4. Шутки закончились. Действие первое (2/2)

Пальцы соскользнули, и сжатый кулак полетел навстречу мужчине, целясь в лицо. Но он ловко перехватил удар, погасив его о раскрытую ладонь, тут же смыкающуюся вокруг запястья, а другую руку запустил в Юлины волосы и сжал так сильно, что она снова закричала. — Ата-та-та-та! — затараторил Джокер и потянул Юлю на себя, он заставил её подняться на диван и сесть меж его широко расставленных ног. Впрочем, ни руку, ни волос он не отпустил. Она прижалась спиной к его груди, тяжело и прерывисто дыша, как после крутого забега. Она ёрзала и шипела от боли, вновь вспыхнувшей в плече и пробивающей молниями. — Какой дешёвый спектакль, куколка. Ты-ы очень… — он причмокнул, — предсказуема. Правда-а… м-м… думала мне зубы заговорить своей считалкой? Хе-хе-хе. Но… умница, нож успела схватить. Отдай-ка его мне, будь хор-рошей девочкой. Он отпустил её волосы, и Юля облегчённо вздохнула, мотнув головой. Мурашки перестали бегать по коже, до того сопровождающие боль в затылке, и теперь мнимое ощущение свободы опьянило. Но кто рано радуется, тот сам себе дурак. Так и вышло. Джокер перехватил поудобнее маленький кулачок и бескомпромиссно разжал Юлины пальцы. Она шипела и силилась не сдаться, хотя это бесполезно, но в конце концов грубая мужская сила одержала верх.

