Часть 1. Глава 3. Знакомство с усадьбой (1/1)

Причина внезапного отъезда Оливии и её отца Хирама, игрушечного мастера, бесконечно любившего свою работу и годами выхаживавшего малую лавку на улице Марилебон на севере Вестиминстера, крылась в письме, пришедшем вместе с векселем за последние месяцы. Рассмотрев конверт, мастер с удивлением заметил имя домовладелицы, которая сдавала ему квартиру ещё в Шотландии, до того как он оттуда уехал. Миссис Нисбет хорошо знала его родителей, в некотором смысле они дружили семьями, а затем Флавершем почти пятнадцать лет был с ней на короткой ноге, проводя время за утренними беседами по душам. Он хорошо помнил эту мышь несмотря на продолжительную разлуку. Миссис Нисбет обладала неподражаемым чувством юмора, любила читать социальную сатиру и играть в шахматы. А ещё она души не чаяла в детях. Несколько раз она намекала на то, что хотела бы сосватать Хираму свою дочь, которая в зрелые годы так и осталась у неё под крылом. Её дочь Джамесина носила большой детский бант на макушке и такой же – на хвосте, по мере взросления она так и осталавалась инфантильной и несамостоятельной. Мать готовила свою любимицу в жёны, отчего та умела первоклассно готовить, стирать и шить, а когда речь заходила о замужестве, была готова заснуть от скуки. Она не привыкла принимать решения сама, во всём полагаясь на слово заботливой матушки. Излишне говорить, что главным поводом для того, что Хирам так и не женился на этой девушке, был тот факт, что навряд ли та сама этого хотела.

А содержание письма, пришедшего в адрес игрушечного мастера, было таким: ?Дорогой мой Хирам! Не знаю, примешь ли ты теперь такое фамильярное обращение, однако я не могла иначе: мы с тобой однажды могли породниться, когда бы ты всё же попросил руки моей Джамесины. Однако я не держу на тебя обиды, поскольку в позапрошлом году Джейми вступила в брак с Перси, сыном самого господина Уилсона Хеннингтона! Перси составил моей крошке блестящую партию, а мой сват отныне – досточтимый господин Уилсон, почётный кавалер британской армии. Только вообрази, он прошёл Крымскую войну и бился против атаки лёгкой бригады, был великим актёром, выступал в королевском театре на Друри-Лейн, в провинциальном Норвиче играл мышиного короля Ричмонда Третьего, а в столичном Сэдлерс-Уэллсе - горбуна. Как ты уже мог знать. Со времён ?Горбуна? он тесно знаком с Элисон Хэрриот, и впоследствии управление Сэдлерс-Уэллсом передала ему именно она, наставница твоей бедной Розы... Я так и не успела выразить тебе соболезнования, ну да и не будем вспоминать о плохом! Сейчас я хочу перейти к главной новости. Мой зять строит кукольный театр. Нужно сказать, что сам Перси Хеннингтон – малый хоть куда! Сразу же после его помолвки с моей дочуркой я оставила свой пост домовладелицы, бросила свою работу рантье и ушла на покой. На покой в богатейшей и великолепной усадьбе в Гогаре!

