23. Хьюстон, у нас проблемы (1/2)

День ли, ночь ли. День… Ночь… Морок ложился на веки, саван укрывал плечи, и что-то ворочалось в теле, в костях, будто она кокон, а из неё лезет что-то. Неживое. И нет конца и края, будто колесо Сансары. Страдания вечны, перетекают из одного в другое, переливаются, смешиваются.

И холодно, и душно в комнате. И страшно открыть глаза, и хочется ощутить что-то кроме… Кроме боли. И это всё наваливалось, наваливалось! Сбивало с толку! Над всем этим он, тот самый злодей, едва ли не самый известный в мире. Джокер. Кому вообще нужно это чудо современной инженерии? Китайцам? Ну так и оставляли бы себе! Чего других-то соблазнять? Нет, не живётся китайцам спокойно, распылили свои изобретения по всему миру, чтобы люди сами себя наказывали своими же желаниями. Поострее чтобы, поинтереснее! А на деле только горе и несчастье. Ой. Вот тебе и ?ой?. Юля приподняла правую руку и прикоснулась ко лбу. Тёплый. То ли жива, то ли мертва, то ли в чистилище ещё, то ли в аду или в раю уже. Без очередей и без распределения, зато хоть где-то без бюрократии.

— Живая? — звучит голос в глухой тишине, и это не Джокер, не его Злейшество и Психейшество. — Пить хочется, — щебечет Юля и пытается приоткрыть глаза. Устало и как-то обречённо вздохнув, Арес вышел из комнаты, а Юля наконец смогла разлепить веки и оглядеться, прикрывая лоб ладонью, прячась от солнца. Она лежала в комнате Ареса, на его кровати, укрытая одеялом по пояс, а выше пояса — замотанная-перемотанная бинтами. Арес вернулся с кружкой чистой воды, поставил её на старый советский стул возле кровати и помог Юле приподняться, но так, чтобы не бередить рану. Юля жадно припала к краю кружки. — Эй, эй, не торопись. Юля осторожно легла обратно — не без помощи Ареса, затем поводила рукой над перебинтованной частью себя. — Жить буду? Арес невесело улыбнулся, и вокруг губ собрались морщинки.

— Будешь. Юль… — Да знаю я, — беззлобно перебила Юля и вздохнула. — А с раной что? Плохо или… Арес посмотрел в окно: распогодилось, наконец-то лето вспомнило о том, что оно лето, а не ранняя-преранняя осень. — У него не было цели тебя убить, не выпотрошил тебя. Так, хорошенько покромсал только. — То есть... ты… меня не собирал буквально по кусочкам? Ну… то есть… не вывалилось ничего? Он покачал головой. — А кто меня зашивал?

— Мы с Микой вернулись, он подкинул меня. Вот он и зашил, он же хирург в поликлинике на полставки. А я тут пригодился как раз, на подмоге, в аптеку сбегать да так, по мелочи. Зашивать всё-таки пришлось. Конечно пришлось! Юле совсем не хотелось оттягивать бинты и заглядывать под повязку, чтобы узнать, каков масштаб поражений, но и не думать о ране она не могла. Вот и артачься после этого с Джокером, в этот раз одним полотенцем по заднице не отделалась.

— Вот что тебе не сиделось? Зачем ты полезла? Куда? Против него тем более. Начался разбор полётов. Старое-доброе ?а я тебе говорил!? — Он же ненастоящий, — обиженно ответила Юля. Арес усмехнулся? — А рана? Рана у тебя тоже ненастоящая?

Юля молчала. А что тут скажешь? Да и смысл теперь отпираться, когда всё уже наворочено, а обратно уже не повернуться. Вот и пожинай горькие плоды содеянного, получается. — Юль, нет разницы: настоящий он или нет, потому что поступки у него самые что ни на есть реальные. Ты его в основном дома видишь, когда он весь твой, а я знаю, на что он способен. Видел, как он людей пытал: и как зубы рвал, и как кости ломал, и как глаза выдавливал пальцами. Если это ненастоящее, то что тогда?

Может, вопрос и правильный, да какой от него теперь прок? Юля попробовала приподняться на локтях, но ойкнула и легла обратно. Арес махнул на неё рукой и покачал головой. Затем привстал со стула и поправил подушку под её головой. — Лежи уже, бедолага. Нельзя пока сидеть, а то швы разойдутся. — А где сейчас Джокер? — На кухне сидит, газету читает, — ответил Арес. — Может, мне с ним поговорить? Позови его или отведи меня к нему, — попытка ведь не пытка, авось не сердится. Хотя… Сомнительно. Джокер ведь злопамятный персонаж, так просто никому ничего не прощает, а уж глупые глупости тем более. — Не стоит пока, — тихо сказал Арес.

