III (1/1)

Не теряя ни секунды, выждав подходящий момент, он точно ошпаренный побежал в сторону выхода. И другие бегут следом за ним, но Родион уж впереди, пока те, постепенно отставая, теряются где-то там, в глубине полицейской конторы. Прогадал он с другими людьми, что находились, как оказалось, рядом, но задержать им его всё равно не удалось. Ноги, на которых он еле держался ранее, сейчас несли его прямиком к дверям конторы, снося всё своем пути. Снёс он и дамочек, что стояли в очереди, разбросал кисти с банками, навеял хаос в этом страшном месте, веруя, что замедлит это погоню за ним. И вот уже он на улице, но далеко ещё ему от свободы! Бежать, бежать ему надо из этого города! Далеко-далеко, где никто его больше не узнает, не посмеет осудить за его деяния. По неосторожности своей он совершенно забыл о том, что скоро должны вынести ему приговор, а значит времени у него ничтожно мало. Первым делом, направится он к себе в квартиру. Заберет нужное, а там и двинется далее… Доходя до поворота, он с мучительной тревогой смотрит на свой дом. Внутри него всё кипит от нетерпения, хочется скорее покончить со всем этим. Душно ему, жарко, страшная вонь из распивочных так и бьет в нос, повсюду толкотня, но не мешает она Раскольникову нисколечко, потому что знает он точно, что покинет вскоре этот ужасный, вонючий город. И вот, уже в предвкушении, решительно идёт он к подъезду, как вдруг в ужасе останавливается. Стоит перед ним Лужин, собственной персоной, и в лице его прочесть можно было неподдельное удивление. ?Проклятье! Обыск проводил у меня, всё обчистил! Ни вещей теперь не забрать, ничего! Ещё и заметил, всем ведь доложит… Не позволю! Остановлю!? Пётр даже среагировать толком не успел, как вдруг в ту же секунду на него накинулись. Попытка беглеца схватить адвоката не увенчалась успехом, ведь тот моментально оттолкнул от себя мужчину. Он бросился наутёк, в неизвестному направлении, стараясь позвать на помощь, но и теперь на него напали, не желая отпускать. Если бы только мог Лужин вскричать, обратиться хоть к какой-то живой душе, что могла бы выручить его! ?Попался, подлец! Не уйдешь, не уйдешь! Не позволю я тебе, низшему человеку, больше хоть кого-то судить! Не увидишь ты теперь своего удобного кресла, не накинешь на себя этот фрак треклятый… Ничего тебе не будет, поплатился ты! И все равно мне, все равно-с, на что я сейчас иду, не позволю! Не позволю такому гаду существовать, прокляни меня сам черт!? Раскольников крепко сжимал горло Петра, пока тот только мог корчиться и кряхтеть, руками стараясь хоть за что-то зацепиться. Но Родиона ничего не останавливало, и не мог он отказаться от содеянного. Совсем безжалостной хваткой он не выпускал человека, не давая тому ни одного послабления. Тогда руки схваченного все меньше и меньше двигались в стороны, ровно, как и ноги, а чрез минуту и вовсе обмякли… Только Родион не сразу отпрянул от тела, не сразу и понял, что добился своего. Долго он еще всматривался в страшную физиономию человека с выпученными глазами и высунутым языком, долго и держал руки на шее. ?Убил!.. Убил я его!.. И не жалею, ничего ровно не жалею! Одной противной вошью меньше… ха-ха! Меньше! Не посмею я над собой издеваться, никак нет! Я, может быть, жалок, но есть у меня еще шанс жить, есть… я его не упущу теперь! Заберу что есть, убегу, убегу отсюда далеко… а ты, погань, будешь тут в земле гнить, ведь большего тебе и не дано!? Им овладела даже на какое-то мгновение та искра безумия, при которой и мир казался совсем мельчайшим перед его возможностями. Словно он правда смог снова переступить ту черту, за которую так судорожно боятся ступить многие, которым жизнь своя спокойная кажется дороже. Не чувствовал он в себе никаких уколов страха или совести, не трясся он от каждого шороха, услышанного в переулках. Нет, в нем воспылала прежде ему незнакомая храбрость и чувство собственного превосходства. И хоть поступок его был полностью безрассуден, не просчитан, и сам он действовал согласно своей хаотичной ненависти, Раскольников продолжал внутренне торжествовать. ?Все мои беды только от того, что я переживаю, переживаю что кому-то есть дело до такой вещи, как совесть, как правда, как справедливость… нет ничего, нет! И долго же я себя терзал этими решениями, сомнениями, как мне быть… а пока терзаюсь, такие как он, нещадно попирают людьми, давят их своими лживыми меркантильными интересами!? Но оставлять уже бездыханное тело на произвол судьбы Родион не намеревался. Совершенно не церемонясь, он бросил его в кусты, запрятав за кучей листьев. Ему на самом деле было всё равно, заметят ли труп этого горе-адвоката, или пройдут мимо. Важно было сейчас только одно?— убраться отсюда как можно скорее. ?