Глава 2 (1/1)

Стопки книг обрушились на пол, и их желтые от старости страницы, в которых напечатан свой мир, раскрылись, словно пытаясь привлечь взгляд. Но Том не искал среди них чтива, больше пытался понять: чтиво ли оно? Иль же в книгах есть нечто важное? После произошедшего такая мысль не кажется бредовой, и вскоре небольшой кабинет был весь в беспорядке. — Итак, могу я помочь? Смотрю, ты что-то очень усердно ищешь. Если ты задался вопросом о смысле жизни и тщетности бытия, то философия немного левее. — от неожиданности Том вздрогнул, но в то же мгновенье продолжил вскрывать внутренности книг. А вот ублюдку не очень понравилось, что его слова прошли мимо ушей, даже не вызвали никакой реакции. — Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем, и если ты смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя – обычное высказывание Ницше, которое все слышали, однако оно весьма правдивое, не думаешь? Как и веятели каменных статуй бьются над тем, чтобы камню придать подобие человека, но не думают о том, чтобы самим не быть подобием камня, – это уже Сократ, но тема та же. — Что ты ко мне привязался со своими цитатами? — выпалил Риджуэлл, исподлобья украдкой взглянув в камеру. — Не только к тебе, не забывай. Камеры — мои глаза, стены — мои уши. Жаль, язык у меня только один, так что не получается говорить со всеми одновременно. О! Точно, об этом тоже говорил Сократ... так, как там? Природа дала два глаза, два уха и один-— Ты философ или кто? — воспоминания о нудных лекциях наполнили голову. И даже тогда для Тома вся эта тема с риторическими вопросами, на которые ищут ответы десятками веков, казалась совсем странной. Возможно, Том был даже приверженцем нигилизма с таким отношением к жизни.— Благо, нет, иначе бы я использовал другие методы, причём, не такие действенные, ибо философы сами не знают, что ищут. Но эти высказывания запали мне в голову, наверно, потому, что они пересекаются с моими интересами? — Твой Сократ в чём-то прав: хорошо, что у человека не два языка, а то ты и с одним успеваешь выбесить. — раздался короткий смешок, и, на удивление британца, его не убили в ту же секунду. — Это от скуки, всё равно ничего не происходит, вот и приходится до всех докапываться. К слову, некоторые книги вообще-то раритетные, а ты так с ними обращаешься. И чего ты так копошишься? Говорю сразу, тут нет каких-то заумных механизмов, которые откроют секретную комнату. — взгляд медленно перевёлся на часы. Тринадцать минут. — А с чего мне тебе верить? — Как минимум, я не ставлю целью поубивать вас всех. Твой страх, открою Америку, запланирован с самого начала, и он – часть эксперимента. Но это не делает из меня злодея, ибо жизнь не есть палитра из чёрного и белого, — голос тонемой выделил конец высказывания. — и даже если бы так было, меня нельзя бы было закрасить ни в тот, ни в другой цвет. — У тебя хорошо подвешан язык, и если бы мы встретились при других обстоятельствах, я бы с удовольствием тебя слушал. Даже несмотря на то, что вся эта тема о жизни, поиске её смысла... вовсе далеки для меня. — взгляд запал на жёсткую обложку, на которой красовалась надпись "Бруклинский вампир", и в тот же момент возник образ какого нибудь длинноволосого мужчины, скрывающего свою природу и клыки, но некая дева затмевает жажду, и начинается драма, где всё заканчивается трагичной смертью.— О-о, это так мило с твоей стороны, учитывая, что недавно ты та-ак грозно смотрел на меня... — наблюдателю пришлось прищуриться, чтобы увидеть книгу в руках образца. — Ты знаешь о бруклинском вампире? Я и не сомневался, что нет. Это история о мужчине, его нелёгком прошлом, о том, как медленно его покидали родные люди, пока не осталась психически больная мать, которой, оказывается, сын и её оставшиеся отпрыски не очень-то и нужны. Брат Гамильтона, Альберт, погиб, и это побудило его забрать себе его имя. Не знаю, можно ли воспринимать это, как способ замены личности. К слову, в приюте у него была весьма смешная кличка, правда, затем она сменилась на... Серый Призрак, Вервольф