22. Дьяволово — дьяволу (1/2)

Смерть – это весёлаяПрогулка налегке,С тросточкой в руке.Это – купаньеМладенца в молоке.Это тебя варят,Щекотно кипятят,В новое платьеОдеть хотят.Смерть – море ты рассвета голубое,И так в тебя легко вмирать –Как было прежде под водоюВисеть, нырять,Разглядывая призрачные рукиИ тени ног, –Так я смотрю сквозь зелень, мглу разлукиВ мир, как в песок.Ты умер – расцветает сноваФиалковый цветок.Ты, смерть, – пчела, и ты сгустить готоваВ мёд алый сок.Не бойся синей качки этой вечной,Не говори – не тронь меня, не тронь, –Когда тебя Господь, как старый жемчуг,Из левой катит в правую ладонь.(Елена Шварц) Что для Джокера хорошо, то для всех вокруг — смерть. Приход нового дня ознаменовал включенный телевизор. Новости — одна краше другой! Ой! И тут Джокер, и там Джокер, и все наперебой кричали, вещали, охуевали. Одни закрывали самые зашкварные сцены размытыми квадратами, другие не гнушались во весь экран показать самый смак: и как горел человек, и как растекалась кровища по полу, и как по фэн-шую расползлись кишки выпотрошенного парня по пыльному асфальту. Город стоял на ушах. После ?ГикКона? не_аниматор не особо-то высовывался, а тут разыгрался. Разошёлся! На публику. Блистал, творил дичь и радовался. На очередном канале показали снятое хоум видео. И когда успел Иуда? Джокер там во всей красе, снимал сам себя на фоне кирпичной стены: лицо крупным планом, акцент на искалеченных полуоткрытых губах. И смотрит такой, взгляд томный, ресницы дрожат. И тянет слова, тянет, старается для публики. ?...я подумал, что не только мэ-эр должен получить пода-арок. Он ведь... не жа-адина. Так пусть и горожане повеселятся. Эхе-хе... Двенадцатого июля я дам фейерве-ерк в вашу честь, господин мэ-эр, и люди пусть тоже, ах, порадуются. Мхм. Да. Несколько... несколько домов взлетят на воздух, как раке-еты. Будет весело, будет мно-ого огня. И-и-и... как знать... может быть, именно ваш дом избран, чтобы порадовать мэра?. И дикий гогот. Камера трясётся, картинка скачет. Видео обрывается, и ведущий едва сдерживает волнение, потому что вечер на приёме в честь мэра показал: Джокер не аниматор. Август вздрогнул. И ещё вздрогнет двенадцатого июля.

?Народу не нужны нездоровые сенсации — народу нужны здоровые сенсации!? Вот она ваша сенсация, товарищи. Скоро вы сами станете сенсацией. Посмертно. Некролога хватит на всех, если останутся в живых те, кому выпадет честь написать о вас. Зло не искоренить добром, не извести улыбками и подставленной другой щекой. Зло сядет на шею и потребует высокую цену, не станет торговаться. Придёт и победит. Возьмёт своё. Зло нельзя искоренить злом, потому что это породит куда большие страдания и горести. Так что человек всегда в проигрыше. Можно стать лучше, можно двигаться к свету, можно бороться с этой аксиомой мирными средствами, но всегда оказывается, что даже в этом случае пройдёшься по чьим-то головам.

У Юли не было выбора: её ещё здравая душа, тянущаяся к свету, не могла потушить пожары в голове Джокера. Его огонь неиссякаем, его страсть к страданиям окружающих вечна. Пока будет жив злодей — будут горе, страдания, боль. Сегодня маэстро готовился принести скорбь в дом своего недруга: Квакшу ждали несчастья и лишения, таким образом Джокер заканчивал начатое, когда ввязал Юлю в свои ненормальные игры.

