Глава 19. Легион. (1/2)

Глава 19. Легион.

«Легион имя мне, потому что нас много».

Библия. Новый Завет. МК. 5:8-9

Он снова бежал. Изо всех сил. Он устал. Он сбился со счёта, сколько раз уже происходило нечто подобное. Оно снова гналось за ним! Всякий раз, когда он оборачивался, Оно двигалось следом.

Но в этот раз всё было иначе. В этот раз вокруг не было ничего привычного. В этот раз он бежал по склизким, поросшим бледной биомассой, что колыхалась и булькала, туннелям, сплетавшимся в настоящий ужасающий лабиринт. Всё, что было вокруг, всё, что встречалось на пути, было живым и омерзительным в самом плохом смысле этого слова. Он бежал, а мерзкие полипы на стенах тянулись к нему, распыляя зловонный, наверняка – ядовитый, зелёный газ. Он бежал, и кожистые ворсинки, растущие на живом «полу», хватали его за ноги, больно жаля и стремясь остановить. Он вырывался – с трудом – и бежал дальше. Омерзительные сфинктеры в стенах, едва он приближался, раскрывались, выплёвывая десятки извивающихся щупалец, норовивших схватить его, и дать Тому добраться до него. Странные глухие звучи, утробное уханье и рёв, звуки, от которых кровь стыла в жилах. Приходилось ускоряться и применять всю свою ловкость и силу, чтобы избежать цепких объятий беснующейся плоти. Но долго так продолжаться не могло – он выдыхался. А Оно не отставало. Оно чувствовало здесь себя как дома. Проклятье! Да это место наверняка и было Его домом!

Там, где он бежал, с трудом отрывая ноги от кожистых ворсинок, Оно скользило с лёгкостью. Там, где ему в лицо бил ядовитый газ, Оно не встречало препятствий. Там, где щупальца норовили спутать его, Оно проходило свободно…

Этот ужас неотвратимого и неизбежного довлел над ним, лишая трезвости мысли, возможности оценивать обстановку. Да просто мешал думать! За него всё делали инстинкты и рефлексы – они решали, когда и куда ему свернуть, они говорили, когда ему пригнуться, когда уклониться, когда проскользнуть подкатом. Пока они не ошибались. Но только пока.

А ужас… Он был не только в сознании. Он был здесь повсюду – тошнотворный, отвратительный, сковывающий разум холодными цепями. Само это место по своей природе было ужасно. Но он должен был бежать. Даже если придётся делать это вечно. Даже если не хватает сил.

И он бежал. Бежал, сломя голову. Так, что ветер свистел в ушах. Но чем дольше он бежал, тем более мерзкие картины открывались его взору. Огромная овальная камера, заполненная желтоватыми коконами в половину человеческого роста, что ютились на склизком полу, жавшись друг к другу, лепились сотнями к стенам и капали слизью с потолка. И гора человеческих тел в центре, затянутая мерзкой плёнкой, от которой ко всем коконам, расползаясь паутиной по полу, стенам и потолку, устремлялись пульсирующие капилляры. Мерзкая шахта, на стенах которой бугрились отвратные наросты плоти, из которых торчали головы – не только человеческие, но и других существ, никогда не виденных прежде. Все они были такими же склизкими бледно-белёсыми, как и всё вокруг. И все они кричали без звука, ужасаясь своей участи. Кислотные ловушки, полости с которыми разверзались порой прямо под ногами, норовя сверзить его в едкую жижу, которая – было такое ощущение – мгновенно превратит его в суп.

А ещё были они. Люди, сращённые с коконами, с клубками щупалец и будто ставшие для них телами-носителями, люди, вросшие в бугры плоти, порой свисавшие с потолка, и раскрывавшиеся, едва только он пробегал под ними, дабы явить миру своё уродливое нутро, где человеческий торс был сращён с какими-то отвратительного вида кожаными складками, мешками и трубами, выплёвывавшими смертоносные иглы…

Это не укладывалось в голове. Этого вообще не должно было быть! Этого не могло существовать на самом деле. Но оно было вокруг него. И оно стремилось… нет, даже не убить – сделать что-то похуже. Поглотить. Ассимилировать. И это было по-настоящему страшно. Даже смерть не страшила так сильно, чем продолжение жизни в виде чего-то, что встречалось ему здесь на пути.

И потому он бежал. Даже зная, что Оно следует за ним по пятам. Даже зная, что ему не сбежать. Что он мог сделать ещё? Он не мог выбраться, он был безоружен, у него не было защиты. Всё было против него. Но он не сдавался – не мог. И потому – бежал.

