4. Helter-skelter (1/1)
- Заткни её, - шипит Джокер остервенело, совсем по-змеиному. Они сидят на корточках в выбоине между стеной и коридором, в полной темноте. Фанни толком не понимает, что происходит. Ей вчера исполнилось восемь, был большой торт со свечками, ребятишки с улицы пробрались, чтобы поздравить, потягать её за хвостики.И вот теперь все они — отец, мать, Фанни — схоронились в подземелье под старым луна-парком, говорить ничего нельзя, плакать нельзя, дышать нельзя. Люди в форме рыскают, словно ищейки, пытаются нащупать, куда же запропастились клоуны страшные, не смешные. Когда в коридоре становится тихо, выждав добрых полчаса, а может и больше, Джокер выбирается из расщелины. Руки Харли не подает. Мама подсаживает Фанни вперед, лезет следом. У нее поломаны её красивые, словно у феи, длинные красные ногти. Два выдраны прямо с мясом, ногтевая пластина кровоточит. Фанни снова готова зарыдать. Но не смеет. Раз отец сказал заткнуться, лучше не будить лихо. У Джокера прострелено плечо, кровь пульсирует, бьется, старается вырваться наружу. Харли подходит близко, осматривает его рану с расстояния. - Надо перевязать, пирожок, - говорит, качает головой. Губы трясутся, облизывает их все время, но голос твердый. Фанни знает, что когда мать вот такая,лицо-белая простыня, губы — мазок крови на нем, все очень плохо. Но все также не смеет ничего вставить, ехидно добавить. Джокер любит острых на язык, да только не прямо сейчас. Если вклиниться, можно и без языка остаться вовсе. - Отъебись, - грубо бросает он в ответ. - Если бы не ты и твой выблядок, я в первую очередь не получил бы этой пули. - Надо. Перевязать. Пирожок, - чеканит Харли заученно, совершенно не боясь едкого гнева Джокера хватает его за больную руку, выворачивает. Он шипит, клацает металлическими зубами, но больше не произносит ни слова. Мать отрывает подол своего и так слишком короткого платья, наматывает на предплечье, загоняет кровь обратно, где ей самое место. Джокер смотрит на Харли отстраненно, но уже не так ядовито, с толикой ненужной благодарности. И вот в этот момент Фанни решает вклиниться. Быть может, он самый удачный, и лучше уже не будет. - Па, - хнычет она, - прости меня, я же не хотела! - прячется за материны разбитые в кровь ноги. Джокер не склонен к сантиментам. У Фанни до сих пор запястье ноет, когда вспоминает его хватку. Сломанное запястье. Наказание за проступок всегда жестокое. Фанни знает, что справедливое. Но пакостить и шкодить не перестает. У отца есть одно качество, которое Фанни за все эти годы научилась ценить — к ней он действительно справедлив. С другими — не так. Другие могут получить пулю или стилет за просто так, потому что у босса вот такое настроение, игривое. С Фанни иначе — ее он бьет за дело. Даже мать не удостоилась такой чести. И вот именно поэтому Фанни трепещет, когда смотрит в его черныепромасленные глаза. Она боится этой справедливости. Потому что Джокер всегда рубит с плеча. Джокер не отвечает ничего, просто перестает на нее смотреть, теряет всяческий интерес, берет ладонь Харли в свою. И Фанни обижена до глубины души, потерять его внимание, лишиться этой привилегии — само по себе страшно. И обидно. Наверное, это и есть его наказание. Она не достойна даже тычка, даже белой шрамированной отметины. Она ему просто больше не интересна. Фанни всхлипывает, втягивает носом воздух. Успокаивается за секунды. Раз ему не нужно, то ей и подавно. Джокер впихивает в ладонь Харли записку, сжимает ее разбитый кулак поверх.- Пойдешь туда, - скрипуче оглашает вердикт Джокер, даже не глядя на нее. - Джей, это не безопасно, ты что не помнишь, чем закончилась наша предыдущая встреча? - Харли лепечет, но слова застревают в горле.- Они же твои родственники, семья, тыковка. Разве это не превыше всего? - Джокер разражается лающим смехом.- Я принесла им свидетельство о твоей смерти, - тихо говорит Харли.- Да, именно, - Джокер медленно подходит, больно хватает пальцами её подбородок, фиксирует, - но ты- моя жена, а она — моя мать, так что как-нибудь споётесь, - выплевывает обвинения Джокер. - Все по закону, чтобы было и по любви тоже, ты уж постарайся.