Накануне Равноденствия (1/1)

Пустота между столбиками мегаскопа замерцала, треща, задрожала, через пару мгновений являя хрупкую девичью фигуру чародейки. Филиппа отвела взор от алхимического куба, в котором уже начинала идти сильная контролируемая реакция, повернулась к мегаскопу и едва заметно улыбнулась.—?Здравствуй, Марго.Женщина ответила на ее приветствие коротким учтивым кивком?— Филиппа знала, что Маргарита побаивалась ее и чаще избегала выходить на связь, а это означало, что в Школе произошло что-то по-настоящему важное.С тех пор, как славный король Радовид бесславно закончил свои дни на новиградском мосту Святого Григора, Филиппа решила для себя, что, раз уж она взялась избавить Север от этой чумы, то ей же предстояло разбираться и с последствиями его подвигов.Она помнила безумного короля чахлым жестоким мальчишкой, получавшим истинное наслаждение от чужих страданий. И пусть поначалу в руки ему попадались лишь бессловесные твари?— жуки, ящерицы, цыплята или щенки?— и лишь позже?— те, кто мог, умирая, проклинать его вслух, Радовид вслушивался в жалобный скулеж кутенка и в истошные крики чародеек с одинаковым умиленным вниманием. Филиппа знала, что сама, вероятно, была повинна в том, во что с годами превратился ее воспитанник, и природа постаралась тут лишь отчасти. Сиги, принимавший в воспитании тирана равное участие, говорил тогда, что жестокость?— истинное свойство королей, которое слабые правители могли лишь подавлять в себе в угоду мирным устоям, но Филиппа всегда сомневалась, что король Фольтест или Император Эмгыр, на чьей совести лежали тысячи загубленных жизней, в детстве развлекали себя, поджигая лупой глаза неоперившимся птенцам. Отрадно было осознавать, как жестоко ошибся всеведущий и непогрешимый Дийкстра, и как поздно он осознал свою ошибку.Филиппа, которой не чуждо было чувство мировой справедливости, могла бы простить Радовиду многое. Его намерения всегда были благородны и чисты?— с его собственной, конечно, извращенной точки зрения, а его политический дар не могли поставить под сомнение даже самые ярые его враги. Он убивал, пытал и обманывал, он шел по головам и слушал вопли вместо хвалебных песен безмозглых бардов?— но он боролся за свободу, имея на руках не самые сильные карты. Филиппа могла, возможно, простить Радовиду даже собственное пленение и ослепление?— пусть мальчишке и не хватило ума прикончить ее сразу. В этом тоже была высшая справедливость?— чародейка платила за свои промахи, и готова была принять слепоту, как искупление. Она могла простить Радовиду даже смерти своих подруг, слишком глупых и слабых, чтобы, почуяв запах дыма, не выбежать из горящего дома. Но того, что Радовид сделал с главным сокровищем Севера, с прекрасной Аретузой, простить было нельзя. И, ощутив жар его крови на своих руках, Филиппа жалела лишь, что не могла с наслаждением облизать пальцы на глазах у изумленных солдат.Когда победоносная армия Нильфгаарда проходила по завоеванным землям, когда железная поступь вражеских солдат оглашала залы Третогорского дворца, когда Император Эмгыр, кровавый триумфатор, рассаживал на опустевшие троны своих пустоголовых големов, Филиппа ждала. Несколько долгих лет она копила силы, заканчивая сложную операцию по восстановлению собственных глаз, набирала влияние в восстановленной Ложе, чтобы у дорогих товарок не осталось ни капли сомнений, кто должен ее возглавить. Она воспитывала новую королеву, ту, что с рождения была чудовищем, о чьей природе можно было не заблуждаться, а значит?— предугадывать метаморфозы ее настроения и намерений. Филиппа?— так же, как и почивший король Радовид?— выковывала, выплетала, выгрызала свободу Редании, не считаясь с затратами. Но все это время она продолжала держать в голове свою главную цель.На то, чтобы восстановить Аретузу, потребовалось не так уж много времени и очень много средств. Но, по счастью, новый властитель всея Севера, тоже понимал ценность главной магической школы, и не питал иллюзий о том, что правление его продлится долго без должной чародейской поддержки. Вслед за восстановлением Ложи Император поучаствовал и в восстановлении Аретузы, и выделенное на это имперское золото Филиппа и ее соратницы использовали по назначению.Маргарита, которая всегда мечтала лишь об одном?— учить и вводить в мир новых талантливых магичек?— с радостью приняла предложение занять прежнюю должность, и Филиппа была счастлива, что подруга вернулась на свое законное место. Но никто ни в Ложе, ни в Школе не сомневался в том, какую роль сама Эйльхарт сыграла в восстановлении прежнего величия и гордости чародеек, а потому, прежде, чем принять важное решение, Марго всегда советовалась с ней. И Филиппа была щедра на советы.—?Здравствуй, Пиппа,?— ответила ректоресса и нервно оправила вьющуюся светлую прядь.