О человеке (1/1)

Когда выступаешь в крупной филармонии, при выходе на сцену в жизни не испытаешь такого страха, который сковывал меня сейчас. Напротив меня не сидели тысячи человек, среди которых могли оказаться именитые композиторы и известные критики, чье слово может похоронить твою музыкальную карьеру за считанные дни. Напротив меня не сидело моих преподавателей, и я уже далеко не ученица, чтобы бояться сыграть перед ними неправильно. Напротив меня сидел всего-навсего один человек. Один человек, без появления которого я совершенно не представляю, куда бы завела меня жизнь. К роялю я шла будто на эшафот, каждым своим ватным движением немо спрашивая Макса, действительно ли он хочет услышать мою игру. Я села на банкетку перед роялем, проводя кончиками пальцев по клавишам. Казалось, еще никогда я не чувствовала их так, как сейчас. В этот раз ноты мне были не нужны?— ?Лунная соната? Бетховена была единственным произведением, которое я знала наизусть целиком и полностью. Поначалу я играла, опустив взгляд на клавиши, хотя и вовсе не нуждалась в зрительном контроле. Когда-то преподаватели назвали это моей особенностью?— чувствовать инструмент и играть не глядя. Но сейчас я просто не знала, куда деть свои глаза. Поднять их?— означает снова попасться в эту теплую манящую клетку. Тарасенко следил за каждым моим движением и, кажется, даже забыл, что перед ним лежит горячая пицца. Это не мое произведение, в котором я излила душу, но я играю Бетховена настолько чувственно, чтобы мелодия стала зеркалом моей боли. Я снова тону в музыке. Но тонуть, когда в комнате сидит он, куда приятнее, чем тонуть в одиночестве. Краем глаза я замечаю движение и, чуть подняв глаза, обнаруживаю Брайна уже совсем рядом, опирающегося на закрытый рояль и рассматривающего лежащие на нем нотные листы, среди которых и тот судьбоносный девятый. Листы с моим авторским произведением, посвященным одному ему. Еще спустя время я нахожу в себе смелость вновь поднять глаза, и они тут же сталкиваются с карией бездной. Максим смотрит слишком серьезно, взглядом, какой, должно быть, не всем доступно лицезреть. Взглядом, совершенно не предназначенным для видео и широкой публики. Взглядом приковывающим, манящим. Запретный плод сладок. ?Нельзя?. —?Сыграй мне вот это,?— вдруг просит Тарасенко, выдергивая меня из плена музыки и придвигая к ближнему моему краю папку с разложенными на ней нотными листами. ?Лунная соната? резко обрывается на середине. Конечно, он мог и не понимать нот, но Бетховена проходят в пятом классе на уроках музыки, и было совсем не удивительно, что Макс догадался, что лежащее на рояле произведение и то, что играла я?— разные вещи. Наверное, если это не наша последняя встреча, рано или поздно он попросил бы сыграть это. Но… —?Не сейчас. Для этого… —?я потупила взгляд,?— еще не время. —?Что это за произведение? —?спросил он, вновь осматривая ноты и аккуратно перекладывая листы, не нарушая порядок. —?Сама написала? Я кивнула и закусила губу. ?Оно о тебе?. —?Оно о человеке,?— произношу я. —?Ого, должно быть, этот человек очень дорог для тебя,?— Тарасенко оставил ноты в покое и посмотрел на меня, улыбнувшись. ?Ты даже не представляешь насколько?. Я бессовестно смотрю ему в глаза и натягиваю радостное выражение лица. Мы вернулись к пицце и разговорам ни о чем. Макс рассказывал о неудавшихся и, как следствие, не вышедших скетчах, о съемках ?Последней кнопки?, о переезде, и делал это по-прежнему в своей юмористической манере. И я смеялась. Искренне. Второй раз за довольно долгое время, и снова благодаря ему. Я забывалась. Могла радоваться, быть настоящей собой, той, что умерла много лет назад, но ради него решила воскреснуть и жить дальше. Я поняла, что дискомфорт и страх, сковывающий каждое движение, сами собой куда-то улетучились, когда обнаружила себя развалившейся поперек кресла и свесившей ноги с подлокотника, а его?