часть 3, про то, что может к богатырю подкрадываться со спины (1/1)

Не давая всаднику-ночи намного опередить его, Финист вышел, едва стихли последние раскаты грома. Поклонился бабушке, поблагодарил избушку, вежливо дверь прикрыл. Из частокола выдернул пику с черепом, как Яга и велела?— глазницы сверкнули на него предупредительно и внимательно. Богатырь скосил на череп ответный взгляд, постаравшись придать ему выражение покровительственное и лукавое одновременно.Перед ним расстилался густой лес, черный, мокрый до последней веточки. Свет черепа выхватывал землю, замшелые стволы и переплетения корней на несколько шагов вперед, но за границей светлого круга начинался непроглядный мрак. Привычные лесные звуки искажались от дождя, и Финиста не выручали даже глубоко врезавшиеся, впаянные в голову птичьи инстинкты?— но даже они не справлялись в кромешной тьме.Финист наклонился, чтобы мокрая сосновая ветка не задела его по волосам. Обычный смешанный разнородный лесочек сменился хвойным.Хвойный лес?— другой совсем, колдовской, волшебный. Только если в еловом магия добрая, к путнику приветливая, елочки, коли человек не дурной, защитят и поддержат; то в сосновом бору под деревьями сгущается свой собственный мрак, он древнее и самостоятельнее, чем те, кто проложил по лесу звериные на первый взгляд тропки. Финист был не дурак, (не Иван же, в конце концов), и догадливо делал вид, что не замечает ни отблесков глаз без белков, смотрящих ему вслед, ни когтистых и уж слишком многопалых лап, крепко держащихся за стволы. Шел себе и шел, череп на палке нес. За шиворот не сильно капало?— и ладно.Там, где среди сосен начали снова проглядывать пусть забитые, увядшие, но все же живые деревья с листьями вместо иголок, он наконец-то вдохнул спокойнее. Как оказалось?— зря.—?Давно не виделись, горилла козлиная! —?гаркнул славно пропитый и прокуренный голос у богатыря за спиной, что-то просвистело в воздухе?— и Финист…—?ЗАРАЗА!..Жуть какие острые зубы жуть как крепко впились в финистовы?— крепкие, как он думал, но далеко-о-о, оказывается, не настолько?— булки. Получилось бодряще, весьма, весьма.Финист, все еще не вернув свое привычно-богатырское, отсутствующее выражение лица, схватился за меч. Слава богам, что Колобок оторвался от его задницы и отскочил в траву раньше, чем тот сориентировался точнее.—?Ну, старый друг, здравствуй! —?ухмыльнулся хлебобулочный вредитель и заржал, выкатываясь на тропинку перед богатырем.Тот с трудом удержался от того, чтобы не наподдать ему сапогом от души. Богатырская душа?— широка…Вместо этого выдал что-то сквозь зубы, отдаленно смахивающее одновременно и на приветствие, и на проклятье.—?И тебе не хворать, блондиночка! —?Колобок перекувырнулся. —?Что, на подвиги собрался?—?Ну, может и собрался. Тебе-то что?—?Любопытно, как далеко твои булочки с круассанчиком зайдут на этот раз.Финист не удержался и хмыкнул, колоритно ухмыльнулся:—?Чувствую, кто-то переобщался с Иваном. Ну, значит, как меньшее?— вот настолько далеко я точно зайду. А там посмотрим,?— он помолчал, что-то прикидывая,?— закинуть тебя в мешок да на спину, или сам со мной пойдешь?Колобок фыркнул и демонстративно покатился вперед, опережая богатыря на пару шагов. Финист только плечами пожал?— да проверил, как крепко бабушкин череп держится на палке?— и пошел следом.Колобок понятливо вывел его к опушке. Так-сяк покрутился, поворчал, поругался, припоминая, как Финист залепил ему снежком в рот в прошлом году?— да вдруг смолк, точно пропал. Богатырь оглянулся, впрочем, не забывая смотреть и вперед, поискал глазами, проверил птичьим слухом, на мгновение выпустив перья и когти из-под привычной личины. Никого окрест не обнаружил, да и махнул рукой. Так только сподручнее будет.Еще сотню шагов из лесу прочь он остановился, настораживаясь в который за ночь раз. Что-то изменилось, будто подошел он к невидимой границе, да так и застыл на перепутье, не покидая старой земли и не вступая в новую.Это как планировать, прежде чем нырнуть к земле, нацелив когти в спину кролик. Только кролик однажды может оказаться не комочком меха, мяса и костей, а Великим Кроликом?— бесконечностью, заключенной в единстве и одиночестве. Великий Кролик может бессчетно делиться и сожрет все, что встретится ему на пути, и оно будет стерто с лица земли, а убить его не убьешь, пока цело хоть одно из мириадов его кроличьих тел. Бросаясь на кроликов, играющих внизу в траве, всегда нужно помнить о Великом и быть готовым рискнуть?— в этом и заключается особая прелесть вкуса крольчатины.Богатырь откинул волосы со лба и сделал первый шаг.И кто-то у него за спиной, точно в такт ударам сердца, точно попадая в ритм его поступи, тоже сделал шаг?— со скрипом, скрежетом и будто бы утробным рыком, какой не издать ни единому зверю.—?Добро пожаловать, Ясен Финечка! —?крикнул ему знакомый голос, вновь, как давеча Колобок, возникая из-за спины. Только в этот раз с высока, выше, чем может быть человек, выше всадников?— Ваня Муромец, в черной мантии, в венце поперек широкого лба стоял в распахнутых дверях избушки на куроножках, держался рукой за косяк и взмывал все выше и выше по мере того, как избушка разминала свои затекшие лапы. На коньке красовались оленьи рога, а вместо ярких лесных цветов крышу заполонила живучая, буйно растущая дурман-трава.Финисту пришло в голову, что ?богатыри не матерятся??— это плохой завет.