Свеча IV (1/1)

Любому, даже самому совершенному искусству, нужны перемены. Слышишь ли ты неумолимое движение времени, Хару? Дрожишь ли от его холодных касаний, заставляющих почувствовать тебя неопытным котенком, едва шагнувшим за пределы дома?Наш старый добрый наставник Шифу обучил нас многому. Показал нам тысячу приемов, три вида дыхания и пять боевых стилей. Но отчего он не преподнес нам простое знание - любая наука, и любое искусство требуют перемен. И мы обязаны меняться, чтобы выжить в этом мире. Даже самые сильные из нас, Хару. Злая насмешка судьбы - девочка, рожденная в месяц тигра, обязана стать гейшей или бродягой. Но ты пошла против своей судьбы. Ты избрала путь воина, и тем самым изменила не только свою жизнь, но и жизнь многих девочек в нашей провинции. Отныне про них говорят "Рожденная в месяц Тигрицы". Проклятие обращается в пыль, скоро никто не будет их чураться. Один из законов поэта велит "Не спи на одной земле и под одним небом. Ищи землю, не пригретую тобой, и небо, тобою не виданное". Семь лет я путешествовал по миру. Я прошел все семь царств Китая, повидал и малые его провинции. И где бы я ни был, я видел страдания малого народа. Пока полководцы ведут в бой свои армии, крестьяне обязаны трудиться, чтобы обеспечить их оружием. И часто они гибнут от этого оружия. Это несправедливо. Гражданская война раздирает Китай. Над страной кружится ветер перемен. Но перемены эти жестоки и беспощадны. Подобно чуме они ползут по стране, не оставляя не тронутым никого. С Запада идет могучий император с бесчисленной армией. Одно за другим, он преклонит своей воле все царства до единого, каждую мелкую провинцию, каждый дом и каждого крестьянина. Что сделает Шифу, когда эта армия придет к порогу Нефритового Храма? Склонится ли он воле императора, или найдет храбрость воспротивиться ему? Он учил нас, что искусство кун-фу можно нести двумя путями - Сжатого Кулака и Открытой Ладони. Но я часто спрашиваю себя - когда наносишь удар, в чем же разница?Мэй-Линг плавно скользит по снегу, оставляя глубокие темные борозды при движении. Её взгляд сосредоточен, нижние лапы согнуты для прыжка или удара, лапы на уровне груди разжаты, чтобы быстро блокировать или отвести удар. Тай-Лунг бьет с разворота, но лапа лишь рассекает воздух. Мэй-Линг ускользает от удара, наносит ответный - легко и быстро, с кошачьей грацией. Снежный барс уклоняется, бьет правой, затем левой, отражая выпады кошачьих лап. Мэй-Линг отпрыгивает назад, выставив верхние лапы для блока, но мощный удар барса опрокидывает её на землю. Она молниеносно закручивает нижние лапы над головой и выпрыгивает в боевую стойку. Край губы рассечен, и на белый снег капает кровь. Тай-Лунг спокойно и неторопливо давит в атаке, бьет кулаком из-за спины, и когда Мэй-Линг блокирует, он делает подсечку пышным хвостом и добивает лапой в живот. Горная кошка падает на землю, и сворачивается клубком, судорожно переводя дыхание. От боли и обиды по щекам Мэй-Линг струятся слезы. Но она находит силы стать в боевую стойку. Тай-Лунг смотрит недовольно, нос его сморщен. - Встать, - велит он властно. Она беспрекословно замирает, опустив голову, и прижав кулак к ладони. - Ты слишком медлительна. Твои лапы хрупки для настоящего воина. Я могу сломать их одним ударом, - суровые слова жалят её как шершни. - Ты слишком привыкла драться оружием. Но любое оружие это слабость. Тебе не нужен меч, чтобы быть воином. Я научу тебя использовать оружие против врага. Но ты должна