Фанни выжидает, стоит за матерью, ждет указаний отца. Она смирилась с его невниманием, с его равнодушием, готова нести это наказание без пререканий. Мать лишь качает головой, кладет руки на грудь отца, туда, где рана, целует в сухие неподатливые губы. - А как же ты? - спрашивает. - Меня не спрячешь на самом видном месте, придется залечь на дно, - говорит просто, наблюдает её разочарованную реакцию. - Не унывай, миссис Напьер. Когда я пойму, кто действительно нас продал и за сколько, остались ли хвосты, ты узнаешь. Он резко отходит, смотрит на затаившую дыхание Фанни лишь секунду, а затем устремляется в один из туннелей, не оборачиваясь назад. Фанни трепещет — это маленькое откровение для нее, словно амброзия. Не она виновата в зачистке полицией их убежища. Фанни думает, что они отправятся к тетушке Пэм или тетушке Фло, но выходит все совершенно по-другому. В одном из темных переулков, в заброшенном здании, мать переодевает Фанни, вытирает кровь с ее лица, делает два хвостика. Сама влезает в джинсы-дудочки и кашемировый мягкий свитер. Они кружат по городу, дождь стучит по крышам такси и автобусов. И наконец, ближе к вечеру, добираются до старого дома за живой изгородью. Фанни устала, ей хочется есть, но даже пикнуть она не смеет. Мать держится отстраненно и спокойно, ведет себя так, словно все плохо, и шанс выбраться у них только один. Фанни понимает. Не дурочка. После истории с Джонатаном Крейном она многое понимает. И сейчас лучше не рыпаться, вот что.Дверь открывает пожилой дворецкий. Фанни понимает по его красивой, хоть и старинной одежде, по седым бакенбардам и усталым, но добрым глазам. За спиной слуги возникает богатая старая леди, к которой они собственно и пришли. - Харлин? - удивленно, со смесью презрения и недовольства, спрашивает женщина. Накрашенные розовым тонкие губы кривятся в полуулыбке. Фанни не может понять, кого эта неприятная старуха напоминает ей. Высокая, статная, властная, конечно. Образец того, чего Фанни боится и чему подчиняется. Её идол. Её отец. Фанни цепляется за руку матери, осторожно, чтобы не задеть снятые с мясом ногти. Ей так страшно и так любопытно, что боится даже вздохнуть. - Да, миссис Напьер, - ухмыляется мать, ведет себя спокойно, как змея перед броском, показательно расслабленно и в то же время сжато, готовая к атаке в любую минуту. Смотрит на старуху, изучает ее, смеется прямо в лицо. Старуха смотрит в ответ. У нее темные знакомые глаза, сухая как бумага кожа и совершенно недружелюбные намерения. - Чего ты хочешь, девчонка? - шипит старуха, выплевывает слова, словно обвинения, - тебе мало того, что уже натворила? - усмехается, ерничает. И вот тогда мать сжимает ладошку Фанни, тихонько подталкивает ее вперед. Выставляет перед собой живым щитом. Фанни не знает, что ей делать, пятится, вжимается в материны ноги. - Мы тут проездом с дочкой, - акцентирует последнее слово, смакует его как некую непристойность, бросает в лицо этой сухой чужой женщине, - нужен ночлег на несколько дней.Миссис Напьер хочет ответить что-то ядовитое, колкое, но внезапно ее взгляд останавливается на Фанни. Они пялятся друг на друга неотрывно, черное на черном. - Это... - начинает треснувшим голосом старуха, тушуется, загибает пальцы на руке, шепчет что-то неслышно. - Это то, что я думаю? - внезапно требовательно спрашивает она. - Сколько ей? - указывает на Фанни узловатым пальцем с идеальным маникюром и слишком большим бриллиантом. Харли секунду беззастенчиво пялится на огромный камень, облизывается, а потом сжимает ладошку дочери чуть сильнее, чем нужно, говорит: -Девять исполнилось пару дней назад. Старуха ахает, хватается за сердце. Ничего не говорит, пропускает их в дом. - Фанни, детка, поздоровайся с бабушкой, - глумливо предлагает мать, подталкивая ее вперед. И Фанни разевает рот в беззвучном крике. Вот почему старая леди показалась такой знакомой. Все просто.Старуха действительно похожа на отца. Такая же надменная, такая же чудовищно далекая, недостижимая в своем величии. Фанни быстро узнает и догадывается, что миссис Напьер богата, сказочно богата. По стенам ее дома висят многочисленные фотографии на балах и приемах. Её и ее сына. Его звали Джон Напьер. Пропал, когда только исполнилось шестнадцать. Уехал кататься на красном кадиллаке и не вернулся. Машину нашли всю искореженную, в крови. Числился без вести пропавшим почти до сорока. Пока в дом миссис Напьер не заявилась Харлин. Другая миссис Напьер. Следующая. Пришла и принесла свидетельство о смерти, а также свидетельство о браке. Эти знания Фанни беспечно черпает из старых газет, хранящихся на чердаке, подслушанных разговоров слуг при приглушенном освещении, перепалок между старой и новой миссис Напьер. Она складывает паззл кусок за куском, смотрит этот калейдоскоп, переворачивает. Слишком мала, чтобы понять все слова до конца, слишком взрослая, чтобы поверить в гостеприимство старухи.