Масштаб трагедии (1/1)

Впервые пропасть между собой и своим человеком Иорвет ощутил накануне Йуле. Вернону, вернувшемуся ненадолго из Вызимы, чтобы провести праздник вместе с супругом, много сил понадобилось в тот день на то, чтобы убедить Иорвета не просто показать нос из теплой уютной комнаты, но еще и отправиться в лес за еловыми ветками. Традиции, родившиеся, пока с ними жил Иан, супруги давно забросили, но в этот году Вернон был очень тверд в своем намерении отпраздновать Самую долгую ночь по всем правилам.Пробираясь по заснеженному, совершенно безмолвному и ослепительно промерзшему лесу, человек вскоре заметил, что спутник его безнадежно отставал, чуть ли не спотыкался на каждом шагу, и истолковал это по-своему, списав все на традиционную хандру, в которую Иорвет погружался всякий раз в это время года. Человек остановился посреди едва заметной тропы, поманил к себе эльфа, и, когда тот приблизился, заключил Иорвета в крепкие объятия и пнул возвышавшееся рядом с ними высокое разлапистое дерево, вызывая на их головы целую снежную лавину. Холодные ошметки залепили эльфу глаз и набились за шиворот, и от неожиданности подобной ребяческой выходки он даже не успел начать возмущаться. Вернон, продолжая крепко обнимать супруга, повалил его в снег и, смеясь, хотел поцеловать, но схлопотал лишь тяжелую отчаянную оплеуху. Для барахтающегося в снегу, почти задыхающегося эльфа это была жалкая попытка спастись. Для Вернона же?— продолжение веселой игры, призванной, судя по всему, развеселить и расшевелить Иорвета.И позже, сидя у разожженного камина, завернувшись в шерстяное одеяло и чувствуя, как навалившийся к вечеру озноб начинает выворачивать в теле все кости, Иорвет вспомнил, что прежде это и впрямь могло показаться ему забавным и веселым?— в лесу эльф всегда чувствовал себя как дома, не боялся снега и холода, а видеть обычно собранного, серьезного, даже мрачного Вернона таким беззаботным?— дорогого стоило. И нынешнее открытие оказалось столь же закономерным, сколь и пугающим?— Иорвет добрался до границы старости, сам того не заметив, и теперь стоял с нею лицом к лицу, совершенно один.Вернону, за последние годы ставшему неотделимой, неотъемлемой частью его самого, верному спутнику, готовому жизнь положить ради благополучия своей семьи, нравилось быть молодым. Иорвет вспоминал иногда, каким человек был двадцать лет назад, когда они вновь встретились, чтобы больше не расставаться. От того Роше, усталого, постаревшего, почти отчаявшегося, ничего не осталось.С годами в нем, казалось, лишь прибавлялось сил, Вернон познавал простое и непостижимое умение радоваться жизни, и готов был и Иорвета вести по этому пути прочь от забвения и дряхлости. Но эльфу каждый новый шаг давался теперь с неподъемным трудом. Человек, возомнивший, видимо, себя бессмертным, не считался больше ни с какими трудностями и преградами. Даже страшное ранение, полученное на последней войне, он пережил легко и с улыбкой. Иорвет вспоминал самого себя в точно такой же ситуации, и со стыдом признавал?— он, лишившись глаза, едва не поставил на себе крест, долгие месяцы учился игнорировать слепое пятно, по-новому стрелять из лука и держать в руках меч. Для Вернона же эта потеря оказалась лишь досадной неприятностью. Он оправился от контузии за считанные недели, а рука его осталась такой же твердой и точной. Человек приобрел привычку вращать головой, если хотел посмотреть вбок, а его рефлексы, казалось, еще больше заострились, тело стало послушней и смертоносней, компенсируя недостаток обзора. Он злился на судьбу, но сумел превратить свою злость в новые навыки и жить с этим дальше. Вернон ничуть не смущался своего шрама, и Иорвет, глядя на то, как он легко отказался от узкой черной перевязи, когда рана окончательно затянулась, и почти красовался аккуратно заштопанными веками, стыдился собственной плотной повязки, за которой в течение долгих лет прятал уродливое увечье. Для Вернона уродства войны не существовало?— лишь гордые следы былых подвигов.Вместе с быстротой реакций, гибкостью тела, не знавшего отдыха даже сейчас, когда спешить ему было почти некуда, человек взрастил в себе жизнерадостную беззаботность и сводящий скулы оптимизм. Он отринул тоску, как ненужную помеху, он был неутомим и стремителен. Он был снова мальчишкой, но новой, исправленной версией того паренька, каким нашел его в свое время король Фольтест. Вернон, казалось, родился заново и начал путь сначала, без оглядки на собственные потери и пережитую боль. И рядом с ним Иорвет чувствовал себя настоящим бесполезным стариком.