Глава 2. Надеюсь, мы больше не встретимся (1/1)

— Блять, нога болит...— Ты старый что ли? Проверься на тромбоз глубоких вен. — А ты будто бы врач? Пошёл-ка ты нахер, умник, и принеси мне лучше ещё кружечку...— Кёлер, хватит бухать. — Тебе не насрать ли? Я пью и не пьянею, сам знаешь.— Я? Я знаю. И мне насрать. Только вот долгов за алкоголь у тебя уже достаточно накопилось. И кстати, это была уже пятая кружка, а ты так и не отходил особо от барной стойки. Как там твой мочевой пузырь?— Спасибо, что печёшься о моём мочевом пузыре. Пойду поссу, что ли, — Стефан икнул, спрыгнул со стула у барной стойки и медленно, прихрамывая, поковылял в сторону уборной. — А ты налей мне пока что.Аллесберг медленно и несколько озадаченно проводил взглядом своего нового знакомого и отставил от себя пустой стакан из-под виски. Столько мыслей крутилось в голове по поводу этого мужчины: он странный, грубоватый и пугающий, а ещё не сходится внешностью с характером — такого на улице встретить просто так и можно подумать, что это самое добродушное создание в мире, но его манера, острая речь, потемневшие глаза и вечно съехавшие к переносице светлые брови говорили о своём.— Эй, чувак, — бармен негромко позвал Хартмана, вздохнув попутно. — Сходи присмотри за ним, а? А то вдруг башку об раковину разобьёт, мне ж потом объяснять какого хрена тут произошло.Тот обернулся на него, молча кивнул и со смиренным вздохом побрёл к уборной.Внутри было почти пусто, за дверью из зала доносилась приглушённая музыка, одиноко открытый кран бил мощной струёй воды, утекающей в слив раковины. Классический такой отвлекающий манёвр. Из дальней кабинки послышался до боли знакомый Хартману звук из больницы: он слышал его зачастую на протяжении суток после анестезии, или когда в больничной кухне молоко оказывалось несвежим, или когда на корпоративе кто-нибудь да переборщит с алкоголем. И кашель попутно затем.— Эм, Стефан? Ты там в порядке? — Хартман постучался в дверь кабинки, слегка хмурясь.— Уж получше некоторых, — хрипло фыркнул оттуда тот, громко сплюнув.— Ай-ай-ай, а говорил, что не пьянеешь, — Аллесберг несколько укоризненно покачал головой.— Слыш, не умничай. Это не от алкоголя. Я блюю с тех пор, как перестал спать.— Это плохо.— Да что ты говоришь! — послышался нескрываемый язвительный сарказм. — Я тоже шесть лет на скамье медицинского отсидел, — Кёлер нажал на слив и открыл дверь, выползая из кабинки наружу. Хартман скользнул по нему взглядом, подметив сразу две вещи: он очень, очень низкий, в нём меньше ста шестидесяти сантиметров, Аллесбергу всего до плеча, и то, что на его губах остались тёмные разводы.— Кровавая рвота? — спросил Хартман, провожая взглядом нового хромого знакомого до раковины.— Это не кровь, — отозвался тот, задрав очки на лоб, набирая в ладони воды и ныряя в неё лицом. Чёрный капюшон давно спал на плечи, полностью обнажив пышную рыжую макушку, из которой во все стороны подряд торчали непослушные кудри. Как-то даже завораживающе. — Хотя хер его знает.— А с ногой что? — Хартман подходит к умывальникам и опирается на мраморное покрытие руками, сверху глядя на Стефана.— Не твоё дело, — сдув с губ капли воды, Кёлер очередной раз фыркнул, вернул очки на переносицу и убрал намокшие рыжие пряди со лба назад.— Давай я тебя осмотрю, а? Мне очень не нравятся твои симптомы...— Что ты пристал-то, ну? Я сам разберусь со всем, от тебя мне нужен только грёбаный рецепт, — Кёлер огрызнулся и стряхнул капли с подбородка, часть из которых при его резких движениях головы падала вниз, в раковину и на толстовку, а часть закатывалась по шее под неё. Аллесберг тихо сглотнул и выдохнул, искренне не зная, зачем ему наблюдать за каждым его движением. В голове у самого только всё плыло от виски, а в маленькой уборной стало душно.