Поворот за поворотом, петля за петлёй. Противно мягкий, хлюпающий при каждом шаге, пол. Ребристые стены, лианы из плоти, свиставшие с потолка и способные разорвать в клочья, если их случайно задеть. Коридор за коридором, полость за полостью…

Но вдруг он услышал дрожь. Вернее даже не услышал – почувствовал, как она прокатилась по полу под ногами, переходя на стены, точно волна. И повторилась. И снова! И снова! Это было едва заметно, но он уловил своим обострённым до предела от страха вниманием. И понял – нечто рядом испускает эту дрожь, будто стук сердца. Терять ему было нечего. Рефлексы и инстинкты сами приняли решение. Они направили его туда, где, вероятно, был источник дрожи.

Оно, державшееся позади, протяжно и злобно взвыло, заставляя его прибавить ходу. Он бежал, ориентируясь по наитию. Поворот влево, подъём по узкому лазу – едва успел, пока он не сжался, чуть не раздавив его. Оно отстало, заревев ещё сильнее. Появилась небольшая фора. И он ею пользовался. Мчался, словно его толкала некая таинственная сила, и все преграды на его пути, хотя и были страшны, ужасны и смертоносны, оказывались не способны его остановить! Ни щупальца, от которых он уклонялся, ни лианы, ни наросты с человеческими торсами, стреляющие иглами – ничто.

И тогда в дело вступили настоящие чудовища. Они, бледные, отвратительные, жуткие, полезли изо всех щелей. Они устремились за ним. Они вставили на пути, нападали. Но ему всё время удавалось ускользать в последний момент!

А вибрация была всё сильнее. Теперь она уже отдавалась хорошо слышимым гулом, перекрывающим даже вой чудовищ.

Оно вновь появилось позади. Он узнал об этом по ставшему уже привычным гулкому утробному уханью, которым Оно сопровождало своё движение. И это его напугало. Оно его напугало, ибо было страшнее всех гнавшихся за ним чудовищ вместе взятых!

Тут же удача покинула его!

Огромный шип вонзился в его плечо, развернув, чуть не заставив упасть, и вызвав яростную, подобную взрыву, боль, от которой он еда не потерял сознание. Но не потерял, не закричал – стиснув зубы, продолжил бежать, ведь останавливаться было нельзя.

Твари наседали. Оно догоняло. С каждой секундой ситуация становилась всё более напряжённой.

И в этот момент, свернув в крайний левый проход на развилке с семью ходами, он вдруг врезался в прочную кожаную мембрану! И пробил её мощью удара от столкновения так, словно нёсся со скоростью не меньше сотни километров в час и был в броне! Этого не должно было случиться, но это случилось – мембрана с треском порвалась, он покатился кубарем вниз, в темноту, твари и Оно за спиной яростно взвыли… А потом он упал лицом вниз, в мерзкую биомассу на «полу», оказавшись в каком-то, тускло освещённом биолюминесценцией, «помещении».

Тут же поднялся… и обомлел! Это была внушительная камера с идеально гладкими стенами, посреди которой вырастал… Больше всего это походило на помесь гигантской – размером с грузовик – амёбы, слизня и мозга! Покрытое извилинами, «это» постоянно меняло свою форму и сокращалось, рождая ту самую вибрацию и гул, которую он почувствовал недавно, и которая привела его сюда.

Он посмотрел на «это». И «это» как будто посмотрело на него в ответ. У «этого» не было глаз, но он точно знал – оно смотрит. И видит. И взгляд этот был ужасающ…

Раненное плечо горело. Что-то мелькнуло под потолком. Тень.

Ему надоело бегать! Тень метнулась к нему, заревев, и за секунду до столкновения он, превозмогая адскую боль, вырвал шип из своего плеча и вонзил в нападавшего!

Тень неистово и болезненно завизжала – это оказалась одна из тварей, что преследовали его – но тут же затихла, ибо удар пришёлся прямо в голову. Он выдернул своё импровизированное оружие, и отбросил труп. Наверняка через пару секунд эта камера будет полна чудовищ. А значит, у него есть целых несколько секунд, чтобы что-то сделать. Он не мог сказать почему, но был уверен, что оказался в очень важном месте. И теперь ему пора было перестать быть жертвой и беглецом.

Он взглянул на колышущееся нечто посреди зала. И то, как будто осознавая, что произойдёт дальше, вздрогнуло. Из дыры в потолке уже доносился вой приближающихся чудовищ. Где-то неподалёку пыхтело Оно…

И тогда он рванулся к массе плоти посреди зала, занося шип, зажатый в руке, для удара! Всё вздрогнуло! Он врезался в податливую упругую плоть, нанося удар за ударом, кромсая и разрывая её, отрывая от неё куски, буквально продираясь вглубь…

Белёсая кровь повсюду… И как же оно визжало и дёргалось!

