6. Свобода, равенство, братство (1/2)
Почему вдруг автобус? Юля оглянулась. Из колонок тихо напевал Сплин, вливая в уши слова, подходящие под события последних часов как ничто другое: ?Любой обманчив звук, страшнее тишина…?, и хочется спрятаться ещё глубже. Вспомнилось, как они угнали автобус. Кажется, это было совсем недавно, и вот сегодня Юля снова в автобусе, только теперь уже в качестве пассажира. Не преступница. Уже не заложница. У слова ?свобода? привкус дорогого терпкого вина, лёгкие приятные мурашки пробегали по коже. Юля чувствовала, как загорались глаза. Свобода. Сердце замирало. Свобода. Вкус шоколада на языке. Почему-то горького, без сахара: наверное, потому, что это опьянение досталось не по заслугам, а по обстоятельствам.
Так почему автобус, а не поезд? Лежать бы на полке, смотреть в окно, пропускать пейзажи лесов и урбанистических фабричных районов, вылезших из киношной постапокалиптики и книжной антиутопии. Смотришь — и сразу повеситься хочется. Красота. Аж за душу берёт. Заунывь. Дождик крыш касается, и звёзд не видать. На стекле только отражение ламп и уличных фонарей. Юля прислонилась к окну и закрыла глаза, в очередной раз задавая себе один и тот же вопрос: почто не поезд, подруга? Господи, когда она примет хоть одно верное решение? Надо бы список составить важных дел, а точнее антидел, типа какие ошибки больше ни-ни. Не моги. Баста. Табу. Итак, пункт первый: чтоб ни одного Джокера больше в её жизни, ни на пороге, ни за порогом. Хватит. Наигралась. Вообще со злодеями лучше заканчивать, только начав. Пункт второй: если собираешься куда-то сбегать, то ПОЕЗДОМ. ?Чух-чух, понимаешь??
Поезд покачивался. Поезд баюкал. Поезд мчался сквозь леса и приносил много новых мыслей. А автобус любит светофоры с красным сигналом, собирает все ямы — не специально, а дороги такие. В конце концов, никакой романтики и спина затекла.
Юля обернулась. Её соседка, молодая женщина в светлом плаще, блаженно зажмурилась, вслушиваясь в только ей ведомые звуки наушников.
Позади две бабули пытались разгадывать сканворды, изо всех сил сопротивляясь законам физики. То есть делая вид, что писать в автобусе очень удобно, да. Впереди дедушка с внучкой тихо обсуждали какую-то детскую книжку. Юля поначалу пробовала прислушиваться, улавливать какой-нибудь смысл, а потом поняла, что ничего не поняла, и бросила это дело.
Пришла странная смешная мысль, что каждый в этом автобусе убегал от какого-то своего Джокера, пусть даже метафорического. Может, Юля тоже на самом деле уезжала от себя, а не от шизофреника, который не в ладах не то что с людьми, а с собой как следует ужиться не мог. Но всё туда же, ей-богу. Как кот Шрёдингера, только не кот, а Джокер. Власти хочу, но не хочу. Всех завоюю, но идите на фиг. Хочу внимания. Упс, уже не хочу. Хуже женщины, блин. Ехали долго и тряско. Девушка рядом, кажется, так и не спала за всю поездку, а Юля приноровилась. В конце концов, у неё были почти солдатские условия: шаг влево, шаг вправо — сама виновата.
От мысли о поездах она вернулась к окошечку билетной кассы. Неулыбчивая немолодая женщина с химией на голове безучастно ожидала, когда пассажиры перестанут тупить. Юля исключением не стала. Долго околачивалась около расписания, открывала-закрывала карту России. Водила пальцем по городам и сёлам, борясь с искушением смотаться куда-нибудь в Америку, но это точно не с автовокзала. Из Кострова, малой родины Юли, они перекочевали в Патрушев, а оттуда — в Заусск.
Первые несколько минут очень хотелось бросить всё и вернуться домой, к маме, к бабушке, к прежней пресной жизни. Юля чертыхнулась. Когда это дом успел стать пресным? Уж не после ли промывки мозгов Джокером? Хотелось сказать ?нет?, но мозг настойчиво твердил: ?Да щас, конечно после общения с антисоциальным элементом?.
