19. Без кота и жизнь не та (1/2)

Он - твой мальчик,Ты - его девочка.Он - обманщик,Да и ты не пpипевочка.Он тебя таки yбьет,Hо в самом финале.Он - твой мальчик,Ты - его девочка.Он - обманщик,Да и ты не пpипевочка.Ты его таки убьёшь,

Hо в самом финале.(Земфира "Припевочка")Больно бывает не только от боли. Страшно бывает не только за совесть.Странно, опять не хватило воли.(Земфира "Маечки") Ярик умница. Юля очень любила Ярика, потому что он знал толк в том, как сделать жизнь чуточку веселее. Ярик умел так проворачивать сладкие для Юлиной души гадости, что радуешься им, но при этом отвесить щелбан Юле вроде как и не за что. Схема проста, как старые-добрые дважды два: Ярик напакостил, Юля довольная, Джокер скрежещет зубами, но сделать ничего не может. Потому что Ярик — очень смышлёный мышь. Среди всех циркачей в этом городе, в этом скрипучем, пропахшем кофе доме — он главный циркач. Над всеми. Он жил на кухне за раковиной, шуршал по ночам и очень любил оливки. Юля успевала подкладывать пару штук под раковину, прежде чем Джокер уминал оставшуюся банку. Чего он только ни предпринимал против серого обнаглевшего засранца! Смешивал вкусную и питательную отраву с плавленым сыром, который Ярик просто обожал. Но… Мышь смеялся в лицо опасности и по-мышиному посмеивался-попискивал над Джокером, потому что сыр так и оставался нетронутым. Мышонок ни на какие уловки не попадался, не верил злому человеку с расчерченным лицом. Не верил добряку-здоровяку с дулькой на голове. Не шёл ни на какие ?кис-кис? к девчонке, которая приносила ему лакомства. Юля любила Ярика, потому что он мог взять да и перегрызть какой проводок. Жёлтый. Красный-опасный. Синий, как июльское небо в далёком детстве. Ещё мог прогрызть упаковку кофе и оставить там сюрприз. Джокер ненавидел Ярика, потому что тот портил провода на его инновационных взрывных устройствах и делал пригодный кофе непригодным. Ярик был до неприличия приличным засранцем и порядочным мерзавцем. Бывало, конечно, что Юле перепадало от мистера Джея за очередной подпорченный механизм, потому что провода поменять — это не новую конфетку развернуть и за щёку кинуть. Но каким бы мышь ни был, он ни к кому в руки не шёл. Даже к Юле. Он не выползал из укрытия, не высовывал носа, пока на кухне никого не оставалось: то есть совсем никого. Если в мире и существовала справедливость, то вот она, самая настоящая: знакомьтесь, Бэтмен, хотя и не совсем тот, которого представляла Юля. Ярик. Ярослав. Мышиный князёк, а русские, как известно, не сдаются, даже если они мыши. Однажды вечером Джокер бросил пару своих перчаток — жалко, что не фиолетовых — на кухонный стол, а утром обнаружил их с отгрызенными пальцами. Оба указательные отсутствовали, а на правой перчатке ещё подпорчен мизинец и большой. И тут сразу два варианта, если напялить на себя это: либо бомж, либо у лиходея деньжата не водились. Джокер в сердцах выругался, проклял всю мышиную семью Ярика до десятого колена и приказал Аресу разобрать мойку, потому что русский Бэтс перешёл все границы дозволенного. Это война. Деваться некуда, соглядатай из повара обернулся сантехником и как пошёл крутить-вертеть раковину. В итоге в этот день они остались без завтрака, без обеда, а до кучи и без ужина, потому что пока Арес разбирал раковину, попутно во всей колонне что-то бахнуло, что-то жахнуло, где-то булькнуло, и плита приказала долго жить. Тоже русская магия, потому что в России всё любило ломаться в самый неподходящий момент, даже если эту вещь не трогали, даже если не дышали в её сторону. Арес разводил руками, что так, мол, и так, оно само, он тут ни при чём. Пришлось питаться подручными продуктами: заказали пиццу, роллы, несколько салатов и японскую лапшу до кучи. Юля радовалась. Конечно, травить желудок не хотелось, но он не болел уже много дней кряду. Вот если бы завтра важное задание, она бы лично исцеловала какого-нибудь рахитно-чумного таракана и испортила бы Джокеру жизнь. Ну как жизнь. День. Может, два. А если бы её увезли в инфекционку, то подпортила бы месье вообще всё. К вечеру того же дня Арес поехал за новой плитой, чему сказочно обрадовался, Юля осталась дома за Золушку, а Джокер ушёл на улицу успокаивать нервы разбоями. Все при делах.