Гарольд открыл глаза, дыша так тяжело, как никогда в жизни ещё до этого не дышал. Казалось, будто он за полторы минуты пробежал марафонскую дистанцию. Он смотрел в потолок своей спальни. Но что-то было не так. Какое-то чувство, которое невозможно описать. Будто ты – это и не ты вовсе, а нечто иное.

Было темно. Вернее – он знал, что должно быть темно. Но он почему-то видел достаточно хорошо. А потом он понял, что ощущает нечто совершенно странное своей кожей, поднял руку, чтобы скинуть одеяло… и едва не закричал!

Его рука! Она была бледной, маслянистой, и из неё вырастали сотни кожистых нитей, что колыхались в каком-то своём жутком танце!

Отрицание.

«Невозможно!» - решительно возразил мечущийся разум, отказываясь поверить в увиденное.

Нити постепенно втягивались в руку, кожа которой начала приобретать естественный цвет и фактуру.

«Сон! Это – всего-лишь сон!» - уцепился за спасительную соломинку рассудок оберстгруппенфюрера. Ибо если приять то, что увиденное – реальность, то можно сойти с ума. Но в глубине души Хейл, несмотря ни на что, понимал – даже сны не могут быть настолько достоверны.

«Элизабет!» - мелькнула мысль, подобная молнии, и пронзившая хтоническим страхом. Он обернулся к своей супруге…

И вот теперь закричал!

Кошмар продолжался наяву!

Элизабет лежала рядом, но… Она была бледна как сама смерть, а кожистые нити росли из её склизкой кожи, волнуясь подобно колосьям на ветру! Но самое ужасное было в ином!

Её голова! Она была «раскрыта»! Сегменты костей и плоти были разведены в стороны, обнажая то, что скрывалось внутри! И нити! Всё ещё эти нити! При этом женщина была жива, и её состояние, похоже, не доставляло ей никаких неудобств.

Это было не просто ужасно. В человеческом языке попросту отсутствовали слова, чтобы описать, каково это было. Каково было Гарольду увидеть подобное!

Немыслимо.

Прежде, чем Хейл успел что-то сделать, прежде, чем он успел опомниться, нити, росшие из тела его жены, устремились к нему! Гарольд дёрнулся, попытавшись отпрянуть, но было поздно – шок и ужас сделали своё дело, помешав ему среагировать вовремя. Нити оплели его руки, тут же болезненно врастая в них, и начиная тянуть к Элизабет! Гарольд попытался вырваться, полностью поглощённый ужасом, смятением и горем, но нити, как оказалось, были достаточно прочны!

Новые нити, выросшие из всё ещё лежащего неподвижно тела супруги, буквально выстрелили в него, впиваясь и прорастая в торс, плечи, шею. И как бы Хейл теперь ни старался, он не мог превозмочь ту силу, с какой его подтаскивало к… жене.

Мыслей не было. Был полный хаос.

И вот его лицо, наконец, оказалось напротив раскрытой головы Элизабет. Мозг, не похожий на человеческий, глаза, бледные ткани… Нити, эти тонкие, но безмерно сильные щупальца, выросли из её головы и оплели его голову, потянули, заставляя наклониться. Гарольд упёрся руками в спинку кровати, взревел, прилагая все свои силы, чтобы вырваться… и вдруг с ужасом осознал, что уже не контролирует себя! Чужие нервные импульсы, проходя сращённым с ним нитям, теперь управляли действиями его тела! Он даже не мог теперь издать ни звука, превратившись пассажира в собственном теле!

В голове, пробившись сквозь хаос, билось только одна мысль: «Что это такое?»

Но ответ узнать ему уже было не суждено – его лицо оказалось достаточно близко к раскрытой голове супруги, и её язык, сейчас похожий на мерзкого извивающегося бледного слизня, метнулся вверх, к Гарольду, в омерзительной пародии на французский поцелуй…

И наступила тьма, смывая все ужасы.

Гарольд открыл глаза. Голова гудела – опять не выспался. Пришла мысль о том, что нужно раньше ложиться спасть. Он бы, конечно, и рад, но работа…

Лежать было не очень удобно. Он вяло окинул взглядом постель – одеяло сбилось в левую сторону пододеяльника, простыни, похоже, были сильно помяты. Ясно – он опять ворочался во сне. Взгляд упал на Элизабет – женщина мирно спала, обняв его одной рукой, и легонько улыбалась. Похоже, ей снилось что-то хорошее. Но Гарольд не был уверен, что ему сегодня повезло так же. Собственно, сам сон он не помнил. Просто было чувство, что сон ему не понравился.