Щелчок. Лезвие с тихим лязгом выскочило наружу, и Джокер, прижав Юлю к себе, уткнулся носом в её шею и вздохнул. — Я всего лишь хотела хоть немного адекватности, ёжкин же ты кот, — а на языке вертелись совсем не эти слова. Ох, видят боги, не эти! Но выбирать приходилось тщательнее, к тому же, когда она заговорила, лезвие коснулось горла и кольнуло холодом. Тут хочешь не хочешь, а прежде всего головой подумаешь, а то и вовсе для надёжности язык спрячешь за зубами. — О-оу! — в голосе слышится что-то вроде ?ах, прости, прости?, но, зная Джокера, он чёрта с два раскаивался. Наоборот. Нашёл ещё один повод привязаться к словам. — Типа ты влюбилась, что ли, в меня? Распланировала уже гнёздышко, свадьбу с белым платьем и полсотней гостей. — Нет! — возмущённо вскрикнула Юля, удивляясь тому, как Джокер всё перевернул с ног на голову. И тут же нож впился сильнее в кожу, заставляя сбавить громкость. — Нихрена подобного. Он скользнул остриём вверх и положил нож плашмя на щёку, постучал пару раз и зарылся носом в Юлины волосы, вдыхая их запах. Может быть, она бы и позволила себе окунуться с головой в интимность момента: вторая его рука лежала на её животе, они словно добрые любовники, но это ложь. Пальцы поглаживали, иногда, будто случайно, подцепляя край футболки и касаясь кожи. Хотелось запустить в его волосы пальцы, взъерошить завитушки, а потом схватить и сделать больно. А ещё к ярости и обиде прибавилось приятное ощущение от прикосновений горячих пальцев. Но именно этого Джокер и хотел, подтолкнуть, чтобы она сама сдалась и преподнесла себя на блюдечке. На, бери. Калечь меня, режь, всё что угодно. Её дыхание и правда участилось. Юля представила, что если бы она сейчас приложила ухо к груди Джокера, как к морской раковине, то услышала бы вовсе не биение живого сердца, а взрывы. Бах. Бах. Бабах! Взрывная волна за волной ударялись бы о рёбра. Юля замерла, перестав дрожать, и прислушалась. Нет, там, в груди, сердце. Будто нарочно он снова надавил на левую руку, и Юля вздрогнула, зашипела, потому что плечо отозвалось уже меньшей болью, напоминая о том, что недавно произошло. Он тихо засмеялся ей на ухо, показывая тем самым, что надавил вовсе не случайно. До Юли вдруг дошло — только что: она никогда не была рядом или возле. Ни спереди, ни позади. Нигде. Никаких бок о бок, речь даже не шла о каком-то плохоньком, худом союзе — нет. Нет. Всё куда проще: она заложница. С самого начала ею была, просто зачем-то тешила себя каким-то левыми представлениями, мыслями о том, чего никогда и не существовало. Заложница Джокера, случая, этой старой скрипучей квартиры, этого изъеденного временем барака. Заложница своего необдуманного решения обзавестись маньяком, слепленного китайскими умельцами ну просто по образу и подобию. Но всё одно, как ни назови: она заложница. Джокер словно прочитал её мысли: кивнул и почти любовно, почти нежно поцеловал в ухо. В этом жесте крылась… жалость. Типа ?как же долго до тебя доходят простые истины?. Юле остро захотелось сделать больно Джокеру. Причинить не душевную боль, потому что это практически невозможно, а физическую. Укусить. Ударить. И она даже подтянулась повыше, упираясь в его бёдра, так, чтобы её затылок оказался на уровне его носа. Миг, и она дёрнулась вперёд, чтобы тут же вернуть силу назад и двинуть затылком Джокеру. Чтобы расквасить ему нос и чтобы кровь хлестала блядским водопадом, заливая этот блядский продавленный диван. Но его пальцы почти молниеносно ухватили за волосы и остановили голову. Он прикоснулся искалеченной щекой к её уху и потёрся, как ласковый котёнок, выпрашивающий миску тёплого молока. — Говори, — почти шёпотом произнёс Джокер и сильнее потянул за волосы. Слов много и в то же время ни одного. Хотелось кричать, но тут же порыв сменялся желанием не проронить ни звука. Назло. Захлопнуться. Почти сразу возвращалось желание врезать Джокеру посильнее и накрыть его своим воплем. — Ненавижу тебя. Он больно дёрнул её за волосы и зарычал над самым ухом, словно наказывая за неправильно выбранные слова. Юля хотела повернуть голову, но лезвие надавило на щёку, не позволяя прервать особый момент. Конечно же. Старый добрый тройничок. Джокер положил свободную руку на молнию джинсов и потянул бегунок вниз. Юля дёрнулась, но пальцы проскользнули внутрь и утонули в вязкой горячей влаге. — Ах! — Джокер хохотнул. — Это слабо похоже на ненависть. Не находишь? — А что ты хочешь от меня услышать? Что я охренеть как рада, что ты собираешься меня покалечить? Насколько сильной должна быть моя радость? — Юле очень хотелось спрятать гнев, чтобы он не прозвенел колокольчиком ни в одном грёбаном слове, но она провалила эту миссию. Вся её речь пропитана яростью. И все его нежные прикосновения не остались незамеченными: низ живота отозвался на них. Предательское тело. — Ну-у-у… — непринуждённо протянул Джокер и помахал ножом перед Юлиным носом. — Где-то между ?давай сделаем это? и ?давай сделаем это поскорее, детка?. Он издал тихий смешок, показывая тем самым, что издевался с огромным удовольствием и от лакомого кусочка так просто не откажется. Только через Юлин труп. Джокер положил пальцы на её шею, но не стал сжимать. Вместо этого осторожно прикасался, но Юля отчётливо понимала, что это не акт грёбаной нежности, а показательное выступление, дескать, попробуй только дёрнись, и посмотрим, что из этого получится. Он прижался губами к её уху и тихо заговорил: — А теперь послушай.