—?Что-то случилось? —?Филиппа опустила голову к плечу, и тут же одернула себя?— она старалась избавляться от всех ?птичьих? привычек, но время от времени они все равно брали над ней верх.—?Нет-нет,?— Маргарита передернула плечами,?— но мне необходим твой совет.По лицу ректорессы, искаженному магическими волнами мегаскопа, сложно было понять, взволнована она или нет, ее черты оставались неизменно гладкими и умиротворенными?— и это была привычка, выработанная годами наставничества. Не умей Маргарита ?держать лицо?, ей ни за что не удалось бы вселить уверенность и смелость в сердца юных учениц, оторванных от родного дома и поставленных перед фактом, что отныне они оказывались чужачками в собственных семьях, отрезаны от понятия простого женского счастья, и на плечи их возлагалась огромная, страшная ответственность за судьбы Континента. Но Филиппа умела читать скрытые знаки?— правда обычно, лишь стоя с собеседником лицом к лицу. Годы слепоты, однако, сделали ее более чуткой и прозорливой?— за это тоже можно было сказать спасибо павшему колоссу, но с Маргаритой, искусной интриганкой и отъявленной лицемеркой, какой и должна быть истинная наставница, никогда и ничего нельзя было сказать наверняка.—?Конечно, дорогая,?— Филиппа кивнула,?— я слушаю тебя.—?Сегодня утром я получила послание от Йеннифер,?— заговорила ректоресса, явно тщательно подбирая каждое слово. Все в Ложе знали, как Филиппа относилась к бывшей нежданной союзнице, и какой монетой та платила ей в ответ. По всему выходило, дело и впрямь было по-настоящему важным. —?Она сообщила, что хотела бы привести в Школу новую ученицу,?— продолжала Маргарита, и Филиппа чуть нахмурилась.—?Милая Марго,?— заметила она,?— ты вовсе не должна советоваться со мной, принимая новых послушниц. Никто, лучше тебя, не в силах оценить их потенциал и таланты. В этом вопросе я безоговорочно тебе доверяю,?— и это была чистая правда. Филиппа, умевшая укрощать чудовищ, лишь с одним их видом неизменно терпела сокрушительное фиаско?— с малыми детьми.—?Да, безусловно,?— поспешила кивнуть Маргарита,?— но Йеннифер желает устроить в школу принцессу Литу вар Эмрейс.Между чародейками повисла трескучая тишина. Даже желай Филиппа как-то проявить свои чувства на этот счет, она, пожалуй, не смогла бы изобразить должной реакции. Дочь солнцеликого Императора?— теперь уже бывшего?— до сих пор на поле истории была фигурой столь мелкой и незначительной, что, не упомяни его Маргарита, Филиппа не смогла бы даже припомнить ее имени. Если планы Эмгыра на старших детей?— дочь и сына?— были очевидны заранее всем, кто хоть немного разбирался в политике, и по крайней мере, принц Фергус занял свое законное место на троне, то касательно младшей дочери Императора можно было предположить лишь, что она появилась на свет исключительно по счастливой случайности и ради увеселения сердца правителя на старости лет. Никто не делал на Литу никаких ставок, никто не брал ее в расчет, но проклятая Йеннифер, как всегда, решила всех переиграть. Потерпев фиаско со старшей дочерью Эмгыра много лет назад, теперь неуемная товарка решила взяться за младшую.—?Насколько я знаю, принцесса Лита еще очень юна,?— нейтрально заметила Филиппа, теперь еще пристальней вглядываясь в трепещущее изображение лица Маргариты.Та снова кивнула.—?Я сказала Йеннифер, что до первой крови нет смысла начинать серьезное обучение,?— подтвердила она,?— принцесса действительно еще совсем юна. Но Йен утверждает, что разглядела и даже развила в девочке такой потенциал, что было бы глупо не начать гранить этот алмаз немедленно, не дожидаясь, пока она расцветет.Губы Филиппы искривились в невольной усмешке.—?Надо полагать, наша добрая подруга боится, что кто-то сорвет этот цветок до того, как она возьмется за огранку,?— заметила она ядовито, и Маргарита хмыкнула, прикрыв губы ладонью.—?Увы,?— сказала она, возвращая усмешку,?— сложно судить, насколько свободные нравы царят ныне при императорском дворе. Я слышала, Его Величество Фергус начал свое правление с ослабления вожжей, которые так твердо держал в руках его досточтимый батюшка.—?Или, может быть, услыхав очередное пророчество, Его бывшее величество решил, что раз он не смог жениться на одной своей дочери, ему подойдет другая,?— подхватила Филиппа. На этот раз Маргарита коротко и тихо рассмеялась.—?В таком случае остается лишь похвалить Йен за ее стремление защитить честь и моральный облик своей маленькой воспитанницы,?— отозвалась она, но через мгновение снова посерьезнела,?— и все же, Пиппа, я в растерянности,?— сказала Марго после краткой паузы,?— боюсь, мы не в том положении, чтобы отказывать?— Школа была полностью отстроена заново на императорские средства, а благодаря Йеннифер все мы обрели свободу и прежнее благосостояние. Могу ли я отвергнуть ее просьбу, если она сама не одумается?