Кинул взгляд на окно, задёрнутое шторами – ещё темно. На часы – пять утра с копейками. Можно бы ещё поспать… Гарольд провёл рукой по лицу. Было слабое зудящее чувство, будто что-то не так. Словно он вышел из дома, забыв выключить свет или закрыть кран на кухне. Но с чего бы вдруг?

Элизабет потянулась, зевнула, и едва-едва открыла глаза:

- Ты не спишь? – шепнула она таким сонным голосом, что оберстгруппенфюрер едва не почувствовал себя виноватым в её пробуждении.

- Не спиться, - кивнул мужчина, поправляя одеяло.

- Кажется, ты сегодня снова кричал во сне, - молвила женщина, крепче обнимая мужа. Её очень тревожило то, что происходит с Гарольдом – эти ночные кошмары, из-за которых он не может выспаться. Это длилось уже несколько месяцев. Если бы она могла что-то сделать…

- Наверное, - пожал тот плечами. Он не помнил, что ему снилось. Просыпаясь, он всё забывал, хотя раньше сны запоминал, и те выветривались из памяти только часам к десяти утра. Не помнил он и то, кричал во сне, или нет. Впрочем, то же можно было сказать и о храпе. Элизабет и дочери утверждали, что он храпит. Сам он, естественно, ни разу этого не замечал за собой, но им верил.

- Это всего-лишь сон, - прошептала Элизабет. – Дурной сон.

- Да, - согласился Гарольд. Вот сейчас, рядом с любимой женой, ему было хорошо и спокойно. Это было ощущение тихого счастья, что лучиком солнца грело душу.

- Попробуй поспать.

- Хорошо, - кивнул Хейл. Признаться, спать ему действительно хотелось, так что он с готовностью согласился на столь разумное предложение. Закрыл глаза, устраиваясь поудобнее… И уже не видел, как на ничтожный миг кожа его жены побледнела, и из её лица проросли, тут же спрятавшись обратно, мерзкие кожистые нити.

Гарольд Хейл спал. И не помнил ничего.

Максимилиан Монтана, облачённый во всё белое, важно вышагивал по центру коридора. Белый плащ, накинутый на плечи рейхсмаршала, развевался так, будто здесь дул ветер – полы его и пустые рукава трепетали при каждом шаге. Но всё объяснялось тем, что Монтана спешил.

Сотрудники венерианского штаба, едва завидев своего начальника, рассекавшего людской поток с лёгкостью ледокола, ломающего полярные льды, быстро уступали дорогу, не забывая вскидывать руки и произносить традиционную приветственную «мантру».

Монтана улыбался. Едко. Даже ехидно. «Интересно, что бы они все делали, узнай, что здесь сам Фюрер?» - промелькнула мысль. Он прекрасно представлял, что бы тогда было. Тогда бы штаб походил на бордель, охваченный пожаром. Но сейчас меньше всего ему нужно было предавать огласке прибытие фюрера. Более того – вопрос, по которому тот вновь посетил Венеру, был настолько важен, что уровень секретности являлся абсолютным – сейчас во всей солнечной системе о грядущей встрече знали не более семнадцати человек – её непосредственных участников.

Двери конференц-зала услужливо распахнулись перед «майором», впуская его в просторное помещение с вытянутым овальным столом в центре и глазками голографических проекторов, глядящими из потолка. Зал был пуст. За столом, крышка которого была украшена свастикой, никто не сидел, системы визуализации не работали.

Двери затворились. Монтана улыбнулся. Вынул руки из карманов. В правой мелькнуло небольшое серое продолговатое устройство, напоминающее пульт от старинного телевизора. Набрал комбинацию кнопок… и мир вокруг изменился! Всё потемнело на мгновенье, а затем цвета вдруг обрели фиолетовый оттенок и как будто поблёкли. Звуки исчезли или стали странными, тягуче-приглушёнными. Сам воздух как будто переменился, враз лишившись всех своих запахов и став плотнее. Чувства Монтаны на мгновенье взбунтовались, дыхание перехватило, возникло неприятное тягучее ощущение в области сердца и головы. Организм приспосабливался к новым условиям. В глазах потемнело, а затем, после нажатия ещё одной кнопки, всё прошло.

Монтана сделал глубокий вдох. И посмотрел на тех, кто его уже ждал. Теперь за столом конференц-зала сидели люди: все рыцари Ордена Чёрного солнца, включая Фюрера, а так же доктор Непьер, Тубалкайн Альгамбра, Рип ван Винкль и Ганс Гюнше.

