Надежда (1/1)

Я открываю глаза от едва различимой мелодии. Вибрирующий телефон лежит в нескольких сантиметрах от моего лица, разрываясь в напоминании о репетиции через три часа. Состояние было помятым?— после полночного кошмара остался вязкий осадок. Отключая звук, я пытаюсь пошевелиться, но обнаруживаю себя заключенной в объятия худых рук. Макс лежит позади меня слишком близко, и спиной я чувствую, как меня окутывает его теплом. Я слышу размеренное сопение, и мне хочется, чтобы время остановилось, и необходимость идти на репетицию канула в небытие. Я аккуратно поворачиваюсь в его руках. Его лицо во сне такое безмятежное и настолько беззащитное, что невольно возникало желание укрыть его ото всех неприятностей. Я даже допустила мысль о том, что, возможно, я смогу сделать это, будь я только чуть больше, чем просто тенью… В голове рисуются непрошенные образы и ночной кошмар. Я морщусь от мнимой боли, но взгляд цепляется за вздымающуюся в ровном дыхании грудь. Мое спасение так близко… Я позволяю себе приблизиться к его ключицам. Просто хочу ощутить эту мягкую кожу под своими губами. Он все равно спит, так что это прикосновение будет маленьким секретом, заключенным между моими губами и его телом. Чувствуя собственное горячее дыхание, я почти касаюсь выпирающей косточки, но вдруг слышу над головой смешок. —?Доброе утро. До филармонии мы добрались и вправду слишком быстро. Я запретила себе привыкать. Пройдя в малый зал, где местами уже начинали собираться люди, я проводила Макса на место, с которого, как мне казалось, будет открываться неплохой вид, а сама направилась за кулисы. Участники концерта выходили друг за другом на сцену, играли свои номера, и уходили. Вскоре дошла очередь и до меня. К каждым неуверенным шагом по сцене для меня исчезало по одному человеку из зала, пока не остался только один. Он сидел прямо в центре и смотрел на меня ободряющим взглядом. Как и в самый первый раз, когда я играла для него, я снова чувствовала клавиши лучше, чем когда-либо. ?Тьма не является противоположностью свету?. Это название первой сыгранной мной композиции. Она несла в себе тревогу, грустное ожидание чего-то, но заканчивалась совершенно на неопределенной ноте. Я вспоминаю ночной кошмар. Тьма?— не противоположность свету. Она?— его часть. Часть, которая неустанно будет следовать за светом по пятам. Там, где есть свет?— всегда есть и тьма. Я играю еще пару композиций, прежде чем спешно встаю с банкетки и иду к краю сцены, чтобы отрепетировать поклон. Но тут в руки берет микрофон один из организаторов концерта. —?А как же Ваше произведение? —?спрашивает он и я деревенею на месте. Организатор смотрит в планшет с программой выступлений. —?У вас в номере четыре композиции. Нет, только не это. Не сейчас. Я вижу, как Тарасенко непонимающе смотрит то на первый ряд, в котором сидят преподаватели, то на меня. На ватных ногах я подхожу ко включенному микрофону, стоящему на самой сцене неподалеку от меня. Я не готова играть его сейчас, но в противовес сказать ничего не могу. —?Оно посвящено человеку, верно? —?пытает меня организатор. —?Да,?— только и могу выговорить я хриплым голосом. —?Этот человек сейчас в этом зале? Я смотрю на Максима сквозь свет софитов. Для меня он по-прежнему в зале один. Он отклоняется от спинки сидения и, складывая руки в замок и ставя локти на колени, сосредоточенно упирается костяшками в подбородок. В его глазах царит непонимание. Он уже просил сыграть ему эту композицию, но тогда я сказала, что время для этого не пришло, совершенно без задней мысли о последующих встречах и о том, что это время действительно придет. Какова будет его реакция? Возненавидит ли он меня за это? Но обратной дороги нет. —?