— Я просто хочу помочь, — он опустил голову, отведя взгляд.Кёлер выключил воду и резко повернулся к нему, навалившись бедром на мрамор, скрестив на груди руки и странно сощурившись. Хартману показалось теперь странным то, что его так сильно пугало это маленькое недоразумение, он на секунду позволил себе усмехнуться, но после сразу подавил этот смешок, когда напрямую встретился всё с тем же страшным взглядом. Вот что именно его пугало. И, на самом деле, продолжало пугать.— Знаешь, ты очень неоднозначный и противоречивый, — по губам Стефана поползла недобрая ухмылка, опасно обнажающая его ровные клыки, в сочетании с которыми зелёные глаза в тёмных кругах казались ещё страшнее. Хартман неосознанно отпрянул в сторону на шаг. — Я такими дневных и представлял, так что не сильно удивлён. Буквально несколько суток назад ты сказал, что не можешь мне помочь, потому что этот вопрос не в твоей компетенции. Что произошло сейчас, что ты, трансплантолог, хочешь мне помочь? Ты обследуешь меня и будешь искать только то, что тебе будет интересно. Будешь искать у меня цирроз и донора для трансплантации печени. Так же, как бы искал у меня опухоль мозга невролог, какое-нибудь тяжёлое пищевое отравление гастроэнтеролог и иммунолог любое их аутоимунных. — Зато, может, я спасу тебе жизнь, — Хартман тихо выдохнул и выдавил из себя улыбку, которая оказалась самой бесполезной вещью в этой ситуации.— Погеройствовать решил? Этому городу нужен новый герой? Не у того пришвартовался, мне не нужна лишняя твоя помощь, — рыжий надменно вздёрнул нос, поморщившись, и нахмурился. — Ищи кого одурить где-нибудь в другом месте, мясник-Франкенштейн, — махнув рукой, он удалился из уборной, громко хлопнув дверью.— Вернулась, пропащая душа, — бармен тихо хмыкнул, заметив Кёлера, снова появившегося у барной стойки, и поставил перед ним новую кружку пенящегося пива. — А где того громилу потерял? В унитазе утопил?— Да, именно так, — Стефан саркастично вздёрнул бровь. Тем не менее, Аллесберга долго ждать не пришлось, он появился практически сразу же за тем, плюхнувшись на стул рядом, и был абсолютно проигнорирован Кёлером, что показательно хмурился и осушал кружку, запрокидывая назад голову, из-за чего капюшон, что он напялил обратно на макушку, снова с неё сваливался.— Поедем за рецептом сейчас? — тихо спросил Хартман у того, но тот долго не отвечал, пока полностью не допил пиво и не запустил по столу кружку обратно бармену.— Да, — утерев рукавом губы, он громко кашлянул и спрыгнул со стула.— А платить опять кто будет? — бармен словил кружку почти на краю и бросился ловить уходящего прочь наглеца.— Давай в долг, — легкомысленно махнул ему рукой в ответ Кёлер.— Да заколебал ты со своим долгом, я тебе больше ничего в долг не дам, пока старые не покроешь!— Значит Исида расплатится, — Стефан пожал плечами и обернулся на Хартмана. — Пойдём давай. Уедем на метро.***— Вот тебе рецепт, — Кёлер что-то размашисто начёркал на маленьком листочке блокнотика, прислонив его к стене больничного коридора, вырвал его и всучил Хартману в руки. Тот уже до этого в своём кабинете успел дать ему абсолютно такой же рецепт, но под своим именем. — На всякий случай выписал другое снотворное, а то фармацевты пристанут с вопросами. Всё, иди, гуляй.— Спасибо, правда... — Аллесберг так бережно сжал этот несчастный листик у себя в руках, словно это была целая драгоценная реликвия, осторожно сложил его пополам и сунул в кармашек.