Часть 5. Порыв как стремление (2/2)

— Харв, что ты... — От прожектора.

Джеймс Гордон наблюдал за своим напарником. Он видел, как мужчине тяжело даются его же решения. Буллок сделал уверенный шаг вперед и поставил себе цель. Рукаего поднялась, а револьвер оповестил двух мужчин о своей полной готовности. Тогда Джеймсу показалось это последним, что он когда-либо еще увидит. Прозвучал выстрел. Оглушающий и сбивающий с толку. Касание теплой чужой ладони, помогающей найти опору. И ощущение небольших ранок в области рук и лица.

— А я говорил, Джим, отойти от прожектора. Вставай. У нас много работы. Бледные пальцы скользнули по грубой плотно натянутой ткани. Ногти, завершая познавательный процесс, впились в тонкие хорошо связанные между собой нити. Но результата от этого было меньше, чем от попыток открыть тяжелые веки, контролируемые наркотическим успокоительным веществом. Этому сравнению мужчина посветил себя достаточно долгое время. Он знал отличия между физическими недугами и наркотическими. Голова словно деревянная, не имеющая опоры, легла на туго обтянутое тканью плечо. Джокер начал понимать закономерность своих ощущений. Его полностью лишили каких-либо движений, одев на него смирительную рубашку. Легко мужчина попытался на своем лице отразить что-то наподобие улыбки. И, как ему же и показалось, получилось это неплохо. Камера наблюдения, уловив движения, повернулась в его сторону. Воспоминания, выброшенные из головы в виде пару часов, дней, начали проявляться в их непоследовательной радикальной силе. А ощущаться с удвоенной. Сейчас он разносит в пух и прах дорогую камеру наблюдения, не оставляя от нее живого места. А потом переводит взгляд на мужчину в маске, скручиваемого и дающего отпор людям в форме. В этот момент приходит на ум громкий смех, оповещающий его знатоков о новых правилах. Сильная пульсация шеи и резкий рывок дротика из нее. Подобающее этому по силе движение, застающее одного из охранников врасплох. Ощущение чего-то влажного, липкого и терпкого. Ощущение того, что уже невозможно увидеть и почувствовать. Звериная доза уравнивает шансы. А потом помутнение сознания. И черные острые уши, держащиеся на кевларовом шлеме. Коридоры тюрьмы наполняются его именем. Казалось, что его стало слишком много. Ватные ноги, волочащиеся и заплетающиеся между собой. Множество грубых рук, удерживающих и толкающих. Резкие голоса и топот ног, обходящих и задевающих. Уже можно садиться на стул?

— ... электрический стул. Конечно, имеется последнее желание, а также освежающий душ и ужин. Но надо ли оно, верно? Через несколько часов за вами придут.

Череда вопросов сыпались на темноволосого мужчину, заставляя импровизировать и не задумываться. Любой прокол или несдержанная условная эмоция маскировки приводили к жестоким мерам, непрописанным в уставе. Второй день он ходил туда по четкому расписанию словно навстречу с потенциальными избирателями и финансами. Только ситуация принимала совершенно иной оборот: теперь другие люди распоряжаются его полномочиями, а у него даже нет собственного имени. Сильно болела голова. Яркий свет порядком испортил зрение на какие-то двадцать минут, вырисовывая в воздухе различные напрягающие узоры. Уэйн пытался найти к ним ассоциации. Но ничего не приходило и не вспоминалось, кроме того утра двумя днями раннее. Джокера так и не привели обратно в камеру, как и его самого. В памяти отчетливо стояла та картина: крики.Он звал его. И он хотел прийти. И он пришел. Моментальная потеря контроля. И мужчина уже вырывается, дает отпор тем, кому не должен. А потом видит испуганное лицо одного из охранников. Пылающее от счастья, но уже на последних силах лицо Джокера. Дротик, проскальзывающий по тонкой коже охранника. И два обмякших тела, одно из которых так и осталось с испуганным лицом и памятью в умирающих клетках, что Бэтмен был здесь. Тревога.

Теперь Уэйн начал понимать эту систему на самом себе. Животное останется в любых условиях животным, но настоящая животная рефлекторная сущность проснется только рядом с другими животными в совершенно диких местах, где жизнь существует только по естественному отбору. Как было и стало с самим им и Джокером. Им предложили условия, под которые пришлось адаптироваться, но не меняться. Джокер перестал смеяться. И если он все равно не стал спокойным, то он стал подавленным. Бэтмен перестал наказывать преступников внутри, но это не говорит о том, что он не преследует и не запоминает. А потом резкий щелчок. Брюс тяжело упал головой на стол. Теперь он понял. Он тоже часть этой системы. — То есть, вы утверждаете, что не помните свое имя. Так же говорите о том, что не помните, как сжигали имущество Брюса Уэйна. И наконец, отрицаете свое причастие к убийству персонала в камере и сотрудничестве с Джокером. Я все верно говорю?

— Верно.

— Мой вам совет: раскаиваться да побыстрее. Мы ведь все равно узнаем. А сейчас идите. У вас уже время душа заканчивается.

Форма небрежно упала в самый дальний и непримечательный угол небольшой раздевалки, критерии которого отвечали мужчине по пунктам частичной чистоты и сухости. Душевая была полностью свободна. Уэйн пытался находить очевидные плюсы в долгих допросах, которые шли по времени душа, ужина и свободного времени. Надзиратель дал ему не более десяти минут и удалился, обещая вернуться и прислушиваться к каждому звуку. Мужчина распахнул дверь. Пар тяжелым напором резко рванул на него, чуть забивая дыхательные пути горячим воздухом. Почувствовалось скользкое влажное покрытие, маневрировать по которому было единственным способом добраться до душевой кабины. Оттеночные разводы алого цвета, проявляющиеся за счет исчезновения пара, резали сосредоточенное внимание. А теплые струйки воды, аккуратно обволакивающие и позволяющие телу привыкнуть, подобное внимание рассредотачивали.

