько лет Синцю не раз и не два ночевал под открытым небом.И в этом небе были звезды.***Скоро покажется гавань, и тогда Тарталья наконец-то передаст свое письмо для Люмин. Чуньюнь думает об этом, пряча лицо за утренней газетой, пока Синцю и Тарталья спорят за чашками кофе. Это уже невыносимо. Они провели вместе лишь день, но Чуньюню хочется скорее распрощаться, взойти на паром и больше никогда не вспоминать этот путь.Тарталья удивительно учтив с ним, учитывая, что Чуньюнь держится холодно. Ему тяжело даются разговоры с малознакомыми людьми, которые слишком много скрывают. Тарталья не обязан ничего рассказывать о себе, просто так бывает, люди иногда не нравятся друг другу. Не обязательно быть милым со всеми. Чуньюнь пытается убедить себя в этом. У него довольно плохо получается.Он залпом выпивает свой остывший чай и убирает газету в сторону. Через час покажется гавань, а пока Чуньюнь забирается на верхнюю полку и старается представить, что скажет родителям, как вернется. Он сбежал от них, не попрощавшись, потому что боялся показать, как сильно дорожит ими и их благословением в долгий путь. Сейчас это кажется мелочным и очень далеким.—?Когда вы виделись в последний раз? —?спрашивает Синцю под аккомпанемент перезвона ложки в кружке Тартальи.—?Года два назад,?— отвечает тот, едва дожевав свой, как он это назвал, блин,?— у меня не так много времени, чтобы покидать Снежную.—?Как она? —?Синцю звучит обеспокоенным. —?На нее столько всего валится вечно, и я боюсь, как бы…—?Люмин сильна,?— серьезно говорит Тарталья. —?Я восхищаюсь ею. Как воином и как женщиной.—?Да ты влюблен! —?восклицает Синцю.Чуньюнь беззвучно смеется. Его Синцю проницателен, он легко читает людей по их действиям и словам?— книги учат и красноречию, и пониманию окружающих. Только вот мало кто из окружающих понимает Синцю. Чуньюнь не берется утверждать, но, кажется, он среди этих людей. Он удрученно хлопает себя по лбу?— спустя столько лет сомневается в очевидных вещах. Это все обстановка.Тарталья молчит, видимо, достаточно пораженный. Синцю учтиво дает ему время прийти в себя, скорее всего, он даже не смотрит в его сторону?— только в окно, где белый и серый наконец-то сменились зеленым. Здесь, на юге, теплее, еще не пришла осень. Чуньюню, несмотря на его глаз бога, это кажется хорошим знаком.Он переворачивается на живот и проводит рукой по стеклу окна?— то покрывается морозной коркой, на которой Чуньюнь ногтем выцарапывает послания неизвестно кому. Они тают и стекают вниз каплями, соревнуясь, кто и когда быстрее. За окном?— черные глаза. Чуньюнь моргает, и глаза закрываются, исчезают, тая.Показалось. В последний год кажется часто, но он почти привык?— человек привыкает ко всему. Это его отличительная способность. Там, где даже земля умрет под слоем льда, человек восстанет и будет бороться. Чуньюнь мотает головой. Ни к чему хорошему такие мысли обычно не приводят.Оставшийся путь он рассматривает потолок, не вслушиваясь в разговор Тартальи и Синцю. Ему совсем неинтересно, какие именно чувства Тарталья питает к Люмин, только немного жаль ее саму. Она сильна, Тарталья прав, но даже сильные испытывают боль. А Люмин похожа на рассвет?— красива, но быстра, и в чужих жизнях она почти не задерживается.Чуньюнь сам сбежал от нее, так и не узнав, какая именно история связывает ее и Синцю. За пять лет в Ли Юэ поменялась целая жизнь, и ему тревожно и страшно возвращаться назад. Чуньюнь привык к этой жизни. Ему хочется домой, но будет ли ему место там? Синцю ждет отец, ждут дела, ждут новые книги, вышедшие за его отсутствие. Чуньюня ждут только демоны Ли Юэ.Поезд тормозит, треща и взвизгивая тормозами. Чуньюнь едва не падает вниз, точно на голову Тарталье. Тот бы не удивился?— лишь пожал бы плечами и продолжил трепаться о своих высоких чувствах к Люмин. Как же сложно все в этом большом мире. На Чуньюня так действует дорога?