?Дом, — говорил он, — это слишком абстрактное понятие, чуждое природе человека. Люди постоянно куда-то бегут, от себя, от других, из дома, из города. Если ты уходишь из дома — сама или нет, неважно, — ты пробуешь новое. Это как если бы ты всю жизнь питалась хлебом, горячим, вкусным, свежим, а потом однажды попробовала бы хорошо прожаренный стейк. И вот перед тобой выбор: хлеб или стейк?? И если со стороны водителя подпевали ?Сектор газа?, как бы намекая строчками ?домой, пора домой?, то в сердце творилось что-то другое. Непонятное и сомнительное. Дома — хлеб, матушка и бабушка. Уют. Родная постель, соскучившаяся по хозяйскому теплу. Правое полушарие прямо-таки вопило, что надо бросать всё и мчаться со скоростью бешеного северного оленя в родные хоромы, в Костров. ?Ишь чо девка удумала! Тоже головой, видать, повредилась. А ну марш домой!? Хм. Нет. Домой надо возвращаться, когда тебе пятнадцать, потому что это возвращение блудного неразумного дитя. А после — нельзя. То есть можно, но лучше не стоит. Типа пора отпочковаться, свить своё гнездо и всё такое. Юля посмотрела на улицу и проводила взглядом одинокий фонарь, раздвигающий тьму вокруг себя. Одинокий боец. Ему суждено проигрывать ночь за ночью, только заря ему спасительница. Как Бэтмен. Тьфу ты.
В общем, домой можно, но лучше не надо. Это возвращение к истокам, которые не во благо развития, а тормозящие жизнь. Ни один выросший и оперившийся птенец не вернётся в родительское гнездо. Так чем человек хуже? В конце концов, в любом возрасте можно строить судьбу, особенно когда за плечами только мама, бабушка и бесценный опыт глупостей. Может, город с летним названием Август станет именно тем прибежищем, в котором Юля пустит корни и вырастит своё семейное древо. А нет — так и ладно. Что ж.
Город без Джокера и без зоны комфорта. Кстати, зона комфорта и Россия — вещи несовместимые. Из неё невозможно выйти, если ты там никогда не был. Это, может, в Готэме всё складно и шоколадно, все отсиживались в своих внутренних мирках, а в России человек рождался и тут же получал сполна. Сперва по заднице: на, падла, за то, что родился. В общем, родился и тут же провинился.
Юля прижала рюкзак к себе и встретила взглядом ещё один фонарь. Правильно ли она поступала, сбегая ото всех? От себя. От мамы. От Джокера. Мчалась навстречу туманному завтра, пахнущему весенней сыростью и прогретой землёй. Юля мысленно договорилась с внутренним я, что если завтра с утра её встретит дождь, то она лоханулась и харе выпендриваться, собирай монатки и дуй к мамке. Падай ей в ноги и проси прощения. А если солнышко поцелует в щёки, то, аллилуйя, это первое правильное решение. Хорошо ли без Джокера? Без него спокойно. А вот Гарика уже не хватало. Не хватало его стихов и горячего крепкого чая. Гарик — это оплот странной русской человечности. Страшная улыбка, щербатый нос, синие наколки и льющиеся стихами Цветаева и Есенин. Интересно, проникся ли этим Джокер или ему русская душа, широкая и глубоко несчастная генетически, что ворону новые грабли? Может, с ним надо было чаще говорить о Достоевском, например? Подсунуть Льва Николаевича: просвещайся, страдай, постигай русскую душу, китайско-американская диковинка. Обрастай совестью, человече, блин.Автобус проехал по лежачему полицейскому, и мысли перемешались, как в калейдоскопе.
Надо бы Джеку Воробью написать. Спросить, как он там? Жив ли ещё? Похвастаться, что удалось отвязаться от своего чудика. И что теперь, когда она ринулась в пустоту городов, в голове поразительно звучал голос Джокера, будто раз он не мог оказаться тут физически, то хоть так. Фантомно. Враз всплывали все его слова, тягучие и лёгкие, горькие и несъедобные, ядовитые и убивающие наповал одними только губами. Он как путеводитель, как указатель. Джокер проложил невидимую дорожку, и теперь Юля нашла её в темноте и шла по ней, как Элли.