- А вот и вы, рейхсмаршал, - сказал фюрер, и звук его голоса породил видимые волны в воздухе, что начали медленно расходиться в стороны подобием прозрачных сфер.

- Непорядок. Нужно настроить лучше, - констатировал Зиверс, тут же набрав какую-то комбинацию на своём устройстве, аналогичном тому, которое только что использовал «майор». Серый шар на подставке, стоявший в центре стола, выдвинул десяток тонких серебристых усиков, загудел и успокоился. – Всё, готово.

- Итак, - Монтана занял своё место за столом, - я думаю, лучше опустить формальности и все эти вещи, связанные с протоколом.

- Да. Сразу к делу. Я согласен, - кивнул Скорцени. И он, и все остальные сейчас выглядели довольно странно, если не сказать – сверхъестественно. Фиолетовый оттенок, царивший повсюду, придавал облику людей нечто потустороннее.

- На повестке дня у нас два вопроса, - взял слово Фюрер, и в этот раз никаких воздушных волн уже не было. Он окинул взглядом присутствующих. Зиверс и Шаубергер, Ялмар Шахт и Скорцени, Генрих Гиммлер и Герман Геринг, Мартин Борман и Риббентроп, Йозеф Геббельс и Альфред Розенберг. С одной стороны. С другой – люди Монтаны. Хотя понятие «человек» к большинству из них применить было уже нельзя. Фюрер не испытывал к ним неприязни, не смотрел на них свысока, пусть они и занимали не самые выдающиеся должности. Для него это было не важно. Важно было то, что они однажды уже принесли Рейху серьёзную победу. Важно было то, что они всё ещё были очень полезны. И, в конце концов, важно было самое главное – они все на сто процентов были лояльны и не могли быть «спящими» в силу самой своей природы. – Вторжение в мир под кодовым обозначением «Мидгард – 2» и проблема «спящих» агентов. Учитывая первостепенную важность для безопасности Рейха, сначала обсудим, что вам, Максимилиан, и вашим подчинённым удалось выяснить.

- Да, мой фюрер, - с готовностью отозвался Монтана. Как же давно он ждал этого момента! Нет, вовсе не того, чтобы войти в круг рыцарей Чёрного Солнца – это всё было в его понимании преходящим, наносным. Он желал иного – нового вызова, который бы заставил его, прозябающего на Венере и тратящего свои пыл и талант на терраформирование мёртвого мира, вновь почувствовать себя живым. И судьба, наконец, услышала его, преподнеся такой вызов. И что это был за вызов! Не та война, к которой он привык и к которой стремился, но совершенно иная. Война в тени, в которой ему лишь предстояло проявить себя. Это было так захватывающе! Та самая улыбка появилась на лице «майора», когда он продолжил: - Доктор Непьер, вам слово.

Непьер, не находивший себе места в присутствии такого количества столь важных персон, как будто чуть не поперхнулся. Впрочем, тут же взял себя в руки, поправил очки, и начал:

- Прежде всего хочу сказать, что для меня большая честь быть сейчас здесь, мой Фюрер, господа партийные лидеры, - доктор слегка склонил голову. Впрочем, он не собирался долго расшаркиваться, и потому перешёл к делу. Итак. Получив данные, собранные вами при обследовании оберстгруппенфюрера Хейла, я немедленно приступил к их анализу. К тому же нами было установлено круглосуточное наблюдение за самим Хейлом и членами его семьи…

- За ним и его семьёй и так наблюдают. Отдел СБ «Абвера», - заметил Гиммлер. Он впервые лично видел этого доктора Непьера, хотя, конечно, читал его подробное досье. И пока у него складывалось неопределённое мнение по поводу этого человека.

- Безусловно, - не смутился Эйвондейл, - но мы задействовали наших лучших специалистов из числа участников «Последнего батальона». Вампиров, - взгляд его указал на Рип и Альгамбру, который вопреки обыкновению выглядел не развязным щёголем, а образцовым офицером – в форме, при регалиях, и излучающим саму невозмутимость. – Как вам известно, возможности даже рядовых бойцов «Батальона» намного превосходят человеческие, а так же – современных технических средств. Эти же специалисты – лучшие.

- Что вам удалось узнать? – короткий чёткий вопрос сорвался с уст Геббельса. Он пытался закурить, но к его неудовольствию зажигалка никак не могла справиться со своей задачей. Ехидного взгляда Зиверса он так и не заметил, а Вольфрам мог бы ему рассказать, что в этом пространстве, где они оказались благодаря смене частоты вибрации, действуют иные законы физики, делающие горение невозможным.

- В двух словах – это вирус, - поправил очки Непьер. Многочисленные стёкла сверкнули, отражая фиолетовый свет.