Юля хотела отвернуться, но пальцы тут же сомкнулись вокруг шеи, предупреждая. — Будь умницей. Слушай меня. Видишь ли…Хм-м. Иногда ты оказываешься вовлечена в гущу событий, но-о не сидишь на своей аппетитной попке на месте, а распускаешь шаловливые ручонки. Так вот представь, — он негромко причмокнул, облизнул губы и — случайно или нет — дотронулся до мочки. — Ты оставляешь отпечатки. Вот это поворот, да? И однажды копы… ах… найдут их. Следы твоих пальчиков. И мои следы. Везде. На любой поверхности. Как думаешь, правильно ли они сложат дважды два? А? Хм-м. Хе-хе. Лично я так не думаю. Тебя объявят моей соучастницей, а это зна-а-ачит, что… Что-о? Давай, Шерлок. Он замолчал и прижался сильнее губами к уху, затем приоткрыл их и коснулся нежной кожи зубами, прикусывая и обдавая горячим дыханием. Как же хотелось закрыть уши, чтобы этот голос не вливался, не добирался до мозга, не пробирал до мурашек. Юля приподняла руку и ухватила Джокера за волосы, сильно дёрнула завитушки, борясь с его лукавством. В ответ пальцы, лежавшие на шее, скользнули чуть ниже, а на их место лёг нож. Юля инстинктивно отвернулась, надеясь уйти от жалящей боли, скользнувшей по коже, но вместо освобождения встретилась с ненавистными и любимыми губами. Она заглянула в глаза Джокера в надежде прочитать в них хоть что-то. Он смотрел на неё спокойно, но она знала, что на дне этих глаз всегда таились самые отменные черти, самые отборные. — Я не из тех, кто любит себя калечить, — прошептала она в его губы и поцеловала. — Это по твоей части, а я люблю себя такой. — Какой? — спросил он и потёрся носом о её нос. — Целой, — не задумываясь, ответила Юля. Вздох. И смешок. Пальцы Джокера скользнули вверх, шершавые и горячие, и легли на раскрасневшиеся Юлины щёки. В его глазах сверкнул отблеск злобы, в то же самое мгновение остриё ножа прикоснулось к её уголку рта. Чтобы не позволить Джокеру сделать что-то пугающее и абсурдное, Юля крепко поцеловала его. Теперь, чтобы ножу удалось уколоть её, пришлось бы резать оба рта — его и её. Но разве это повод останавливаться? Нож плашмя лёг на её щёку — Юля схватила мужчину за запястье и отвела руку с оружием в сторону. Джокер сдавленно хохотнул. — Не уходи от темы, — он кивнул и приподнял брови. — Ты ведь хотела бы когда-нибудь вернуться к ма-моч-ке? Но если полиция по следам твои-их отпечатков найдёт тебя, э-это будет весьма долгосрочной перспективой. Встреча отложится лет так на десять. Ну и-и…Это всего лишь отпечатки. Ты останешься… хм… х-ха… целой, — он задумчиво отвёл взгляд и посмотрел на потолок, словно там что-то написано по такому случаю. Это какое-то приглашение на казнь! Типа иди по-хорошему, но если не хочешь, то будет по-плохому, не вопрос. Можно, конечно, повоевать для разнообразия, пусть с Джокером все трепыхания и не имели смысла. Его, наверное, любой поворот устраивал по его безумному плану: и брыкания, и смиренное согласие со слезами на глазах.

— Куколка, у нас, конечно, в запасе не только эта ночь, но и все последующие, но… Затягивать, сама понимаешь, не хо-те-елось бы. Время — слишком ценный ресурс, чтобы тратить его впустую. Он не хотел её заставлять, ему было нужно, чтобы она согласилась. Сама. Потому что реши он всё провернуть без её согласия, то всё вышло бы просто на раз-два. Скрутил бы её, связал — и делай, что хочешь, хоть лицо снимай. Юля понимала, что в итоге Джокер всегда добивался своего, сейчас перед ним тоже не стояло никаких особых проблем — это всего лишь вопрос времени. Словно услышав её мысли, он взял её ладони в свои и несильно сжал. — Я не люблю, когда больно, — честно призналась Юля, ощущая себя капризным ребёнком, которого привели на обязательную болезненную процедуру, отказаться от которой нельзя. Навроде зубного, когда совсем не хотелось открывать рот и пускать шарить по зубам непонятным острым предметам и что-то там сверлить и дёргать, но, чёрт возьми, надо. В конце концов каждый ребёнок открывал рот и сдавался на волю судьбы. Зубной врач в глазах напуганного ребёнка тот же Джокер. — Боль проходит, а результат остаётся, — он внимательно посмотрел на Юлю, ожидая её реакции.

