22. Тело (1/1)
—?Точно не хочешь составить мне компанию? —?Джей призывно похлопал рядом с собой по кровати и перекатился набок, с намеком слегка откинув уголок простыни, под которой только и можно было спать в такую жару, если не хочешь выхолодить всю комнату кондиционером. Вчерашняя вечерняя драка за пульт была Брюсом проиграна, и сейчас он валялся на полу, возле изножья кровати, непонятно каким образом туда попавший. Брюс хмыкнул и подобрал его, включив охлаждение. Джей моментально скорчил рожу и потянул простынь обратно. Впрочем, скорее не для того, чтобы прикрыться, а чтобы художественно задрапироваться. И еще изогнулся, явно пристраиваясь самым выгодным образом под падающий из окна полупрозрачный утренний свет. Так, что сейчас, замерев, казался античной статуей, вырезанной из драгоценного алебастра безымянным и безумно талантливым античным художником. Гениальным, потому что выбрал себе моделью не совершенную атлетичную фигуру спортсмена, как сотни его сотоварищей по цеху, а вот это?— странное, не совсем соразмерное, явно непропорциональное тело. И при этом невероятно, парадоксально завораживающее именно нарушением гармонии. Это не то, что ты ожидаешь подсознательно увидеть, опираясь на весь свой предыдущий опыт, совсем другое?— неожиданная, болезненная красота, граничащая с уродством, не успокаивающая, а тревожащая, и потому притягивающая взгляд, загадка, которую пытаешься разгадать. А шрамы и уже сходящие синяки казались пятнами патины и трещинами, оставленными безжалостным и неумолимым Хроносом, который почему-то не решился нанести серьезный ущерб такой вопиющей и непристойной красоте, только слегка дотронувшись?— тут и там. Оставив метки, но не решаясь всерьез искалечить.?Просто поразительно, что с такой тягой ко взрывам у него до сих пор полный набор конечностей, и даже пальцы все на месте??— закралась странная забавная мысль в голову Брюса. И вправду, замерший Джей казался чем-то нереальным, будто материализовавшимся видением, а может?— действительно статуей, которую по капризу извращенного миллиардера отмыли и положили ему в кровать, мысленно морщась от одних подозрений, для каких утех она ему понадобилась. Неожиданно невыносимо захотелось забыть все свои планы, проигнорировать пиликающий от напоминаний смартфон и, завороженным, опуститься на колени на край кровати, подползти к этой фигуре, смотреть, пожирать глазами каждую линию, изучать и выверять подушечками пальцев, пытаясь отгадать?— это какой-то фокус перспективы играет шутку с твоими чувствами или реальные пропорции, отогревать дыханием, прикасаться губами, без конца проверять?— это и вправду живая, такая податливая и откликающаяся на малейшее прикосновение плоть, или мрамор?— холодный, такой холодный там, внутри, и только обманчиво теплый от солнечного тепла снаружи.Джей щурился, будто угадывая его мысли, перекатился на спину, глубоко вздохнул, подавшись чуть вперед, подтянул к себе одно колено, сбросив простыню так, чтобы она так маняще прикрывала пах, давая простор воображению.Холодный внутри. И такой теплый и податливый снаружи.Невозможный. Неправильный. Отталкивающий. Манящий. Завораживающий.Брюс потряс головой, отгоняя искушение. Несмотря на более чем бурную ночь, несмотря на такое ленивое и сладкое пробуждение, которое Джей ему устроил, он все равно чувствовал, как тело отозвалось, как загипнотизированное, и его будто магнитом по силовой линии потянуло к нему. Джей поднял голову, кривовато улыбаясь, будто прекрасно зная, что творится с Брюсом.И именно поэтому в Брюсе моментально вспыхнуло привычное упрямство. Нельзя поддаваться импульсу.—?Мне надо готовиться. —?Он сказал это подчеркнуто бодро, развернувшись и демонстративно протопав в ванну.Где пришлось включить холодный душ.—?Мммм… Готовиться? —?раздалось из комнаты.Брюс проигнорировал вопрос. Слегка успокоившись, он все же включил контрастный душ, и, в конце переведя на горячий, намылился, заодно втирая шампунь в волосы.Выйдя из душевой кабинки, остановился перед зеркалом в полный рост, которое по настоянию Джея теперь было в ванной комнате. Сам Брюс обычно даже не смотрел в его сторону, ограничиваясь обычным, над раковиной, как раз подходящим для бриться и для того, чтобы нанести нужный макияж, если приходится идти на светский раут, а у тебя сходящий синяк во всю скулу. Потянулся, протер запотевшее стекло.