Ситуация подавляла. И подавляла больше эмоционально, чем физически. Место нагнетало и раскрывало истинную сущность каждого, запертого в клетке. В голову приходили безумные ассоциации, равнявшие темного рыцаря с преступниками. Суть которых заключалась в новом уровне подавленной агрессии. Когда преступники выходят из отдаленных исправительных мест в город еще яростнее и разрушительнее, чем были. Тут и снова играет свою роль теория естественного отбора. Уэйн откинул голову, закрывая глаза. Ладони бегло проходились по всему телу, тщательно намыливая кожу. Пар поднялся, застилая своей плотностью обзор. Горячая вода сбивала столку. Мужчина понимал, что в душевой он более, чем десять минут.

Дело Джокера стояло. Но не его приговор. Каждый раз думая об этом, Уэйн исходил от справедливых и законных наблюдений. Но в случае этого мужчины в этих двух звеньях действовала совершенно обратная связь, основанная на заслуге того, что причинял остальным. Но он не хотел зацикливаться над этим. Смотря на свою спонтанность и бездействие, маскированное задумчивым лицом, мужчина понимал и осознавал собственную беспомощность и неорганизованность. Казалось, с первого самого дня он не знал для чего и ради чего он тут. Маскировка с каждым часом сходила на нет. Стало сложнее контролировать её и себя. Ведь в любую секунду может появиться Бэтмен, сущность которого подавили множество решеток. Нужно было выбираться. Импровизировать или идти напролом. И забрать сумасшедшего преступника с собой.

Разбитый кулак прошелся по сырой плитке, оставляя здесь очередную метку. Мужчина чувствовал за собой прилив сил. А в отражении исчезла маскировка. Послышался всплеск воды. Осторожные шаги и резкий удар по железной кабинке рядом. Уэйн насторожился.

— Ты, возможно, не поверишь, но, кажется, сегодня-завтра я буду уже жариться на стуле, поэтому в твоем приоритете не издать звука и выйти от сюда, как можно быстрее. И только по одной простой причине: мертвецу будет простительно все. — Я не прощаю, Джокер.

Зеленоволосый мужчина подавил в себе что-то наподобие девичьего визга. Бледная рука показалась на массивной душевой перегородке, а вторая - чувствовалась на чужом плече, находя в нем опору для маневрирования по скользкой поверхности.

— Бэтс, могу сказать одно: намылили здесь пол от души! Смотри, даже нам осталось. Хочешь достану? Личного пространства, норм и гигиены, казалось, больше не существовало. Джокер подобные стереотипы мог разрушать и уничтожать с первой секунды своего появления. Горячее дыхание легло на сильную шею, уходящую от этого и в тоже время открывающую этим еще больший обзор для действий. Бледная грудь отказывалась от малейшего расстояния с чужой, каждый раз плотнее прижимаясь. Тонкие пальцы прошлись по чужому подбородку, аккуратно спускаясь к подтянутому животу и своими движениями вырисовывая различные узоры. Легкая ухмылка, появившаяся на лице Джокера.

— Сейчас не время. Где тебя держали? Голос сел сильнее, чем в знакомом образе темного рыцаря. На этот раз все отталкивающие вещи и способности притягивали. Хрип - знак высшей похвалы. Это напоминало чем-то стенд-ап. Джокер знал, что делать. Шея уходила от влажных поцелуев, а руки пытались поймать чужие в устойчивом замке. Бледная ладонь нашла свою фиксацию на локте Уэйна, другая - в ожидании благоприятного момента. Мужчина понимал, что начинает нервничать. И хватило одного неосторожного движения Брюса, чтобы тот сам себя загнал в ловушку. Джокер одним удачным моментом скрутил его.

— Почему же не время, Брюс? По-моему, самое оно. Мы, похоже, с тобой больше не увидимся, так пусть хоть что-то у тебя от меня останется. Например, исключительная эрекция и задница как... — Тебя сегодня казнят. После душа идет ужин. А потом последнее желание.

— И что ты предлагаешь?

— Следовать сценарию.

Бледная рука безвольно опустилась вниз, высвобождая Уэйна из крепкой хватки. А дистанция между мужчинами увеличилась. Возбуждение спало на нет. А зеленоволосому мужчине до того стало тошно, что захотелось взорвать к чертям это место, чтобы вновь не вспоминать об этом. Трясущейся ладонью он прошелся по своим влажным зеленым волосам, тонкими аккуратными пальцами зарываясь в них. Только сейчас Уэйн заметил состояние мужчины, скрываемое если не обычной наигранностью, то острыми выражениями. Его глаза практически не выражали ничего. Не было ни того живого огонька, ни пламени, разъедающего все на своем пути. Перед мужчиной будто была пелена. И сам он ходил на ощупь. Руки его тряслись, а тело казалось скованным и чересчур резким в своих желаниях и обычных действиях. Доза успокоительного. А за ней, возможно, двойная наркотического вещества. И выпад в два дня. Джокер присел, облокачиваясь спиной на железную устойчивую перегородку. Руки полностью закрывали его лицо.

— Ты будешь мне должен. И когда настанет момент выбирать, ты сделаешь правильный выбор.

— Не нужно мне угрожать.

— Полиция неплохо справляется, смотрю. Мы еще здесь, как и остальные. Но уже сегодня это изменится. Я не угрожаю. Я надеюсь.