Первый месяц эльф еще пытался сопротивляться. Он скрывал от Роше участившиеся легкие простуды, старался собраться и искренне улыбаться к каждому его приезду из Вызимы. Он пытался следовать за своим человеком, не оборачиваясь, не останавливаясь, крепко сжимая его руку в своей. Но с каждым днем Иорвету все больше начинало казаться, что Вернон уже не ведет его вперед, а тащит, как уставшую лошадь, которую давно следовало пристрелить, чтобы она не задерживала человека на пути.Признавшись Вернону в своей слабости, в подступающей старости, в своем страхе перед этой необъятной громадой, Иорвет увидел, что человек ему просто не поверил. В его любящих добрых глазах эльф оставался прежним?— молодым и прекрасным, несмотря на увечья, ошибки и ругань. И Иорвету оставалось лишь замирать от нежности и ужаса под этим взглядом. Если бы человеку хватило сил отказаться от собственного самолюбования и по-настоящему взглянуть на него, он не смог бы, должно быть, пережить потрясения от увиденного.Иорвет и сам пытался преодолеть это потрясение. Он ловил себя на том, что в его жизни почти не осталось радости или даже простого удовлетворения от самого себя. Ему было, чем гордиться в жизни, он всегда достигал поставленных целей, но результаты тех, прежних трудов, его больше не радовали. Эльф читал лекции и разговаривал со студентами, спорил и настаивал на своем, видел свет понимания в юных глазах, но с течением лет их реакции стали предсказуемыми, а слова, повторенные несколько раз, теряли смысл.Несколько лет назад Иорвет пришел к удивительному открытию, что начал по-настоящему гордиться своим сыном. Слова о том, что мальчик был первым за многие века эльфским ребенком-Истоком, прежде пустые, пусть и красивые, обрели смысл, и успехи Иана для Иорвета были, пожалуй, приятней и важнее, чем собственные. Он готов был с каждым встречным говорить о том, каким великим целителем станет его сын, какие потрясающие вещи он уже может совершать, как прекрасно он показал себя, помогая раненным на войне, а потом отличился и когда наступил мир. Иан мог жаловаться, что не хватает звезд с неба, что не все давалось ему с наскока, что приходилось зубрить, чтобы запомнить, и тратить много сил, чтобы очередное сложное заклятье у него получилось. Иану не нравилось учиться ни у мастера Риннельдора, ни у Кейры, он болезненно воспринимал упреки и критику, но Иорвет был с ним решительно не согласен. Слава требовала работы, и сын справлялся с этой работой блестяще.Пока не предал самого себя и не сдался. И столкнувшись со страшным разочарованием, с новой зияющей полыньей внутри себя, Иорвет запретил себе даже думать об Иане. Мальчик так рвался к свободе?— что ж, отец был готов предоставить ему свободу от своей навязчивой гордости. Должно быть, это можно было назвать слабостью и ерундой. Иан был плотью от его плоти, их связывало куда больше, чем иорветово хвастовство, но эльф, слишком недовольный самим собой, слишком напуганный собственными слабостями, просто не мог себя заставить посмотреть на ситуацию объективно, без злости, и принять глупый выбор сына. Это могло стать последней каплей в чаше его ненависти к самому себе. И Иорвет решил отступиться. Из двоих отцов мальчика лишь у Вернона оставались силы, чтобы поддерживать его, несмотря ни на что.Но, столкнув своего человека в пропасть своего отчаяния, Иорвет решил все же сигануть вслед за ним, чтобы Вернону было не так страшно падать, и согласиться прочитать последнее из пришедших от Иана писем. Для его человека это было важно, и эльф готов был продраться сквозь пустопорожние рассказы о вольной цирковой жизни и представлениях, пусть даже пред очами князей и королей, чтобы у Роше не было потом повода сказать, что он хотя бы не попытался.Однако в день, когда человек отдал ему злополучное письмо, прочитать его у Иорвета просто не нашлось времени. Зяблик провел у них в комнате почти все время до вечера, и заботой о нем Иорвет смог малодушно оправдать для себя собственную трусость. Письмо осталось лежать под смятой подушкой в ожидании своего часа.Очень смутно, но эльф помнил те чувства, что испытывал, наблюдая за тем, как Вернон нянчился с их собственным сыном. Крикливый младенец, а затем?— надоедливый, слишком активный мальчишка временами вызывал в Иорвете столько несправедливого, постыдного раздражения, что сейчас эльф с трудом мог поверить в то, какая глубокая трепетная нежность рождалась в нем при взгляде на то, как Вернон обращался с Зябликом. Усадив мальчика к себе на колени, разделив с ним поровну коробку карандашей, человек, смеясь, помогал малышу рисовать на большом листе бумаги какой-то фантастический пейзаж, высокий замок и кого-то, подозрительно похожего на самого Иорвета, только в длинном зеленом платье и с короной на голове. За обедом Вернону удалось играючи сторговаться с Зябликом, который терпеть не мог вареную морковку и лук, чтобы он съел целую тарелку овощного супа в обмен на игру ?