Кёлер не спускал хищного взгляда с его детского ликования перед простыми таблетками. Вскинутая в его отчётливо ясной манере бровь говорила о его гордыне, что преобладала в нём наравне с иглоязычием, любви к сарказму и некоторой замкнутостью и злобой на окружающий мир. Рост и внешность же тому почему-то всё-таки противоречили в понимании Аллесберга: кажется, будто тот сидит не в своём теле или в нём сидят две разные личности. С другой стороны, Хартман и представить не мог внешность того сердитого матёрого человека, что сидел внутри него. И теперь он находил забавным хмурую манеру этого малыша. Может, он и не такой вовсе окажется, если его узнать получше? А к чему Аллесберг вообще об этом думает?..— Хватит тупить, — Стефан скрестил на груди руки, выдернув трансплантолога из своих мыслей в тот же момент. — А, извини, — Хартман виновато усмехнулся. — Спасибо ещё раз.— Надеюсь, мы больше не встретимся, — вместо прощания сказал в ответ Стефан, тихо хмыкнув и оборвав этой фразой всё дальнейшее развитие мыслей Аллесберга, на которых он остановился.— Почему же? — несколько изумлённо спросил он.— Ты мне не нравишься. Вот и всё, — его новый знакомый лишь пожал плечами.— Это... обидно, — Хартман вздохнул. Он почему-то на какое-то время понадеялся на обратное, что они, как с тем же ночным коллегой будут пересекаться хотя бы на рубеже смен.— Ну уж извини, но я не скуп на выражения. Это вы, дневные псевдоинтеллигенты, можете льстить друг другу в лицо, подавляя рвотный рефлекс от реальных мыслей, а у нас так не принято.— Ну... Не совсем всё так...— Да как же. И мы вам неприятны, однако ты же не говоришь об этом, но будто я не знаю, как всё на самом деле. Тебе я тоже не был приятен только из-за того, что заявился обмотанный в одежду. Что ты сразу подумал? Что я в бегах, скрываюсь от кого-то. Я скрываюсь только от солнца, потому что не хочу ослепнуть, валяться в больнице с солнечными ожогами и в последствии когда-нибудь сдохнуть от меланомы. У вас куча ненужных мыслей насчёт нас, некоторых это заставляет включать ненависть. У меня про вас тоже свои мысли. И я просто ненавижу всех. — Извини, я... Это было глупо... — Аллесберг на его слова всё-таки почувствовал вину и опустил голову.— Не нужны мне извинения твои, — огрызнулся Кёлер, но с дальнейших его слов сбил сигнал собственного пейджера и пронёсшийся по коридору ?Код синий? из громкоговорителя — сигнал о неотложной где-то медицинской помощи. Сигнал поступил Стефану, но с места подорвались они оба. Тот же знал, где его уже ждут.Палаты в самом дальнем углу коридора последнего этажа — самая больная тема для большинства сотрудников больницы. Точнее, для ночной её половины. Они обслуживались всеми, но состояли как раз из ночных. Тех, какими боялись стать все ночные к ряду: больные этой палаты были похожи на бледных потрескавшихся фарфоровых кукол без волос и бровей, те же выпали под облучением и постоянной химиотерапией, а большие, слёзные и жалобные глаза слепо выцвели на солнце. Кожа была очень сухой и белой-белой, словно вымазанной невысохшей штукатуркой, а поверх местами была истыкана иглами или же сразу с поставленным катетером, обмотана бинтами, пластырями, под которыми прятались ожоги или страшные шрамы от них. Этих бедняг не клали в разные отделения, а создали несколько отдельных палат для них, ведь проблем было несколько, но все идентичные у каждого. И они были обречены, это знали все. Но должную помощь им всё-таки оказывали, потому что должны были, как и всем людям. Каждый