Посмотрел на себя.Нравилось ли ему его тело? Брюс, если честно, вообще не задавался таким вопросом. Он привык относиться к нему как к боевой машине. Оно должно быть здоровым, получать нужное количество еды, витаминов и стимуляции, чтобы отдавать на полную мощность то, на что способно. Говорят, что лучшую форму имеешь в юности, но для Брюса никогда так не было. Все, что он помнил?— в юности у него вечно все болело. Тело было нескладным, непослушным, неуклюжим и ленивым, болели суставы, ныла спина, постоянно стенали мускулы, которые он тщательно разрабатывал под присмотром тренеров и под чутким руководством неожиданно великолепно разбирающегося в анатомии и тренировках Альфреда. Иногда ему, честно говоря, казалось, что Альфред откровенно экспериментировал над ним, как будто он был его проектом, но все, что тот предлагал, подавалось максимально тактично и обязательно с теоретической базой, с которой он обязательно первоначально знакомился, прежде чем согласиться на новую диету, комплекс упражнений или элементы нового боя. Потребовались годы, чтобы не забивать тело, а улавливать от него ответ, годы?— выработать внутреннюю интуицию, и еще годы?— чтобы научиться ему доверять. И потом, неожиданно, обнаружить?— что и у тела есть свой разум и свои желания, как раз тогда, когда он был полностью уверен, что его сознание правит им полностью и безраздельно, как водитель высококлассным автомобилем.Брюс Уэйн считал себя в первую очередь интеллектом. Разумом, управляющим скафандром плоти, в который был заключен. Разум с помощью воли управлял телом. Он искренне не понимал, как можно стать рабом дурной привычки. Переедание, алкоголь, курение?— это же все можно легко прекратить. Просто приказать себе. Те, кто так не делают?— у них попросту не хватает воли, вот и все. Эмоции время от времени пытались прорваться, но разум с помощью воли не давал телу их проявлять. Если он делал что-то, он делал это по вполне определенной причине, которую осознавал. Импульсивность, эмоции и потакание себе?— это дорога к проигрышу. Анализ, интеллект и расчет?— путь к победе.Тело и его импульсы?— это слабость.Дверь слегка скрипнула. Но Брюс не заметил.Он стоял и оценивающе смотрел на себя. Взгляд в первую очередь зацепился на подживающую рану на боку?— есть ли воспаление? Надо ли еще раз заложить антибиотик и прихватить повязкой? На царапины на плечах?— может, стоит все же пройтись антисептиком? На засос на ключице?— будет ли это заметно, если надеть рубашку, или все же лучше сегодня ограничиться полуофициальной водолазкой и спортивным пиджаком? Взгляд в первую очередь привычно концентрировался на возможных травмах и тех проблемах, которые могли в связи с этим возникнуть.Он встряхнулся и попробовал отвлечься от этого и посмотреть на себя целиком. Ну, ничего. Тело как тело. Достаточный рост, достаточно ровно лежащий загар?— все же приходится какое-то время проводить под лампами, чтобы уж совсем не пугать папарацци нездоровой бледностью. Коренастая крепко сбитая фигура с рельефными мышцами. Особо не примечательные черты лица, может, слегка грубоватые, и подбородок немного чересчур тяжелый?— но ничего, что особо выделяло бы из нормы. Разве что надо побриться. В норме. В целом?— с ним все нормально. Ему именно это и нужно было знать о себе, когда он смотрелся в зеркало. С ним все нормально. Он достаточно хорошо выглядит, чтобы вполне презентабельно смотреться, когда выйдет на люди. Ну, а для фотосессий с ним поработает его визажист?— за это ей и платят, чтобы она в любую минуту могла сорваться и долететь со своим волшебным чемоданчиком, если очередной журнал или телевизионный канал начнет просить интервью или участие в передаче.Брюс вздохнул, слегка прикусил губу. Чуть сгорбился, машинально правой рукой дотронувшись до струпа на почти зажившем давнем порезе на левом плече и начиная его отковыривать.Ну да, самый завидный холостяк Готэма, но отнюдь не красавчик. И не икона стиля, как там его пытались какое-то время продвинуть в одном из модных журналов. Одевается он стильно, но консервативно. А когда маскируется, например, примеряя образ Матчеса Малони, бандита средней руки и рецидивиста?— поджигателя, особо из толпы таких же громил, шляющихся по барам и пытающихся выудить подельную работу, не выделяется. Разве что чуть более накаченной мускулатурой?— что для нанимателей скорее показатель того, что он любитель качать железо и особым интеллектом и запросами не отличается. Этакий сильный бета-самец, вполне довольный своей судьбой и местом в мире, в детстве прессовавший всех остальных и избежавший травли, достаточно гибкий, чтобы хорошо вписаться, достаточно сообразительный, чтобы везде найти способ хорошо устроиться. Вот как он выглядит и вот какое он производит впечатление.