—?Ну зачем же отказывать? —?еще секунду подумав, Филиппа беззаботно пожала плечами,?— первый этап обучения, насколько я знаю, не предполагает ни серьезной опасности, ни фатальных изменений в организме. И если юная принцесса под конец этого этапа решит, что магия?— не для нее, то никто из нас не сможет помешать ей сойти с этого пути. Кроме того, стоит напомнить нашей подруге Йеннифер, что обучение в Аретузе?— вовсе не бесплатно.—?Обучение принцессы будет оплачено из личных средств ее отца,?— поспешила заверить подругу Марго, и Филиппа мысленно поаплодировала ей?— даже в минуты тяжких сомнений ректоресса не забывала о школьном бюджете и бюрократических тонкостях.—?Тогда я не вижу препятствий,?— заявила Филиппа,?— посвящение новых послушниц ведь проводится на Весеннее Равноденствие? Передай Йеннифер, что принцесса должна прибыть в Школу за неделю до того, чтобы уладить все формальности.—?Спасибо,?— на этот раз на лице Марго читалось искреннее облегчение. Откажи ей Филиппа, ректоресса оказалась бы в ужасно неловком положении, а враждовать с покровителями Школы ей, безусловно, было совершенно не с руки. Что же до принцессы Литы, Филиппа решила обдумать этот вопрос позднее?— может быть, даже попытаться понять, почему Йеннифер озаботилась ее образованием в такой спешке.—?Всегда рада помочь,?— улыбнулась Филиппа в ответ,?— до свидания, Марго.—?До встречи, Пиппа,?— улыбнулась Маргарита,?— надеюсь, ты все же сможешь прибыть на Посвящение.—?Я постараюсь,?— обещала Филиппа, проводя ладонью над кристаллом мегаскопа и прерывая связь. Про себя же она решила, что непременно посетит церемонию?— затем хотя бы, чтобы посмотреть на юное дарование.Реакция в алхимическом кубе вошла в последнюю фазу. Филиппа проверила уровень давления воздуха, произнесла краткое заклинание для стабилизации элементов и, проколов указательный палец длинной серебряной иглой, добавила в реторту несколько капель своей крови. Жидкость вспенилась, поднялась волной, и тут же опала, продолжая вяло булькать и плавно меняя цвет, и когда снадобье уже почти достигло нужного вида, мегаскоп за спиной чародейки снова подал сигнал. Филиппа устало возвела очи горе?— время от времени выдавались дни, когда всем вокруг прямо-таки жизнь оказывалась не мила без ее чуткого руководства. Почему-то, разумеется, эти дни приходились на те, когда самой чародейке необходимо было сосредоточиться на заботе о собственном здоровье?— заново созданные глаза следовало поддерживать особой алхимической формулой, и работа по ее созданию была кропотливой и не терпела суеты. Филиппа с сожалением отвернулась от куба и посмотрела на нового собеседника.—?Прошу прощения за беспокойство,?— явившийся пред очи чародейки человек робел гораздо больше, чем до него Маргарита, и Филиппа, не терпевшая долгих расшаркиваний, нетерпеливо махнула рукой.—?Говори и проваливай,?— бросила она.Человек поспешил поклониться и выпалил?— так, словно боялся забыть нужные слова и запутаться.—?Вы просили сообщить вам немедленно, как только это произойдет,?— последовал еще один поклон, но на этот раз Филиппа насторожилась?— этих новостей она ждала со дня на день, но вместе с тем, боялась вовсе не дождаться,?— его милость барон отошел сегодня утром. Его личный лекарь засвидетельствовал смерть, но мы не спешим распространять это известие.—?А документы? —?быстро переспросила Филиппа.—?Подписаны,?— подтвердил человек,?— будут доставлены вам к вечеру королевской почтой.—?Не нужно почтой,?— чародейка раздраженно мотнула головой,?— я сама заберу их. Попридержите ваши новости еще пару дней, я скажу, когда можно будет их обнародовать.—?А что делать с телом? —?растерянно поинтересовался человек, и Филиппа во внезапном приступе раздражения резко сжала кулаки?— и с какими только недоумками не приходилось иметь дело ради славы родной Редании…—?Положите его на лед,?— отчеканила она в ответ, и в следующий миг мегаскоп погас.Нервно заламывая пальцы, чародейка прошлась по лаборатории из угла в угол, остановилась у стола и снова глянула на алхимический куб. План, который она вынашивала с нежностью и заботой, с какой ни одна мать не вынашивала долгожданное дитя, должен был вот-вот войти в решающую фазу, подобно сложной алхимический реакции. Филиппа Эйльхарт, женщина, которую сильные мира сего постоянно ошибочно списывали со счетов и не принимали всерьез, была готова сделать то, что не удалось ни одному из них. Да, она была могущественной чародейкой, хитрым стратегом, советницей глупых королей и королев, но вместе с тем она оставалась Филиппой Эйльхарт из Третогора, настоящей патриоткой, единственной, кому удалось восстановить и сохранить свободу Редании, единственной, кому под силу было даровать свободу всему Северу. И в ее плане, поначалу казавшимся таким шатким и ненадежном, наступал переломный момент.