Именно в этот момент она поймала себя на мысли, что Джокер выдрессировал её страх. Больше не было всех этих трясучек перед ним, прошли те времена, когда хотелось слиться с обоями, мимикрировать под комнату. Типа меня тут нет, идите на хрен, досвидули. Если сказать ?нет?, Джокер от Юли не отстанет, всё равно воплотит свой садистский план в жизнь. Просто пройдёт всё куда сложнее, потому что Юля непременно будет пинаться, кричать, кусаться, но когда для Джокера это было проблемой? Вот-вот. Ему хотелось подтолкнуть её к мазохистскому согласию, чтобы она сама положила себя на жертвенный алтарь. С другой стороны, если бы ему было по барабану, он бы не притащил все прочие приблуды вроде заживляющих кремов и бинтов. — Ну знаешь ли! — возмутилась Юля. — Если человеку ампутировать ногу, результат будет так себе. — Всегда есть какой-то результат, даже смерть может послужить катализатором, а уж нога — это просто нога. Юля направила свой гнев на Джокера: — Нет, не просто! Нога не отрастёт и на день рождения новую не подарят. Мне мои ноги очень нравятся. Он опустил руку на её бедро и ощутимо больно ущипнул. Юля вскрикнула и дёрнулась, а Джокер хохотнул и похлопал её ободряюще. — Мне твои ноги тоже нравятся, поэтому мы говорим сейчас не о них. В принципе, я могу взять на кухне нож и отрубить тебе все-е пальцы, тогда проблема отпечатков отпадёт.. ха-ха! Сама собой. Так я, пожалуй, спрошу у тебя ещё раз: па-альцы или отпеча-атки? Юля подалась вперёд, рука Джокера скользнули по её бёдру — он не стал препятствовать. И Юле естественно интересно: почему? Почему вдруг этот скоморох позволяет ей выражать свои мысли более свободно, почему не пытается приструнить, как это бывало обычно. Ответ плавал на поверхности, но правильный ли он — вот в чём дело. Она видела себя… не компаньоном, конечно, но, возможно, маленькой второй тенью. Джокер многогранен, так почему бы ему не обзавестись дополнительной тенью? Юля сама назначила себе эту непростую роль, подписав все мыслимые и немыслимые невидимые договоры с дьяволом.

И когда сегодня вдруг до неё дошло, что ни хрена подобного, что она всегда была заложницей Джокера и обстоятельств, всё вдруг изменилось. Он словно почувствовал изменения в ней и повёл игру по новым правилам. На самом деле очередное заблуждение. Скорее всего, он всегда знал, кем считала себя Юля, и не спешил развеивать её заблуждения. Ждал, когда до неё дойдёт, что к чему.

Вуаля. Этот день настал. — Куда-то собралась? — склонив голову и обернувшись, спросил Джокер. — Надо подумать. — О чём ты собралась думать? — усмехнулся он. — А что если я подниму белый флаг перемирия и капитуляции? Ты примешь его? — мысленно Юля фыркнула сама себе: Джокер и перемирие. Три раза ха! — А разве у нас война? — он изобразил такое невинное удивление, что не знай она этого человека, непременно бы поверила. Юля обернулась и пожала плечами: — Какое воинственное слово. Джокер хохотнул, быстро посмотрел на потолок и вернул взгляд на Юлю. — А ты, стало быть, начала разбираться в словах. Наконец-то. Она пропустила мимо ещё одну обиду и подошла к двери. Потянулась к ручке и дёрнула дверь на себя. Закрыто. Тогда Юля по инерции пошарила по карманам джинсов, а затем заглянула в голубую тарелочку на старинном комоде. Ключей не было.

— Что-то потеряла, куколка? — повысил Джокер голос, словно Юля не до дверей дошла, а убрела далеко по коридору. — Дай ключи, — проигнорировав вопрос, попросила Юля. — Ты так и не ответила на первый вопрос: куда-то собралась?

— Воздухом, знаешь ли, подышать захотелось. А то пока тут общаешься со всякими, можно самой умом тронуться. Она снова дёрнула дверь, словно та могла внезапно открыться. Как в сказке, ага. Но шутка в том, что сегодня розовые очки наконец-то разбились: удивительно, что этого не произошло намного раньше. Например, в первый день встречи с Джокером, когда он перешагнул через порог её квартиры. Странная череда событий. Юля прислонилось здоровым плечом к двери и вздохнула. Вот была бы она Рэмбо — без проблем вынесла бы полстены и глазом бы не моргнула, но это была бы уже совсем другая история. — Уж не намереваешься ли ты выбить дверь? — захихикал Джокер. А потом резко перестал смеяться, принял серьёзный вид и подёрнул плечами, сразу после этого сгорбившись. — Каким плечом попробуешь поддеть её? А? Хм… Здоровым или больным? Или левая рука здорова? Что если это фантомная боль? Словно я всё ещё держу её за твоей спиной, чем приношу немало страданий такой куколке, как ты.