Да. Я не хотела, чтобы Брайн услышал ее при таких обстоятельствах. Но решила, что раз уж судьба распорядилась так, то в каждый звук, каждую ноту я вложу часть своей души. Я играла, стараясь не отводить взгляда от раскрытых нот на подставке. Столкновение на улице, протянутая рука, взгляд, извинения, возвращение потерянного нотного листа, улыбки, смех, шутки, фразы, просьбы, сообщения, прогулка, ?оставайся?, яблочный пирог, прикосновение к рукам, объятия, запах мяты с чем-то фруктовым, ощущение мягкой кожи под подушечками пальцев… Ураган воспоминаний, от которых сердце готово разорваться, лишь бы сохранить их в памяти. Войлочные молоточки с каждым нажатием клавиш выбивали из струн рояля все, для чего не найдется слов ни в одном языке мира. Разум молчал. Если и ?нельзя? быть, то я хотела хотя бы рассказать. Взгляд туманился, когда я шла к краю сцены и кланялась смутным образам преподавателей, организаторов, редких людей в зале и ему. Свет софитов ослеплял, а в ушах стоял шум бурных аплодисментов, хотя я прекрасно помнила, что зал не был заполнен даже на четверть. Откуда ни возьмись с потолка посыпалось конфетти и серпантин. Меня охватывает паника, когда я, щурясь, устремляю взгляд в сторону центра зала, и вижу, как Макс уходит. Я резко открываю глаза и обнаруживаю себя на кровати. Вокруг?— ночная темень, за окном?— по-прежнему умиротворенный Питер. Я морщусь, потираю глаза пальцами и восстанавливаю череду событий в памяти. Вспоминаю, как после репетиции поклона я спешно убегаю за кулисы, а потом как в молчании мы с Брайном ехали домой, условившись только еще об одной ночи, которую он любезно предложил провести у него дома, чтобы на следующий день не вставать в несусветную рань, дабы успеть на репетицию. В среду ее почему-то отменили, поэтому после завтрашней я смогу вернуться домой. После того, как мы приехали, Макс пошел снимать распаковку посылок, а я, стараясь ему не мешать, занималась своими делами. Занятые каждый по-своему, мы так ни о чем и не поговорили. Но я не думала, что в этом есть необходимость. Я писала свою композицию не для того, чтобы обсуждать ее. Она была письмом к моему спасению, на которое он был в полном праве не отвечать. Шумные овации, серпантин и уходящая из зала фигура Тарасенко оказалась очередным маленьким кошмаром, хотя по сравнению с тем, что снилось прошлой ночью, это вполне себе обычный сон. Из-за приоткрытой двери выделенной мне комнаты горел тусклый свет. Я села на кровати и посмотрела на часы в телефоне. Они показывали в районе трех ночи. Взгляд боковым зрением зацепился за промелькнувшую за дверью тень. Это был Макс, должно быть, он все еще монтирует отснятое днем. Я хотела было лечь, как вдруг дверь в комнату открылась. —?Я увидел свет телефона,?— парень открыл дверь настежь и, пройдя в комнату, присел на край моей кровати. —?Опять кошмары? —?Это… —?я заблокировала телефон и отложила его в сторону, затем обхватив руками подтянутые к груди колени,?— так, мелочь. —?Как называется твое произведение? —?спросил Максим спустя пару минут молчания, приковывая мой взгляд. —??Надежда?,?— в полголоса отвечаю я. —?Алис… —?снова произносит он, нервно сглатывая слюну и отводя взгляд в сторону. —?Я был в шоке, правда. Мне рисовали рисунки, писали письма, делали эдиты, но никогда не посвящали собственную музыку. Мне правда очень приятно, но… Я не тот, кому стоит посвящать подобное. —?Но это же не так,?— тут же возражаю я. —?Ты даешь надежду. ?Сейчас?. —?Знаешь, я заканчивала первый курс университета, когда встретила одного человека. Мы быстро нашли общий язык. Мыслили одинаково, но не так, как мыслят остальные. Мы жили в своем собственном мире, отдельно ото всех людей. Наверное, каждый мечтает найти такого человека, но… —?я на секунду поднимаю взгляд и вижу внимательное выражение лица Брайна.