Вернувшись из забвения и темноты, потерпев сокрушительное фиаско и почти сгинув, двадцать лет назад Филиппа застала свою страну растерзанной. Радовид был бешенным псом и передушил собственных кур, но свои сторожевые функции исполнял исправно. Сиги был самовлюбленным лицемером, кораблем, так часто менявшим курс, что фарватер его был безнадежно потерян, и замах его оказался сильнее удара. И после смерти их обоих Редания оказалась несчастной вдовой, вытолкнутой на мороз босиком и в одном исподнем. Филиппа твердо знала?— ей одной было под силу вернуть стране сперва независимость, а потом?— и былое величие, а, может быть, даже возвысить ее еще больше.Адда была в ее руках мягкой податливой глиной. Она, запуганная, преданная, никогда ни на что не способная и ничего от себя не ждавшая, попала под крыло Филиппы в момент, когда готова была сдаться и улечься под нильфгаардских захватчиков так же, как младшая сестра и ее регент. Должно быть, Радовид научил это несчастное дитя тому, что, когда тебя насилуют, главное не дергаться, иначе будет только больнее. Филиппа же показала и доказала Адде, что все может быть иначе. Что обидчика нужно не терпеть, а уничтожать, выждав нужный момент. И в ее руках маленькая напуганная стрыга расцвела. Чародейка всегда умела укрощать чудовищ, не боясь, что рано или поздно?— вскормленные и обласканные?— они все равно откусят ей руку. Адда же, носившая клеймо монстра с самого рождения, была совсем другой. В ней не было ни бессмысленной жестокости Радовида, ни бессердечной расчётливости Дийкстры, ни идеалистической ерунды, в которую верила Саския. Она родилась чудовищем, но из всех, кого приходилось укрощать Филиппе, оказалась самой разумной.Когда Адда села на реданский трон, в королевстве, истерзанном собственной властью, наконец наступил мир. Внешние враги могли сколько угодно захлебываться ядом, называя политику Адды популизмом, желанием отмыться от крови, лицемерием и приманкой на дурачка. Но именно благодаря Адде Редания с каждым годом становилась все более свободной и безопасной, привечая в своих границах тех, кого Радовид так рвался изничтожить. И, помогая королеве принимать верные решения, Филиппа надеялась, что рано или поздно сестра Адды, дурочка Анаис, тоже поймет, что жизнь под пятой захватчика?— это совсем не то, что нужно Северу, совсем не то, с чем стоит мириться.Филиппа разгадала план Эмгыра, касательно юной темерской королевы, слишком поздно, и не успела вмешаться тогда?— но сейчас результаты его были очевидны. Анаис была жестоко обманута, и под видом больших привилегий получила на шею золотую цепь покороче и потолще, чем прежде. Вместо того, чтобы сын Эмгыра стал мужем королевы Темерии, сама глупая девчонка оказалась женой Императора Нильфгаарда?— а это был уже совсем другой расклад. А Филиппа окончательно убедилась, что действовать нужно было немедленно.У стремительности ее решений была, однако, и еще одна, куда более весомая причина, чем очередной выигрыш в политической шахматной партии Императора у маленькой девочки. Адда была хорошей королевой, и вполне могла возвысить Реданию даже без сомнительных договоров с Анаис и ее хозяевами, у нее был несомненный талант и огромный потенциал. Но к несчастью, добрая королева уже шесть лет, как умерла.Филиппа прекрасно знала о том, что люди, проклятые в детстве, не жили долго?— темные чары, даже изгнанные, накладывали на жертву проклятья неизгладимый, пожизненный след, и скорее рано, чем поздно, давали о себе знать вновь. Единственным необъяснимым исключением был Император Эмгыр, в этом году справлявший свое семидесятилетие и до сих пор находившийся в добром здравии. Загадкой его долголетия Филиппа никогда всерьез не занималась?— тут наверняка была замешана магия, ей недоступная, а потому?— бесполезная. Потому много сил, пока Адда была жива, чародейка потратила на то, чтобы королева подарила Редании наследника. Она прибегала к самым сложным алхимическим формулам, к изучению лунных циклов и древних мощных заклинаний, она пичкала Адду целебными снадобьями и зельями, повышающими плодовитость, она подбирала для оплодотворения самый сильный и чистый материал, но все было впустую. Королева была просто не в состоянии выносить ребенка, не заходя обычно дальше первых месяцев.Последний эксперимент казался поначалу самым удачным?