Ярика нигде не видать, умный зверь. Мудрость его заключалась в том, что он как будто знал, что пойди он на контакт с Юлей, Джокер бы всю душу из неё вытряс и заставил бы зверя принести ему на голубом блюдечке с золотой каёмочкой. А с неприрученного мыша чего требовать? Тут хоть весь район бери в заложники, хоть все пальцы Юле повыкручивай, Ярик оставался бы неприступным, как великая китайская стена. Умел бы складывать из своих маленьких мышиных пальчиков фиги, непременно бы откуда-нибудь показывал бы Джокеру маленькие дульки. Юля радовалась. Злорадствовала от всей души, внутри хохотала разухабистым демоном, но снаружи изображала из себя ангела. Джокер почесал своё неуёмное эго о Юлины чувства, выпотрошил душу и посмеялся, но у жизни тоже есть юмор. Чёрный. И Вселенная ответила юродивому — отсыпала ему Ярика. Если бы Джокер умел заглядывать в чертоги человеческой души куда глубже, чем он это делал обычно, то наверняка узрел бы в душевной канцелярии своей куколки пляски чертей и дьявола во главе всей этой вакханалии. Снаружи пай-девочка, а глубоко внутри, в невидимых колодцах хохотали черти, глядя на очередной перегрызенный провод.

Итак. Первым приехал Арес. Газель примчала и его, и новенькую плиту — дорогущую, как элитная продажная любовь. Но грузчики оказались не просто грузчиками, потому как если бы Арес впустил в дом умельцев из магазина, Джокер бы пустил его на фарш для Ярика. Поэтому пару прихвостней аккуратно занесли плиту, поставили её на место, а старую рухлядь отправили на покой. Вслед за ними на кухню втёк дистрофик в очках и быстро поколдовал над подключением новенького жильца к трубочкам да к проводкам. Арес наглаживал плиту и нарадоваться не мог. Приговаривал: ?Сам Джейми Оливер бы позавидовал мне?. И пускал скупую мужскую слезу. Красота! Только новенькая жительница обшарпанной кухни выглядела, как жемчужинка среди речных неказистых камушков. Да что там! Она так и смотрелась: современная многофункциональная красавица в интерьере сталинской эпохи, которую как забабахали году в пятидесятом, так никто не трогал этот антиквариат. Плита. Радужное пятно на серо-буром фоне канувшей в лету эпохи. Месье психопат вернулся часов в девять вечера. Довольный! Глазищи горят, улыбка сияет, что аж страх за душу берёт. И подмышкой у злого гения… кот. Злющий. Зенки прищурил, уши прижал, смотрит так, будто всех собрался разом сожрать, дайте только подрасти маленько. Хвостом метелит, передними лапами в руку Джокера упирается, о чём-то своём, о кошачьем, думает. Джокер отпустил котофея на пол и отряхнул с рукава фиолетовой куртки шерсть.

Кот как кот. Деревенский окрас, чисто русский зверь. Юля такой окрас называла ?скумбрия?: серо-жёлтый, черные пятна на боку вперемешку с полосками, по спине — по хребту — длинная полоска тянется. Морда усатая, полосатая, серая. Злая. Пуще прежнего кот хвостом машет, недовольство своё показывает. Правое ухо драноеи правый бок тоже, видно, что кот боевой, модель — русский пушистый танк самоходный, отряд сметанолюб, подкласс ?сожру врага и не подавлюсь?. Юля перегнулась через диван и протянула руку, чтобы потрепать лохмача по голове. ?Кис-кис!? Кис-кис поднял лапу и без предупреждения ударил когтищами Юлю по пальцам, заурчав и прижав уши к голове, зашипел.