Юля вздохнула и уставилась в потолок.

Арес включил радио, и раздался негромкий наивный детский голосок: ?Я узнал, что у меня есть огромная семья…? Семья. Выдумали тоже. А у кого она есть-то? У Ареса, например, нет её: Мика Микой, а того и гляди тоже придушит своего воздыхателя, отправит на тот свет к праотцам, и ку-ку. Вот тебе и семья. Юля, как и многие русские люди-человеки, выросла в однополой семье, то есть воспитанная мамой и бабушкой. Отца не знала, да и как-то не запаривалась особо — нет и нет. На нет, как говорится, и суда нет. Джокер вообще ?сам себе ебанутый?, он и без семьи хорошо справляется с ролью чокнутого городского сумасшедшего. И вот тут заканчивались пути-дорожки этой троицы и начиналась новая странная история. А точнее анекдот, отчего-то несмешной: ?встретились однажды трое — гений, полудурок и полная дура?. И стали вроде как семьёй, но не совсем. А ещё на повестке дня вопрос самой себе от полной дуры: почему Джокер её не убил? Если бы стоял между ними ещё тот самый закон Азимова, самый первый, то, как бы, с чего ж руку с ножом на неё поднимать? Азимов ведь не дремлет. Или же как раз он, родненький, и стал стоп-краном? Резать — режь, но не убивай.

Из глубины квартиры раздался хохот, высокий, страшный, заполняющий каждую щель старого дома. Сначала Юля хотела закрыть уши, чтобы раствориться и перестать слышать и слушать, но не стала. Роднее этого чудовища у неё правда никого нет, а она его тень — одна из теней. Ей противно это осознание, грубое, необработанное, она морщится, но всё равно слушает. Что-то внутри рвётся: где-то там смеётся Джокер, а она лежит на смертном одре и рыдает. И как только она позволила слезам покатиться бесконтрольно, смех смолк. В тишине остались только её всхлипывания. Арес погладил её по голове, вытянул платок из аккуратно сложенной стопки одежды на подоконнике и вложил его в Юлину руку. Потом был сон без сновидений, но всё равно тяжёлый, неспокойный. Юля приоткрывала глаза, отыскивала лучи солнца на стене, зачем-то пересчитывала их и засыпала снова, чтобы позже проснуться и проделать то же самое. Чья-то ладонь прикасалась ко лбу, убирала волосы. На очередное прикосновение Юля поёжилась и позволила себе снова вынырнуть из тревожного сна. Арес склонился над ней и спросил: — Ну как ты?

— Посплю ещё, наверное. А где Джокер? — Ушёл. — Заходил ко мне? — с надеждой спросила Юля, вспоминая прикосновения к голове. Арес покачала головой. Перед тем как отпустить её обратно в объятия Морфея, он подготовил шприц и откинул одеяло, освобождая Юлины ноги. На её немой вопрос охотно ответил: — Противостолбнячная сыворотка. Сама понимаешь: хрен знает, где ковырялся Джокер своим ножом до тебя. Какая прекрасная перспектива! Тебя не убил Джокер, зато добьёт столбняк!

— Может, ещё от бешенства укол сделать? — предложила она. — Это ещё зачем? — нахмурился Арес, вкалывая иглу в бедро. — Ну… Джокер ещё и кусается, вдруг я от него что подхватила. Арес улыбнулся. — Если в течение десяти дней укусивший не издох, значит, бешенство исключено. И у него, и у тебя. Джокер ведь не окочурился? Юля мотнула головой и цокнула языком. — Живёхонек. Арес отложил шприц в сторону, когда закончил введение лекарства. Затем достал упаковку антибиотиков, извлёк из блистера круглую таблеточку и сунул Юле в ладонь, не забыв предложить и стакан воды. Как оказалось, это до кучи антибиотики.