Но рассказывать тебе о всех прелестях дома я не стану, потому что ты сам сможешь всё увидеть. И ежели ты подумал, что таким образом я всего лишь зову тебя недолго погостить, то ты ошибся. Хоть ты и негодник, который в своё время не взял в жёны Джейми, от имени моего уважаемого зятя я предлагаю тебе новую работу на одной из должностей в его будущем кукольном театре! Всё правильно, с его разрешения я приглашаю тебя и твою малютку Оливию жить в нашем замечательном поместье – Воулфилде! Ты спросишь: с чего вдруг такая щедрость со стороны уважаемого патрона? Всё очень просто. Он, бывает, сказать по секрету, немного расточителен, но не так давно он направил заработок в правильное русло, задумав осуществить проект детского театра кукол ?Панч? в Эдинбурге. Он уже нанял самых искусных художников, механиков и других рабочих, но я порекомендовала ему твою кандидатуру, сказав, что твоё присутствие точно не повредит, да и своё дело ты знаешь отменно. Перси любезно согласился принять тебя не только из родственной привязанности ко мне, но и по одной занимательной причине, которая наверняка станет для тебя сюрпризом. И если ты примешь это предложение, в чём я не сомневаюсь, то незамедлительно отправь мне телеграмму. Сами хозяева посещают Воулфилд не так часто, ибо сами проживают в городе. Так что дом находится в моём полном распоряжении, и я задаром исполняю здесь обязанности экономки, поскольку таковой здесь не имеется, да и не требуется вовсе, ведь я сама ещё не так уж стара, чтобы не суметь испечь омлет. С душераздирающей тоской жду твоего отклика и приезда. Я уверена, тебе придутся по душе здешние красоты, и к тому же я взяла на воспитание двух прекрасных мальчишек, так что Оливии здесь будет с кем играть.С надеждой на скорую встречу, Деворджила Нисбет, 1997? — Уехать из Лондона? — Хирам вслух проговорил мысль, которая казалась ему невообразимой, а выпавший из хватки листок плавно опустился на пол. Нет, это невозможно. А как же его лавка? Как же соседи, знакомые? Неужели можно просто так взять и покинуть давно обжитые и такие привычные глазу улицы? Но чем больше размышлял Флавершем над неожиданным предложением нового дома и работы в кукольном театре, тем удачнее казался ему такой шанс. Конечно, он слышал от покойной Розы о знаменитом военном Уилсоне Хэннингтоне, и ему не стоило большого труда догадаться, что сын оного вполне может быть готов предоставить солидный оклад за любимую работу, а полученные деньги обязательно пойдут на образование Оливии, и напоследок, что может быть лучше загородной усадьбы в родной Шотландии? Всё это звучало просто фантастически! Вот только почему, чёрт возьми, такой важный доминант решил пригласить его, Флавершема, на работу и в дом? Ах да, Нисбет написала, что это сюрприз. И вот, не успела Оливия моргнуть и глазом, как билеты были куплены, вещи собраны, а лавка загодя перепродана новому съёмщику. Ситуацию в конечном счёте усугубило то, что злобная летучая мышь устроила в помещении погром, размолотив всё, что ни попадя, но на счастье новый владелец всё равно собирался делать ремонт. Оливия в жизни не бывала ни в других городах, ни в сельских районах. И теперь, под лязг сцепок и размеренный перестук, она мысленно прощалась со старой лавкой, с местной почтой, с ребятами, которые никогда с ней не играли, с Биг-Беном и Темзой, площадью Пикадилли, джентльменами в полосатых галстуках и сыром Чеддер, с густым шоколадным пудингом, которым угощали на праздник соседи, посыпанном сахарной пудрой и украшенным листиком мяты. И тем, чьё имя пока не стоило произносить вслух, дабы окончательно и бесповоротно не прослезиться. Пейзажи, освещённые рыжим солнцем после ливня, фиолетовые вересковые поля и гигантские ели мелькали перед её глазами, сливаясь в единое пятно, словно тающие картины уходящего.