неравнодушный стремился им помочь, избавить от боли и подарить ещё немного времени. Все эти бедняги — ослепшие ночные с множественными солнечными ожогами или вообще онкологией. Каждый ночной в здравом уме боялся в конце своего пути оказаться здесь, в этих палатах, потому что отсюда они уже не выйдут. Ответственность за эти палаты лежала сразу на нескольких врачах: лечащем ожоги комбустиологе, дерматологе, трансплантологе из ожогового отделения, что мог бы пересадить кожный трансплантат, офтальмологе, онкологе, радиологе и, собственно, анестезиологе-реаниматологе, коим Кёлер и являлся. А ещё дюжине медсестёр и психологов.Вбежав в палату, Стефан рванул тут же к той койке, над которой происходило всё действие — там с мелковолновой фибрилляцией желудочков и стремительно падающими показателями лежал... человек, такой же безволосый, ужасно худой и хрупкий, от чего было не понять, девушка это или мужчина. Над ним уже сновали медсёстры кто с чем — с дефибриллятором, со шприцами, одна из них делала непрямой массаж сердца, а Аллесберг не успел даже заметить, как Стефан, щёлкнув ларингоскопом, уже интубировал больного. В палате стоял безмолвный гул, все остальные закопошились, беспомощно вертя по сторонам головой, словно пытаясь увидеть что-то огромными незрячими глазами. Кто-то схватил костлявыми пальцами за руку стоящую рядом медсестру, так жалобно прося её не отходить. В палате среди них витал страх, было видно даже по одним их пустым, но всё равно выразительным глазам. Этот непрерывный звук кардиографа стал для них настоящим кошмаром — он означал, что кто-то скоро покинет эту палату. И как бы спрашивает: ?А кто следующий??. Никто не знал, кто следующий, этого и боялись. — Всё... — процедила медсестра с дефибриллятором в руках, опустив голову. На мониторе светилась асистолия, полная остановка сердца, которое до этого уже много минут не качало кровь в медленно отмирающие ткани и мозг.— Время смерти — три-сорок один, — тихо сказала вторая и отключила монитор. С этим писком прекратилась вся возня в миг: врачи остановились, медсёстры опустили головы, медленно убирая реанимационный набор, фарфоровые пациенты замерли, глядя влажными глазами в пустоту, пока по щекам некоторых катились слёзы. Хартман знал про эту палату, но не участвовал в её содержании никогда, потому сейчас это всё его особо поражало и трогало.— Блять, — тихо ругнулся Кёлер, злобно отбросив мешок Амбу в сторону, что от резкого звука рядом лежащие пациенты жалобно вздрогнули и без толку завертели головой по сторонам.— Док, тише... — дрожащим голосом взмолилась медсестра.— Да какое нахрен тише?!— Это третий за сегодня, — отозвалась одна из врачей, сунув руки в карманы халата.— Вот видишь, — Стефан всплеснул руками, вытащил кислородную трубку из трахеи пациента и отправился на выход из палаты. — Кто дежурный сегодня?— Вот ты и будешь, — отозвалась девушка.— Вот ещё, — анестезиолог фыркнул.— А некому больше. Все на выходном или работают сейчас, я дежурила вчера. Сегодня твоя очередь. А вот почему ты сегодня на работу не пришёл, я понятия не имею, — девушка пожала плечами и прошла к нему, сунув в руки карточку с историей болезни. — Валяй.— Ты же знаешь... — тихо процедил Кёлер, взглянув ей прямо в глаза, такие же зелёные, но вовсе не страшные.— Ничего не знаю! — громко, словно показательно сказала девушка, всплеснув руками.— Брысь отсюда, фонишь слишком сильно.— Смешно, — сарказм, разумеется. Врач хмыкнула и вышла из палаты, чуть не толкнув плечом замеревшего в проходе Аллесберга, словно и не заметив его.