— Десять-то дней прошло с момента укуса? — Да больше уже прошло, — отмахнулась Юля. — Значит, укол от бешенства не понадобится. Жить будете. Оба. Она задумалась, присмотрелась к мужчине повнимательнее и спросила: — А сколько тебе лет? Арес, не кривя душой, спокойно ответил: — Сорок один. — Ого! Столько и не дашь. — Ну, — протянул мужчина, — сколько есть — все мои. В Чечне воевал, аккурат как началась война, в девяносто девятом, так меня и отправили, прямиком из армии. Два года оттарабанил, пока не кантузило. — А-а-а, — понимающе протянула Юля. — То есть это тебя там так шандарахнуло по психике, что ты в маньяки заделался?

Арес аж даже поперхнулся, услышав такое заявление. А Юля поспешила добавить: — У меня двоюродный брат просто почти всю Чечню прошёл, ловил потом флешбэки, в дурке даже пару раз лежал. До войны хороший был парень, а после кукушка улетела. — И где он теперь? — Застрелился в две тысячи девятом, — грустно ответила Юля.

Молчали долго, каждый думал о своём. Юля снова пустилась в размышления: например, какого такого ж всё-таки гхыра Джокер её не прирезал? Если предположить, что нет между ними больше никаких Азимовых, то выходит, что… Привязался к ней, что ли? Джокер и положительные эмоции? Такое вообще бывает? Вот же прокажённый бес! Спросить потом напрямую, так ведь юлить начнёт, ёрничать, что так, мол, и так, сама навыдумывала, сама поверила. И от прямого вопроса в итоге уйдёт, оставив ни с чем.

Радио тем временем передавало радиоспектакль по роману Олега Дивова ?Выбраковка?. И фраза вылилась из колонок, да такая, что от неё закололо в сердце и в ушах зашумело. ?Каждый должен что-то заплатить за свободу и безопасность, понимаете, каждый!? Ой! Только никакой безопасности, как и свободы, Юля в итоге не получила, осталась у разбитого корыта, покоцанная и побитая. В общем-то, за что боролась, на то и напоролась, а именно на хор-роший жизненный урок в лучших традициях Джокера. — В туалет хочется, — апатично призналась Юля. — И кушать. — Больше жизни, Юмми! — попробовал её приободрить Арес и потянулся под кровать. За уткой. Да щас! — Здра-асьте! — возмутилась Юля и налепила на лицо самое своё негодующее выражение. — Я не до конца лежачий больной!

Она откинула одеяло и, в полной мере ощущая себя каракатицей, бочком-бочком подползла на спине к краю кровати. Опустила одну ногу, вторую. Душа Ареса не выдержала такой душещипательной картины, и он со вздохом обречённости принялся помогать подняться на ноги.

Из пункта А в пункт Б выехали навстречу друг другу два поезда. Неважно, какая у них скорость, вопрос в другом — почему никого не интересует, всё ли у машинистов хорошо? Ждут ли их дома? Здоровы ли они? Все ли кредиты-ипотеки вовремя погасили? А скорость… Да чхать на эту скорость! В жизни совсем другое имеет значение, если только ты не железнодорожник и не третьеклассник, обречённый решать эти несчастные задачи про поезда. Или по-другому можно составить условия задачи. Например: из пункта А в пункт П выехал автомобиль. Дано: А — Август, П — пиздец, возможно, полный. Вопрос: насколько облажалась Юля, если ковыляет сейчас до туалета при поддержке Ареса? И пока он её ждал, раздался щелчок, входная дверь тихо зашуршала, тишину наполнил звук шагов. Душа замерла. Юля, как могла, на скорую руку привела себя в порядок и выползла из уборной, но успела застать только спину Джокера. Он ушёл в спальню и закрыл за собой дверь, а на оклик даже не обернулся, словно Юля уже и не человек вовсе, а бесплотный призрак.

— Джей… — тихо позвала она и шмыгнула носом. Арес приобнял её за плечо и ободряюще похлопал, дескать, крепись. Путь отхаракиренного самурая тернист. Слабость, до этого дававшая о себе знать, сейчас навалилась с удвоенной силой, стало совсем нехорошо. Юля тяжело задышала, привалилась к Аресу, и он подхватил её и повёл обратно в свою комнату. Оказавшись в кровати, она натянула одеяло до шеи и провалилась в сон. Усталость разлилась по телу, спутала мысли. — Арес! — Юля чуть не подскочила, когда по комнатам прокатился недовольный голос. Гаркнул так гаркнул! — Арес, кофе! — А я… — сонно потянула Юля, откидывая одеяло в сторону, но прикорнувший рядышком на стуле Арес остановил.