*** Среди всеобщей сутолоки прорезался громкий и выразительный альт: — Почему нельзя-то? Детский голос, уже начавший ломаться в раннем возрасте, звучал требовательно и нетерпеливо. На кухне царила полная кутерьма и неразбериха, гремели кастрюли, пылали чугунные печи, по всему дому разнеслись суетливые окрики. — Сколько раз мне повторять? — вздохнула мышь, доставая из коробки дорогой сервиз из опака с росписью и сортируя столовое серебро по размеру приборов. — Он испечён для гостей. На кухне высился виновник возмущения – огромных размеров сырный торт из множества коржей, начинкой для которых служило суфле из сорта Гауда. Лимонно-кокосовая глазурь пахла необыкновенно прельстительно. — И что с того, что я отщипну от него один кусок? — как ни в чём не бывало негодовал мальчишка. — Ты испортишь торт, а мне его подавать к столу, — мягко, но строго пояснила хозяйка, явно недосчитавшаяся пары вилок. — Да эти гости всё слопают и даже крошки мне не оставят, знаю я их! — не переставал капризничать мышонок. — Разговор окончен. Сейчас ты отправишься умываться и точка, — распорядилась мышь. — Хоть в зеркало смотрел? Мне некогда тебя выхаживать, тут ещё столько возни с миндальными калиссонами... Женщина хотела было пойти размешать миндально-цукатную пасту, с которой не справлялась прислуга, однако ребёнок, не торопясь уходить, всё ещё стоял на том же месте, с надутой губой. — А можно мне хотя бы не наряжаться в эти рюши? — взмолился он. — Ещё чего удумал? Если увижу тебя без рукавчиков, то лично уши надеру! — женщине начало казаться, что этот молодой джентльмен явно испытывает её терпение. Прорычав сквозь резцы что-то нечленораздельное, мышонок удалился, а служанки в это же время были заняты тем, что проявляли крайнюю нерасторопность в приготовлении одного из многочисленных десертов. — Ты слышала, кто приедет? — беспечно щебетала мышка, чьей обязанностью было приготовление щербета и пары-тройки других сладостей. — Кажется, Флавершем. — Тот самый мистер Флавершем, из Лондона? — перешла на шёпот вторая служанка, которая явно знала эту фамилию. — А какой же ещё? Только у него на моей памяти есть дочь... — О чём мы так мило болтаем? — сердито прервала их хозяйка. — Я уже битый час жду от вас тесто. — Простите, миссис Нисбет! — сконфуженно пробормотала одна из девиц, резко стушевавшись. — Всё приходится делать самой, — Деворджила выхватила миску и продолжила мешать густую сладкую массу с дальнейшей целью щедро намазать ею аккуратные ломтики белого хлеба. В доме весь день не было места продыху, и то легко объяснялось тем, что праздник в честь новоселья обещал быть гораздо более грандиозным, чем можно было ожидать. Немногочисленные слуги суетились, толкались, щипали друг друга, жаловались на низкое жалованье. Происходило всё, что угодно, но у кое-кого на душе было чрезвычайно тоскливо, и никому не было до этого дела. Очевидно, что этот кто-то ни в коем разе не желал приезда долгожданных гостей, но никому не говорил о причинах своей досады. Быть может, если бы хоть кто-нибудь согласился выслушать его и понять правильно, ему стало бы немногим легче, однако терпеливых слушателей так и не нашлось.*** В зелёном поясе Шотландии день уже клонился к вечеру, когда человеческая телега подъезжала к небольшому белокаменному замку, который являлся недурным образцом традиционной шотландской архитектуры благодаря остроконечным крышам, башням и зубчатым стенам. — Вот это да! — только и смогла произнести Оливия. — И здесь мы теперь будем жить? Когда телега остановилась, Хирам, стряхнув сено с пальто, спрыгнул на землю, поймал саквояж, а затем и саму Оливию. Не предвкушая ничего конкретного, они оба знали, что им уготовано что-то неожиданно приятное, и именно поэтому они твёрдым шагом направились к крыльцу мышиной норы, расположенное на заднем дворе за зарослями чертополоха. Там на пороге, шурша юбками, показалась сама хозяйка в пелерине и бордовом парчовом платье и чепце с фалбалой. Окрас её шерсти имел светло-персиковый оттенок. — Флавершем! — игриво возмутилась хозяйка. — Мы вас уже заждались. — Миссис Нисбет! — Хирам снял шляпу и замахал ей, заставив сбежать вниз по ступенькам, подобрав подол.