— Ах ты блохастое чудовище! — она отдёрнула ладонь и принялась рассматривать алые бисеринки на пальцах.

Джокер задорно засмеялся, зашёлся в приступе неистового хохота, согнулся пополам и захлебнулся своим злым смехом.

— Ух!.. Малыш… Ух-ха!

Аресу хватило наглядного примера, чтобы сберечь свои конечности от уроков кота. Юля же отыскала платок, промокнула царапины и покосилась сначала на кота, потом на Джокера.

— Злые вы, уйду я от вас, — буркнула она. — Оу! — Джокер насмешливо фыркнул и сунул руки в карманы джинс. — Этот комнатный цербер теперь твой личный телохранитель? — Юля придирчиво рассматривала кота, а кот уже пошёл обнюхивать мебель. Джокер сел рядом с Юлей, приобнял её за плечо и улыбнулся. — Ах, на самом деле Маффин всего лишь сделает наш скро-омный уголок чуть уютнее. — Ах, это Ма-аффин! — хохотнула Юля и улыбнулась во все тридцать два.

Черти на дне её души поприумолки, поприуныли и стали сразу же думать, как бы так Маффина выпроводить за дверь, чтобы скатертью дорожка. А Джокер прижал Юлю, положил её голову к себе на грудь, упёрся в висок подбородком и ласково-ласково промурлыкал: — Эм-м… Да. Маффин очень умный кот, и если однажды я обнаружу, что какая-нибудь ме-елкая сучонка обидела котика, я, ах-ах, сниму с неё скальп.

Маффин. Маффин — это кексик, вкусный, с изюмчиком, видишь его, и сразу съесть хочется. А тут такой Маффин, что сам сожрёт, только косточки хрустеть будут. Не кекс, а бандит. И морда у него бандитская. Но предупреждение выдано, что если бандитский кексик пострадает — Юлю отхаракирят.

Придётся уживаться с товарищем, так его да растак. Что б ему хвост местные мальчишки выкрутили!

Мелкого ушастого террориста надо чем-то кормить, и на ночь глядя Ареса отправили в ближайшую ?пятёрку?. Спустя час он вернулся с кормами всех видов, которые только нашлись на полках супермаркета, а ещё в рюкзаке лежали креветочки и тунец — всё это заказала Юля, чтобы побаловать себя любимую.

Мохнатый засранец воротил морду. Он отказался от дорогущего корма, фыркнул на середнячок, а к миске с ?китекетом? даже не подошёл. Юля в то время, пока Арес пытался накормить нового жильца, сварила креветки и покрутила одной животинкой перед котом. — Хочешь?

Кот облизнулся. — А вот перехочешь, чучелко-мяучелко. Кот прыгнул без предупреждения. Вцепился когтищами в Юлину руку и так и повис, а клыки вонзил в креветку, заодно зацепив палец и раскроив его аки портной. Юля завизжала, схватила кота, кое-как отцепила его от себя и швырнула к раковине. Арес мухой метнулся к аптечке и принялся спасать подругу дней своих суровых. Кот рычал. Кот урчал. И нагло хомячил креветки из дуршлага, пока двуногие заняты спасением растерзанной конечности. Юля зыркнула на урчащего кота, занятого поеданием варёных креветок, и пожаловалась Аресу: — Из него такой же Маффин, как из меня королева Великобритании.

Арес с пониманием вздохнул: — И вегетарианством его не переманить на сторону джедаев. Кот доел креветочки и принялся умываться. На всякий случай Юля не стала приближаться к нему: себе дороже связываться с таким хвостатым негодяем. Но она попыталась оставить последнее слово за собой и процедила сквозь зубы: — Хрен тебе, а не Кексик. Васька. Василиск, а не кот. Пойти бы пожаловаться мистеру злодею, сунуть ему под нос искалеченную руку и сказать, что так, мол, и так, смотри, что твоя скотина сделала с частной собственностью. Да толку? Джокер за словом в карман не полезет, ещё прибавит на многострадальной руке царапин. Или не только на руке. И не только царапин. Поэтому когда Юля бочком-бочком прошла мимо кота, то погрозила ему кулаком. Но так, чтобы коту несподручно цапнуть. Царапины глубокие. Кожа вокруг них вспухла, покраснела. Саднило знатно. Хорошо бы кота усыпить, а себе бахнуть укол от бешенства и прочих гадостей. И вот когда Юля уселась на диван рядом со своим гением, он отложил деловые бумаги, оглядел Юлю с ног до головы, поджав губы, и шумно выдохнул. Затем поманил её к себе, усадил между своих ног. Принялся аккуратно бинты разматывать. ?Ай, — с дрожью вздыхала Юля. — Ой?. Он долго рассматривал глубокие отметины, прикасался подушечками к коже между ними. На коже сукровица. Не кот, а какое-то оружие массового поражения.