— Адда доходила до самых последних сроков, и Филиппа, не предавая факт беременности огласке, тщательно следила за ее самочувствием и оберегала ее покой, взяв на себя все заботы о прочих делах. Адда была буквально заперта наедине с растущей внутри нее новой жизнью, и с радостью принимала все условия чародейки, радуясь каждому движению ребенка, каждому удару его сердца, даже каждому признаку приближающихся родов. Но Филиппа не учла, что проклятье в крови королевы уже набирало силу. Младенец после нескольких часов мучений вышел из Адды уже давно безжизненным, а сама королева истекла кровью за считанные минуты после этого, даже не успев погоревать, что все ее усилия были напрасны. Зато у Филиппы времени для паники и горя было предостаточно.Чародейка, однако, быстро взяла себя в руки. За девять месяцев фактического отсутствия королевы на троне, она научилась править без нее и создавать у подданных впечатление, что их властительница все еще с ними. Это было сложным сочетанием иллюзий, морока и выступлений ?от лица вашей доброй королевы?, но Филиппа смогла удерживать власть?— и тайну?— в своих руках. Она прекрасно понимала, чем должна была обернуться новость о кончине Адды. Не оставившая прямых наследников, покойная королева бросила Реданию в руки немедленно взбунтовавшийся знати?— началась бы жестокая борьба за власть, способная разрушить все, что Адда и Филиппа возводили последние годы. Или того хуже?— на трон могла бы взойти единственная близкая родственница королевы?— глупая маленькая Анаис. И тогда оставалось бы только распахнуть ворота пошире, чтобы вновь впустить в Третогор нильфгаардских оккупантов. Филиппа этого допустить не могла.Шесть долгих лет она скрывала правду, и в последнее время эта конспирация начинала давать трещину за трещиной, необходимо было что-то предпринимать, и тогда чародейка решила оглядеться по сторонам и взглянуть на ситуацию шире, и возможное спасение пришло с неожиданной стороны.Слишком занятая делами собственного королевства, Филиппа никогда не уделяла много внимания изучению генеалогических древ других династий Севера, а сделать это, как она сейчас понимала, нужно было гораздо раньше. Именно на ветвях одного из них и нашлось возможное чудесное спасение.Филиппа глянула на перегонный куб?— реакция прекратилась, и снадобье обрело нужный вид, став совершенно прозрачным, как невинная слеза. Ловким отточенным движением чародейка набрала зелье в стеклянную пипетку, еще раз рассмотрела его на свет. Консистенция была правильной, цвет?— идеальным, но всякий раз, приступая к процедуре, Филиппа испытывала малодушный страх. Это средство, разработанное и проверенное ею самой, в неправильной пропорции могло выжечь ей глаза, а пройти через это во второй раз Филиппа боялась, пожалуй, больше всего на свете.Она запрокинула голову, оттянула нижнее веко на правом глазу?— шрамы от старой операции все еще ощущались крохотными подкожными бугорками, а магически выращенные глаза слишком быстро сохли и время от времени воспалялись?— Филиппа так и не смогла до конца нормально восстановить собственные слезные протоки, и приходилось обходиться тем, что есть. С кончика пипетки сорвались три прозрачные капли, и голову чародейки?— от глазницы до самого затылка?— прошила горячая молния боли. Она быстро заморгала, разгоняя целебное снадобье по глазному яблоку, стараясь не застонать. На вторую половину процедуры сил требовалось несравнимо больше.Наощупь положив опустевшую пипетку на стол, Филиппа опустилась в кресло и некоторое время сидела с закрытыми глазами, дожидаясь, пока резь и боль утихнут. Наконец, с трудом разлепив веки, чародейка поднялась на ноги и легким взмахом руки устранила последние неприглядные следы процедуры?— мокрые следы от слез на щеках. Пора было отправляться в путь, раз уж сегодняшний день принес столько важных новостей?— Филиппа всегда предпочитала решать дела быстро и без лишних сомнений.Она ступила в раскрывшийся перед ней портал, и через мгновение оказалась в просторном кабинете. Виктор, молодой чародей и ее верный помощник, сидел за большим ректорским столом и прилежно делал какие-то пометки в большой книге. За работой он всегда был похож на старательного малограмотного мальчишку, пытавшегося без ошибок переписать сложное предложение в ученическую тетрадь. Когда за Филиппой закрылся портал, Виктор поднял голову и улыбнулся.—?Здравствуйте, господин Ректор,?— сказал он в своей неизменно очаровательной шутливой манере. Привычка называть Филиппу именно так на публике и наедине очень его веселила. Мальчик?— что с него взять?Филиппа остановилась перед столом, и юный чародей поспешил подняться. Занимаясь восстановлением родной страны и ремонтом королевской репутации, магичка с самого начала решила, что не станет совершать фатальных ошибок Радовида. Бывший воспитанник, дорвавшись до власти, забыл главное?— для любого государства главной ценностью были и оставались знания. А потому вместе с Аретузой был восстановлен и разграбленный псами Радовида Оксенфуртский университет. До войны его возглавлял один из бывших членов Капитула?