в лошадку?. ?В седле? на спине верного скакуна Роше Зяблик держался с достоинством настоящего рыцаря, управлял человеком, дергая его за ворот и короткие пряди волос, и оба они смеялись на весь кампус.Иорвет в их простые шумные развлечения почти не вмешивался, предпочитая наблюдать. Вернон, списав его молчаливость на последствия недавней болезни, и не пытался втянуть эльфа, лишь иногда посылал ему смеющиеся счастливые взгляды. И когда, уже под вечер, Зяблик вызвался сыграть для хозяев что-нибудь на флейте, Вернон устроился в кресле рядом с Иорветом, обнял его, и, пока мальчик выводил простенькую печальную мелодию, эльф услышал, как пару раз сорвалось дыхание человека?— тот, похоже, едва не разрыдался от умиления.Когда ближе к ночи Шани наконец явилась, чтобы забрать Зяблика, Вернон с гордым, но немного раздосадованным видом отдал ей из рук в руки совершенно вымотанного парнишку, уснувшего до этого у него на коленях за прочтением вечерней сказки. И, когда мать с сыном удалились, в их неуютной полупустой комнате воцарилась гулкая потерянная тишина.—?Славный парнишка,?— сообщил Вернон, напряженно улыбнувшись Иорвету, и тот кивнул. Как бы ни отрицал этого человек, как бы крепко он ни любил Иана, то, что у него не было собственных детей, лежало на сердце Роше тяжелым грузом, и Иорвет знал это.—?Иди ко мне,?— попросил он.В постели Вернон сперва был излишне нежным и предупредительным. Помня о том, в каком состоянии Иорвет провел последнюю неделю, он хотел ограничиться несколькими ласковыми прикосновениями, поцелуем перед сном и аккуратными объятиями, и лишь когда эльф сам, рывком перевернув Роше на спину, закинул его ногу себе на пояс, перестал осторожничать. Ненасытный порывистый юнец проснулся в человеке мгновенно, стоило Иорвету овладеть им почти без лишней подготовки. Если в чем-то эльф пока и не отставал от своего человека, так это в желании отдавать и отдаваться ему в постели. И сейчас для Вернона его страсть была последним несомненным доказательством?— о своей подступающей старости Иорвет, если не наврал, то точно заблуждался. Их тела, за столько лет привыкшие друг к другу, отзывавшиеся на чужие прикосновения вернее, чем на собственные, все еще были орудиями бесконечной борьбы, в которой никто из супругов не готов был поддаваться. Вернон принял его, подался навстречу, жадно, не сдерживаясь, сжался и двинул бедрами, подгоняя. А Иорвет, чувствуя, как отступают слабость и страх, позволил себе забыть обо всех сомнениях и тоске, ринулся вслед за человеком в бездну взаимного желания и единения.Поймав стремительный беспощадный ритм, Вернон сам вскинул бедра выше, впуская Иорвета в себя глубже, позволяя ему поначалу полностью перехватить инициативу, уперся пятками ему в поясницу, не давая отстраняться, даже замедлиться. Он прижимался к эльфу так крепко, так порывисто и нежно, словно это была их первая ночь вместе?— или последняя. Человек начал вскрикивать от подступавшего, ширившегося в нем наслаждения, и, когда Иорвет чуть замедлился, давая им обоим отдышаться, растянуть удовольствие, продлить миг единения, настойчиво подтолкнул его, не позволяя сбиться и отступить. А когда эльф, сорвавшись первым, кончил с глубоким низким стоном, Вернон, немного ослабив хватку, не выпуская его из своего тела, перевернулся, устроился сверху с явным намерением все повторить. И Иорвет, недоумевая, откуда в его почти немощном, сдавшемся старости теле нашлась такая бездна выдержки, через пару мгновений понял, что действительно к этому готов. Вернон все еще знал его лучше, прощупал, обозначил и нанес на карту все его границы, и теперь подталкивал Иорвета за те пределы, которые эльф сам себе наметил. Легко, но настойчиво, человек заставил его сорваться с края удовольствия еще раз, и лишь после этого кончил сам, откинув голову далеко назад с облегченным шумным выдохом.