Она попробовала забрать обратно свою руку в личное пользование, но пальцы сомкнулись вокруг запястья, аккурат на самой глубокой царапине. Юля ойкнула, зашипела и оставила попытки улизнуть подобру-поздорову.

Первую ночь они пережили нормально. Кот только всё время чем-то шуршал, где-то что-то лизал, прошёлся под утро по Юле. Понюхав стену, прошёлся обратно и разлёгся на груди у мистера Джея. Довольный. Зажмурился, запел, замурчал. А двуногий злодей взял да и положил руку на голову коту и… погладил. Кот пуще прежнего зашёлся в мурчании. Блохастое чудовище. Мало одного террориста на Юлину голову, так тут второго судьба подкинула: на, дескать, помучайся, а то заскучала поди с одним-то чудищем. Да уж спасибо!

На часах шесть утра, за прикрытой шторой видно, что пасмурно. Вот-вот небо расплачется, как будто в городе не июль, а внезапный сентябрь свалился на людей. И из-под одеяла совсем не хочется вылезать, да и не надо пока. Июльский сентябрь, сентябрьский июль. На улице промозгло, сыро. Солнце ни улыбнётся, ни подмигнёт, спряталось за волнами серых облаков, а аревидерчи.

Вот бы донести как-то до мистера Джея, что утро начинается не с кофе. Не кофе делает жизнь чуточку лучше, хотя определённую сладость-приятность привносит. Кофе — это всего лишь предлог для нового дня. А утро начинается с улыбки, с солнечных лучей в окно, с пыльных дорожек в их отсвете. Понежиться под одеялом, закутаться в него с головой и лежать так, лежать, мечтать, вспоминать о чём-нибудь приятном и гнать от себя дурные мысли. Закрыть глаза, позволить себе ещё немного подремать. Утренний сон лёгкий, как пёрышко. Сладкий, как ложечка мёда. Никуда не надо спешить. Тс-с. Тихо, время. Можно ещё часок подрема-ать. — Кофе. Бля. ?Когда-нибудь жизнь поимеет тебя раком?. Вот бы и Джокера можно было выключить. Будильник, например, можно жахнуть об стену или выбросить из окна, а если бахнуть кулаком по Джокеру, чтобы он захлопнулся, то он в ответ закопает прямо в пол. А уж кто кого выбросит из окна, тут и гадать нечего. Этот ирод даже с первого этажа постарается выкинуть так, чтобы сломалось как минимум половина костей. Кот тихо мявкнул, и Джокер снова погладил зверушку. — Эм-м… И Маффину что-нибудь. — Мяу-мяу-мяу, — лениво ответила Юля и уползла на кухню. Делов-то: ложка сыпучей субстанции, две чайные сахара, залить кипятком до половины, а оставшуюся сдобрить молоком. И напиток готов, осталось только перемешать. Арес уже давненько потирал ручки на кофемашину, и когда он давеча ляпнул про это Джокеру, Джокер отмахнулся, мол, валяй, папаша. Бери свои голубенькие ножки в накачанные ручки и делай что хочешь. Но пока аппарат не поселился в их царстве мёртвых, довольствовались пахучим растворимым варевом.

Юля сварила две горсти креветок: одну себе, вторую коту. Ничего не попишешь, у блохастого надёжная крыша — мистер Джей.