— не слишком умный и чересчур податливый и трусливый маг, которого тайно вывезли и обезглавили одним из первых после начала гонений. Власть же в обновленном Университете Филиппа не решилась доверить никому. Однако академическое сообщество, как выяснялось, было куда более закостенелым и узколобым, чем магическое и даже королевский двор. Мудрые ученые мужи ни за что не приняли бы на высоком ректорском посту женщину, еще и чародейку Ложи, и потому Филиппе пришлось буквально создать образ, окутанный тайной, а потому внушавший еще больше уважения. Никто никогда не видел Ректора в лицо, ходили споры о его истинном имени, и чародейка решила не вносить в эту интеллектуальную сумятицу лишних переменных. Голосом Ректора стал сперва один помощник, болтавший слишком много и в неверных компаниях, а потом?— Виктор, на которого взор Филиппы обратился всего несколько лет назад.В свое время мальчишку отыскал, конечно, Сиги. Сколько бы злобных слов ни хотелось Филиппе высказать ему в лицо, сколько бы раз она ни мечтала плюнуть на его могилу, в одном Дийкстре отказать было невозможно?— он всегда знал, где и как добыть необходимые для его целей сведения. И цель, с которой он вытащил из какого-то притона запуганного шестилетнего мальчика на излете последней Северной войны, тогда была Филиппе непонятна. Гораздо позднее, покопавшись в истории происхождения мальчика, она поняла, в чем было дело, и не могла не восхититься прозорливости бывшего любовника. Сиги никогда не заключал договоров с теми, против кого не имел козыря в рукаве, никогда не вел дела с людьми, знавшими больше или хотя бы ровно столько же, сколько он сам. И маленький Виктор должен был стать его решающим аргументом, если бы опасная связь завела его не туда. Увы, Сиги не успел воспользоваться этой картой, и Филиппе, с высоты прошедших лет и произошедших событий, виделась в этом изящнейшая ирония.То, зачем Сиги раскопал в свое время Виктора, Филиппу не интересовало. Человек, на которого Дийкстра собирался воздействовать, уже пятнадцать лет как сошел с политической сцены и не представлял интереса, и чародейка решила поначалу просто приберечь Виктора ?про запас?. Но, столкнувшись с собственной бедой, Филиппа быстро поняла, что стоило сделать на один шаг больше, чем сделал Сиги, и мальчик мог оказаться не просто разменной монетой в грязной сделке, а буквально спасителем родины?— пусть и не только своей.—?Здравствуй, дитя,?— улыбнулась Филиппа. По своему собственному убеждению, она считала, что ни из одного мужчины на поприще серьезной магии не могло выйти ничего полезного, и Виктор не был исключением. Она взялась за его обучение, когда вытащила мальчишку из уличной банды бывших ?людей Сиги Ройвена?, она дала ему работу и кров, но, как бы мальчик ни старался, как бы ни был ей благодарен, толку, как от чародея, от него добиться было невозможно. У парнишки были старательность и гибкий, нестандартный склад ума, но совершенно не было природных способностей. Его талантов, впрочем, вполне хватало на то, чтобы исполнять обязанности ассистента Ректора, а однажды даже?— поучаствовать в короткой нелепой войне, развязанной неуемной Саскией. Узнав, что Виктор добровольно отправился на фронт, Филиппа сперва мысленно обругала его и его проклятую наследственность последними словами, а потом потратила много сил, чтобы сберечь и помочь ему. Мальчишка вернулся домой невредимым, и после этого чародейка решила, что пора начинать постепенно приводить свои планы, касательно него, в действие, пока он снова не ввязался в какую-нибудь сомнительную авантюру.—?Я получил письмо от профессора Шинце,?— принялся, меж тем, отчитываться Виктор. Визиты Ректора в Университет были довольно редкими, но юный помощник всегда был готов предоставить полнейшие сведения о новостях и сплетнях, блуждавших в его стенах. —?Он намерен задержаться в Темерии до конца семестра, если вы не возражаете. Вызимский Университет откроет свои двери к лету, и он увлекся научными контактами с нильфгаардской интеллектуальной элитой.—?Проще говоря, он осознал, что вызимские бордели лучше, чем местные,?— хмыкнула Филиппа, и Виктор состроил многострадальное лицо?— о страсти известного профессора к особого рода развлечениям было широко известно. Впрочем, моральный облик ученых, если это не мешало их основной деятельности и не затуманивало их блестящие мозги, Ректора не слишком волновал.—?Мы вновь получили заявку об организации в Университете факультета сравнительного богословия и теологии,?— продолжал вещать Виктор.—?Ни за что,?— отрезала Филиппа. Она знала, что скрывалось под этим громким словом ?сравнительная?, и иметь дела с очередной сектой фанатиков не собиралась. Следы сажи от деятельности Культа Вечного огня отмыть не удавалось до сих пор,?— И знаешь что,?— чародейка вдруг ощутила укол настоящей черной злобы,?