?Не надо?, — просит он и не даёт ей подняться. И Юле остаётся немного: отвернуться на другой бок и расплакаться. А почему? Не этого ли ей хотелось? Свободы, свободы, свободы! Сладкой, как мёд. А где же радость? Если в рифму, то лучше не надо вслух, не стоит. Юля пальцем вырисовывала на стене невидимые узоры и не понимала. Не понимала, почему Джокер её не убил и отчего её заботит его холод. Вроде бы она получила часть свободы, у неё фактически отдельная комната, можно сколько угодно времени проводить наедине с собой, но радость не рождалась в груди. Сволочизм какой! Она так долго об этом мечтала, а получив, облегчения не нашла!

Заварила кашу так заварила. А ещё расхлёбывать как-то надо теперь! Дурёха — она и в Африке дурёха. Если по-хорошему, то встать бы, доковылять до Джокера и сказать, что так, мол, и так, признаю свою вину. Пардоньте, месье, больше не повторится. И только Юля, кряхтя, перекатилась к краю кровати, как в комнату вошёл Арес. От него пахло кофе и котлетками, и сразу желудок передал Юле привет. Типа прощения попросим потом, сначала накормите, а уж сытой и умирать не так страшно.

— Есть ведь хочешь, да? — покосился на неё мужчина. — Очень хочу. Так как завтрак она пропустила, то пришлось совмещать всё и сразу. Тут тебе и обед, и ланч, и что хочешь ещё. Арес ушёл на кухню и вернулся с тарелкой горячего пюре и капустной котлетой, сверху эта красота полита соусом. Поставив тарелку на стул возле кровати, Арес помог Юле немного приподняться, подставив подушку к спинке кровати, а после отдал пищу богов.

— Слушай, — пережевав кусочек котлеты, начала Юля, — я тут подумала сходить к Джокеру и... ну… прощения попросить. — Лучше не надо, — как-то взволнованно ответил Арес. Юля аж замерла с ложкой у рта. — С чего вдруг? — Да с того. Не в духе он, пошлёт на все четыре стороны, а то и вовсе дорежет, чтобы уж наверняка. Дорезанной Юле не хотелось быть, потому что шкурку ей и без того знатно подпортили. К прошлому шраму, который остался после взрыва в ?ГикКоне?, и без того прибавится нехилый шрамище. С таким в купальнике точно не пощеголяешь на общественном пляже. Арес между тем порылся в небольшой сумочке с нарисованными котятами-ангелочками, выудил на свет божий несколько бигуди, распустил хвост и принялся накручивать пряди на коклюшки.

— Тебе идут бигуди, — иронично заметила Юля. — А тебе идёт быть живой, — вернул колкость Арес. Она усмехнулась и пробубнила: ?Да уж!? Джокер оставил её живой в насмешку! Это шутка такая, непонятно, что ли? Не сдохнуть в руках отбитого маньяка — это же смешно! Смейтесь, ребята! Это ж целое цирковое представление, Джокер знает толк в хороших хохмах, он умеет и рассмешить публику, и заставить её рыдать кровавыми слезами. Как говорится, где пригодился, там тебе могилку и справят. А ещё Юля пришла к мысли, что на настоящего мученика, то есть мученицу, она не очень походила, хотя отчасти хотелось. Вроде как если сам залез в клетку к тигру, то вроде как сам и дурак, а вот если бы тигр залез к человеку, чтобы слопать, то тут совсем другое дело, получи печать мученика. Посмертно. Вот и выход: чтобы поумнеть, иногда надо хорошенько шандарахнуться головой обо что-то твёрдое. Глядишь — мозги и встанут на место. Время пришло. Так прошли долгие, мучительные два дня, полные одиночества. Пока Арес шуршал по дому, Юля кое-как поднималась с кровати, ползла к двери и вставала в проёме. И ждала. Джокер выходил из комнаты, шёл на кухню или занимался делами, а она наблюдала за ним. Молча. Конечно, он видел, что она смотрела на него, но делал вид, что её нет. Она стояла так до тех пор, пока голова не шла кругом и ноги не подкашивались: силы ещё не вернулись к ней, поэтому Юля возвращалась в кровать. Ей не хватало душных объятий, жадных поцелуев, прикосновений. Ей нравилось, когда во время серьёзного разговора или перед сексом Джей приглаживал её волосы. В этом жесте крылась какая-то изуродованная забота, но Юля шалела от этого, и сейчас подобных мелочей очень не хватало.