— Иди, обними старую добрую Деворджилу, — промурлыкала мышь и, не дожидаясь ответа, так сжала его в своей хватке, что в его спине что-то хрустнуло. — Очень рад... вас видеть, — выговорил он весьма затруднённо, а оттого и не совсем с теми эмоциями, какие хотел вложить в приветствие. Затем хозяйка отстранилась и наклонилась к восьмилетней дочери мастера, хихикавшей над сценой чересчур радушного приёма. — Оливия! Кто бы мог подумать, что ты такая большая? — Она ласково потрепала чёлку девочки, заставив ту невольно зажмурить один глаз. На порог вышли два мальчика. Тот, что выглядел старше, явно не горел желанием участвовать в празднике новоселья, а второй, совсем маленький, смущался при виде гостей. — Джентльмены, не стойте в дверях как не родные, будьте же смелее, — настойчиво посоветовала им хозяйка, возвращаясь к порогу. Старший обладал чёрным окрасом меха и был вполне симпатичным десятилетним парнем. В честь праздника на его жилете и рукавах красовались ажурные оборки, но их наличие явно приводило его в замешательство. — Обязательно было так наряжаться? — фыркнул он, тихо обращаясь к миссис Нисбет. — Как я вижу, никто не восторгается моим пижонством. — Эд, веди себя прилично, у нас гости,— шепнула Деворджила ему на ухо. — И они задержатся надолго. Малыш, чудный золотистый мышонок с пышной чёлкой, казался сущим ангелом: его маленький белый кафтан и белые же короткие штанишки были покрыты обилием рюш и кружев. — А ты как всегда загляденье, дорогой!— похвалила его Нисбет. Подойдя к гостям, маленький ангел поклонился и вежливо представился полным именем: — Доб’гыйвече’г, меня зовут Адам Сэмюэль Лоу. — Очень приятно, а я Оливия, — улыбнулась в ответ дочь мастера, помахав лапкой. Второй мышонок продолжал нелюдимо стоять в сторонке, сложи в лапки на груди и, по всей видимости, не решаясь продолжить обмен любезностями. Флавершем решила это исправить и направилась в его сторону: — Меня зовут Оли...— не договорила девочка. — Твоё имя слышал, не глухой пока, — мрачно перебил черныш, даже не взглянув на протянутую ладонь, чем небывало возмутил её обладательницу. — Не об’гащай внимания, он так шутит! — поспешил замять неловкость маленький Адам, приобняв его за поясницу, отчего тот нахмурился ещё больше. Внутренне пообещав себе, что задаст трёпку несносному мальчишке, хозяйка смерила девочку оценивающим взглядом. — Знаешь что, Оливия, стоит прикупить тебе новых нарядов. — Что? — непонимающе округлила глазки Флавершем, задумавшись, чем плохи её синее пальто и берет с помпоном. — Молчу-молчу! — весело рассмеялась миссис Нисбет. — Давайте же зайдём внутрь, и я покажу вам дом. И остальные мыши повиновались, войдя в хвалёную загородную аристократическую обитель. Для Оливии и Хирама началась настоящая экскурсия. Дом не стоил даже случайного упоминания о каморке мастера: в нём было восемь спален, баня, обшитая древесиной столовая, просторный холл с мерцающей в темноте медной люстрой и изогнутыми дубовыми лестницами. Всё было начищено до блеска и поражало своими обширными масштабами. — Скромно и со вкусом, не так ли? — с гордостью усмехнулась хозяйка. — Да уж, со вторым не поспоришь, — согласно закивав, протянула Оливия. — А вот и то, для чего вы сегодня приехали, — таинственно прищурилась Нисбет. С этим словами она торжественно распахнула тяжеловесные высокие двери. В банкетном зале стоял длинный стол с разносолами, а за ним, чинно и не очень, восседала целая толпа мышей. Здесь были как приличные сословия в отутюженных сюртуках, так и фермеры под ручку с приодетыми сельскими леди в позаимствованных для такого случая единственных соседских бусах и кринолинах внучатой тёти. Короче говоря, на повестке явственно намечались вечер безудержного пляса и валтасаров пир. — С