Из разговоров Джокера с приспешниками Юля поняла, что злодей не просто снял шкурку с жены Квакши — этого недостаточно для его широкой хищной души. Он отправил тело жёнушки скорбящему муженьку. Поправочка: освежёванное тело. Поговаривали, что когда её грузили в гроб, она была ещё жива. Юля тонула в кровавых фантазиях, когда представляла всю жесть: вот Квакша открывает крышку гроба, и оттуда, со дна, на него смотрит несчастная мисс Квакша. Без кожи. Слёзы разъели её глазницы, а рот без губ скалился. И непонятно, то ли женщина скалилась от боли, то ли улыбалась. Потому что, по слухам, ей вкололи достаточно наркоты, чтобы леди ловила единорогов, но при этом не умирала раньше времени. Утро добрым не бывает. Мудрость веков. Юля не могла перестать думать о том, что ей предстояла странная миссия — отвезти Джокера и всю его пиздобратию на встречу к Квакше. Они ехали не с пустыми руками, везли подарочек — кожу мисс Квакши. И, наверное, Джокер видел, в каком состоянии его девочка. Металась по квартире, избегала своего гения, прятала от него глаза. Конечно, долго это не могло продлиться. Он прокрался за ней в гостиную, обошёл округ, и когда Юля стала искать пути к отступлению, Джокер сгорбился, склонил голову набок и шагнул к ней. Юля как загипнотизированная шагнула назад. Шаг. Шаг. Уткнулась спиной в стену, вжалась, и ей оставалось наблюдать, как зло идёт к ней. Горящие глаза, цепляющиеся, взрывающие; он никогда не отказывал себе в том, чтобы поковыряться в чьей-нибудь душонке. — Ку-кол-ка, — оскалился он и остановился в полушаге от неё. — Ты же хорошо себя чувствуешь сегодня? М? Ты очень расстро-оишь меня, если вдруг захвораешь. Ты ведь не хочешь растра-аивать меня? Джокер действовал как хороший гипноз, особенно когда он рядом, совсем близко. Слишком и чересчур. И его руки ложатся на её шею, пальцы горячие, приятные, гладят. Прикосновения нежные, но если этим приятным ощущениям поверить, то всё. Хана. Юля мотнула головой, не в силах оторвать взгляд от гранатовых губ. Приоткрытых, ухмыляющихся. Проследила русла шрамов, убегающих излучинами по щекам. Кровавые реки. И Джокеру нравится это внимание, он приподнимает голову, чтобы открыть лучший вид на свои искалеченные щёки. На, смотри, любуйся, запоминай. — Я, — Юля коснулась языком своих губ, — хорошо себя чувствую. Её голос ничтожен, мал, слаб, и это тоже устраивает Джокера. Потому что он довольно кивнул и сжал пальцы на её горле, не надавливая слишком сильно и не перекрывая дыхание. Он рассматривал Юлю как экспонат, на этот раз опустил голову и являл ей взгляд из-под век. Насмешливый, небрежный, обманчиво ленивый.

— Отлично!

Он тут же перевёл внимание с Юли на сборы, а она всё ещё стояла у стены, вжималась в неё спиной и пыталась собраться с мыслями. Ей не отвели никакой другой роли сегодня, кроме стандартной — крути баранку, женщина, от тебя больше ничего не требуется.

Сборы не заняли много времени, Джей умылся, нанёс новый грим, привёл волосы в порядок, потому что когда собираешься кому-то привезти недостающую часть трупа, всегда надо выглядеть презентабельно. Типа ?да, это я, сволочь и супостат, привёз посылку для вашего мальчика?.