— узнай, кто именно шлет нам этим заявки, и отправь его в Третогор. Уверена, Ее величество будет рада с ним пообщаться.Виктор кивнул и сделал быструю пометку.—?Лектора на курсе общей философии снова придется замещать,?— со вздохом продолжал юноша, выждав приличествующую случаю паузу и чутко давая Филиппе побороть приступ гнева. Она внимательно посмотрела на ассистента.—?А что с этим Иорветом? —?резко спросила чародейка,?— если из-за него в Университете начнется эпидемия…—?Насколько я знаю, он не заразный,?— возразил Виктор,?— и, если верить профессору Шани, вскоре вернется в строй. Просто… не сегодня.Филиппа терпеливо кивнула. За всеми этими простыми, ежедневными делами, от ровного услужливого тона молодого ассистента, под внимательным взглядом его умных карих глаз легко было забыть, зачем, собственно, она явилась в Университет. Чародейка посмотрела на помощника?— тот, похоже, закончил делиться свежими известиями, и ждал теперь от нее дальнейших поручений.—?Боюсь, мой мальчик,?— еще немного помедлив, заговорила Филиппа,?— я принесла печальные известия.Темные брови юноши сошлись над переносицей, но взгляд остался прямым и ясным. Его не так просто было напугать подобными фразами, и эта его черта очаровывала Филиппу.—?Барон Кимбольт отошел в мир иной сегодня на рассвете,?— печально проговорила чародейка, хотя понятия не имела, отдал ли дряхлый барон концы с первыми лучами солнца или ближе к полудню. Но Филиппе показалось, так эта новость звучала внушительней.О родственной связи между бароном и пригретым Дийкстрой мальчишкой Филиппа узнала далеко не сразу. И подозревать истину чародейка начала, лишь увидев отца Виктора, бывшего партнера Сиги по заговору, с разбойничьей повязкой на утраченном глазу. Семейное сходство было не слишком кричащим, но вполне очевидным. Хватило совсем немного усилий, чтобы найти догадке подтверждение, и для Филиппы впервые с момента смерти Адды забрезжил свет надежды. У почившей королевы, насколько магичка знала, на свете осталось совсем немного родственников?— сводная сестра и двоюродный брат короля-отца, барон Раванен Кимбольт, в свое время претендовавший на Темерский трон по праву этого близкого родства. И когда правда выплыла наружу, наладить связь с престарелым бароном и познакомить его с Виктором было делом техники.Филиппа приводила свой план в исполнение медленно и кропотливо. На одном из приемов в поместье Кимбольта, которые старый барон давал, чтобы разогнать тоску и одиночество последних лет жизни, чародейка появилась рука об руку с молодым ассистентом и представила его хозяину торжества, не выкладывая пока на стол все карты. Она позаботилась о том, чтобы Виктор время от времени отправлялся к старику с мелкими поручениями, был у него на виду и, пользуясь своим невольным природным обаянием, втерся к нему в доверие. Все шло удачно?— Кимбольт, не имевший прямых потомков и смертельно уставший от назойливой дальней сомнительной родни, надеявшейся отхватить часть богатого наследства, был рад вниманию смышленого и учтивого юноши, и несколько раз простые визиты с весточками от Филиппы перерастали в долгие шахматные партии или пространные беседы о будущем Севера и Темерии?— барон ненавидел Нильфгаард всей душой и мучился от безысходности и бессилия что-либо изменить. Знал бы он тогда, что, возможно, изменил все, один лишь раз не удержав хер в штанах. Это было восхитительно иронично, и Филиппа наслаждалась происходящим.Она не рассказывала барону правды до самого последнего времени, когда старость и болезнь наконец не начали брать верх над крепким стариком. Около недели назад, явившись к его постели, Филиппа доверительно поведала Кимбольту, что умирал он вовсе не в одиночестве, и что Виктор приходился ему никем иным, как родным внуком. Чародейка знала, что под конец жизни, оглядываясь на прожитое, барон столкнулся со страшными угрызениями совести, и часто в бреду вспоминал обесчещенную и брошенную им женщину, коря себя за то, что так и не нашел ее вновь, чтобы исправить ошибки. О родившемся в результате той связи сыне Филиппа деликатно промолчала, но умирающий барон и не стал о нем спрашивать?— ему было довольно знания, что рядом с ним все последние годы была его родная кровь, его внук, через которого можно было обрести искупление.Искуплением были документы, подписанные бароном, в которых он признавал Виктора своим родственником, жаловал ему свою фамилию и безусловное право наследовать все свое имущество и титул. Поставив все на эту дряхлую клячу, Филиппа ни капли не прогадала.Выслушав печальное известие, Виктор склонил голову и вздохнул?— не слишком, впрочем, печально. Сам он относился к сварливому старику со здоровой долей презрения. Собственная некрасивая семейная история была парнишке неведома, но на каком-то интуитивном уровне он все равно, похоже, испытывал необъяснимую неприязнь к этому человеку.