- Вирус? – переспросил Розенберг с нескрываемой тревогой. Осознание того, что они контактировали с заражённым Хейлом не вызывало у него оптимизма.

- Полагаю, что здесь как раз и кроется подвох, - заключил Борман.

- Это не просто подвох, господа. Это – катастрофа, - совершенно спокойно, так, будто говорил, что дважды два – четыре, произнёс Эйвондейл. Реакция была предсказуема – хмурые лица партийных лидеров стали ещё более хмурыми, хотя, казалось бы – куда уж дальше?

- Потрудитесь объяснить, - тяжёлый взгляд Фюрера уперся в доктора. Тот достойно его выдержал. Было у Гитлера очень нехорошее предчувствие перед началом этой встречи. И, похоже, оно начало сбываться. К сожалению. «Катастрофа» - это не то слово, которое он ожидал услышать здесь на первой же минуте.

- Вирус, которым оказался заражён Хейл – это нечто невероятное чисто с научной точки зрения. И ужасающее. Судя по всему, он способен с лёгкостью менять генетический код заражённого организма, его клеточную структуру и физиологию, перестраивая организм под свои нужды. Более того – вирус легко передаётся посредством непродолжительного тактильного контакта с незащищёнными участками кожи. Но я подозреваю, что есть и другие виды распространения, хотя пока точно выявлен только этот. Вирус стремится к распространению…

- Простите, вы сказали – он стремиться? – скептически приподнял бровь Риббентроп. – Звучит так, будто вы считаете, что…

- Он разумен, - кивнул Монтана. И на мгновение воцарилась удивлённая тишина. Вот он, этот момент – миг перед самым началом объявления новой войны! «Майор» был взволнован, но не терял головы.

- Разумный вирус? Переспросил Зиверс, крепко задумавшись.

- Немыслимо! – бросил Шахт.

- Иначе невозможно объяснить поведение патогена, его идеальную мимикрию и некоторые изменения в поведении самих заражённых, - абсолютно серьёзно подтвердил Непьер. То, с чем он столкнулся, взявшись за это дело, уже начинало его пугать. Его! Человека, создававшего самых страшных чудовищ в истории – вампиров! Это о чём-то говорило. – Как видите, перед вами на столе лежал папки. В них – полный отчёт о проделанной работе, её результатах, выводы и рекомендации.

- Каковы выводы в двух словах? – пробегая взглядом листы в раскрытой папке, спросил фюрер. Остальные тоже следовали его примеру, шелестя листами, вчитываясь в сухие сводки, зубодробительные формулировки Непьера, изучая графики, схемы и фотографии.

- Вирус чрезвычайно патогенен и заразен. Сейчас, однако, он находится в латентном состоянии у всех выявленных заражённых. Ареал его распространения на текущий момент не известен. Но при худшем сценарии скорость его распространения такова, что мы можем за день потерять Северную Америку, за два – всю планету. Далее – по экспоненте. Лекарства против этого вируса будут не эффективны ввиду его разумности и чрезвычайной способности к адаптации. Оказываясь же в теле жертвы, вирус полностью подчиняет её себе. При этом сам заражённый даже не осознаёт, что с ним что-то не так, и что в его мыслительный процесс вторгается чуждая воля. Кроме того нам удалось подтвердить добытые вами сведения о наличии у заражённых некоей формы телепатической связи друг с другом. Она идёт не в области сознания, а скорее на клеточном уровне, связывая их всех с неким единым центром…

- Как вам это удалось узнать за столь короткое время? – скепсисом Шаубергера можно было забивать гвозди. – К тому же учитывая, что на примере Хейла мы знаем – в случае раскрытия заражённые инициируют разрушительное самоуничтожение.

- Старым проверенным методом, - наконец «отрёкся от обета безмолвия» Альгамбра. – Нам пришлось выпить кровь нескольких заражённых, - он кивнул в сторону Рип. – Опытным путём выяснилось, что они не реагируют на присутствие вампиров.

- Вас не учили соблюдению субординации, оберст-лейтенант? – холодно поинтересовался Гиммлер.

- Сейчас не до этого, Генрих, - качнул головой Фюрер. Уже услышанного хватало, чтобы объявить чрезвычайное положение. Проблема была в том, что это, похоже, ничего не даст и только ухудшит ситуацию – «спящие» поймут, что их раскрыли, и начнётся сущий хаос.

- Благодарю вас, мой Фюрер, - склонил голову Альгамбра. Меньше всего ему хотелось оказаться на плохом счету у этих партийных бонз. – Прошу извинить мою оплошность.

- Продолжайте.

- Как вы знаете, у вампиров, кроме прочих, есть способность вместе с выпитой кровью получать память того, кому она принадлежит.