Пойду я к себе, заберу всё! А дальше, дальше, как быть???— думал он, снова двигаясь к дому. —??Да и толк мне от этого? Кроме подушек затасканных и дивана грязного моего, да стульев обшарканных и нет ничего путного в конуре этой безобразной…? Действовать надо было очень быстро, ведь погоня никуда и не девалась. Хоть и не дал Родион им уследить, куда именно он отправился (а отправился он специально не совсем простой дорогой к дому, а дворами, обычно всем менее знакомыми), рано или поздно они дойдут до коморки. Ничего по правде ценного у него там не было, да и хозяйки, к счастью, не оказалось. Не оказалось! А он ведь и не задумывался об этом до сего момента. ?Не низок я, никак нет. И в положении полного отчаяния. да плевать!? С этими словами свернул он не в свою комнату, а пошел в общую, внимательно разглядел залы, комнаты. Конечно, многие из них были заперты, но не зря он не раз обращал внимание на шкафчик, к которому Прасковья особо присматривалась. ?Вы скажете воровство это! И как низок я, обращаясь к подобному помыслу. Но это лишь мерки обыкновенных людей, обреченных умирать в темницах, в которые их упекают подлецы., но не просто так мне снился этот сон, это предзнаменование! До сего дня я боялся, мучался, дрожал от каждого взгляда в свою сторону., но нет! Мне уже нет пути назад!? Он отдернул хрупкую дверцу, где и скрывалось предполагаемое содержимое. Не долго размышляя, Раскольников сгреб все что мог в карманы и поспешно удалился. По дороге встретилась ему лишь беспечная Настасья, которая и слова не успела вымолвить ему вслед. Но взгляд ее добрых глаз был удивлен такому состоянию студента, который ничем не лучше выглядел помешанного безумца. Единственное, чего он мог сейчас бояться, так это того, что могли его застать врасплох, схватить и без каких-либо шансов вернуть обратно. А потому ходил он осторожно, но все же быстро, переулками, дворовыми улицами, стараясь не потеряться. На центральный вокзал пути ему точно не было, ведь весть о его побеге уже точно достигла всех главных точек города. Но были и те варианты, которые он рассмотрел прежде, а именно кареты несильно пользуемых кучеров, которые, вероятно, и слыхать не слыхали ни о каких преступлениях. Но и хорошая сумма позволит ему оправдаться в случае чего. Не хотелось ему повторения сна. Но на мыслях о сне он и остановился в своих стремлениях быстро и неожиданно уехать. Он вспомнил о осиротевшей Соне, и только сейчас что-то наконец екнуло в его сердце. Даже родные не вызывали сейчас столько беспокойства, ведь и Дуне, и Дмитрию было под силу позаботиться друг о друге, о матери., а он ведь обещал, обещал раскаяться, повиноваться решению, которое ему вынесут! И Соня, Соня больше всего ждала его. и он ведь выполнил его как следует. Но страшно ему так погибать, хоть в действительно и никакая виселица ему не следовала ни за какие тяжелые убийства. Но выбор уже был сделан, и смелость, с которой он шел ?по головам?, на минуту померкшая, восцарилась снова в его душе. Он делал это во благо! Он стремился к их общему благу, а те трудности, что приходится переживать сейчас, лишь временны, и вскоре забудется все это. Нужно будет найти Соню, объясниться, дать понять ей, что дальше им не будет так тяжело жить, когда они покинут стены города раз и навсегда. Тогда он и поскорее и направился к ее дому, ведь времени оставалось мало. Так или иначе распросят каждого здесь кучера и прохожего о его внешности и направлении, но так, так немного осталось ему тут находиться! Новая жизнь, шанс, дарованный ему не просто так, и эта прежде ему незнакомая храбрость и уверенность в собственных силах так и двигали им в тот момент, когда он, не сбавляя темпа, уже оказывался рядом у ворот. Была на пути здесь толпа, но и она ничего не значила для него на пути к цели. Он спокойно расталкивал людей, игнорировал их недовольства, ведь его желание было важнее! Но между тем среди прочих оказались там и квартальные надзиратели, быстро среагировавшие на суету происходящего. Тогда понял Раскольников, что слишком много дал о себе снова знать, а потому сразу же принялся уходить от главных улиц, теряться среди людей. Но путей до Сониного дома было не так много, и боялся он сбиться с дороги, повернуть не туда. однако теперь ему будто помогала сама судьба, сама та невидимая сила, что окутывала, вероятно, всякого, кто решился на такие смелые шаги. Теперь ему не было тяжело совсем идти вперед, да даже страха быть схваченным в нем практически не осталось. Разве он не сможет снова, разве его кто-то остановит? Никто, никто встанет на пути, а если и встанет, то ждет их участь не лучше того червяка Лужина! Его безумная уверенность заходила все дальше и дальше.