—?Он оставил завещание,?— продолжала Филиппа, чувствуя, как в ней поднималось приятное волнение, схожее с тем, что испытываешь, впервые верно произнося сложное заклинание,?— и по нему его поместье, счета и титул переходят тебе, мой мальчик.Виктор вскинул голову и растерянно моргнул. Именно на такой эффект Филиппа в глубине души и надеялась?— все же помощник был еще совсем мальчишкой, хоть и учился ничему не удивляться.—?Мне? —?переспросил он,?— но почему?Филиппа мягко взяла его за руку, отвела в противоположный угол кабинета и усадила в глубокое кресло, сама устроилась напротив и некоторое время молчала, разглядывая удивленное свежее лицо. Стоило отучить Виктора смотреть такими жадными глазами до того, как план перейдет в завершающую фазу?— будущим королям такое выражение совершенно не подходило.—?Я должна тебе признаться,?— произнесла Филиппа после паузы и отвела взгляд?— надеясь, что вышло не слишком театрально,?— я не хотела ставить тебя в неловкое положение, и потому молчала. Виктор, барон Кимбольт узнал из надежных источников, что ты приходишься ему родным внуком, но, увы, у него не было шанса поговорить с тобой об этом…Виктор сглотнул, сильнее сжав ее руку. О собственном происхождении мальчишка никогда не спрашивал. Он помнил свою мать?— она была одной из продажных женщин, работавших под началом людей Сиги Ройвена, и умерла вскоре после последней Северной войны. Он помнил своих покровителей?— сперва самого Сиги, который пригрел его еще в раннем детстве, а после его смерти отцами парнишки стала осиротевшая бандитская группировка. После того, как Новиград был взят армией Нильфгаарда, им пришлось уйти в глубокое подполье, но оттого Виктор учился всему только быстрее и проникся уличным братством крепче. Он знал, что всем, что имел сейчас, был обязан Филиппе, и был ей бесконечно благодарен и верен, но ни разу за все время, что чародейка знала его, Виктор не задавался вопросом, кем был его настоящий отец?— должно быть, запретив себе об этом думать. Мальчишка был достаточно смышленым, чтобы понимать, откуда у уличных шлюх заводятся дети, и что ни одна из них с уверенностью не могла бы назвать имени того, чье семя выиграло эту гонку. Как Сиги удалось преуспеть в этом исследовании, Филиппа не знала, но совершенно не сомневалась в его исключительных способностях.Все это для Виктора было, казалось, совершенно неважно, но нынешние известия несомненно выбили почву у него из-под ног. Некоторое время он молчал, созерцая ковер под своими стопами, потом поднял растерянный взгляд на Филиппу.—?Но разве не должно было это наследство достаться…- ?моему отцу??— вот что не смог произнести Виктор, и Филиппа вдруг с изумлением поняла, как болезненно застряли эти слова в его горле. Мальчишка все же задавался вопросами, о которых она ничего не знала, и сейчас, похоже, улучил возможность произнести их вслух. Воды, в которых они плавали, оказывались куда опасней, чем на первый взгляд.Филиппа мягко покачала головой.—?Барон никогда не знал твоего отца?— ваши с ним судьбы очень схожи,?— ответила она, решив не лгать мальчику, чтобы позже не разбираться с последствиями этой незапланированной лжи,?— и уже не узнает. А ты стал для него отдушиной на исходе жизни, и сделать наследником именно тебя?— было его собственной идеей.Виктор молчал. Филиппа чувствовала, что еще больше вопросов буквально крутились у него на языке, и плотина сдержанности могла в любой момент рухнуть. Она уже сейчас понимала?— парнишка докопается до сути, найдет правду, и ей оставалось надеяться, что узнает он все не от нее.Виктор проглотил свое любопытство, как горькую пилюлю.—?И что теперь? —?спросил он негромко,?— что мне делать?—?Ты вступишь в права наследования через неделю после похорон барона, когда будет обнародовано его завещание,?— деловито ответила Филиппа, чувствуя, что наконец выбирается на твердую почву,?— после этого ты будешь представлен знати и Ее величеству. А после этого мы с тобой нанесем визит в твои владения, чтобы ты мог понять, что теперь переходит в твою собственность.Виктор обескураженно кивнул.—?И это значит, моя помощь в Университете вам больше не понадобится? —?спросил он после еще одной неловкой паузы, и Филиппа почувствовала, как сердце ее наполняется непрошенным теплом. Сложно было не начать питать симпатию к тому, кого учил и воспитывал так долго?— и к тому, кто должен был спасти весь Север.—?О, мой мальчик,?— она протянула руку и ласково погладила Виктора по щеке,?— пусть не в Университете, но твоя помощь мне будет нужна всегда. Из тебя получится отличный барон,?— улыбнувшись, добавила чародейка, решив не говорить, какой отличный из Виктора получится король.