Чуть позже подкатили прихвостни Джокера, доложили ему о делах насущных, что так, мол, и так, всё на мази. Один из наёмников, рассматривая Юлю, щеголяющую в голубых джинсах и футболке с мопсами, вкрадчиво спросил: ?Почему девчонка водитель? Локи же не плох. А, босс?? И босс ответил, поправил пиджачок, снял со спинки стула пальто и изрёк: — Потому что... Потому что всё просто. Когда мы с ней игрались, ну, тогда, с Квакшей, — Джокер повернулся и поймал её прожигающий взгляд, подмигнул, — она не предала меня. Да... Не выстрелила, хотя на это и был расчёт. Девочка так отча-аянно и так натурально рыдала по своему папочке... Ах-ах-ах! Он снова повернулся к Юле и оскалился. — Так вот, — как ни в чём продолжил Джокер. — Девочка ни за что и никому меня не продаст, ведь тогда у де-евочки никого не останется роднее и бли-иже. Так ведь, де-етка? Он подошёл к выпавшей в осадок Юле и покивал, облизнувшись. — Мы ведь семья, детка?

И, расхохотавшись, дал знак прихвостням собираться. Юля психанула, схватила со стула кофту и выскочила под аккомпонимент гиенистого гогота в коридор. Сорвала с вешалки куртку, обулась и выпорхнула на улицу. Там, на свежем воздухе, она прижалась к стене дома и шмыгнула носом. Гнида. Гнида, гнида, гнида!

Вышедший вслед за подельниками Джокер будто знал, где искать Юлю. Повернулся к ней, хмыкнул и окликнул: — Юмми! Иди-ка на место. И бросил ей ключи. Юля едва успела их поймать и, надувшаяся, прошла мимо Джокера. Она понимала, что её обидки — бальзам на душу ублюдка, но ничего не могла с собой поделать. А если бы и могла, разбила бы ему улыбальник, приложила бы наглой крашеной мордой о дверь фургончика, но силёнок не хватит. Скорее, это он её закатает в асфальт, чем она успеет донести свой кулак до его лица. Арес стоял у машины и наблюдал за Юлей, и когда она на него посмотрела, качнул головой. Дескать, не надо, Юль. Всё понимал, всё видел, но помочь не мог. Юля и сама себе помочь не могла, чего уж взять с человека, который не связан так близко и крепко с Джокером. Славатебегосподи, видимо, ещё осталось что-то от батюшки Азимова между Юлей и Джеем. И вообще. Много думать тоже вредно. А то так можно думать, думать — и раз! Дошёл до ручки. Юля сверкнула глазищами на Ареса и согласно кивнула: не боись, шеф, никаких сурпризов. Тягаться с Джокером под силу только Бэтмену, а она даже не, мать его, Робин.

Двери фургона открылись, когда на?мники полезли внутрь, и Юля увидела е?. Коробку. Праздничную, задорную, перевязанную ярко-красным бантом: в таких коробках дарят подарки. Юля остановилась, засмотревшись на этот чудовищный разукрашенный птахами гроб, и поморщилась. Паскудство какое. Паскуда! Падла без морали и совести! Она развернулась, полная решимости обрычать у?бка, но как только повернулась, пальцы Джокера бесцеремонно вплелись в е? волосы. Сжали, д?рнули. И Юля зашипела, ухватила его за локоть, привстала на цыпочки, а Джокер протащил е? вдоль фургона и со всей дури впечатал в пассажирскую дверь. Замер над ней, дышал над ухом, давая Юле время хорошенько подумать над своим поведением. А затем оторвал е? от двери и впечатал ещ? раз. Юля зажмурилась, выставила руки перед собой, пробуя облегчить свою положение. Она рвано дышала и пыталась справиться с паникой, а когда попробовала заговорить, издала невнятный звук на пробу, Джокер встряхнул е? для верности.

— Ты... Ты-ы ведь ничего не задумала? — прошипел он ей на ухо, касаясь его губами.

?Иди и выкуси сам у себя, мудозвон!?

— Нет, — Юля попробовала мотнуть головой, но Джокер на это движение ещ? сильнее сжал е? волосы. Юля зажмурилась и запищала. Внезапно давление исчезло, пальцы разжались, и Джокер отпустил е?. Понимающие похлопал по плечу и покивал. Невинно указал пальцем на дверь и многозначительно облизнулся, затем выжидающе вскинул брови.