Надо будет вытрясти из головы всё это. Очиститься от скверны. Потому что когда выпадала карта, которую ничем нельзя покрыть, надо разворачиваться и уходить. Проиграешь в любом случае, так к чему тратить силы на то, чего не можешь преодолеть. Юля нарочно выискала в колоде Джокера и выдала это за судьбу, но будь это судьба, а не нарочный выбор, она бы удовольствовалась и десяткой, и валетом. Да хоть бы и двойка. Плевать.
Юля вообще не картёжница и хрен знает, чего она полезла не в своё дело. Она, может, герой не своего романа. Массовка, которой вдруг повезло.
Люди! Почему всё простое всегда так сложно понять? Где логика?
Автобус всё ехал и ехал. Юля положила голову на высокую спинку и закрыла глаза, как раз приглушили свет, и в салоне воцарился полумрак. Может, во сне придёт какой-нибудь ответ. Город с диковинным названием Август встретил шестичасовым утренним солнцем и вчерашними лужами, в которых застыло отражение голубого неба и белых облаков, часто прячущих светило за своими телесами. Пахло весной и свободой. Юля ещё раз попробовала фривольную мысль на зубок: ни Джокера, ни проблем. Хорошо-то как! Пустовато пока с непривычки, но нормально. Привыкнется.
Она поправила рюкзак и несмело шагнула в новую неизвестность. Всё смутно напоминало роман Лукьяненко ?Черновик?, и Юля вдруг из человека обыкновенного перебралась в роль функционала, который по какой-то пока непонятной причине себя не нашёл. Зато её все успели позабыть. Она перестала существовать по всем параллелям, а в новую так и не влилась. Типа баг такой.
Так, в мыслях, Юля вышла с автовокзала и встала у перекрёстка, оглядываясь по сторонам. И куда? В автобусе всё выглядело как-то более оптимистично, а за пределами ящичка на колёсиках реальность окатила ледяным равнодушием. На типа, красна девица, умом обделённая, жизни тебе горстка. Иди и живи как можется.
Ладно. ?Тварь я дрожащая или право имею?? Юля поприставала к прохожим: одна бабуля не ответила, как-то подозрительно быстро уковыляв прочь, хотя до этого хромала очень убедительно. Э-э-э… Ну ок.
Подростки, как им и положено, ничего не знали. Тут всё оказалось по канону. И только какая-то по счёту женщина охотно выудила из бездонной сумки лист бумаги и зелёную ручку и нарисовала Юле карту. Вот здесь администрация, вон там соцзащита, а если их миновать, то можно сразу к волонтёрам. Они люди более душевные, потому что страдали за идею, а не за шуршащую бумажку в кармане. Из разговора Юля вынесла мораль, что в администрации помогут великим и могучим русским словом, но в случае чего попробовать можно, как запасной вариант; в соцзащите попросят паспорт и сто бумажек, доказывающих, что ты точно человек, но шанс выплыть выше, чем в первом случае; волонтёры проведут опрос, проверят своими внутренними детекторами на вшивость и после, возможно, помогут, чем смогут. Что ж. Наверное, это будет первым правильным Юлиным выбором. Конечно, волонтёрская организация ?По волнам добра?. И сразу как гора с плеч, ведь не пришлось часами или даже днями околачиваться по вокзалам: авто и ж/д. Ну не в злачные же районы переться, и это без Джокера.
Если всё кажется легче лёгкого, то жизнь подставит подножку.
— Красавица, не хочешь прокатиться? — голос вклинился в её жизнь почти сразу, как только Юля поблагодарила милую женщину.
