3. (1/1)
События в этой истории происходят так быстро.. Но кто сказал, что киноплёнка жизни, длиною в восемнадцать с лишним лет, будет крутиться медленно? *** Четыре утра - время, когда Лондон делится на две части подобно разводному мосту, возвышающемуся над мутной рекой повседневности. Время, когда натёртые от всякого рода танцев ножки аристократии ещё покоятся в роскошных кроватях, а в столовых пылятся недоеденные пирожные с жирным кремом. Когда дворецкие досыпают последние минутки перед очередным рабочим днём, состоящим из метания по поместью и заварки чая с молоком для своего господина или госпожи. Но были и те, кого вовсе не интересовали ни пирожные со свежей пылью, ни то, какая родословная у коров, что дали молоко для утреннего чая. Не трудно догадаться, что имя этим неизысканным людям одно - рабочий класс. Их утро начиналось с первым лучом солнца, промелькнувшего в грязном окне, кое - как державшегося на давно устаревших створках. Кроме того, из этого окна то и дело противно дул ветер, в холодное время обмораживая все конечности. Позитивные индивиды, входящие в число рабочих, шутили, что с таким холодом ещё надолго сохранят свой первозданный вид, причём неясно, были ли эти шутки про жизнь или про смерть. Пошутили и хватит. До того как протянуть ноги им следовало позаботиться о семьях, состоящих из рано постаревших жён и хрупких, словно фарфоровые куколки деток с белыми тонкими ручками и жидкими волосами на маленьких головушках. Детки эти, как оказывается, работали наравне со взрослыми, причём не где - нибудь в лавках, а на холодных и мрачных заводах. Ведь Англия не дремлет. Англия должна держать статус промышленно-развитой и счастливой страны, где полным ходом идёт торговля, кипит производство и все счастливы. Вот только обратная сторона этого счастья - голод, болезни и бедность. Среди лондонских трудяг также ходила байка что тот, кто поутру, собираясь на производство, встретит в тёмном переулке статного мужчину со смоляными волосами и, как они описывали, ?кошачьими? глазами, тому несдобровать. Якобы под вечер жертва такой встречи почувствует резкий упадок сил и не сумеет нащупать души в своём теле. Конечно же, всё это наглая ложь, да и тот подозрительный мужчина - всего лишь миф ; видение, которое привиделось чьим-то уставшим глазам, верно? Но сейчас не о нём.. Как и мечтал наш Грелль, отныне он обрёл свободу в том понимании, в котором только желал её обрести. Теперь ему восемнадцать. За год он променял родительский дом на ничем ни примечательный домишко в трущобах, сытный обед на пустые щи, а помощь отцу с матерью в ателье на едкий запах фабрики, вобравший в себя запах немытости, станков и скудной похлебки, что жадно вливали в себя работяги во время перерыва. Иными словами, он опустился на ступень ниже с целью подняться выше. Некогда брезгливый и нежный, теперь он не боялся испачкать руки или стукнуть какого - нибудь противного ребёнка, что тоже работал на этой трикотажной фабрике и всячески мешался под ногами. Или же, во всяком случае, делал вид, что не боялся. ?-Это лучше, чем жить в обстановке, где царят неуважение и отсутствие семейного единства. Где всё в достатке: чисто и убрано, но так паршиво.?- успокаивал себя Грелль, рассматривая свои синяки под глазами в отражении какого - нибудь до блеска натёртого приспособления.Некогда ленивый и беспечный, он на удивление для самого себя включился в рабочий ритм, хоть он и совершенно не был ему симпатичен. Он открыл для себя многие слова и термины. К примеру, он узнал о механической прялке ?Дженни?, которая хоть и не использовалась в их работе, но зато напоминала ему о проститутке, с которой он вёл дружбу из интереса и жалости, и она испытывала к нему те же чувства, выслушивая вечные жалобы на родителей и прохожих, что косо смотрят на него, когда тот гуляет по улицам. В такие моменты красотка Дженни лишь грустно ухмылялась, так как изо дня в день она, а не Грелль чувствовала себя самой что ни на есть униженной и оскорбленной. Она проживала все тяготы и лишения. Она, а не милый, но одинокий рыжеволосый парень, который по её мнению был единственным, кого не назовёшь последней свиньёй в отличие от многих мужчин. На том и держалась их специфичная дружба. Теперь лишь сам чёрт знает, что стало с бедной Дженни. Убили? Изуродовали? А вдруг ничего этого не было. Вдруг прекрасному станку, что штамповал людскую похоть, надоело быть таковым, и она превратилась в такую трогательно - простую прялку? Размышляя над всем этим, Грелль увлёкся и совершенно перестал концентрироваться на работе.Воспоминания жгли голову, в помещении было душно. Слышался привычный шум, заливистый детский смех и вздохи женщин, которые с тоской осознавали то, насколько долго им ещё предстоит здесь пахать.Сатклифф, ошпаренный этой удушливой атмосферой, зажмурил свои зелёные глаза, чтобы ненароком не упасть где-нибудь поблизости. Он, хоть и старался максимально притупить в себе эту черту, всё ещё был неженкой в самом хорошем смысле этого слова, и потому просто - напросто не выносил жизни, которой когда-то так желал.Внезапно по его руке пролился бодрящий холодок, и её накрыло чем-то большим, но изящным. -Всё хорошо? - послышался звонкий обеспокоенный голос.