В смутных серых сумерках следующего утра Иорвет оставил Вернона спящим, легко поцеловав его на прощание. Человек пошевелился во сне, что-то пробормотал и улыбнулся, и эльф едва поборол желание вернуться обратно в постель, подвернуться под теплую тяжелую руку и пролежать так до вечера, слушая мерное спокойное дыхание человека, размеренный сильный стук его сердца. А потом, проснувшись, они могли бы вновь повторить вчерашний ритуал возвращения Иорвета в мир живых. Но за неделю отсутствия у профессора накопилось множество нерешенных дел, а бросать работу, для которой уже было потрачено столько сил, ради минутной прихоти и расцветающей слабости, Иорвет был пока не готов. Он накинул на плечи синюю мантию, и только сейчас вдруг заметил уголок письма, осуждающе взглянувший на него из-под подушки. Эльф нахмурился, помедлил пару секунд. Письмо Иана читать ему все еще не хотелось. Да и что интересного мог написать ему сын-циркач? И стоило ли после прочтения вымучить для него ответ? Что Иорвет мог написать? ?Дорогой Иан, прости, что долго не писал, был страшно занят?? Или сообщить ему правду? ?Дорогой Иан, прости, но мне хватает в жизни разочарования в самом себе, чтобы прощать ещё и твои ошибки??Иорвет ухватил конверт, думая, что точно не стоит бросать его так?— Вернон найдет письмо и поймет, что эльф не сдержал обещания. Скомкав хрусткую бумагу, он затолкал ее поглубже в один из карманов и направился к выходу.Иорвет выбрался из комнаты беззвучно, оставив на столе записку для Вернона, нацарапанную цветным карандашом, пообещав вернуться после обеда.Первым делом стоило, конечно, разыскать Виктора. Ассистент Ректора всегда был в курсе всех университетских новостей и мог бы ввести Иорвета в курс дела, не осмелившись отчитывать его за долгое отсутствие. В сущности, этот паренек не сделал эльфу ничего плохого, даже напротив?— иногда выгораживал его перед своим господином, подыскивал ему замену, если Иорвету нужно было отлучиться или он корпел над статьей и не хотел отрываться от работы. Виктор никогда его не осуждал и не задавал лишних вопросов, всегда был приветливым и улыбчивым до зубной боли, но, осознавая несправедливость своего отношения к нему, Иорвет ненавидел мальчишку.Для этой ненависти не было ни единой разумной причины, но что-то в манере Виктора держаться, в его голосе, в каждом произнесенном им слове, раздражало Иорвета, временами попросту выводило его из себя. Эльф никогда не доверял излишней жизнерадостности, не разговаривал с теми, кто всегда был рад его видеть и счастлив помочь, но неприязнь к Виктору оказывалась глубже и невыносимей. Встреться они четверть века назад на лесной тропе, Иорвет перерезал бы ему глотку, не задумываясь, своими руками, не став тратить на него даже стрелы. В стенах же Университета эльф старался без необходимости не сталкиваться с Виктором. Но сегодня этой встречи было, конечно, не избежать.Ассистент Ректора обнаружился в просторном пустынном зале университетской столовой. В этот час студенты и преподаватели еще не успели выбраться из своих келий на утреннюю трапезу, и Виктор, либо не любивший компаний, либо отвергнутый ими, обычно завтракал в полном одиночестве. Иорвет изучил его привычки так же, как раньше изучал повадки своих врагов, преодолевая отвращение, чтобы в решающий час застать их врасплох. На этот раз это эльфу удалось.Когда профессор подошел к юноше, увлеченному молочной кашей, со спины и учтиво поздоровался, Виктор едва не подпрыгнул на месте, поперхнулся и обернулся к эльфу. Испуганное лицо нашкодившего щенка, застигнутого над свежей лужей на ковре, мгновенно просветлело, Виктор улыбнулся, а Иорвету сильнее захотелось надеть миску с остатками каши ему на голову. Будь они на войне, парень был бы давно мертв.—?Доброе утро, профессор,?— Виктор неловко поднялся из-за стола, огладил складки мантии,?— рад видеть вас в добром здравии. Садитесь, я принесу вам еды,?— мальчишка вдруг осмелился подмигнуть, и в глубине умных карих глаз заискрилось озорное веселье?— где-то Иорвет уже видел нечто подобное,?— я тоже люблю завтракать до того, как это варево превратится в студень.Эльф хотел с возмущением отринуть его предложение, сказать, что у него нет времени на то, чтобы тратить его с Виктором больше необходимого, но мальчишка уже испарился, и Иорвет был вынужден усесться на скамью в ожидании. Рядом с брошенной Виктором ложкой лежала стопка нераспечатанных писем, какие-то разношерстные бумаги и обкусанное сверху гусиное перо. У некоторых людей Иорвет и раньше замечал эту отвратительную привычку?— во времена своего регентства Вернон за месяц мог сгрызть оперение целого крупного гуся, и эльф ехидно спрашивал его, выходят ли перья из него с другой стороны в пригодном для вторичного использования виде. И, судя по всему, эта привычка была совсем не редкостью.Стоило, может быть, хоть мельком заглянуть в бумаги мальчишки, раз уж он так беспечно бросил их на всеобщее обозрение, но Иорвет сдержался?