новосельем! — взорвалась шумным возгласом радостная гурьба присутствующих. — Я пригласила на ужин всех знакомых из Гогара, — рада была сообщить Нисбет. — Деворджила, не стоило так утруждаться, — Хирам чуть не потерял нижнюю челюсть, что можно было сказать и о его дочери. — Шучу, не всех, но многих, — поправила мышь, жестом приглашая к ужину. Когда все приглашённые в полном составе уселись за стол, Оливия оказалась в самом выгодном положении. Перед мышкой очутилась гора яств, где нашли место запечённые яблоки, суп с луком и черносливом, ниппс-таттис из картошки и брюквы, домашнее желе, кроуди из козьего молока, на десерт хлопья с ягодами и сливками. И, несомненно, с её стороны было бы большим проступком не отведать хоть ложечку каждого из этих блюд. — Обязательно попробуй и савоярди, — Нисбет придвинула вазу с сахарным печеньем. — Но я уже объелась, — беспомощно простонала девочка, под конец чувствуя, что медленно сползает со стула. — Ни слова возражения, мисс, для кого я, по-вашему, столько готовила? — Тебя это тоже касается. — Она резко повернулась в сторону Хирама. Впрочем, Хирама касалось ещё одно немаловажное дело, а именно рассказ о своём внезапном похищении среди ночи и о грубой летучей мыши с перебитым крылом, о работе на Рэтигана, шантаже и покушении на королеву Мышиного царства. Гости благоговейно замерли перед своим героем, и никто не решался вымолвить и слова. Он прижимал к небе Оливию, упоминая, как эта отважная восьмилетняя девочка не побоялась икать его среди ночи, а затем в игру вступил Бэзил с Бейкер-Стрит. Хирам упоённо демонстрировал всем выпуск газеты ?The illustrated London Mouse” под номером 1234, на заглавной странице которого Бэзил и доктор Доусон склонились перед Маусторией. Вопросы летели один за другим, начиная от того, почему из всех лондонских игрушечных мастеров Рэтиган выбрал именно Хирама, каков был механизм псевдо-королевы и заканчивая тем, что профессор Рэттган вполне может быть ещё жив. Но одно оставалось неизменным, а именно чуткое внимание и всеобщее восхищение захватывающей историей со счастливым концом. За всеми этими разговорами никто так и не заметил, как чёрный мышонок, всё это время глядевший на счастливых и неразлучных Оливию с её отцом, втихомолку выбрался из зала, воспользовавшись шумом и гамом грандиозного пиршества.

Прошло не так много времени прежде чем тарелки, супницы и таццы окончательно опустели. Когда гости пили купажированный виски на зерновой основе, Малютка Адам сидел на коленях у Нисбет, а Хирам с умилением наблюдал за тем, как она раскачивает малыша. — Ваши мальчики – просто прелесть, — сказал мастер. — Полностью с собой согласна! — закивала Деворджила Нисбет. — Я их буквально спасла. Адам находился при смерти, когда я посетила больницу в Ливерпуле. — Как замечательно, что он поправился! А что произошло со старшим? — Эдвин...— тяжело вздохнула хозяйка. — Он трудный ребёнок, но я стараюсь его перевоспитать. Его отец пропал без вести в Афганистане, и он сбежал от дядюшки-алкоголика, который то и дело его лупил. Чтобы не попасть в приют, он год жил на улице, работая воришкой-карманником. — Ну и ну, бедный ребёнок, сколько же ему пришлось пережить! Но я уверен, что вы сможете дать ему лучшее воспитание. Оливия чуть было не подавилась праздничным тортом, услышав такие подробности. Так вот какой на деле оказалась истинная причина циничного и бесцеремонного отношения к окружающим! Поняв, что случилось у чёрного мышонка и почему он со злостью смотрел на приехавшую в дом счастливую семью, Оливия решила разыскать его и поговорить с ним, ведь она не понаслышке знает, что такое потеря отца, и поэтому сможет утешить как никто другой. Она осторожно выбралась из-за стола и отправилась в коридор.