Кёлер раздражённо сжал в руке карточку, чуть ли не скрипя зубами.— Это всё из-за тебя, — он обернулся на Хартмана. — Меня бы здесь не было сейчас, если б не ты. А теперь я подвернулся им под руку как тот, на кого можно свалить оформление заключения о смерти. Классно, да?— Прости, правда... — в который раз уже извиняется аллесберг, виновато опуская голову. — Пшёл вон отсюда, — огрызнулся Стефан, пройдя к выходу и там с ним в дверном проёме остановившись. — Рецепт у тебя есть, теперь свали с глаз моих долой и больше не появляйся.Кёлер озлобленно фыркнул и быстро удрал прочь с историей болезни в руках, куда-то, видимо, отправившись оформлять заключение о смерти. Аллесберг тихо вздохнул. Не так уж и хорошо заканчивается новое знакомство, особенно после того, как человек уже вызвал у него интерес. Раньше такого не было. Раньше все наоборот стремились добиться внимания Аллесберга и пообщаться с ним, что произошло сейчас? Что-то, что всё перевернуло всё вверх дном. Но, с другой стороны, он знает Кёлера всего-то несколько дней, об этом ли ему волноваться? Грея эту мысль и бесконечно прокручивая её у себя в голове для убеждения, Хартман уехал к себе домой, перед этим заскочив в районную аптеку, дома принял таблетки и вскоре со спокойной душой всё-таки уснул, чувствуя огромное облегчение. ***— Пожалуйста, хватит меня задерживать, — прохныкал Кёлер, потряхивая в руках свою драгоценную баночку снотворного.— Не нужно было работу прогуливать, — девушка скрещивает на груди руки и качает головой, размахивая светло-русой шевелюрой, выстриженной под каре.— Чё тебя это вообще волнует? Я на тебя не работаю. И ты же сама всё видела, — Стефан тряхнул ногой, на которую по-прежнему продолжал прихрамывать. — Скажи ещё, что я прибедняюсь. А меня ещё и бегать заставляют.— Ну-ну, маленький, не плачь. Пошли, — девчонка похлопала Кёлера по плечу и схватила под руку, потащив за собой через тёмную и пустоватую улицу. В это время улицы не пустуют вовсе, для неё находятся свои ночные обитатели, но такой район, скорее даже закоулок, он точно пустует и днём, и ночью. Стефану неспокойно было в таком месте, словно каждая тень за каждым углом ничто иное, как какая-то затаившаяся опасность, которая только и ждёт таких блуждающих на их укромной плохо освещённой территории.— Очень двулично стебаться над чужим ростом, комплексуя при этом над собственным, — Стефан тихо фыркнул.— Ой, да я спасибо могу сказать за то, что хотя бы я не настолько низкая, — девушка в ответ фыркнула тоже. — Бета, заебала, — Кёлер резко выдернул локоть из её тонкой обветренной и сухой руки, сам дёрнулся в сторону на метр и по-детски насупился. Девушка в ответ лишь усмехается, поправляя на себе тяжёлую и громоздкую белую куртку, похожую на куртку от химзащиты, что всё время спадала с плеч вниз. — Ты ещё и живёшь на другом конце города от меня, мне ещё переться назад домой немерено сколько. — Ну ты ж обещал меня проводить. Если хочешь, оставайся у меня.— Вот ещё, — Стефан вздёрнул голову, хмурясь. — Мне достаточно того, что меня с Исидой сводят.— Ну а чего такого? По-дружески-то, ну? Я ж тебя выручить хочу, командир, — девчонка ему весело подмигнула.— Пошла нахрен, никто из наших это не воспримет, как дружбу. Чего вообще всем такое дело до моей личной жизни?— Ну, варианта всего два: либо ты завидный жених и всем интересны дела на твоём личном фронте, либо... — Бета подавила смешок. — Либо тебя все просто считают импотентным лошарой и пытаются хоть с кем-то сосватать, с кем ты полюбезней.— С Исидой я что ли любезней, чем с тобой? — Кёлер вскинул бровь.— Ну... Нет, — тут уж та отчётливо усмехнулась.