— едва ли в них могло обнаружиться что-то интересное. Виктор же уже спешил назад, балансируя подносом. Он быстро выставил перед Иорветом миску каши, кружку молока и маленькую тарелочку с одиноким шоколадным кексом. Эльф вопросительно покосился на мальчишку, и тот снова заговорщически подмигнул.—?Их готовят только для Ректора,?— сообщил он шепотом,?— но у меня связи, сами понимаете. На здоровье, профессор.Забыв поблагодарить мальчишку, Иорвет потянулся за кексом, взял его в руки, надломил и отправил крохотный кусочек в рот.—?Вкусно, да? —?видимо заметив расплывшееся на его лице выражение наслаждения, довольно спросил Виктор. Иорвет поспешил прожевать божественно воздушный сладкий кусок, проглотил его и строго глянул на парня. Тот самодовольно улыбался. Желание ударить его становилось сильнее с каждой минутой, и Иорвет поспешил перейти к делу.—?Я искал тебя, чтобы сообщить, что с сегодняшнего дня я могу вернуться к работе,?— отчеканил эльф,?— я полностью здоров.Мальчишка явно на секунду растерялся.—?Как замечательно,?— сказал он неуверенно,?— только вот…Иорвет поджал губы, почти ожидая известия о том, что он был уволен из Университета за слишком долгое отсутствие. Или спроважен на не слишком почетную пенсию.—?Только вот я сегодня последний день работаю,?— закончил Виктор, потупив глаза,?— а ваши лекции были перенесены на конец недели. Я не знаю, кого назначат моим преемником, иначе познакомил бы вас.Иорвет от неожиданности едва не поперхнулся последним кусочком кекса. Виктор, пусть и такой юный и бездарный, странным образом стал для эльфа неотъемлемой частью университетской жизни, своего рода отдушиной, тем, кого можно было ненавидеть вместо того, чтобы испытывать презрение к самому себе или усталость от своей работы. Эльф постарался отогнать от себя это нелепое чувство, сдвинул брови и сурово спросил:—?Что случилось?Виктор смущенно улыбнулся.—?Я получил большое наследство,?— пожал он плечами,?— оказалось, что мой дед?— темерский барон, и после его смерти все его имущество перешло ко мне.—?Оказалось? —?переспросил Иорвет, все еще безнадежно стараясь напомнить себе, что все это?— не его ума дело, и Виктор его совершенно не интересует.Мальчишка кивнул.—?До сих пор я считал себя круглым сиротой,?— ответил он,?— мать умерла, когда мне и десяти лет не исполнилось, отца я не знал, и вот…- он пожал плечами, и Иорвет заметил в этом простом жесте тень странного раздражения,?— мне сказали, что, если я не вступлю во владения поместьем и не приму титул, то все имущество деда отойдет темерской короне, а иными словами…—?В Имперскую казну,?— закончил за него Иорвет.—?Верно,?— подтвердил Виктор,?— а я, как истинный патриот своей страны, не могу этого допустить.Как ?истинного патриота? Иорвет Виктора никогда не рассматривал, это определение подходило ему не больше, чем Зяблику вернонов шаперон, но мальчишка произнес эти слова так легко и естественно, словно иначе себя никогда не называл.—?Если тебе так не нравится идея стать темерским бароном, пожертвуй это имущество своей драгоценной королеве,?— ядовито заметил Иорвет, стараясь снова вызвать в себе ненависть к парнишке. За этот короткий разговор Виктор странным образом сумел пролезть ему под кожу глубже, чем за все годы их знакомства, и эльф даже начинал сочувствовать ему в этом глупом деле,?— думаю, Адда будет рада откусить кусок от сестринского пирога.—?Может быть, так я и сделаю,?— кивнул Виктор задумчиво,?— но для начала нужно хотя бы взглянуть на то, что я унаследовал. Может быть, часть этих богатств можно будет передать Университету. Ну или,?— он снова улыбнулся, и на этот раз улыбка вышла по-мальчишески злокозненной, и Иорвет вдруг невольно вздрогнул,?— выяснится, что вместо сокровищ мне достались одни долги. Старый барон любил развлекаться. А такое наследство я с радостью отпишу Его Величеству Императору.Эльф невольно рассмеялся, тут же осадил себя и вцепился в кружку с молоком, как в спасительный прибрежный камень, чтобы его не унесло течением.—?Ясно,?— отрезал он,?— ну, удачи тебе, Виктор.Юноша посерьезнел и кивнул.—?Хотите еще один кекс? —?спросил он,?— могу в последний раз воспользоваться служебным положением.—?Спасибо,?— Иорвет отвернулся,?— не нужно. Иди. Я сам найду новую дрессированную обезьянку Ректора к концу недели,?— фраза прозвучала слишком резко, эльф всеми силами постарался снова разозлиться на Виктора, и не смог.—?До свидания, профессор,?— тот поднялся из-за стола, вежливо качнул головой и ушел, не оборачиваясь.