Поиски не заняли много времени, совсем скоро девочка набрела на уныло поникшую фигурку, почти потонувшую в вечерних потёмках. Флавершем подошла к мальчику с чёрной шерстью, который уже избавился от манжет с оборками и сидел в углу. Как следует откашлявшись, она решила начать разговор с простого вопроса: — Мы с тобой так и не познакомились, помнишь? Мышка многозначительно замолчала, давая понять, что хочет исправить такую досадную оплошность, на что тот, кому эта просьба предназначалась, всё же выполнил её, пусть и крайне неохотно:

— Эд, — кратко представился он, не поднимая глаз. Оливия села рядом с ним, и они молчали до тех пор, пока мышка не подобрала в большей или меньшей степени нужные слова. — Слушай, а правда, что твой отец пропал? — она сочувственно опустила лапку на его спину. — Это не твоё дело, — Эд рассерженно задёргал плечами. — Ты не должен быть из-за этого таким вредным, — с ноткой напускной строгости в своём голосе наставила его Флавершем. — А ты мне не нянька, чтобы указывать, — ещё больше распалился чёрный мышонок. — Легко говорить, когда у тебя такого никогда не было. — Вот и нет, ещё как было! Мой папа тоже пропадал, — возразила Оливия, ясно припомнив события, минувшие буквально пару дней назад.

— Подумаешь! Твой ведь нашёлся, а мой – совсем другое. — Никогда не теряй надежду, и жди, нельзя сдаваться и ругаться с теми, кто пытается тебе помочь. Тогда всё будет хорошо. — Я уже ни во что не верю, и мне не помогут какие-то глупые утешения очередной пустозвонки вроде тебя. — Но ведь я не сдалась, когда осталась совсем одна, и мы с великим сыщиком Бэзилом с Бейкер-Стрит спасли королеву Маусторию! Представляешь? Собеседника охватил приступ неконтролируемого гнева, с которым он был не в силах совладать. — Что ты несёшь? Больно мне нужны твои выдумки! — От возмущения Эдвин даже резко встал с банкетки. — Это не выдумка! — Оливия тоже встала, и её движение вышло не менее резким. — У папы есть газета, и там об этом всё-всё подробно написано. Но Эд отвернулся, зажав уши ладонями и упорно не желая её слушать. — Надоела, — буркнул он, в гордом одиночестве уходя куда подальше.

Постояв ещё немного в смятении, Оливия решила догнать его, но, остановившись за углом, внезапно оторопела, узрев странное действо: мальчик открыл окно, залез прямо на подоконник, затем спрыгнул оттуда на козырёк и, видимо, направился к водосточной трубе, чтобы спуститься по ней вниз. — Что он делает? — в испуге прошептала Флавершем, не подготовленная к такой выходке. Она хотела было побежать к окну, но её остановил нежный голосок, который, как выяснилось, принадлежал Адаму: — Не волнуйся, он каждую ночь так убегает из дома, — объяснил малыш. — Куда? — ещё больше удивилась Оливия, уже не столько таинственному побегу собеседника, сколько внезапному появлению золотистого мышонка. В ответ на этот вопрос малыш в белом кружевном кафтане лишь пожал плечами: — Не знаю, но он п’госил никому об этом не г’ассказывать, что он так делает! — Почему? — Девочка вопросительно приподняла бровь. — Это его сек’гет, — объявил малыш, гордый тем, что ему доверили нечто важное. — Ну, и пускай дуется себе дальше, если ему так хочется, — решила Оливия, задумчиво постукивая пальцами по стене. — Будешь иг'гать со мной в ?