— Отвалите уже от меня со своим сводничеством, — Стефан спрятал голову в снова свалившемся с головы капюшоне и взглянул в чернеющее небо, затянутое тучами и засвеченное ночными городскими огнями. — Я уже выбрал свою судьбу.— Убийственная у тебя судьба, — Бета вздохнула, покачав головой. — Обречённая.— А кто говорил, что я не мазохист? — Кёлер косо взглянул на неё из-за капюшона. — Да и вас почти та же судьба ждёт.— Не совсем. У тебя же в голове мысли только о деле и ни о чём больше. Никакой личной жизни.— В противном случае моя жизнь будет скучной.— Однажды ты так останешься один.— Мне не привыкать.С неба под ноги на пыльный побитый асфальт упало несколько капель, и оба как по команде задрали головы вверх, выставив руки вперёд.— Ливень будет, — тихо сказала девушка. — Не зря днём так душно было.— Давай быстрей, надо ещё до остановки добежать, — Кёлер её поторопил и сам ускорил шаг.— Не успеем, Стефан, — та не сдвинулась с места, мотнув головой. Дождь действительно начинал кропить сильнее, попадая на стёкла очков анестезиолога, от чего он их нервно сдёрнул и принялся протирать подолом толстовки. — давай переждём сильный дождь.— Да тут осталось-то...— Слушай, если я ускорюсь, то меня не хватит до остановки... — девчонка нервно кашлянула. — И тогда мы точно промокнем.— Бе-ета-а, я спа-ать хочу-у, — раздражённо протянул Стефан, беспомощно размахивая руками, словно проклинал дождь и слал его на все известные матерные комбинации букв.— Я тоже, не ной, — фыркнула та. — Иди сюда бегом, — она схватила Кёлера за локоть вновь и оттащила его под навес из шифера над мусорными бачками. — Переждём тут.— Ты издеваешься? — тот порядком возмутился.— Нет, забочусь о нас обоих.— Значит издеваешься.— Ой, не нуди, — Бета фыркнула и плюхнулась на пыльную землю подле стены кирпичного здания, поджав к груди колени. Стефан лишь смиренно вздохнул, усевшись рядом точно так же. В этот момент сверху раздался ужасный грохот по шиферу — с неба, словно с пожарного вертолёта, сбросили тонну воды. Ливень нещадно хлестал по асфальту, от него во все стороны отлетали брызги, окропляя лица обоих и снова оставляя мелкие капли на очках Кёлера. Хоть вытирай, хоть не вытирай — всё равно их снова зальёт. Кажется, словно это надолго.Наручные часы Стефана показывали половину второго ночи. Он же вчера надеялся, что отправится домой и от души проспится до следующих суток, а там хоть сколько угодно работать готов. Но не тут-то было — Беатрис, та самая Бета, его коллега по палате из радиологии, очень любящая справедливость и порядок, заставила его отрабатывать пропущенные рабочие часы, заполняя истории болезни и заключения о смерти, а это, как известно любому врачу, самая муторная работа в их профессии. Так что принять драгоценное снотворное и поспать не удалось до сих пор. Оттого сейчас Кёлер был особо сильно раздражён и понемногу чувствовал, что так свихнётся. Ночные отсутствие сна, конечно, переносят легче, но не настолько.Ливень уже как минут двадцать не прекращался, а Беатрис тем временем широко зевнула, заставив Стефана нервно обернуться на неё.— Это ещё что такое?— Мои пять часов подходят к концу...— Блять, ну не-ет, — взвыл Стефан, усилено встряхивая девушку за плечо, но та лишь сонно, даже как-то пьяно усмехнулась и свалилась на него. Уснула. Уснула, и всё тут. Больше дневных неженок Кёлер ненавидел только аритмиков или ?голубей? — некая смесь ночных ?сов? и дневных ?