Юля со злости дёрнула ручку ещё раз. И тут же получила в ответ новую порцию приглушённого смеха. — Дёрни за верёвочку — дверь откроется, малыш.

Она метнула в него испепеляющий взгляд и нахмурилась. — Думаешь, ты волк? А я Красная Шапочка?

Джокер хлопнул себя по коленям и поднялся с дивана. Первые секунду-другую он стоял к Юле спиной, а когда обернулся, в его взгляде появились прежние гнев и интерес. Взрывоопасный коктейль. Он обошёл диван, нарочно растягивая время и увеличивая расстояние между ним и Юлей. Дразнил. Позволял ложной надежде прокрадываться в её сердце. Джокер двигался медленно, и в этой его походке со сгорбленной спиной не хватало последнего штриха. Не джинсов и не домашней футболки, а фиолетового костюма. На Юлин вопрос он оскалился, но тут же непринуждённо сунул руки в карманы джинсов и, не торопясь, направился к двери. — Вот как ты нас описываешь? Большой и страшный серый волк. Красная Шапочка, а где же твоя бабушка? Что-то не припомню, что бы я кого-то съел. Может, это другая сказка? М? Как думаешь? Слишком много ассоциаций, ты избегаешь называть вещи своими и-ме-на-ми. Это плохо. Юля прижалась спиной к двери и не позволяла себе расслабиться. Джокер приближался к ней, и когда между ними оставалось несколько шагов, он вынул руки из карманов и громко размял костяшки, как перед хорошей дракой. Это не понравилось Юле ещё больше. Может, ей стоило быть посговорчивей, но не в случае с членовредительством. И всё-таки ему хотелось послушания: наверное, Юле так показалось, потому что Джокер сильно сжал губы, и если бы он мог испепелять взглядом, то от неё уже не осталось бы даже горсточки пепла. Ирония или всё-таки трагедия?

Нельзя подпускать Джокера к себе слишком близко, его вообще нельзя к себе подпускать, но загвоздка в том, что Джокер и ?нельзя? вещи несовместимые. Он всё равно доберётся до своей игрушки, как бы та ни сопротивлялась, как бы ни пыталась сбежать. Даже побег мог быть планом психа: выпустить мышку, чтобы поохотиться и развеять скуку.

А ведь Юля поначалу мучилась совестью, считая Джея ну просто бедолажкой, но ровно до тех пор, пока не поняла, что у Джокера совести нет. То есть где-то минуту максимум. — Не подходи, — и тут же Юлю накрыла досада, потому что под рукой не нашлось даже ключа, чтобы воткнуть его в психа.

Значит, всё-таки ещё повоюем. Джокер подошёл близко, почти вплотную: протяни руку, и вот он, типа делай с ним что хочешь. Чтобы выиграть хотя бы горстку времени, Юля влепила ему пощёчину и прижала руку к груди, как защиту, чтобы в любой момент выставить её перед собой и укрыться от удара. Впрочем, план не сработал, потому реакция Джокера оказалась куда быстрее, плюс на его стороне не толькоскорость, но и ещё сила. Он схватил Юлю за руку, потянул на себя и тут же толкнул к стене. Момент, и пальцы сомкнулись на шее. Рывок. Бах! Впечатал Юлю ещё раз в дверь, хорошо приложив об неё головой. Да так, что искр, посыпавшихся из глаз, хватило бы не на один фейерверк, ещё и на бенгальские огни осталось бы. Не было времени на размышления, что да как, и уж тем более Джокер не стал бы слушать какое-нибудь ?ах, простите, я вам случайно зарядила, но я совсем не это имела в виду?. Собрав рассыпавшиеся мысли в кучку, Юля зарядила как следует коленом ему в пах и когда хватка на шее ослабла, она выбралась и почти сразу бочком-бочком пошла в сторону кухни, пока согнувшийся пополам Джокер, рыча сквозь злой и недобрый смех, искал её затуманенным взглядом. Кое-как выпрямившись, он передёрнул плечами, облизнулся и зачесал упавшие на глаза волосы назад. Поправив футболку, будто это не домашняя тряпица, а его любимое пальто, Джокер направился к отступающей Юле. Он приоткрыл рот, и язык заскользил по нижней губе, то и дело касаясь шрама. — Запрещённые приёмчики, знаешь ли, развязывают мне руки, куколка. Так. Если переводить с русского на русский, то привет, пиздец, машу тебе платочком.