Всего лишь… Всего лишь.—?Эй, Брюс Уэйн, Бэтмен, кто ты без костюма? —?саркастично прошептал он.?Мужик. Нормальный крепкий мускулистый мужик с IQ 192?—?Адонис,?— тихо раздалось слева.Брюс резко обернулся. Рука инстинктивно потянулась к полотенцу, чтобы прикрыться, скорее от неожиданности, чем от смущения. Ну, как он себя сразу же постарался убедить.Джей стоял, прислонившись к косяку, и, слегка улыбаясь, смотрел на него. Расслабленно, слегка наклонив голову к плечу. Разлохмаченные, еще не прилизанные волосы от все еще стоявшего в ванной комнате пара тут же начали слегка виться.Он неожиданно быстро перехватил руку, поймав за запястье, и так они и замерли. Сдернутое полотенце упало на пол. Джей смотрел на Брюса, сначала чуть прищурившись, а затем глаза раскрылись шире, пальцы, сжимавшие запястье, разжались, пробежав вверх по предплечью, слегка надавливая на застывшие под кожей мускулы, дотронулись до сгиба руки, легко щекотно пробежали вниз, по тыльной стороне, а другая рука снизу подхватила ладонь, и спустя мгновение пальцы Брюса были пойманы между ладонями Джея.Тот поднял руку, слегка надавив, так, что пальцы Брюса чуть прижались к ладони, потянул к себе, наклонил голову и очень осторожно поцеловал костяшки пальцев. Брюс ощутил его дыхание. И не мог сказать?— горячее оно, или холодное.А затем Джей медленно, будто в танце, опустился на колено. Поднял голову, слегка запрокинув, так, что вытянулась шея, обрисовав адамово яблоко. Глядя снизу вверх.С восторгом. Обожанием. Трепетом. Будто осознавая, что делает что-то запретное, словно боясь, вот поймают, сейчас оттолкнут. И поэтому стараясь украсть эти несколько, таких важных мгновений?— для себя.И от этого взгляда, от его пристальности что-то засвербело у Брюса под ребрами. На несколько минут легкие забыли, а как это-дышать. Словно стоишь под светом, настолько мощным, что почти физически чувствуешь его?— но почему-то не боишься, а наоборот, хочешь сделать шаг вперед. Как будто то, что тот высвечивает, видит в тебе, высвобождает давно сжатую пружину, где-то в самом нутре, и от этого, от того, что он смотрит, что так смотрит?— внезапно отпускает. Пружина лопается, и как холодная вода льется на затылок и по хребту?— и внезапно тяжесть, о которой и не подозревал, пропадает, и становится хорошо, тихо и спокойно.На лбу показались мелкие вертикальные морщины между сведенных бровей, а Джей все вглядывался, напряженно, отчаянно пытаясь за доли секунды, пока тот стоит, растерянный, не понимающий, что происходит, пока не отпрянет, оттолкнет, исчезнет, как любит исчезать этот несносный мыш, дикий, не желающий поддаваться и приручаться, не просто разглядеть, а впитать в себя, все, что видит, что может сейчас вот так вот увидеть. Этот пьянящий коктейль мощи и хрупкости. Запрятанное нежное нутро, в которое хочется впиться и растерзать. Внезапно показавшуюся податливость под вечной неуемной строптивостью. Сладкая неуверенность под привычной показной броней.Кусающийся, вопящий, вечно борющийся мыш?— и такой хрупкий, с этими полупрозрачными кожистыми крыльями, с хрустящими тонкими леденцовыми косточками, с острыми зубками и бешеными сверкающими глазенками. Как тянет сжать руку?— и раздавить… и какое безумно изысканное наслаждение?— разжать пальцы, и, пока он сидит на ладони, проводить кончиками пальцев по затылку этой такой смешно шипящей на тебя бархатистой головки.А затем Джей отвел взгляд, поднял с пола полотенце и совершенно обычным движением выпрямился, будто ничего до этого и не было. Просто наклонился поднять. Обычное дело. Ах, какой же у него неаккуратный мышонок-растяпа, вечно вещами разбрасывается, ну что же тут поделать…И, без язвительных шуток, зубоскальства и ядовитых замечаний, в долю секунды Брюса развернул буквально припер к зеркалу восторженный вопящий вихрь. И были бешеные поцелуи, и ласки, куда только могли дотянуться жадные пальцы, и глухие стоны, и громкие вскрики. Было легко, хорошо и свободно. Будто летишь на гребне волны, и дует ветер, и светит солнце. И кто-то смотрит на тебя, как на самую драгоценную вещь в мире, прикасается, изучает тебя, шепчет какую-то бессмыслицу, а ты, на время позволив себе забыть все, растворяешься в этом притяжении, связывающим вас, позволяя себе быть чьим-то миром. Понимая, каково это?— позволить себе не обдумывать, не анализировать, не размышлять, не сравнивать. И, наконец, ничего не достигать. Поддаться импульсу. И?— быть.