Часть первая — «На кровавом поле»; (1/2)
Уильям выводил какие-то узоры на стенах темницы; аккуратно, старательно, словно пытался нарисовать какую-то красивую картину, видную лишь ему одному. Камера была достаточно тесна сама по себе, так ещё здесь сидело человек двадцать, но, каким-то волшебным образом, рядом с юношей было достаточно свободного места, из-за чего он чувствовал себя более спокойно даже с оковами на ногах. Проклятый — этим всё сказано. Но на самом деле его тревожило кое-что иное. «Если на поле боя ты докажешь свою преданность и монтерство, так уж и быть, ты получишь хорошую награду!» — звучал в голове голос Королевы. Скрипучий, истеричный голос, который заставлял жмурить глаза. Почему из сотни человек она остановилась именно напротив Уильяма? Почему из кучи народа она выбрала худого, бледного паренька, если в зале были и те, кого не тронула ласковая рука голода и обезвоживания? Они были шире, упитанней, но стук каблуков прекратился именно напротив него.
Подобное действие со стороны Королевы после вызвалобурную реакцию у других Пешек. Они, проклинающие светловолосого всю жизнь, теперь ещё больше убедились, что он ненормальный, что он слишком сильно выделяется из толпы. «Это из-за него мы все здесь!» — шептались они за спиной Уильяма, заставляя того кривиться от отвращения к этим мерзким людям.
Он знал, что через несколько часов их выведут отсюда цепочкой. Повезут далеко-далеко от замка, туда, на поле, на шахматную доску, где им предстоит отважно сражаться. Однако этого никто не хотел. Они: молодые, старые, дети и женщины — все хотели жить. Кто-то теперь активно спорил, пытался придумать план побега, или просто ревел. Они медленно сходили с ума. Все слали к чёрту королевство, саму Королеву, ибо эта война бесполезна. «Мы все умрём и потеряем ещё больше земли. Вы этого хотите?!» — кричали люди, заставляя детей ещё больше разразиться плачем.
И тогда Уильям вспоминал слова Софи. Когда-то, ещё давным-давно, будучи простыми подростками, они говорили о «Великой шахматной войне». Тогда недовольный юноша считал, что это всё бред и что он никогда туда не сунется. А Софи отрицательно качала головой и говорила: — Если тебе когда-нибудь и суждено отправиться на Великую Шахматную Войну, то запомни, Уильям — ты ни в коем случае не должен сдаваться. Ты должен отстаивать честь, но далеко не нашей страны. Отстаивай свою честь, честь отца и матери, что дали тебе жизнь. Докажи всем, что ты храбрый воин, и пообещай мне, что вернёшься обратно. Сюда, где я буду ждать тебя. Где мы будем весело смеяться над никудышными солдатами врага, которые не смогли сломить никудышного Уилли!
Хоть теперь ему и некуда было возвращаться, хоть теперь его лучшая подруга и не ждала там, на третьем этаже, выглядывая из пустого окна. Хоть она больше не пожелает с утра удачи, Уильям решил для себя, что будет следовать её словам. Она так хотела, она всегда вела его по верному пути и никогда не ошибалась. И теперь он пойдёт в бой. Отстаивать свою честь, честь отца своего и матери. Отстаивать честь Софи, которая сражалась с этим чёрным миром до самого конца.
Уильям, поджав под себя ноги, так и не заметил, как провалился в сладкую дрёму под крики безумных людей, что строили такие же безумные планы на побег. Но, к сожалению, вывел его из прекрасного мира сновидений внезапный шум, а после ещё полусонного юношу дёрнули за оковы на запястьях, заставляя резко подняться. Преодолев головокружение, он двинулся за потоком людей, которые так же, как и он, выходили наружу.
По сырым тоннелям подземелья, по каменным коридорам замка, по пустынным неоновым дорогам города, вновь садясь в огромные железные сундуки с решётками. Механические кони громко заржали, после чего помчались в путь, вздымаясь в воздух, и повозка покатилась по пустынным улицам, оставляя за собой серое облако пыли. При поднятии в воздух их хорошенько тряхнуло, но после путь был ровным.
Вскоре сквозь решётку можно было увидеть удаляющийся светлый город и заметить густой лес. Из него, глядя на повозки, выходили животные… с горящими красными глазами. Мёртвое железо — что звери, что эти непроглядные леса. Имитация того, что что-то в этом мире осталось живым. Уильям, который прежде не выходил никуда дальше шахт, поражённо смотрел на всё это. Когда-то он слышал, как одна старушка рассказывала сказки: про красивые зелёные леса, про животных, которые живут там. Они были с мягкой шерстью и бьющимся сердцем. «Лишь сказки» — пронеслось в голове у юноши.
Лес сменил собой пустынное поле, по которому они ехали около получасу, а потом повозки остановились. Пешек стали выводить первыми и, когда Уильям вышел на улицу, его ослепили яркие лучи нещадно палящего солнца. Оно было огромным, намного больше, чем под куполами города, и жарило нещадно, так, что на лбу у юноши выступили капельки пота. Но, когда глаза его привыкли к свету, он взглянул на шахматную доску и замер в изумлении.
Огромное пустынное поле с редкими просветами уже давно засохшей травы. Где-то там, вдалеке можно было увидеть начало другого леса, что тонкой полоской отделял небо от земли, которые без этого слились бы воедино. А перед этим простиралось открытое кладбище, кишащее останками людей. Кричащие черепа, тянущиеся в никуда костлявые руки. На высоких кольях сидели чёрные вороны, которые открывали свои заржавевшие клювы, заливаясь жутким скрипучим криком. Они ждали новых жертв, ждали, когда смогут растерзать их бездыханные тела. Всё ради веселья. Такова была в них программа.
Люди пытались отступить назад, заливаясь в панике и криках. Но, после того как особо буйных смерть постигла гораздо быстрее, после пары хлопков пушек, все замолчали, боязливо озираясь по сторонам и содрогаясь от страха. И тут Уильям понял — руки у него дико тряслись, челюсть тихо стучала, и это было далеко не из-за холода. Хотя тут он тоже играл большую роль, ведь на юноше была лишь старая рубаха да потёртые широкие штаны. Вот оно, то, чего все так боялись — Великая Шахматная Война.
Их повели вперёд, целой кучей. Они стояли в ряд, чёрные, испуганные, вымазанные в пыли своего города. В старом тряпье, ревущие от горя, не желающие стоять здесь и сейчас. На каждом было клеймо, что даётся человеку при рождении — чёрный знак, выжженный на шее, что как печать, бремя, которую должен носить на себе человек. Каждая страна носила на себе подобные знаки, но у каждой они были разные. После того, как Уильяма поставили на своё место на доске — ему повезло быть с самого краю — он перевёл взгляд на своих противников, что стояли напротив, и замер как вкопанный.