А вдруг Джокер не шутил? Может быть, он по-своему привязался к ней, человек ведь всё-таки, хоть и купленный на китайском сайте. Как бы он ни отпирался от всего на свете и от всего людского, даже он испытывал обычные эмоции. Какой уж человек, такая и привязанность. Ебанутая.

— Не надо вставать, — Арес вошёл в комнату и поставил на стул ужин. Юля привстала на локте и вытянула шею, заглядывая в тарелку: картофель с сыром и грибами. — Два дня уже прошло, а он всё дуется, — пожаловалась Юля. — Он не дуется, он злится, — поправил Арес. На третий день мужчина как обычно помогал Юле добираться до ванной, поддерживал, в какой-то момент она попросила его просто идти рядом. На случай падения. Так получалось чуть медленнее, вдоль стеночки, зато не требовалась посторонняя помощь. — Ты хорошая нянька, Арес, — усмехалась Юля, а мужчина в ответ добродушно фыркал.

Когда она вышла из ванны, то почти сразу прислонилась к стене рядом с дверью и выдохнула устало. Арес уже хотел было подхватить её, чтобы увести в комнату, но Юля отмахнулась. ?Сама справлюсь, дай отдышаться, не торопи?. — А на войне, — спросила она после недолгого молчания, — там вообще как? — Да ничего хорошего, — отмахнулся Арес. — Ничего особо и нет, кроме смерти и страха. Девчонкам уж точно не стоит об этом думать. Юля возмутилась: — Посмотрите-ка какой антифеминист! Где ты потерял свою толерантность, мистер? Мужчина засмеялся и подставил локоть, предлагая Юле помощь. Она кивнула, взяла Ареса под руку, и они неторопливо пошаркали до комнаты. Как раз в это время из спальни вышел Джокер, Юля остановилась и уцепилась за него умоляющим взглядом, полным печали.

— Джей, — тихо позвала она. Джокер не просто не отреагировал на её тихий оклик, он даже не оглянулся, не приостановился. Прошёл мимо, даже в лице не изменился, словно не стояли тут столбами на перепутье между комнатой, коридором и кухней Арес и Юля. Джей скрылся на кухне и даже не прикрыл за собой дверь, таким образом он не просто не игнорил, нет. Он не замечал. Его будто не волновало, тут Юля или нет. Ладно она, он ведь даже на Ареса не посмотрел, и она глянула на своего горе-спасителя. Чёрт. Возьми. Джокер ведь мог начать игнорить и его тоже! Получается, из-за неё пострадал, в общем-то, невинный человек. Мало того что на психа работает, так ведь скорее всего против правил взял на себя выхаживание глупой пигалицы, за что тоже получил от ворот поворот. Собака! Паскудство! Юля ухватила Ареса за руку, но он лишь подхватил её и увёл в комнату. Не дав себя уложить, она обняла его и всхлипнула. — Он… он и на тебя злится? — тихо спросила Юля. Арес молчал. — Злится? — не сдавалась она. — Он… нет, не злится. Был недоволен, но особо противиться не стал. Голос Ареса грустный, упавший, и Юле выть хочется: что бы там Арес ни говорил, он пострадал. А мог бы плюнуть, дескать, выкарабкивайся сама, как хочешь. Можешь сдохнуть, можешь выжить — твоё дело. Мог бы. Но не бросил в беде и в этот раз. Поступился своими спокойными отношениями с боссом, не испугался потерять ни работу, ни жизнь. И ради чего? Никто бы его не осудил, если бы не стал выхаживать дурочку безголовую. Она прижалась к нему сильнее, а он так и стоял у кровати. Сначала неуверенный, будто удивлённый, а потом оттаял, обмяк и положил руки Юле на спину. Обнял.

— Спасибо, Арес… Ты просто нереальный человек и человечище.

— Да мне не сложно, Юль. Честно. И в голосе его слышалась улыбка, честная и искренняя, и это лучше слов. Гораздо лучше. А ещё пришла боль — душевная. Сердце ныло, совесть выла нечеловеческим голосом, и всё навалилось разом. Юля отступила назад, пряча от Ареса бесстыжие свои глаза, а он положил ладони ей на щёки и повернул лицо к себе.