жаворонков?, полученная из непойми откуда взявшихся смешанных и очень редких браков между теми. Конечно, в таком браке нет стопроцентной гарантии появления аритмиков, но они составляли девяносто пять процентов от детей в таких браках. Аритмики носили в себе особенности обоих своих родителей — им была нипочём темнота и палящее солнце, они могли иметь совершенно разнообразные пигменты, цвета радужки глаз и волос, иметь совершенно разный рост, обладать клыками и светоотражающим слоем зрачка, как ночной родитель, и не бояться загореть, как дневной. Казалось бы, что таким можно только позавидовать, но как бы не так. Их минусом была очень низкая выносливость: у них не было чётко разграниченного рабочего дня — они зовут свой режим ?пять через пять?: их энергии хватало лишь на пять часов бодрствования, после чего им надо было ложиться спать на такие же пять часов. У каждого, конечно, индивидуально, но чаще это именно ?пять через пять?. Многие так вообще страдали нарколепсией, вырубаясь с окончанием сил в непредсказуемых местах. С таким рабочим днём все офисы заполняли именно по большей части они. В больнице, например, среди хирургов аритмиков быть не может, с таким режимом специализация хирурга становится практически невозможной. Так же, как и специализация анестезиолога и операционной медсестры. Вот за пределами операционной работать могли все: аритмики были и среди медсестёр, и среди терапевтов и врачей узкой специализации. Беатрис, к примеру, что как раз являлась аритмиком и сейчас, как ни в чём не бывало, дрыхла у Стефана на плече, осилила работу в радиологии, где достаточно гибкий график для таких, как она. И Кёлер ненавидел их за то, что когда те засыпают, то становятся ещё беззащитнее, чем дневные, потерявшиеся в темноте.Только Стефан стал думать, что делать со своей отключившейся на пять часов спутницей, как его хищный ночной слух сквозь ужасный шум воды уловил чей-то приглушённый зов. О помощи, как ему показалось. Сначала он лишь закатил глаза, тихо бормоча себе под нос проклятия в сторону этого блуждающего, как вдруг что-то в его голове ёкнуло и нервно сжалось сердце, пропустив удар. Худшее, чем может себе помочь потерявшийся дневной — это криком о помощи. Дурак. Даже не подозревает, кто к нему на ?помощь? придёт раньше, чем подоспеет настоящая помощь.?Была не была?, — выдохнул про себя Стефан, оставил Беатрис под крышей ненадолго одну, решив, что ничего с ней не случится, и самоотверженно рванул под сильнейший ливень туда, откуда слышал зов. Нога болела, но ему ли не привыкать носиться с больными частями тела? Там он вымок практически сразу же, раздражённо прошипел и тут же смирился, подставив ливню лицо, который нещадно заливал его очки, глаза, лицо, мочил чёрную толстовку и кудрявые волосы, что противно теперь липли ко лбу аккуратными ровными изгибами и волнами. Запустил руку в карман и нащупал там небольшой металлический вытянутый предмет, тихо вздохнув. Небольшой карманный складной ножик. Хотя бы это жалкое, но всё-таки оружие он таскал в кармашке, не вытаскивая лишний раз и не выкладывая, только если нужно было переложить в карман на другом предмете одежды. После этого Кёлер собрался с мыслями и ускорился, следуя на звук, что шёл откуда-то близко к главной улице, но явно где-то всё-таки в подворотне, если он никак не смещался и словно застрял в четырёх неосвещённых стенах. Свернув в узкую щёль, низкорослый и худой Стефан легко проскочил в этот маленький срез между зданиями, и тогда зов уже был слышен отчётливо за следующим же поворотом. Прильнув к стене за углом, Кёлер неосознанно сильнее сжал рукоять ножа, что тот щёлкнул и раскрылся у него в кармане, содрав ровный ряд чёрных ниток изнутри. Снова