Бабка не разговаривает с ней. Мать молчит, ведет себя, словно хозяйка в этом доме. Обе игнорируют мелкую напасть, Фанни Напьер, теперь она знает. Мать боится ослушаться слов отца, бабка слишком гордаи непоколебима, чтобы снизойти до малявки-внучки, пусть та и идеальная копия ее покойного сына. Проходит неделя, три. Фанни живет словно в изоляции. Ей покупают игрушки, закармливают сладостями, ей не уделяют ни капли внимания. Она в семье и совершенно одна. Мать погладит дрожащей рукой по волосам, отпустит несмешную шуточку,- и это все.Фанни понимает, что к ней равнодушны абсолютно все. Начиная отцом и заканчивая матерью. Все члены ее семьи вычеркнули ее намеренно и хладнокровно из своих жизней. Фанни чувствует разочарование и грусть. Быть ненужной — очень простое занятие. Отец обещал, что вернется, что придет за ними. Но его все нет. И Фанни по-настоящему скучает, хочет, чтобы он вернулся за ней. Мать тоже, конечно же, ждет. Скучать вместе они не умеют, потому грусть разделяет их, а не соединяет. Харли в очередной раз собачится с вынужденной свекровью, кричит что-то в гостиной, визжит так, что хрустальные люстры трясутся. Старая и новая миссис ненавидят друг друга, ничего не поделаешь. Слишком разные. Фанни слушает все это, подкрадывается к полуоткрытой двери, замирает на пороге, шмыгает внутрь. - Если ты просто не хотела нас оставлять, старая ты сука, могла бы сразу и сказать! - кричит мать. Лицо раскраснелось, приобрело пунцовый оттенок. - Послушай сюда, оборванка, - парирует презрительно бабка, - она — его кровь, ее я не могла уж точно оставить на улице. А теперь и подавно. Хочешь, катись, ее только оставь. Здесь ей явно будет лучше. Фанни задыхается от ужаса, царапает ладонь. Ей хочется кричать. Неужели замолчавшая на секунду мать действительно обдумывает ее слова. - Лучше? - безумно спокойно переспрашивает Харли, ее губы трогает легкая, но нехорошая ухмылка.- Ты имеешь ввиду, также хорошо, как и ему? Подумай только, он с тобой не общался сколько? Двадцать лет? Больше? Как ты сама думаешь, старая стерва, из-за чего? Миссис Напьер замирает безмолвной белой тенью. Точит взглядом черных пронзительных глаз, препарирует.- Убирайся, или я вызову полицию, - шипит с придыханием. - Утром мы уйдем, - ухмыляется Харли. - Нет-нет, дорогуша, ты уйдешь сейчас, а вот она, - бабка указывает пальцем на Фанни, - она останется. Фанни жмется ближе к матери. Разговор двух женщин ей непонятен. Неужели старуха действительно думает, что мать оставит ее здесь? Зачем? Почему? А старая миссис Напьер подлетает сверкающей молнией и, пока Харли не опомнилась, дает ей оплеуху. Сильную затрещину. Казалось бы, откуда в столь тщедушной, старой женщине столько сил? Но Харли не удерживает равновесия на каблуках и падает на пол. Фанни всхлипывает, втягивает носом воздух. Смотрит на мать. Та ошарашена, не знает, что именно нужно делать. Она просто сидит на полу и трет опаленную щеку. И вот в эту секунду Фанни слышит аплодисменты. Жидкое хлопанье одной пары ладоней. А потом свист. Все три Напьер оборачиваются одновременно. Джокер хлопает самозабвенно, запрокинув голову, смеясь над чем-то своим. Внезапно, будто кто-то выключил свет, он прекращает. Разминает затекшую шею, позвонки хрустят. - Па, - тихонько выдает Фанни, - па! - уверенно говорит она и бросается к отцу, обнимает его за пояс. Чувствует, как рука в перчатке проходится сквозь кудри. - Крошка, - скрежещет он, и все забыто. Фанни снова нужна кому-то.Джокер отцепляет Фанни от себя, делает шаг вперед, к восковой фигуре старухи Напьер. По пути подает руку Харли, поднимает ее на ноги. - Я их забираю, - говорит сухо, облизывает губы по кругу, не может остановиться. Эта нервная привычка у него в ходу, особенно когда идут с матерью на дело, Фанни помнит, - Не ты, - добавляет. - Кто ты такой? - губы старухи трясутся, руки ходят ходуном, но ей все же хватает смелости произнести, обратиться на ?ты?, вообще задать ему вопрос. Фанни хорошо усвоила, что отец вопросов не любит, если ему нужно, он говорит сам. - А ты как думаешь, миссис Напьер? - разражается лающим смехом Джокер. Ответа он не слушает. Просто поворачивается и идет прочь. Харли хватает Фанни за руку и идет следом. Та еле поспевает, попадает сандалией в теплую густую кровь, растекающуюся от пробитой головы дворецкого, отдергивает ногу. - Джонни? - слышит она истеричное и надменное. Джокер идет вперед, не позволяет себе улыбнуться. Фанни и Харли семенят за ним.