Юля театрально отряхнулась, поправила куртку и забралась в кабину, перелезла через пассажирское сиденье на водительское и фыркнула.

Он наклонился к ней, без заискивания наш?л е? глаза и облизнулся. Его тихий голос звучал как колокол в пустой церкви. Пугал и завораживал. — Город, сама понимаешь, оцеплен, а полицейские нам не друзья. Нет-нет-нет-нет. Так что-о... Маршрут будет проходить не через центральную улицу, не через Тополиную, а-а-а через Базовую. — Базовую? Но ведь... Но ведь там глухая полузаброшенная промзона, — удивилась Юля. — И до Ткачей мы добер?мся не за полчаса, а дай бог за час! — И-и? У тебя с этим какие-то проблемы, малыш? — Джокер выдохнул и растянул размалеванные губы в улыбке. — Никаких проблем, — выдохнула Юля. Собственно, а какая ей разница? С чего бы ей беспокоиться о Джокере и его планах? Это его проблемы, как и куда он должен успевать. Так что no problem. Пальцы потянулись к ключу в замке зажигания и привычно повернули, мотор послушно отозвался, и Юля еще раз посмотрела на Джокера. Он сидел довольный, шевелил губами, напевая какую-то незамысловатую песенку и то и дело облизывался. Затем, хмыкнув, перебрался на заднее сиденье, сел аккурат за Юлей и положил руку ей на плечо. Постучал пальцами, дескать, я тут, я рядом. Она отрегулировала лобовое зеркало: проку от него что от Бэтмена в балете, так как за спиной всё равно стена между кузовом и кабиной, зато так стало видно злодея. Он глянул на своё отражение и ухмыльнулся, найдя взгляд Юли. Контакт? Есть контакт!

Ну, поехали!

Джокер занял хорошую позицию —задние стёкла затонированы, так что маэстро никто не засечёт. Он тихо раздавал команды. Куда свернуть, где притормозить, как проехать, что объехать по соседней улице. В итоге под его бодрым руководством они объехали стороной добрую половину полицейских. Да уж! Город стоял на ушах! Полицейских понатыкали там и тут, на каждом углу по парочке людей в форме. Кажется, простые жители тоже в полной мере словили весь кайф от личного маньячеллы. Как в американских фильмах некоторые магазины бытовой техники выставили в витринах голубые экраны и без перебоя транслировали то, кто во что горазд. Новости без конца и без края, кровавые сцены расправы с заложниками — ничего не зацензурили, ничего не скрыли от глаз зрителей. Всё как на ладони. Вот тебе и горящий человек, вот и лужи крови, вот выпотрошенный мальчонка. Так как фургон никуда не торопился, тонул в общей массе, они успевали выхватывать все эти новостные сводки. Люди не без интереса останавливались у витрин и прилипали к трансляциям. Хлеб и зрелище во всей красе.

Джокер наблюдал за рождением хаоса, выдавал то и дело коронные ?ха-ха, хо-хо, хе-хе?, и всё с нескрываемым удовольствием от происходящего. Так в чём сила? Как говорил Данила Багров: ?У кого правда — тот и сильней?. Хотя если опираться на эту мысль, выходит, что правда за Джокером? Денег ему не надо, он их жжёт и не жалеет. Вот и на вечере у мэра подкидывал конверты в костёр, гори, гори ясно, чтобы не погасло! Выходит, Джокер сильнее, потому что правда за ним, он ведь людей насквозь видит. И пользуется этим, пользуется, не брезгует. Юля как привилегированный человече в стороне тоже не осталась, мистер Джей сорвал все её тайные пломбы, вскрыл душевные мозоли и отсыпал своей ебанутости с горкой. Так что теперь они на пару ебанутые, только у неё крышу ещё не унесло в страну Оз. Сволочь ты, Данила Багров. Оправдал Джокера. Адвокат хренов. У Юли тоже есть правда, но сила, увы, обошла её стороной, и жизнь с Джокером это доказала ой как хорошо. Ладно хоть ещё что-то между ними есть, держатся на остатках закона Азимова. Молодец Азимов, бережёт, спасибо ему вечное и низкий поклон, иначе лежать бы сейчас Юле тоже в зарослях борщевика. А то и в желудках свинок на какой-нибудь местной ферме. От стылой безысходности Юля вернулась к мыслям о городе. Август принял их всех, дал приют, скрыл Юлю, а она вот как ответила — привела за собой Джокера, как ведьму из Блэр. ?Вы привели её с собой?, и это правда. Город стоял на ушах. Город стонал. Город боялся. Потому что СМИ от души подливали бензина в костёр ужаса и ожидания, не давали потухнуть адскому пламени по имени Джокер. Его лицо со всех безумных ракурсов ухмылялось, со всех полотен: с экранов, жёлтая пресса смаковала его и так и эдак, радио со всех уголков трезвонило о том, что грядёт час возмездия.

