31. Real (1/1)

Первое, чему удивляется Кэш, когда попадает на работу к Джокеру, так это тому, насколько жесток и хаотичен самый главный маньяк города. Бедлам в чистом виде. Эмоция такая сильная и такая неотторжимая, что даже страшно становится. И это при том, что Кэш в принципе бесстрашный сорвиголова. Нет, всякие монстры на пути встречались, но видел он действительно много, чтобы говорить о том, что он ничего не боится. Ну или почти ничего. Джокера опасается. Это такой типаж – таких нужно бояться, чтобы выжить в Готэме. Чтобы иметь в голове нужное количество дырок, должно опускать голову, не смотреть в глаза, всегда говорить ?да?. Так проще. Джокер – босс, он решает, какими должны быть наемники, не Кэшу противоречить его воле, хоть и больной. Да что уж там – безумной. Но Кэш приучен выживать. С Джокером – страшно, но, как ни смешно, и безопасно тоже. С Джокером сыто и всегда при бабках. А Кэш любит наличку, не зря же его так прозвали. В этом есть некоторая ирония. Как и во всем, что делает Джокер. Босс мог бы притвориться двуликим, если бы захотел – никакой статики, прямолинейности, сплошная динамика и завихрения кривых линий. Двойственность, лживость, везде гребаное двойное дно. Но Кэш ведь умеет выживать лучше, чем что-либо другое. Именно поэтому он в команде Джокера. При делах. Именно поэтому он все еще с нужным количеством дырок в голове. Самое странное в Джокере, самое неправильное и кривое – это, конечно же, Харли Квинн. Его ахиллесова пята, его точка невозврата. Единственная. Поначалу Кэш не понимает, что именно такого необычного в Харли. Собирает информацию по крупицам, впитывает. А ее и немного этой информации. Харли с Джокером около трех лет. Много это или мало? Для обычных людей – всего-ничего, но для Джокера это почти вечность. Три-мать его-года. За это время босс не переломал ей все кости, хоть и бывали эксцессы, часто, надо признать, не затолкал ее в сосновый ящик, хоть и хотелось, это видно, не променял ее на кого-то получше, другую, об этом и речи идти не могло. Харли – королева, такие только сами уходят, их с должности снять нельзя. Можно подумать, что Харли как бывший мозгоправ – умелый манипулятор. И это, бесспорно, так и есть. Она умеет крутить людям мозги, вселять им безумные мысли, за которые с этими мозгами можно легко и расстаться. Но с боссом Харли не делает так никогда. То ли боится, то ли благоговеет, непонятно. Она просто не позволяет себе залезть к нему в черепную коробку слишком глубоко. Провоцирует, ерничает, издевается. Все, что угодно, но не втерапевтических целях. Просто так. Харли часто делает что-то по наитию. Возможно, Джокер забрал ее из Аркхама как трофей, красивую куклу, оставил по той же причине. Ведь она хороша, этого не отнять. Умеет впихнуть свое ладное тельце в арлекинский костюм так, что любо-дорого посмотреть. Умеет накрасить губы ярко, маняще, жеманно хлопает ресницами, стреляет синими глазками невинно и развратно одновременно. Джокер – архи-мозг, гений в своем роде, но еще он и мужчина тоже. Может, он купился на эту кукольную красоту, на это сладострастное ?папочка?.Харли умеет быть полезной. Хорошо стреляет, без промаха, удачно выбивает дурь из врагов, рассовывает брюллики по карманам. Своих не бросает, штопает тренч босса, его раны. Она преданная, словно собака. Провела с Джокером только три года, но въелась ему под кожу так, стала называть его исключительно ?любимый? и ?