Во двор Университета Иорвет выходил в смешанных чувствах. Короткий, ничего не значивший разговор с Виктором подействовал на него странным, незнакомым образом, будто эльф говорил с мальчишкой впервые, и тот, при всей своей раздражающей жизнерадостности, позволил Иорвету заглянуть в какую-то потайную комнату, темную и полную смутных тревожных теней. Думать о мальчишке дольше не хотелось, было отчего-то смутно страшно, и Иорвет постарался изгнать из головы его легкий и неузнаваемо знакомый образ. На его счастье, в противоположном конце площади появился Зяблик. Мальчик стремительно шагал куда-то в сторону главных ворот, укутанный в светло-коричневую короткую шубейку, с меховой шапкой, натянутой до самых глаз, и Иорвет хотел было окликнуть его.Но в этот момент в воротах появился мастер Лютик. Он осадил коня и спрыгнул на промерзшие камни площади, кинул поводья и отбросил полу широкого плаща. Его явления в Университет всегда были больше всего похожи на выход к восторженной толпе на сцену, даже если свидетелей у мастера Лютика не было вовсе. На этот раз, однако, должная публика у знаменитого музыканта нашлась. Зяблик, подпрыгнув на месте и радостно вскрикнув, бросился через площадь наперерез ему навстречу, и Лютик, присев на корточки, поймал его в крепкие объятия, закрутил, подбросил смеющегося парнишку в воздух, поймал и с жаром прижал к груди, не замечая, как неудобная шапка отлетела в сторону и откатилась.Иорвет застыл, надеясь, что колонна галереи надежно укрывала его от взглядов, и, закусив от досады губу, наблюдал за разворачивающейся сценой. Его самого Зяблик никогда так не приветствовал. Мальчик всегда был рад видеть эльфа, в этом не было сомнений, но для него Иорвет был лишь временной нянькой, с которой можно было скоротать день до вечера, пока не вернется мама?— или недельку, пока на сцене не появится настоящий герой.—?Да тебя тут раскормили! —?громко, на весь двор, заметил мастер Лютик, и Зяблик, смеясь, вцепился ему в шею,?— ну-ка, идем, украдем с кухни парочку ректорских кексов, и ты расскажешь мне, как ты себя вел, милый Юлиан.—?Кексы! —?возопил Зяблик, вторя своему покровителю, и тот, не спуская его на землю, чуть не бегом ринулся в сторону кухни.Иорвет глядел им вслед, привалившись плечом к колонне и стараясь проглотить непрошенный горький комок в горле. Он вышел из своего укрытия, лишь когда счастливая пара скрылась за дверьми столовой, медленно прошагал до упавшей на камни шапки мальчика, поднял ее и отряхнул с нее холодную снежную крошку. Обида его была почти постыдной, нелепой, глупой и несправедливой. Нельзя было обвинять Зяблика в том, что мастера Лютика он был рад видеть больше, чем даже собственную мать, это ставило Иорвета и Шани практически на одну черту. Но женщину такая вселенская несправедливость, казалось, ничуть не заботила. Она была уверена в своем месте в сердце Зяблика, она родила и воспитала его, именно с ней он уходил домой каждый вечер. А Иорвет был мальчику чужим. Приятным дополнением некоторых дней, тем, кто читал ему и учил играть на флейте, и переходить эти границы близости у Зяблика не было никаких причин, а у Иорвета?— прав.Он спрятал шапку под полы мантии?— нужно было отдать ее Шани вечером, когда у профессора закончатся ее собственные занятия. Возвращаться в комнату к Вернону в таких растрепанных чувствах Иорвету совершенно не хотелось. Человек начал бы допытываться, что случилось, заглядывать в глаза в поисках правдивого ответа, а не раздраженного ?Все хорошо?, и Иорвает боялся, что не выдержал бы этого допроса и вывалил бы на супруга еще больше, чем накануне. А даже вчерашняя слабость сейчас казалась непростительной. Эльфу нужно было проветриться и привести мысли в порядок.По скользким просыпающимся улицам Оксенфурта он шел неторопливо и не глядя по сторонам. Ноги понесли было Иорвета в прибрежный район, туда, где раньше стоял его дом, сгоревший несколько лет назад, туда, где эльф не мог заставить себя появиться. Он остановил себя. Вполне вероятно, после пожара участок давно расчистили, и сейчас он зиял пустотой, как щербина во рту драчуна, и Иорвет понимал, что, дойди он до своего прежнего дома и не найди его на месте, это стало бы для него последней каплей. Университетский профессор утопился в Понтаре?— вот это новость! Об этом судачили бы еще несколько недель! И Иорвет, привыкший быть объектом сплетен, на этот раз не хотел давать для них пищу.В ?Алхимии?, куда он заставил себя дойти, было тепло. Хозяйка растопила очаг, и в почти пустом зале пахло жареными шкварками, угольным дымом и вчерашним пивом. Иорвет отряхнул с сапог снег и огляделся. Есть ему не хотелось, пить в такой ранний час не позволяла совесть, но просто посидеть и отдышаться казалось самым верным и разумным решением.