Креветочки на блюдечке под столом — для Васьки. Хрен ему, а неМаффин! Дымящийся кофе в зелёной кружке — для Джокера. Юля принесла её в спальню и хотела уже поставить на стол, но мистер Джей взял свою куколку за руку, потянул, и Юля не успела оставить кружку на какой-нибудь поверхности. И лучше не проливать горячий напиток, за такое по голове не погладят. Она балансировала, как канатоходец-жонглёр, управляла кофе не хуже Нептуна в кружечных масштабах, и наконец села на колени своему злодею. Без грима — ну просто золото. Красавчик. А ещё когда спит — тоже золотце, и тут сразу дилемма: расцеловать, пока сонный, или сбежать — пока очухается, пока расчехлится, и поминай как звали. Но нет. Ни то и не другое.

Он забрал у неё кружку, отпил, покатал сладкий напиток во рту.

— Да не отравлено, — буркнула Юля.

Джокер покосился на неё и уже собрался сказать что-нибудь, какое-нибудь ценное замечание, как на кухне что-то грохнулось. Или не грохнулось, но загремело так, будто дом вот-вот собирался взлететь на воздух. Юлин страх принялся подмигивать всеми глазами, она вцепилась в шею своему чудовищу, потому что между пиздецом и Джокером лучше всегда выбирать Джокера, потому что он над всеми пиздецами главный пиздец. То есть с ним как бы безопаснее. Бах! Он отставил кружку, скинул Юлю на пол, схватил один из своих вездесущих ножей и выскочил в гостиную, разделявшую кухню и их спальню. Юля не стала возмущаться таким поведением, просто растёрла копчик, поднялась и похромала за Джокером. Арес тоже показался из своей комнаты с монтировкой наперевес: от прежнего завсегдатая бара ?Голубая устрица? не осталось и следа. Собран, губы сжаты, глаза горят. Это что-то вроде десантника, который на гражданке Толян Толяном, весельчак и местный добрячок, но чуть что, чуть опасность запахло — всё. Нет больше Толяна — есть Терминатор. Джокер двинулся к кухне первым, нога за ногу, походка ленивая и развязная, и сразу ясно: тому, кто посмел забраться на их кухню, полный П. Фирменный оскал, улыбка Глазго — всё при нём.

Дверь чуть приоткрылась, и из проёма появился Маффин. Он же Васька. Глазищи что две луны, дикие, очумелые, дышал кот часто и глубоко. Предынфарктный паралитик. Уши торчком, хвост распушил, шерсть на загривке дыбом. Кот то ли урчал, то ли тихо по-кошачьи рычал. А в зубах серая верёвочка болтается. Кот сел, фыркнул, тряхнул головой, и верёвка отлетела в сторону, упала на пол, и Васька чихнул. Принялся умываться, нализывал лапу и тёр ею за ухом. Юля пригляделась. Не верёвочку выплюнул Васька, ох не верёвочку. Хвост! Мышиный! — Ах ты селёдка недоделанная! — взвизгнула Юля. Схватила первое попавшееся под руку — настольные часы — и метнула в кота. Бряк! Часы стукнулись об стену и раскололись аккурат по шву на две половинки, разлетелись в стороны, а кот подскочил, прижал уши и спрятался за диван. Тут же в глазах блеснуло, потом потемнело, осыпались звёздочки, как жёлуди с дуба, и что-то зазвенело в ушах. Пол куда-то качнулся, и стена обрушилась на Юлину голову. Она отползла в сторонку и принялась ощупывать голову и стену, проверяя, что из окружения сошло с ума и что объявило войну человечеству. Джокер ухватил Юлю за ворот футболки и вздёрнул. Ах вот оно что… Это не стены сошли с ума и не клаустрофобия вылезла из щелей, а маэстро отвесил леща.