— Ты чего это, Юль? — Слушай, — она глубоко вдохнула, не давая себе разреветься, — тебе надо пойти к Джокеру и восстановить свою репутацию. И… Нет! Не спорь! Не хочу, чтобы он тебя выгнал или того хуже — пустил на корм кому-нибудь. До туалета я теперь сама могу, смотри — сегодня уже не валюсь мешком. Поэтому иди к нему и просись обратно в команду. Хватит в няньках сидеть. — Уверена, что справишься? — он заглянул в её глаза. — Уверена, — Юля улыбнулась. — Иди уже. Он кивнул и поцеловал её в лоб. — Вечером постараюсь зайти к тебе ещё. — Спасибо. Давай, иди уже, восстанавливай репутацию головореза без совести и морали. Юля погладила Ареса по плечу, он вздохнул, кивнул ещё раз и только собрался выйти, но остановился в дверях и обернулся. — Точно справишься сама? — Точно. Спасибо тебе за заботу и за то, что выходил меня. Я перед тобой в долгу, но не знаю, чем могу тебе отплатить.

Арес вышел из комнаты, а Юля доковыляла до кровати, аккуратно опустилась на неё и вытянула ноги. Лишь бы у Ареса всё получилось, лишь бы Джей не послал его на все четыре стороны, иначе куковать няньке из-за неё. Выходил ведь, выкормил. Она зажмурилась. А Джокер… А Джокер тот человек, который не пустил её на колбасы и разносолы, не вытряс из неё душонку. А ведь если серьёзно, он не боится ни бешеных собак, ни полиции, ни мэра с его свитой, ни белой горячки. К такому не то что на хромой кобыле не подкатишь, бери выше — объедь его за десять километров, он всё равно тебя почует и найдёт способ достать, хоть из-под земли. И всё возвращается обратно: это чудо чудное и диво дивное — очень разозлённое — не выпотрошил. Юля на всякий случай оттянула недавно поменянную повязку, как могла заглянула под неё, прищурилась и кивнула. Выглядит хорошо.

То есть ничего хорошего, но… Бля. Зашито и перевязано просто мастерски, а шрам сам по себе как явление — это просто пиздец. И опять по кругу обратно: не убил. А ещё перед Аресом неудобно. Даже не так — стыдно! И провалиться бы сквозь кровать, сквозь землю до самого ада, но тогда и проблемы никуда не денутся, а совесть так и продолжит грызть. Он же ей свою комнату фактически отдал! И спал то тут рядышком на стуле, то в комнате на диване. Юля зажмурилась. Щёки полыхали что два солнца, лицо горело от стыда, потому что Арес не просто её выходил, он всё ей отдал. Себя, комнатку свою крохотную, в могиле и то просторней. Совесть грызла её бешеной собакой, вцепилась в горло, и Юля чувствовала себя распоследней паскудой. Словно она недостойна даже воздуха, которым дышала, будто украла его. Вот тебе и отомстила. Кому? Да себе, себе в первую очередь!

Она выкарабкалась из кровати, взяла со стула розовый халат Ареса и надела. Аккуратно повязала пояс, чтобы не давил на рану, и совесть ещё глубже вонзила клыки: теперь Юля не только кровать и комнату у Ареса забрала, но ещё и халатик. Выругав себя покрепче, она выползла из комнаты и прислушалась. Тихо. Старый дом молчал, то ли спал, то ли прислушивался, а может это осуждающее молчание. Бесшумное такое, но оттого ещё более гадкое, и на душе точно так же.

Ладно, возможно, Джей и Арес куда-то умотали, значит, есть время наконец-то побывать на кухне и обдумать кое-что — как задобрить зло неугомонное и чем отблагодарить Ареса. Тут коробкой конфет не управишься, надо что-то посерьёзнее. Может быть, что приготовить для него? Даже для обоих — одного задобрить, другого отблагодарить. Придерживая одной рукой живот, а второй опираясь то на стены, то на мебель, Юля доковыляла до кухни и встала в дверном проёме. Встала и обомлела. Хотелось развернуться и уползти обратно в убежище, но что сделано, то сделано.

За столом сидел Джокер, а перед ним лежал какой-то журнал. Мужчина скользнул по Юле каким-то невидящим, подслеповатым взглядом, так, что она даже невольно оглядела себя. Не меняясь в лице, он отвернулся к журналу и продолжил чтение. Если бы хоть один его мускул дрогнул, она бы всё поняла. Ну, вроде как простил или злится. Или ему пох. А вдруг она умерла? Стало быть, её бренному неупокоенному духу придётся прозябать не одну вечность в этом старом, всеми забытом доме? Такая себе перспектива.