Человек, называвший себя Гюнтером О’Димом, сидел в самом дальнем конце зала, за маленьким деревянным столом, склонив голову над миской, от которой поднимался ароматный парок, и, заметив его, Иорвет попятился. Человек поднял голову, улыбнулся знакомой, пробиравшей до костей улыбкой, и махнул рукой. Ноги Иорвета сами поднесли его к столу старого знакомого.—?Отличная здесь уха,?— заметил Гюнтер, поигрывая деревянной ложкой,?— рыба прямиком из-под льда Понтара. Не такая вкусная, как океаническая, и довольно костлявая, но лично мне больше по душе. Садись, старый друг, поболтаем.Иорвет, как загипнотизированный, сел, сложил перед собой руки на столе и попытался оглядеться?— знакомой трактирщицы нигде не было видно, и, казалось, в зале с Гюнтером они оказались совершенно одни.—?У тебя бледный вид,?— заметил человек,?— хвораешь?—?Уже нет,?— ответил Иорвет, и губы его едва шевелились, будто ужасно замерзли на промозглом ветру ранней весны.—?Вот и славно,?— снова улыбнулся Гюнтер,?— в твоем возрасте опасно простужаться. Один сквозняк?— и всему конец. Нелепо после всего, через что ты прошел.Он зачерпнул ложку супа, и в густой золотистой жиже промелькнул мертвый рыбий глаз. Иорвета замутило.—?Ну, говори,?— Гюнтер отправил ложку в рот, с наслаждением прикрыл глаза, глотая, потом снова обратил непроницаемо-темный взгляд на Иорвета,?— зачем пришел? Я знал, что мы встретимся рано или поздно, но семнадцать лет для эльфа?— это разве срок?—?Я не искал и не звал тебя,?— сглотнув горькую густую слюну, ответил Иорвет, стараясь не отвести взгляда в сторону, и в то же время мечтая зажмуриться и не видеть приветливого лица, иногда являвшегося ему во сне,?— мне нечего просить у тебя.—?Жаль,?— Гюнтер снова зачерпнул ухи, подул на ложку, проглотил,?— ну, а я не из тех, кто навязывает свои услуги. Тогда просто посиди со мной. Тебе ведь все равно некуда идти.Иорвет невольно сжал кулаки, снова сглотнул. Гюнтер ел свой суп медленно, зачерпывая ложку за ложкой, лишь мельком поглядывая на собеседника.—?Какую плату ты бы взял? —?вдруг неожиданно для самого себя спросил Иорвет. Этот вопрос зрел в нем уже много лет, разрастался, как опухоль, как подкожный гнойник, который страшно было прокалывать.—?Смотря за что,?— пожал плечами Гюнтер, наклонил миску, собирая остатки бульона, обрезки моркови и лука, искусно обходя рыбью голову на дне,?— ты ведь сказал, тебе нечего просить.—?Какую плату? —?настойчивей переспросил Иорвет,?— у меня ничего нет, и я не отдал бы тебе больше ничего из того, что мне не принадлежит.—?Тогда и говорить не о чем,?— ответил Гюнтер покладисто, отставил миску и соединил пальцы рамочкой на столе перед собой,?— если сейчас ты готов только впустую торговаться, мне тоже нечего тебе предложить. Но может статься так, что цена для тебя станет не важна, и ты отдашь все, что угодно.Иорвет молчал, только сильнее сжимая кулаки и мысленно ругая себя за трусость. Одна фраза, одно решение?— и жизнь его могла бы измениться. Гюнтер сделал Вернона таким, каким человек был сейчас?— беззаботным, молодым и полным сил, почти бессмертным и неуязвимым для потерь и печали. И та цена была выплачена сполна, а мир после этого не перевернулся. Всего одно решение. Иорвет опустил саднящее веко.—?Один совет я дам тебе совершенно бесплатно,?— Гюнтер медленно поднялся из-за стола, и Иорвет едва сдержался, чтобы не ухватить его за рукав, удерживая,?— чем грустить о том, чего у тебя никогда не было, подумай о том, что ты еще не успел потерять, хотя очень старался. До скорой встречи, Иорвет.На короткое мгновение Иорвета поглотила звенящая тишина, потом он, вздрогнув, открыл глаз. Над ним стояла трактирщица, стол же напротив был совершенно чист.—?Мисдарь профессор,?— произнесла женщина, скупо улыбнувшись,?— я не заметила, как вы вошли. Чего изволите?—?Ухи,?— через силу обронил Иорвет, а когда трактирщица удалилась, трясущимися руками порылся в кармане и извлек оттуда смятое письмо, нетерпеливо надорвал конверт и развернул исписанный листок. В ?Алхимии? было слишком темно, и строчки разбегались в разные стороны, но эльф постарался взять себя в руки и сосредоточиться.?Здравствуй, отец! —?писал Иан. Его прежде мелкий и аккуратный почерк теперь пестрел размашистыми петлями, словно сын торопился за собственной мыслью,?— Я догадываюсь, что с этим письмом ты поступишь так же, как со всеми предыдущими?