— оставляет время для мыслей. А мысли идут только мрачные, для светлых еще нет ощущений.Тарталья прощается с ними коротким кивком головы. Он как никогда серьезен и собран. Синцю с осторожностью принимает конверт из его рук и кивает в ответ. Тарталья растворяется в толпе?— у него еще остались дела здесь, в гавани.Пахнет солью, почти как в Ли Юэ, не хватает только жары и криков на старом диалекте. У Чуньюня сердце сжимается от тоски. Он скучает по дому, он так хочет домой, его дом везде, где рядом с ним будет Синцю.—?Пойдем,?— говорит Чуньюнь.—?Да… пойдем,?— отвечает Синцю.Они не двигаются с места. Не сейчас?— еще минута. Она похожа на бесконечность, но пока рука в руке?— все в порядке. Они живут так целых пять лет. И, что бы ни случилось, будут жить и дальше.***Синцю просыпается среди ночи, чувствуя, что чего-то рядом ему не хватает. Он распахивает глаза, бессильные перед темнотой, и садится, свесив ноги с кровати. От резких движений кружится голова. Еще три года назад доктор посоветовал ему пить больше воды и вставать с кровати постепенно. Сказываются последствия детской болезни.Рядом холодное и пустое место. Синцю встает и наощупь пробирается к письменному столу, за которым уже какой день пытается написать что-то дельное. Каюту качает на волнах, скорее бы домой, стоять ровно уже получается с трудом. Под ногами совсем нет опоры.—?Куда же ты… —?задумчиво выдыхает Синцю, не обращаясь ни к кому.Он протирает глаза, находит спички на столе и зажигает газовую лампу. В каюте больше никого нет. Синцю трет лицо ладонями, пытаясь окончательно проснуться, под бледный свет находит хоть какую-то обувь и выходит. Тревога Чуньюня передается и ему. Вспоминаются слова старой шаманки.Сначала Синцю не видит его?— лампу он оставил в каюте, перед этим затушив, а на палубе почти нет света. Только сделав несколько шагов вперед и запнувшись о канат, Синцю наконец замечает: Чуньюнь сидит у самого борта. Он обнимает себя руками и что-то повторяет себе под нос. Синцю садится рядом и притягивает его к себе.Чуньюнь валится на него, потеряв опору, и кладет голову на колени, боясь пошевелиться еще раз. Синцю знает, что его тревожит, но не может дать этому форму слов?— страхи Чуньюня размытые, неясные, простые и очень сложные. Как и много лет назад, он боится, что никто не поймет его. Синцю старается быть рядом, чтобы было не так страшно. Он берет Чуньюня за руку и переплетает их пальцы.—?Я поживу у тебя,?— тихо говорит Чуньюнь. —?Не хочу мешать родителям.—?Они ждут твоего возвращения,?— мягко напоминает Синцю.—?Я знаю, но… —?Чуньюнь вздыхает. —?Все-таки останусь у тебя. Я не могу вернуться к ним просто так.?Просто так??— не прославившимся на весь Тейват героем. Синцю знает, что Чуньюню уже давно не нужно это. Он боится разочаровать родителей своим взрослением. До чего же… Синцю целует его в висок, про себя думая, что для любого человека было бы честью иметь такого сына, как Чуньюнь. Когда-нибудь и он сам поймет это.***Гавань Ли Юэ встречает паром жарой, запахом водорослей и криками торговцев с примесью старого диалекта. Синцю подставляет лицо морскому ветру и скорее сбегает вниз, утаскивая Чуньюня за собой. Их встречают незнакомые лица, толпы людей и маленькая фигурка в белом. Люмин улыбается, и в ее глазах стоят слезы.—?Имею честь встречать вас дома, господа,?— говорит она, задыхаясь от плача. —?Как почетный рыцарь Мондштадта, я буду рада проводить вас.—?И куда же ты нас проводишь? —?севшим голосом спрашивает Синцю.—?Куда скажете.Люмин вытирает слезы рукавом платья и сгребает Синцю и Чуньюня в объятия. Этому городу их не хватало, и он скучал. Люмин скучала.Она не говорит о том, что это первый день за месяц, когда солнце наконец показывает себя из-за облаков.