- И вы получили память заражённых.

- Не только, - в этот момент Тубалкайн скривился, лицо его побледнело, хотя это казалось в принципе невозможным. – Это был эксперимент. Мы не были уверены в успехе. Но в итоге мы получили память вируса, - Альгамбра взял себя в руки. Похоже, его отпустило.

- Вы в своём уме? Ведь вирус…, - Скорцени не закончил фразу – его прервал Непьер:

- Способен существовать только в живом организме. Он может внедриться в мёртвые ткани, но не может их перестраивать и реанимировать, если только речь не идёт о недавно умершем человеке или ином существе. К тому же тела вампиров – это не то же самое, что и обычные трупы. Не вдаваясь в детали я могу вас заверить, рейхсмаршал Скорцени – вирус не может выжить в теле вампира.

- Что ж, мне сразу полегчало, - скривился Отто.

- Память вируса, оберст-лейтенант. Что вы ещё узнали? – вернул разговор в нужное русло Гитлер.

- То, что уже рассказал доктор. Но это – вершина айсберга. Мы получили чудовищное, просто невозможное количество информации, зашифрованной совершенно чуждым образом мыслей, образов и способом сохранения данных. Фактически мы получили огромный массив информации, зашифрованной на генетическом уровне, расшифровка которой только начата и может занять годы.

- Это как-то связано с вашим состоянием? – спросил Зиверс, который просто не мог не обратить внимание на явные признаки недомогания, которые минуту назад демонстрировал то, кто в принципе не мог испытывать недомогания.

- Порой даже для таких чудовищ как мы бывает слишком, - усмехнулся франт. – Возвращаясь же к теме, совершенно определённо можно заявить об одном – возможно «Фронт освобождения» и использовал этот вирус в своих целях, но точно не создавал его. Как говорит Док, невозможно создать такой совершенный организм, к тому же обладающий столь обширным багажом генетической памяти.

- Доктор? – Фюрер посмотрел на Непьера.

- Это действительно так, мой фюрер. Даже нам с нашей превосходной научно-технической базой создать нечто подобное будет невозможно. Не в ближайшую сотню лет. Объём же генетической памяти вируса говорит о его длительной эволюции. Он весьма древний. «Фронт» никак не мог его создать.

- Вы упускаете вероятность, что террористам оказывает поддержку третья сторона, обладающая нужными возможностями, - несмотря на то, что сигару ему поджечь так и не удалось, Геббельс всё равно держал её во рту так, словно курил.

- В таком случае ваша, Йозеф, гипотетическая «третья сторона» заметно превосходит нас по всем параметрам, и ей просто нет смысла всё так усложнять, действуя через террористов, когда достаточно просто смести нас одним ударом, - заметил Розенберг.

- Невозможно создать такой вирус и удержать его под контролем, господа, - наконец, снова заговорил Монтана. Сейчас настало время окончательно очертить проблему. И он решил взять это на себя. – Невозможно использовать этот вирус в своих целях, не став в конечном итоге его жертвой. Я не исключаю, что «Фронт» мог каким-то образом раздобыть вирус, или кто-то случайно заразился. Но потом…, - красноречивое молчание, сопровождённое жестов разведения рук в стороны, в пояснениях не нуждалось.

- Тотальное заражение, - выдохнул Шахт, холодея от осознания ужасающей даже для него истины.

- Проклятье! Мои люди! Вскочил с места Гиммлер, напоминая разъярённого льва, а не серую мышь, впечатление которой обычно производил. – Они допрашивали террористов, захваченных на мобильной базе!

- Сколько может быть заражённых к текущему моменту? – сухо и жёстко спросил Фюрер, продолжая буравить взглядом доктора Непьера. В мыслях крутился один вопрос: «Когда же охота на шпионов превратилась в борьбу с чудовищной эпидемией?»

- Тысячи. Может быть – миллионы, - тихо, как на похоронах, ответил Эйвондейл. Он прекрасно понимал, что новость была крайне скверной. Но как учёный, он не терял надежды найти решение этой проблемы. И одно он уже предложил в рекомендациях, включённых в отчёт.

- Миллионы! – выдохнул Риббентроп, не сдержав эмоций. До этого ему казалось, что со времён войны Рейх столкнулся с беспрецедентной угрозой в лице тысяч «спящих» агентов врага. Как же он сильно заблуждался! Все они сделали неверные выводы на основе данных допросов. И вот теперь настоящий масштаб угрозы действительно потрясал – с таким они вообще никогда не сталкивались!

- Есть ли какой-то способы победить заразу? – вопрос Фюрера, заданный уверенным тоном, не позволил шоку перерасти в пораженчество.