— полулежащим на диване напротив. —?Фак, время! —?Брайн обратил внимание на раздавшийся уведомлением телефон, лежащий на журнальном столике перед ним. —?Черт, мы и вправду засиделись,?— с нескрываемой грустью проговорила я, приняв в кресле нормальное положение и посмотрев на наручные часы, а затем предложила,?— тебе вызвать такси? —?Гонишь меня? —?внезапно серьезно спросил Максим, и в моей груди что-то больно ударилось. —?Нет, вовсе нет, просто я тебя сбила на улице, и было бы правильно искупить свою вину… —?в панике начала тараторить я. ?Как я могу гнать тебя?? —?Успокойся,?— рассмеялся парень,?— я же пошутил. —?Ты… —?неожиданно для самой себя я расплылась в улыбке, а накатившая тревога отступила,?— издеваешься надо мной! —?Вовсе нет,?— Брайн опрокинул стакан с оставшейся колой и, вскочив с дивана, направился к выходу, по дороге заказывая такси через приложение. Я проследовала за ним, чтобы проводить. —?Я хоть и выгляжу как школьник, деньги на такси у меня есть,?— заверил меня Тарасенко, согнувшись в три погибели и натягивая кеды. —?И, да, кстати, на Невском вроде бы я тебя сбил, а ты в меня просто врезалась. Так что моей вины тут больше. —?Ну, свою ты уже искупил,?— я наотмашь показала в сторону рояля, имея в виду возвращенный девятый нотный лист моего произведения. Несколько последующих секунд решили, что за один вечер событий маловато, и привнесли еще немного красок. Я потянулась за замочной ?собачкой? позади Макса, чтобы открыть дверь, как вдруг парень поднялся, закончив завязывать шнурки на кедах. Я повернула замок в сторону от стены и, возвращаясь в свое исходное положение, обернулась, обнаруживая его лицо в нескольких сантиметрах от моего. Я ожидала, что Брайн попятится назад, отстранится, посмеется над этой ситуацией, но вопреки всем моим предположениям, он стоял, спокойно глядя мне в глаза. Я видела каждую из длинных темных ресниц, каждую пору на аккуратном ровном носу, я слышала размеренное дыхание, и мое сердце останавливалось. Спустя мгновение у Максима зазвонил телефон?— это был подъехавший таксист. Он коротко бросил ему что-то вроде ?иду?, пока я возвращалась в реальность, в которой разум разрывался в криках. ?Нельзя?. Мы толком нормально и не попрощались. Всего-то перебросились парой неловких благодарностей за проведенное вместе время. После того, как мои уши потряс звук захлопнувшейся за Брайном двери, я еще с пару минут стояла возле выхода, не в силах пошевелиться. Словно пребывая в какой-то прострации, я убралась, приняла ванну, и, все еще прокручивая все диалоги, интонации и действия у себя в голове, отправилась в спальню. Уснуть не получалось. Я боялась, что стоит мне провалиться в царство Морфея, и на следующий день окажется, что все это было действительно красочным сном. Отчего-то мысль о том, что я могу больше не увидеть Макса, боли не причиняла. То ли в эйфории она казалась мне слишком нереалистичной, то ли свежие воспоминания обладали большей силой положительных эмоций. От размышлений отвлек звук уведомления на телефоне. Яркое свечение на секунду ослепило меня?— уже довольно давно я лежала в темноте, безуспешно пытаясь уснуть. Это оказался WhatsApp. Странно, но этим приложением я обычно пользовалась только ради контакта с мамой. Потерев глаза пальцами, я проморгалась и вновь посмотрела в телефон. На экране висело сообщение. Макс Тарасенко: ?Я могу рассчитывать на еще одну встречу??