—?Вскоре все переменилось. Я не помню того момента, когда мои чувства стали одержимостью, а вокруг моих рук и ног обвязались едва заметные нити марионетки. Он научил меня дурным привычкам, запрещал общаться с другими людьми, сидеть в соцсетях. Я делала все по его указке, лишь бы он не оттолкнул меня и позволил дальше находиться рядом. Встречи превратились в запланированные попойки. Моя одержимость играла ему на руку, он перестал принимать участие в отношениях. Время шло, в глубине души я начинала понимать, что человек тянет меня на дно. Но пара психологических приемов?— и я продолжала тонуть. Тонуть в словах о том, что он со мной лишь из-за жалости, что он со мной на время, пока я не найду себе кого-то лучше, воспринимая все это как должное. ?К тебе нельзя относиться иначе??— говорил он. Потом он пропал где-то на пять месяцев. За эти пять месяцев я довела себя до анорексии и пыталась покончить с собой. Не из-за его ухода, а скорее из-за того, что я смотрела в зеркало и видела лишь тень. Не человека и не личность?— просто тень, из которой?— хочешь?— бери и лепи угодный тебе образ. Если бы только это кому-то в тот момент было нужно,?— я горько усмехнулась, пожимая плечами.

—?Когда он снова объявился, то слезно просил прощения. И я простила. Не потому, что сама хотела. Потому, что этого хотел он. Но отношение его ко мне так и не изменилось. Все это продолжалось два года. Когда он снова исчез из моей жизни где-то на год с небольшим, я вздохнула с облегчением. Думала, вот он?— свет. Но, опустошенная, я была как сломанная марионетка, которую выбросили за ненадобностью. Я не была способна на проявление каких-либо чувств. Ни сожаления, ни горечи, ни сочувствия, ни любви, ни радости. Я провела два месяца в психиатрической клинике. Врачи развели руками и отпустили меня домой в полуовощном состоянии. Потом этот человек снова объявился, по поведению пересмотрев свое отношение к жизни и ко мне, но когда я узнала, каким способом… Он подсел на наркоту. Я отменила все встречи, разорвала все связи,?— мое пасмурное лицо трогает легкая теплая улыбка. Дальше говорить почему-то тяжело. —?Именно в тот момент появился ты. Я наткнулась на твое видео. Это, кажется, было ?мою своего кота?. Я смеялась. Впервые за долгое время. В тот день я засиделась до пяти утра, пересматривая все твои видео. Я сидела по другую сторону экрана от тебя, так искренне улыбающегося, со своеобразным чувством юмора, излучающего уютное тепло и доброту. Искреннюю доброту. Доброту, которой я не видела в течении последних нескольких лет. Доброту, которой мне так не хватало, которая давала… надежду. Я выдерживаю небольшую паузу, а затем боязно поднимаю взгляд. Макс сидит напротив, словно затаив дыхание, его руки лежат на щиколотке закинутой на кровать ноги. Он ошарашенно смотрит на меня, почти не моргая. —?Максим,?— я впервые называю его полным именем,?— ты спас мне жизнь. Ты заслуживаешь того, чтобы посвятить тебе каждую композицию в мире, и, поверь, это самое малое, чего ты заслуживаешь. Он ничего не говорит. Несколько долгих минут Брайн смотрит на меня взволнованно, полными сожаления карими глазами, которые сейчас кажутся куда темнее, чем обычно. Потом он медленно подсаживается совсем рядом со мной. —?Я знаю, я слабохарактерная, раз допустила все произошедшее со мной,?— залепетала я, ожидая негативную реакцию на мою историю, это было бы предсказуемо. —?Но я хотела бы сказать тебе… Я не успеваю договорить, потому что Максим медленно приближается к моему лицу так, что я чувствую его дыхание на своих губах и снова вдыхаю приятный мятный запах. С моих глаз срывается еще пара горячих слез, и в следующую секунду я чувствую совсем невесомое неуверенное прикосновение мягких губ.