- Любые лекарства будут не эффективны – вирус слишком быстро адаптируется. Полагаю, есть вероятность исцеления при использовании магии и новейших разработок в области медицинских нанотехнологий, но уверенности нет. К тому же в таком случае, полагаю, вирус запустит самоуничтожение пациента, инициировав разрушение его энергетических тел. По этой же причине не будут эффективны и карантинные меры – поняв, что обнаружен, вирус либо заставит всех заражённых взорваться, либо… перестроит их тела, создав существ, способных вырваться за пределы карантинной зоны. И тогда начнётся резня и лавинообразное распространение вируса.

- И что вы предлагаете?

- Есть только один вариант, мой фюрер, - молвил Монтана. И сейчас, несмотря на катастрофичность ситуации, на его устах вновь была улыбка. Та самая улыбка. – найти тот центр, с которым телепатически связаны все заражённые, захватить, изучить и через него транслировать приказ вирусу на самоуничтожение. А поскольку вампиры показали наибольшую эффективность во «взаимодействии» с заражёнными, то мой «Последний батальон» как нельзя лучше подходит для этой задачи.

Все замолчали, обдумывая услышанное от доктора, и слова Монтаны.

- Какого хера это было? – выпалил обычно спокойный Аахтисаари, когда транспортная система, схлынув с них потоками чёрной жидкости, впитавшейся в пол, перенесла их… куда-то. сейчас ему было даже недосуг смотреть, где именно они оказались – шок от увиденного был настолько силён, что вывел из равновесия даже такого хладнокровного человека, как он. Взгляд финна, пропущенный через визоры шлема, упёрся в Вюста, оглядывавшегося по сторонам с оружием наготове. – Командир?

- Ты думаешь, что я в курсе? – мрачно осведомился Карл, взглянув на подчинённого. На всех подчинённых: Ферецци, Зиберт, Аахтисаари. За один чудовищный миг их осталось всего четверо! Ах, да – пятеро. Чуть поодаль от них высилась жуткая чёрная трёхметровая фигура. Нечто, созданное системами станции из универсальной чёрной жидкости и принявшее форму устрашающего гуманоида, полностью закованного в техно-биологическую броню, который будто сошёл с картин Гигера. Фигура стояла недвижно, следя за людьми.

- Я…

- Никто не знает, что за хрень только что случилась, - ответил за всех Ферецци. – Хотя, может, он знает? – Марио качнул головой в сторону фигуры. Растерянность, охватившая его в первое мгновение, и гнев от того, что красотку Кесслер постигла чудовищная метаморфоза, сменились собранностью и готовностью к действию.

- Да, - согласился Вюст. Он не сумел сдержать своих эмоций, когда учёные и Гриссом с Фехнером начали вдруг… меняться. Он намеревался разобраться в случившемся. И не дай боги в этом как-то замешаны проклятые пришельцы и их станция! – Ты! – повелительно обратился он к чёрной фигуре. Она встрепенулась, обернувшись на звук его голоса. – Что произошло с моими людьми? – задал вопрос глава «Конунгов», сопроводив его мысленным посылом, адресованным фигуре. В ту же секунду на разумы людей обрушился поток образов, в точности воспроизводивших последние мгновенья перед тем, как сработавшая транспортная система перенесла их прочь от подвергшихся необъяснимой и стремительной мутации учёных и членов отряда.

Марио крякнул, когда поток образов схлынул:

- Похоже, эта штука поняла всё слишком буквально.

- Я заметил, - процедил Вюст, буравя взглядом это… нечто. Гуманоид глядел на него в ответ плоской, гладкой до зеркального блеска лицевой частью шлема. Вюст не доверял этому… существу, если подобное слово вообще было применимо в его случае. Но, всё же, рассчитывал, что эта чёрная туша будет полезна. – Я перефразирую, - наконец сказал Карл, намереваясь добиться внятного ответа, но в этот момент помещение огласил трубный протяжный дребезжащий звук, от которого у людей чуть не лопнули барабанные перепонки! Они схватились за уши, Зиберт вообще упал на пол…Фигура склонила голову, глядя на людей. А затем простёрла руку в повелительно жесте, и звук сразу резко убавил громкость, став вполне приемлемым.

Марио отдышался, пытаясь сквозь ватный звон в ушах расслышать хоть что-то. Получалось с большим трудом. Глянул на остальных – те были не в лучшем состоянии, хотя Карл, похоже, почти оправился.

Свет в помещении начал мерцать, сменяясь с фиолетового на бело-голубой. И только теперь люди, наконец, обратили внимание, куда же их занесло неожиданное срабатывание транспортной системы станции.