Когда фургончик остановился на светофоре, возле машин тут же завертелся грязный старик в лохмотьях. Он сотрясал воздух, тряс кулаками и вопил о том, что скоро всем грешникам предстоит пожинать плоды своих нечистых деяний. Дядь, а ты-то чем лучше? Юля покачала головой и хотела уже выключить назойливое радио, но пальцы, ухватившие её за локоть, не дали. Джокер зацокал с заднего сиденья. Ну да, ну да, он смаковал новости о себе любимом. Его бескрайнее эго купалось в океане внимания и эмоций. Страх, страх, паника. Ещё чуть-чуть, и подадут к столу анархию. ?Паника! Август стонет! Потому что никто не знает, что за фейерверки такие устроит… э-э-э.. *на заднем фоне зашептались: мы же не можем назвать его аниматором или косплеером?* В общем, Джокер, кажется, не в игрушки играет, а на полном серьёзе порвёт наш с вами любимый Август на клочки. Кто-то в сей час молится, кто-то спешит за город, а кто-то надеется, что всё это всего лишь плохая шутка!? — Да-а — довольно мурлычет Джокер, — я люблю шутить.

Он вытащил из кармана пальто телефон, потыкал в экран телефона и вздохнул. Пальцы свободной руки всё ещё лежали на плече Юли и мягко поглаживали её шею.

?У нас телефонный звонок. Давайте поговорим с гостем о сложившейся ситуации. Я слушаю вас, говорите?. Юля вздрогнула, когда с заднего сиденья раздался голос Джокера. — Как ваше имя? Платон? Так вот, Платон, то-о что вы говорите, не отражает все-ей сути. Это. Не. Шутка.

Бля. Бля-я-я! Она едва справилась с рулём, и пальцы поднялись чуть выше и обвились вокруг шеи, но пока не давили. — А-а с кем я говорю? — испуганно спросил ведущий. По его голосу слышно, что он всё понял, но всё ещё надеялся, что ошибался. ?Блин, мужик, у меня для тебя плохие новости?. — Мы можем поиграть в угадайку. Скажем, у тебя есть… три попы-ытки. С каждой неудачной попыткой я… буду убивать по одному члену твоей семьи. С кого нача-ать, Платон? С младшей дочурки или со ста-аршей? А может, с жены? Эхе-хе! Ух-ха!

Повисло тяжёлое, горькое молчание. Юля ощутила неприятный привкус во рту, будто её только что вывернуло наизнанку желчью, и теперь ей оставалось смаковать эту пакость.

— Вы Джокер. Платон не стал ходить вокруг да около, потому что, кажется, ?мистер я вырежу всю твою семью? попал в яблочко. Он всё предугадал заранее, разнюхал всё про всех, знал каждую публичную собаку чуть ли не в лицо.