— Ты ч… чего? — Юля не сразу узнала свой голос, он прозвучал откуда-то издалека, как из колодца. Эхом. А Джокер опустился перед ней, погладил по голове, будто не он только что организовал встречу Юле и стене — съезд садо-мазо-камикадзе — и очень аккуратно положил руку её на плечо. Будто собрался то ли по душам поговорить, то ли первую медпомощь оказать. Или добить. — Не надо ранить чувства Маффина, малыш-ш, — Джокер умел играть на контрасте. Его рука всё ещё легко касалась её, придерживала, не давая Юле завалиться в случае чего, но в голосе прозвучало столько угрозы! В дополнение он наклонился ниже, так, что его губы почти касались Юлиного уха, она чувствовала его дыхание. — Это, ах-ах, у кошек есть в запасе девять жизней. А, эхе-хе… у тебя? Первым желанием было оттолкнуть психа, найти кота и утопить его в унитазе. Если мыслить более позитивно, в духе ?будет всё, что ты захочешь, стоит только захотеть!?, то утопить бы потом следом и мистера Джея. Но Юля просто кивнула, давая понять, что всё поняла и готова прожить этот день хорошей девочкой с единственной жизнью. Кот подал жалобное ?мяу? из-за дивана и выглянул. Облизнулся. Сучонок. Очень захотелось накрутить его хвост на швабру и проверить летательную способность снаряда, но тогда Джокер проверил бы, сколько у Юли в запасе жизней. Когда он отпустил её плечо, Юля уползла помирать на кухню. Первым делом огляделась: никаких следов эпичной битвы, кроме нескольких перевёрнутых кастрюль и одной разбитой чашки. Ярика нигде не видать. Чтобы подбодрить своего бравого мышонка, ему предложили кусочек колбаски. Подальше под раковиной, чтобы Васька не достал. А если бы всё-таки залез, то чтоб застрял и сдох.

Она выложила упаковку яиц на стол и стала соображать, какой бы салат с ними сварганить, чтобы всем настало счастье: и им с Джокером, и Аресу. Пока думала, кот прокрался на кухню, потёрся о ножку стула и замурчал. — Подлиза, — Юля достала сырую креветку и бросила коту. — Я буду тебя откармливать, ты станешь толстым и неповоротливым, и Ярик сам тебя съест. Кот от угощения не отказывался, а Юля лелеяла надежду, что за один день можно нагнать коту пару кошачьих размеров. И пока она ковырялась в холодильнике, Василий-Маффин провернул запрещённый приём. Шварк! Бряк! Юля обернулась: злодей уже сидел на краю стола и с интересом разглядывал упавшую пластиковую упаковку и побитые растекающиеся яйца. Злой кот.

— Плохой, плохой, ПЛОХОЙ Васька! — шипит Юля, поглядывая, нет ли где поблизости Джокера. Кот спокойно посмотрел на неё, типа ?А? Где? Чо??, а потом облизнулся, зевнул и зыркнул уже по-другому. Читалось: ?Ты берега попутала, двуногая?? Пришлось показать коту кулак, а потом убрать безобразие на полу. Вот она какая жизнь: живёшь себе живёшь, бед не знаешь, всё у тебя хорошо — мама печеньки приносит после работы, бабушка пирожки по выходным печёт, а ты плывёшь себе по течению. Красота. А потом в голове что-то ломается. Какой-то винтик ржавеет, там шарик теряется, тут ролик гнётся. И сразу труба зовёт к нелёгкой жизни. Юля вздохнула, расправляя тряпку, которой вытирала пол, на батарее. Не было у бабы хлопот, купила баба Джокера. Хотела позабавить себя игрушкой заморской, в итоге сама же примерила на себя роль игрушки. Называется, вырыла себе яму. И хрен бы с ним, чего с психоприпадочного мужика возьмёшь кроме анализов, так притащил он кота.

Классического Джокера сотворил Готэм. А в реалиях России он выполз из ниоткуда, пришёл из тумана, как тварь из кинговской ?Мглы?. Жнец человеческих пороков и душ, вскрывал и то и другое, как консервные банки, перетряхивал и шёл искать новую забаву. Отчего-то он до сих пор не выбросил из своей жизни её, Юлю, пигалицу. Может быть, их всё ещё что-то связывало, тонкие нити ?привязки? — ?поводка?. Копаться в этом не было никаких сил. Да и желания — тоже. А спросить у него напрямую — оборжёт всю вдоль и поперёк.

Кот к моменту окончания приборки переместился на тумбу около выхода и попытался скинуть с неё сахарницу. Юля схватила скомканное полотенце с ручки плиты и запустила им в Ваську. Васька, не будь дураком, тут же смылся, зато как по щелчку в дверях появился мистер Джей и словил орудие. Полотенце встретилось с его грудью и упало на пол. Ну ёбана!