Конечно, голос не принадлежал ?ему?, но мозг сам всё допридумывал и дорисовал, поэтому когда Юля отшатнулась и посмотрела на водителя припарковавшегося авто, она очень удивилась, увидев человека как человека, а не Джокера. Она бы поклялась на чём угодно, что Джокер сговорился с дьяволом и устроил Вальпургиеву ночь раньше времени, то есть добрался до Августа гораздо раньше автобуса на реактивной метле. Так вот, увидав гладко выбритого парня за рулём, сначала у Юли гора с плеч упала. Но тут же выросла новая. — Красавица, красавица, — нараспев тянул парень, и уши едва в трубочку не сворачивались, потому что петь Казанова не умел. Юля надела на себя маску безразличия и сделала вид, что очень торопится. Прибавила шагу, и парень в машине не отстал — поравнялся. Видимо, вместе с покупкой Джокера как бонус добавили всякие приключения на задницу. Посчитали, что человеку, заказывающему Джокера, очень скучно живётся, поэтому от души насыпали всяких ништяков. Свести отпечатки? Ну конечно! Подсунуть мудаков? Обязательно! — Запрыгивай — подвезу, — не отставал парень. — Тебе куда?
— Спасибо, но я сама как-нибудь, — не оборачиваясь, ответила Юля, обдумывая, стоило ли сворачивать в какую-нибудь подворотню или нет.
Парень посигналил, и сердце чуть не выпрыгнуло от неожиданности. Ёпт. — Испугалась меня, что ли? Девушка, я не такой, я не бандит. Я хороший. Спроси меня о чём-нибудь, я тебе всё о себе расскажу. Честно. — Не хочу ничего спрашивать, вообще не хочу с вами разговаривать. Отстаньте от меня, пожалуйста, — не очень дружелюбно попросила Юля. Парень не отставал. — А хочешь, я угадаю, как тебя зовут? И усмехнулся своему остроумию. Ну началось. Это расплата за побег от Джокера или за покупку Джокера? А? Как же всё сложно оказалось. И понеслась. Маша. Женя. Лена. Алёна. Ирина. Несть им числа. Юля молчала, не отреагировала даже тогда, когда участь перечисления имён не обошла стороной её имя. Кажется, даже бровью не повела. Пусть гадает или думает, что безымянная. Может, она Безликий из мира Миядзаки: как сожрёт его сейчас, как проглотит!
Тело среагировало само, Юля от себя даже не ожидала. Пройдя мимо школы, она завернула в приоткрытые ворота, соединяющие школу и ?сталинку?. Белый бетонный забор почти спрятал её во дворе, как звук мотора затих. Ну отлично. Юля обернулась, услышав звук захлопывающейся двери. Просто шик, блядь. А вокруг ни души: хоть бы один собаковод какой вывел своего Тузика погулять. Тишина.
День обещал быть весёлым, жарким и последним в жизни Юли. Она оглянулась ещё раз и увидела идущего за ней Казанову. Он не сводил с неё взгляда и на ходу подкуривал сигарету. Мрак какой-то. Юля осмотрела двор. Господи, куда? Мысли запутались, как муха в паутине, и чем больше мыслей, тем глубже какой-то грёбаный фатум. Ну нахер.
Юля нырнула между двумя одинокими гаражами и выбежала на соседний двор, встретивший её новостройкой и покосившимся сараем. Откуда-то из-под ног выпрыгнула жирная страшная крыса и скрылась в прошлогодней листве, напоминая о себе только шуршанием. Пиздец какой-то. Не крыса, а преследующий парень. Юля побежала к новостройке, обогнула её и помчалась по дороге, которая когда-то в лучшие времена называлась асфальтом. Под ногами шуршали камушки и отзывались эхом. Нет, нет. Это парень выпрыгнул из-за гаражей и уже бежал следом, тоже оглушая тишину шорохом камней. И снова вокруг никого. Детский сад сиротливо проводил единственных людей тёмными глазницами окон, уперев в них зрачки-куклы на подоконниках.
Нельзя кричать ?помогите?, потому что люди будут ещё тише, ещё ниже, станут незаметными, как призраки, и город вымрет на мгновение, на время бега.
— Пожар! — что есть мочи закричала Юля, выбежав со двора и попав на второстепенную улочку с таким же бездорожьем. — Пожар! Парень поддал газу и схватил за плечо, и Юля снова заголосила: ?Пожар! Пожар!? Из бойлерной впереди стоящей ?хрущёвки? выскочил усатый седой мужичок с метлой наперевес и выпучил глаза. — Пожар! — заорала Юля, скинув с плеча чужие пальцы и припустив к дворнику.