— Да-а, — самодовольно протянул Джокер и тут же продолжил, не давая Платону очухаться: — Это не шутка. И-и-и я действительно устрою фейерверк в честь вашего мэра. Но я могу предложить небольшую игру-у. Мхм. Скажем… Скажем, я собираюсь взорвать семь зданий, два из которых жилые. И вот мои условия: если до полудня пятого июля тебя, Платон, убьют, то-о… так и быть. Я оставлю жилые дома без праздника. И взорву только пять общественных. Как тебе такие усло-овия? И Джокер заржал. На весь эфир, на весь город, все радиостанции и телеканалы в данную минуту передавали его неудержимый, пугающий гогот. Гиена на тропе войны и веселья. Джокер сбросил звонок и убрал пальцы с Юлиной шеи. Всё это время ему удавалось контролировать ситуацию и не давить на её горло. Ведущий чуть не визжал. ?Это… это серьёзно? Он серьёзно? Джокер объявил охоту на меня, что ли?? Новости перетекли в панику ведущего и голоса на заднем фоне. Джокер дал указ переключить станцию, и другой ведущий уже во всю рассуждал об условиях кровавой сделки.

И вот… Уравнение корней не имело. Под аккомпанемент из страха и тревоги они выехали за город, чтобы обогнуть его стороной и попасть в Ткачи на другом конце. Ткачи — в народе, а на карте промзона, бывшая ткацкая фабрика, развалилась ещё в нулевые, да так никто тот район и не прибрал к рукам. Это надо реконструкцию провести, всех ссаных-драных бомжей выселить, притоны наркоманов разогнать, а заодно и сатанистов, потом только облагородить, застроить. В общем, правительство Августа пока не торопилось. О том, что поездка будет пониженной комфортности, но зато весёленькой, Юля поняла при выезде из города. Потому что дорога медленно таяла, а вместе с ней исчезали уверенность и настроение. Это ещё у Стругацких было.Как там... ?Там, где асфальт, нет ничего интересного, а где интересно, там нет асфальта?. Дорога отсутствовала. Вообще. Кажется, промзона тут начиналась не просто в Ткачах, а сильно заранее. Как и всё в России, плохое и тяжкое любило быть в огромных количествах. Вот вам заброшка, а вместе с ней получите забытую всеми богами округу — как бонус.

А у Джокера расписание, ему нельзя опоздать на праздник страданий и смерти, потому что праздник без Джокера — вовсе не праздник. И уже без разницы, какая дорога впереди. А под кол?сами самое оно — невнятное и не человеческое настоящее, но по странному стечению обстоятельств именно человек созда?т вам самое неестественное. Под кол?сами не только гравий и грунтовка — лишайная, клочками, — но что-то невообразимое и безобразное. Стук-стук. Хрум. Хрусть! Чпок! Машина подскочила, Юля подпрыгнула на сиденье, а Джокер сначала выругался — крепко-крепко, — а потом загоготал.

Фургончик качало из стороны в сторону, кол?са набегали с кочки на кочку, с хлама на хлам. Дорога будто специальная, противотанковая. Ни враг не пройд?т, ни друг. Юля вцепились в руль, как в последний оплот человечества, и следила за тем, что так опрометчиво назвали дорогой. Это путь в Сайлент Хилл, не иначе. А под кол?самихрустело и трещало, фургон трясся, как радостный эпилептик, которому подарили мигающий фонарик. Р-раз! Юля вы вернула руль влево! Груда непонятного хлама чуть не стала их жирной точкой. И тут бы остановиться, выкурить горькую папироску, да права такого никто не дал. Хренак! Руль вправо! Яма. Ямища! Там бы души и оставили. Глубокая зараза, из такой нескоро выберешься. А по сторонам, по обочинам, жуткая жуть! Ржавые изувеченные листы железа, бывшие когда-то чем-то полезным. Ветер раздувал огромные пакеты, вырастающие из земли, как паруса. Ч?рные, серые, синие. И свистел, и выл, и шелестел парусами. А может, это волны. Какое море, такие и волны. Бах! Правое переднее колесо наскочило на что-то, и машина подпрыгнула, а вместе с ней и пассажиры. Не дорога, а полоса препятствий! Руль вправо! Влево! Успеть утопить педаль тормоза, а иначе хана. — Ровнее, — Джокер вертел головой, оглядывая окрестности — было б чем любоваться, и хаотично облизывался, кивал сам себе. Тоже бесконтрольно.