хотеть этого. Глаза Мэй-Линг дрожат от слез, но она терпит боль в животе и ребрах, обиду на собственное несовершенство. - Простите, мастер, - шепчет она, заикаясь. - Я стараюсь, правда, стараюсь... Её слова и виноватый взгляд неожиданно меняют снежного барса. Он открывает и закрывает рот, а затем коротко кивает, давая понять, что тренировка окончена. Теперь он не мастер Мэй-Линг, а её возлюбленный. "Будь ты проклят, Шифу, - злится он. - Почему я становлюсь похож на тебя? Почему не могу быть снисходителен к ней, не сравнивать её с Хару, как сравнивал ты её со мной". Тон его голоса становится мягче, в нем звучат ноты извинения. - Ты... хороший ученик, Мэй-Линг, - сглотнув, произносит он. - Это я должен просить прощения за то, что требую от тебя так много. Он подходит к кошке, обнимает её изящную талию, и с горькой улыбкой, стирает краем пальца кровь с её губы. Мэй-Линг приподнимается на лапах, чтобы дотянуться до его губ, целует их. Барс чувствует солоновато-железный вкус крови на её губах, и уши его невольно опускаются. Но она гладит его по загривку, а из груди кошки раздается мерное ласковое урчание.После тренировок они ходят в пещеры, где бьют горячие ключи. Вода там пахнет тухлыми яйцами, но она не бывает холодной, и там всегда тепло и уютно. Тай-Лунг плавает в голубоватой, пузырящейся воде, а Мэй-Линг зажигает свечи, уже приросшие воском к выступам в стенах пещеры. Эти пещеры - их теплый грот, где они чувствуют себя лучше всего. Летом они приносят сюда светлячков, и те кружат над водой, исполняя чарующий танец огней на стенах. Одежда Мэй-Линг лежит на каменном зубце, пока кошка омывает тело горячей водой. Тай-Лунг наблюдает за ней, потирая разбитые кулаки. "Почему я не могу любить её больше тебя, Хару? - горько спрашивает он. - Почему одна мысль о тебе вызывает бурю лепестков сакуры в моем разуме, а мысли о ней лишь боль и несправедливость?" Мэй-Линг неторопливо подплывает к нему. Тусклый огонек свечей очерчивает её ровную фигурку, будто набросанную тонкими линиями гуаши на рисовой бумаге. Она склоняет голову полумесяцем, чтобы игриво заглянуть в глаза снежного барса. Острые уши влажными лепестками опускаются следом. В глазах рубиновое пламя. "Если бы я мог не видеть того, как сильно ты меня любишь, - думает Тай-Лунг, закрывая на миг глаза. - Если бы мог не замечать твоих взглядов, полных преданности и восхищения. Не чувствовать нежности и аккуратности в касаниях твоих лап. Страсти, с которой ты целуешь. Готовности, с которой говоришь "Да, мастер". Если бы я не слышал, как быстро бьется сердце в твоей груди, когда я рядом. Как спешно хвост метается по лапам. Как урчание доносится от малейшего касания. Если бы я мог..." Горная кошка кладет голову на его обнаженную грудь, целует в подбородок, щеки, краешек губ. Снежный барс обнимает её за пояс, одной лапой поглаживая шерстку на её щеке. Он касается губами её шеи, всегда обвязанной шелковым платком, чтобы скрыть белесые шрамы укусов. Горькие следы ушедших лет, грубой любви, когда ей впервые пришлось применить своё искусство, чтобы защитить себя. Когда Тай-Лунг касается их губами, кошка вздрагивает. На миг эхо той боли проходит по телу Мэй-Линг, её лапки в лапах барса сжимаются в кулаки. Но он нежен... Он прикусывает её очень аккуратно, едва касаясь клыками теплой кожи. Долгое урчание доносится из её груди, а сердце бьет быстро, как олень-карибу, несущийся по равнине.Мэй Линг, - вздыхает барс, гладя и целуя её. - Мой дар и мое проклятие.