ловкую белку?? — предложил Адам. — А как? — заинтересовалась Оливия, позабыв о сбежавшем через окно оппоненте. Адам дотронулся до неё пальчиком, затем отдёрнул его, словно от горячей ручки чайника, и побежал в сторону коридора, весело крича: "Ты водишь!" Оливия со смехом погналась за мышонком с золотистой чёлкой. Этот малыш был совершенно не похож на своего ворчливого и грубого сожителя, они были словно небо и земля, ведь Адам оказался очень ласковым и во всех отношениях прелестным мальчуганом. Тем временем с застольем было покончено, и миссис Нисбет объявила танцы, после чего гости, построившиеся в неровный квадрат, заплясали кадриль. Одна из сельских леди закружилась с Хирамом, и после исполнения шассе-круазе и рондо тому пришлось вежливо объяснять, что он куда больше предпочитает роль зрителя. Сама Деворджила закружилась с местным клерком. Даже жеманные аристократки вошли во вкус и прониклись контрдансом. Оливия с Адамом весело плясали как умели, скакали галопом и повторяли за взрослыми, хохоча до упаду. Как это ни прискорбно, праздник постепенно подошёл к логическому завершению а гости разошлись по домам, свечи в особняке стали гаснуть, служанки мыли посуду и расстилали постели. Когда хозяйка провожала отца с дочерью в их спальни, они продолжали невольно оглядываться вокруг. На стене висело множество картин, преимущественно небольших пейзажей и натюрмортов, но на одном из полотен, огромном, в позолоченной раме, Флавершемы остановили свой взгляд. Это был потрет белой мыши, которая выглядела точь-в-точь как маркиза де Помпадур, с собранными в аккуратную причёску чёрными волосами. Она была в длинном сине-зеленом платье с легким серебристым отливом, на котором распускались бледные розоватые бутоны. Она полулежала на полосатой кушетке, задумчиво глядя вдаль, в ее правой руке — раскрытая книга. Украшениями были серебристые кружева, бант на шее из нежного материала и множественная нитка перламутрового жемчуга на тонком запястье.

— Роза... — прошептал Хирам. — Откуда здесь этот портрет? — Это моя мама? — восхитилась Оливия, залюбовавшаяся увиденным. — Да, крошка, — без оглядки ответил ей мастер. — Какая она красивая!

Уже восемь лет Хирам не видел её такой живой, такой настоящей, прекрасной, со сверкающими блеском голубыми глазами. — Откуда здесь этот портрет? — обратился он к Деворджиле. — А это наш маленький сюрприз, — довольно улыбнулась мышь. — Мистер Перси, признаться, был её большим поклонником и безумно давно заказал этот портрет. И вот, из уважения к памяти Розы он с удовольствием предложил тебе работу. А то, что в этом доме будет жить её родная дочь, крайне его порадовало! Когда мастер услышал о том, что Хеннингтон был поклонником Розы, всё сразу же встало на свои места: — Так вот почему он так легко принял меня на должность кукольника! — задумчиво почёсывая затылок, заулыбался мистер Флавершем. "Забавно, что на Розе женился именно ты, а он полюбил мою Джейми", — пронеслась привычная мысль в голове хозяйки. Будь эта мысль сказана вслух, Хирам бы нахмурился, давая понять, что не желает впредь даже отшучиваться по поводу того серьёзного факта, что хоть трижды женился бы на Джейми, если бы та сама этого хотела. Нисбет замахала бы ладонями со словами "молчу-молчу", но этого ей делать не пришлось. — Я уже хочу спать, — Оливия была готова смирно свернуться клубочком прямо на ковре. — Давайте пойдём наверх. Рассмеявшись, мыши прошли на второй этаж, где располагались заранее прибранные и заботливо обставленные мебелью комнаты. Оливия наконец смогла увидеть свою комнатку, куда её проводила миссис Нисбет, пожелав крепких снов. Обои украшал узор колючего цветочного куста, а над кроваткой повис миловидный голубой балдахин. Светло-бежевая мышка коснулась пушистой щекой новой белой подушки и услышала за дверью шаги, направляющиеся в соседнюю спальню. Она узнала эту поступь: Эдвин вернулся со своей ночной вылазки, но мышке было уже не до мыслей о нём. Засыпая, Оливия радовалась, что обрела такой чудесный новый дом, где на неё всегда будет смотреть с портрета её мама, самая женственная и добрая, где она будет играть с крошкой Адамом. А что касается Эдвина, то вопросов и быть не могло, ведь его и его отец когда-нибудь обязательно найдётся, ну и сама Оливия обязательно сойдётся со вспыльчивым нравом своего нового друга и соседа, а вдобавок узнает, с какой целью он куда-то сбегает по ночам.