Выругавшись, он неаккуратно пригладил волосы и бросил на Юлю острый взгляд. Она отвернулась, вцепившись в руль, стараясь выровнять дыхание.

И вдруг невовремя и не к месту пришла дурная мысль: ?Боги, их отношениям с Джокером нет и года!?

Да что там за гадина опять под колесо попала?! Так вот. Отношения. Восемь месяцев они рука об руку (четыре — охреневание, осознание, попытка не сойти с ума, четыре — самообман, а с её стороны добавилось ещё что-то похожее на любовь, такую же долбанутую и искалеченную, как Джокер). Юля покосилась на Джокера. Гляньте-ка, любуется картинами за окном. Видно, что земля вдоль обочин паханая-перепаханная — когда-то давно, вон бугрится вся, комьями-валунами друг на друга набегает, земляное море. А по верху заросло всё дикой сорной травой. Травищей. Захочешь — так просто не перейдёшь, ноги поломаешь, а всё без толку в итоге.

Бум! Кажется, камень отскочил и по днищу чиркнул. В какой-то момент Юля поняла, что не очень-то она объезжала все эти камушки да ямки, но для проформы руль всё равно вертела. Иногда резче, чем следовало, и тогда машину чуть не заносило на и без того неширокой дороге. Джокер ругался. Машина качалась из стороны в сторону, и он качался. На лице театральный покерфейс. На окно ложилась морось. На дворе четвёртое июля, а погода вся, как псу под хвост. Осень и осень, мерзопакость, холодрыга, и хорошо ещё, что печка в машине работала, а то пропали бы в этих ебенях. Вымерли бы, как мамонты, и поминай как звали.

А между тем кое-что на дороге изменилось — не в лучшую сторону. Ям стало больше, словно тут танки прошли, будто тут война войной скосила всё. Вдоль обочин то тут, то там грязными бурыми изломами валялись растяжки. То ли ленты с шипами — не иначе как помнила эта земля нехилые разборки. Ломали да убивали тут друг друга явно знатно и славно, за милую душу косили кто кого, потому что эти шипастые растяжки тянулись и тянулись. Явно уезжающим от погони таким образом заранее перекрыли обход по полям, а ведь именно тут земля как раз ровная, не изрытая. Кто-то заморочился, продумал всё заранее.

Юля снова глянула на Джокера. Он положил голову на подголовник и сидел так с закрытыми глазами. То ли спал, то ли думал, хрен его не разберёт. В бой идут дворники. Шурх-шурх, шурх-шурх. Джокер не реагировал, продолжал сидеть. Жажда мести давно зрела в её голове, как гнойник, вопрос только в том, когда бы его прорвало. Сегодня. Сейчас. До сих пор счёт шёл ?один-ноль? в пользу Джокера, и именно сегодня Юля решила сравнять его. Он сыграл на её чувствах, выпотрошил их, обнажил, нашёл ниточки, за которые можно подёргать. Но она Юмми, а не Харли Квин и не будет с улыбкой на лице терпеть, не станет глотать обиду как горькую конфету. Она ответит Джокеру: да будет месть сладка!

Юля плавно повернула руль вправо, выровнялась и быстро посмотрела на своё горюшко. Он облизнулся, но глаза так и не открыл. Кажется, дремал. Что ж. Видать, похуевертил в голове, что раз тут везде растяжки, то деваться его верной Юмми некуда.

Так ведь и на старуху бывает проруха.

Ну, не подведи. Раз, два, три… Раз, два, три… Как в танце. Сердце вальсирует, руки дрожат, колени трясутся. Раз, два…