Вистерии, Буги-мен и Бруклинский Вампир. Просто его прозвища, которым его нарекли за, как бы выразиться, неописуемую жестокость. Его жертвы – дети, которых он принуждал, убивал, ел. И он не боялся писать письма матерям тех, кого уже давно успел переварить. А знаешь, что самое захватывающее? Это не художественное произведение. Всё, что я тебе рассказал, не выдумка, а реальность. Этому уебку нравилось самоистязать себя, точно также нравилось мучить и пытать других, и куда больше ему нравилось практиковать это с невиными. Да, Том, такие ублюдки существуют, и ты ставишь меня с ними в один ряд. Конечно, твоё дело, но, по сравнению с ним, я ангелочек. От услышанного по лбу стекали несколько капель пота, а ком в горле мешал дышать. Ещё бы немного, и Риджуэлла бы стошнило прям там от нарастающей паники. Но, будто того мало, голос заметно охладел, даже нет, то звучит пассивная угроза. Если это предупреждение, то Риджуэлл явно спровоцировал наблюдателя, только чем? Но очередной повод поразмыслить прервала тьма. Свет потух, и только фальшивые окна, за которыми блистала такая же фальшивая луна, освещала тонкой струйкой бледного света всю длину комнаты вплоть до двери, скрывающей мрак и опасность. Том это чувствовал, ощущал, как сейчас угроза нависла над ним, и он вслушивался в тишину, чтобы убедиться, что его разум и тело не лгут ему. Тишина. Безмолвие, разорванное женским криком вдали. Стоит ли рвануть помочь? Или затаиться? — Что же, в данный момент вас двадцать с половиной... — раздался смех, — Боже, я такой юморист. Не суть. Итак, час прошёл, и гости потихоньку будут покидать нас. Безусловно, я бы мог просто поубивать половину из вас, но тогда что мне делать остальное время? Этот вопрос терзал меня, так что я решил сделать па-ару изменений. Если коротко, то сейчас будет игра в прятки, и кого найдут – лишится головы. Играем полчаса или пока не останется шестнадцать человек, и я даю обещание, что не буду подсказывать своим мальчикам ваше положение. У вас десять минут, чтобы спрятаться. Удачи.***Мужчина непринуждённо напевал какую-то малознакомую мелодию себе под нос, попутно чиркая небольшие заметки себе в блокнот, изредка поглядывал на камеры. Взгляд уже стремился вернуться к листку, но вдруг один из образцов привлёк внимание, и, подперев подбородок тыльной стороной ладони, наблюдатель сузил глаза и букрнул что-то невнятное. — Та-ак, ещё один храбрый и тупой, интересно. — небольшая стопка документов оказалась в руке, — Артур? Возможно. А может и Войтех... блять, тупые маски, хер разберёшь. А ещё говорят, что азиаты на одно лицо. Артур-Войтех во мраке с нескрываемым энтузиазмом придавал бывшей ножке стула, сделанного по подобию стиля эпохи возрождения, вид кола. И наблюдатель оценил бы это: каждый борется за свою жизнь, но правила есть правила. — Мистер, хочу напомнить Вам, что вандализм не есть хорошо, — пальцы постукивали по столу. И несмотря на доброжелательный голос, похоже, конец образца вопрос пары минут. — предлагаю Вам бросить свою затею и затаиться, как я того требовал, ибо времени совсем ничего, либо этот кол окажется в таких местах, о которых Вы могли только догадываться. Карие глаза, безэмоциональные и холодные, устремились в темноту, на еле различимый блик защитного стекла, и самодельное оружие оказалось на меховом коврике. Еле заметный качок головой, и подопытный послушно притаился в темноте. Наблюдатель даже удивился такой покорности.— Благодарю. — пролепетал всё так же доброжелательно голос, а после связь прервалась. — Кхм... Левое крыло, офис, порыскайте, может, кого найдёте. — почти пропел мужчина и воодушевлённо достал скреплённые между собой бумаги с описанием биографии, физ и псих данных, сбоку небольшая фотография, и те попали в папку "Провал". — До чего же вы смешные. Мои правила писаны не для того, чтоб их нарушать, Артур. Крики были столь громки, что несколько человек повернулись в его сторону, взглянули в чёрный коридор, закрыли рты рукой, а кто-то даже пролил слёзы от нарастающего отчаяния.— Семнадцать~