— сожжешь его или выбросишь, но, как и прежде, это не имеет значения. Вчера ночью я снова пытался заставить прорости проклятое пшеничное зерно, и снова потерпел неудачу. Я уже писал тебе, что магия Огня оказалась куда сложнее, чем все заклинания, которые я пробовал учить прежде, но на этот раз я не намерен сдаваться. Яссэ говорит, что мне нужно сперва найти верный источник или познать искусство сдержанности, но с тем же успехом он мог бы посоветовать мне поскорее срастить ногу, которую до этого раздробил мне молотком. Заставить заполыхать целый квартал оказалось гораздо проще, чем вырастить единственный росток в моей ладони, хотя я шел на разные ухищрения, чтобы этого добиться…?Иорвет читал, не отрываясь, хотя письмо плясало в его руках, он не заметил, как перед ним поставили миску с ухой, отмахнулся, когда трактирщица предложила кружку знаменитого сбитня. Иан писал подробно и обстоятельно, описывал свой эксперимент так, словно это была всего лишь одна глава в долгом рассказе о его упражнениях. И, судя по всему, так оно и было. Иорвет не знал, о чем сын писал Вернону, но тот лишь иногда пытался рассказывать о путешествиях Иана, об освоенных юношей трюках, о веселой беззаботной жизни цирковой труппы?— и едва ли, получив письмо, подобное тому, что сжимал в руках Иорвет, человек стал бы отмалчиваться. Иан вряд ли врал Вернону, но настоящую правду писал, видимо, лишь тому, кто никогда не вскрывал его писем, и эльф подумал вдруг о том ворохе запечатанных конвертов, что хранились в нижнем ящике его шкафа.Пока все, кто знал Иана, были твердо уверены в том, что мальчик сдался под натиском обрушившейся на него беды, насмотревшись на кровь и смерть, сбежал от такой жизни, сын продолжал учиться. Медленно, шаг за шагом, погружался в то искусство, которое все магическое сообщество считало не только смертельно опасным, но и преступным. Скрывал это под маской яркой суеты и ловких акробатических кульбитов, выдавал истинную магию за глупые фокусы?— и лишь его, Иорвета, посвящал в эту тайну. А отец не прочел ни единого из его откровений.Охваченный ужасом перед собственной глупостью, Иорвет скомкал письмо, прочитав последнюю строчку, бросил на стол рядом с нетронутым супом несколько крон и поспешил прочь из трактира. Путь до университета?— до Вернона, которому необходимо было все рассказать, до ящика, полного других писем от Иана?— Иорвет проделал почти бегом, не замечая льда под ногами, ни разу не оскользнувшись.Площадь Университета была уже полна народа, и эльф рассеянно отвечал на приветствия коллег, желавших узнать о его самочувствии. Он взлетел по лестнице к своей комнате и распахнул дверь.Вернон сидел за столом и гладил по волосам Зяблика, крохотного и дрожащего от громких рыданий. Мальчик прильнул к человеку и всхлипывал, размазывая слезы по покрасневшему лицу. Иорвет замер в дверях, на миг позабыв о цели своего стремительного прихода.—?Что случилось? —?спросил он с тревогой. Вернон поманил его рукой ближе, и Иорвет, подойдя, присел на стул рядом с ним, аккуратно погладил Зяблика по голове, спросил тише,?— что случилось, малыш?—?Дя… дядюшка. Лютик,?— всхлипнул Зяблик и снова не смог справиться с рыданиями.Иорвет поднял удивленный взгляд на Вернона. Судя по масштабам горя, мастер Лютик должен был сверзиться с лошади и сломать себе шею или насмерть поперхнуться кексиком, не меньше. Вернон печально вздохнул.—?Дядюшка Лютик приехал лишь затем, чтобы сообщить Зяблику, что никак не сможет поехать вместе с ним в Вызиму,?— пожаловался за мальчика человек, и Иорвет уловил в его тоне какое-то странное торжество,?— у него, понимаешь ли, какие-то срочные дела в Аэдирне. Такие срочные, что их никак нельзя отложить.Иорвет понимающе покачал головой, придвинул свой стул вплотную, одной рукой обнял Вернона за пояс, а второй продолжал нежно гладить немного притихшего Зяблика. На фоне этой трагедии те знания, что он принес, чуть отступили, и с ними можно было повременить хотя бы до тех пор, пока малыш не успокоится.—?Не плачь,?— тихо сказал Иорвет и украдкой посмотрел на Вернона. Тот, словно прочтя его мысли, поспешил согласно кивнуть,?— мы поедем в Вызиму втроем?— ты, я и Вернон. С нами тебе будет даже веселее, вот увидишь.Шмыгнув носом, Зяблик испытующе посмотрел на Иорвета.—?Правда? —?переспросил он с сомнением,?— дядюшка Лютик говорил, что с ним нас пустят во дворец. А вас пустят?Иорвет торжествующе улыбнулся.—?Конечно, пустят,?— подтвердил он,?— королева Анаис считает Вернона своим папой. А еще…- Иорвет снова перехватил взгляд человека?— на этот раз полный благодарности,?— а еще наш сын выступает в этом цирке. И он покажет свои фокусы специально для тебя.