родной?. Босс кривится, клацает зубами, но ничего не делает. Спускает ей эту вольность, позволяет ей представить, что они нормальные, как все остальные пары. Или почти. Кэш изучает Харли, приходит к выводу, что в ней нет совершенно ничего особенного. На ее месте могла бы быть любая другая девица – с тугими сиськами, заискивающим взглядом, лихая и разбитная. И ничего бы не изменилось. Тогда как же именно ей удалось выжить рядом с боссом целых гребаных три года? Ответа нет. Зеро. Наверное, дальше и не стоит искать, ведь, если Джокер не захочет дать информацию, получить ее будет невозможно, как ни крути. И Кэш оставляет дурацкую затею. Раз уж Харли здесь, значит, она нужна. Этим можно ограничиться. Джокера приносят на щите. Редко, но случается. У него в груди четыре пули. Он не умирает, но очень близок к тому, чтобы поздороваться с богом. Скорняк Вито говорит, что состояние стабильно тяжелое. Босса подключают к пластиковым трубкам и капельницам, а Джонни Фрост начинает доставать шестерок из колоды – искать, кто же посмел напасть на босса прямо в зале Айсберга, на виду у всех. Наемников перестреляли, словно хлопушки под Новый год, но яснее ситуация от этого не стала. Где-то то ли крыса завелась, то ли Джокер в очередной раз перешел дорогу кому-то злому и гадкому. Такому же, как и он сам. А таких в Готэме много – пальцев одной руки, чтобы пересчитать, не хватит. Харли не кипишует. Инструктирует Вито, что нужно и когда, задает Фросту массу вопросов, собирает информацию. Также внимательно и скрупулезно, как и Кэш собирал о ней. Джокер без сознания, хоть и в медикаментозном, но сне, а это одной проблемой меньше. Ей не до него, не до раздутого эго и постоянных требований. Харли Квинн предстает собой настоящей – хитрой и расчетливой, жестокой, где и с кем надо. Не Фрост ищет, а она. Раздает указания так, словно она королева. Конечно же, кто бы спорил.Кэша и Скэба ставят к комнате босса, вооруженных до зубов. Харли знает, что одной попыткой не ограничатся. Или догадывается. Схорониться им сейчас не удастся, у них есть один не действующий член экипажа. Но самый важный. Поэтому они как на ладони, но это и неважно. Харли предпочитает принять прямой бой, не прятаться. А ещё она в ярости, под маской холодного спокойствия, равнодушного стоицизма. Из ее глаз только что искры не сыпятся. И Кэш понимает, что шутки с ней очень и очень плохи. Не стоит даже начинать, добром не кончится. У Кэша задание – позвать мисс Квинн, даже если ему почудится, что Джокер пришел в себя. В любом случае. Но Кэшу не мерещится. Джокер кашляет и открывает глаза. Кэш тут же отправляет ей сообщение. А она появляется, как чертик из коробочки. Натянутая, как струна, прямая и жесткая, сплошной нерв в сжатой пружине. Джокер ворочает красными глазами, пытается разлепить сухие губы. Удается. - Сдохли? – первое, что спрашивает. Харли смеется. Запрокидывает голову и звонко хохочет пару секунд. Смех обрывается. Это у них семейное с Джокером – оба умеют прекратить смеяться в один миг. Это крипово, - думает Кэш. А потом она садится на край кровати и берет его ладонь в свою руку, прислоняет к щеке. - Ох, папочка, я думала, что ты… все, - еле выговаривает она, и слеза бежит по щеке. Было бы театрально и приторно, если бы не так… Кэш не может подобрать слова. Она не отсылает охрану, не скрывается и не умоляет его не умирать. Стирает ладонью непрошенные слезы, снова улыбается. Клоуны должны все-таки смеяться, а не плакать. - Не дождешься, тыковка, - хрипло усмехается Джокер, треплет ее по щеке неслушающимися пальцами. - Ну, когда-нибудь, - хлестко шутит Квинн, целует внутреннюю сторону его ладони, - должна же я стать веселой вдовой. - Через миллион лет разве что, - скалится в ответ Джокер, подмигивает. Харли уходит, Джокер снова проваливается в сон. Если бы Кэш кому-то рассказал о том, что видел, а он, конечно, не сделает, он бы сказал, что все у них по-настоящему, у клоунов. Хорошо, что ему некому это поведать. Ему ведь дороги имеющиеся у него в голове дырки. Их достаточно.