тихо выдохнул. Выглянул за угол и там встретился с притаившимися сияющими зелёными глазами, словно собственное отражение, но только ещё опаснее. Успел. Чуть не опоздал. Осталось только выиграть у него эту чёртову гонку. Зелёные глаза в темноте угрожающе сверкнули и зашипели, заставив Кёлера нахмуриться в ответ и оскалиться. Посмотрим, кто из нас первый. Стефан напряг локоть и плечо той руки, в которой в кармане сжимал нож. Обе пары зелёных глаз — его и противоположных — всё ждали, когда кто-то из них двинется первым. Спешить было нельзя. Но и тормозить тоже. Если так успеет с одним, то другой уже будет тут как тут. Нельзя останавливаться. Но и торопиться нельзя. Кёлер взглянул прямо в эти зелёные глаза — те следили за ним неотрывно, не мигая. Жалобный зов заплутавшего так и манил, и его бы не остановило ничего, если бы не Стефан. Они как два охотника, притаились и ждут, даже глаза их совершенно одинаковые, и цель они преследуют одну. Только вот намерения их совершенно разные. Отвлекающий рывок — противоположная глупая пара этих хищных глаз повелась на обманное движение Стефана, бросившись не то на него, не то к своей первоначальной цели, Стефан не успел это заметить, потому что рванул этим глазам навстречу и в тот же миг метнул своё единственное оружие прямо в их сторону. Сдохни, сволочь. Лезвие глубоко вонзилось прямо подле левого глаза, там, где по предположениям находился висок. Зелёные глаза болезненно и отчаянно взвыли, вой этот растворился в грохоте ливня. Черное пятно обмякло на земле, а зелёные глаза на нём померкли, оно лишь только тихо продолжало шипеть и размахивать конечностями, пытаясь себя ещё от чего-то отчаянно защитить. Слабак грёбаный.Кёлер прошёл мимо, аккуратно переступив это извивающееся в конвульсиях тело, вдобавок от души пнув его тяжёлым ботинком под рёбра, что оно у него под ногами жалобно взвыло. Зов слышался из-за угла за контейнерами в малюсеньком дворике. Стефан вскарабкался наверх и рванул по ним вперёд, после чего резко спрыгнул вниз, сшибая с ног кричащего дневного и придавил его собой к земле. Развернув его лицом к себе, Кёлер узрел совершенно знакомое лицо Аллесберга, что в гримасе ужаса пытался вглядеться в темноту и увидеть того, кто на него так резко набросился.Кёлер что-то прошипел и, не мелочась, смачно отвесил ему пощёчину по сырому лицу.— Хватит орать, придурок! — воскликнул он. — Тебя мамка в детстве не учила, что нельзя орать в темноте?!— Сте... фан? — обомлев, процедил ему в ответ заплутавший Хартман, изумлённо хлопая глазами.— Ты преследуешь меня? Только честно.— Нет, я...— Тогда какого чёрта ты тут забыл?— Заплутал, — Аллесберг виновато усмехнулся. — На работе задержался. Телефон с фонариком от воды вышел из строя.— Выспался сегодня? — несколько отрешённо интересуется Стефан, вскинув бровь и скривившись.— Выспался, — довольно ответил Хартман, но вместо ответа получил ещё одну пощёчину. Стефан поднялся с него на ноги и взглянул в противоположный переулок тому, откуда вышел. Там промелькнула тень, уносясь прочь отсюда. Трус. Но оно и к лучшему. Гонка выиграна. Только из-за этого паршивого дневного он пожертвовал своим ножиком, оттого ещё больше начинал ненавидеть его. И ведь не хотел с ним больше встречаться, но всё опять пошло ему назло.— Тебе повезло, что я рядом был. Сдох бы в этом переулке и всё, — Стефан отряхнул руки и смахнул стекающие со лба капли воды.— Почему же сдох сразу? — спросил Хартман, неловко поднимаясь на ноги, слегка пошатываясь.— Завались уже, иначе я тебя тут оставлю.— Не-не! — взмолился Аллесберг, беспомощно озираясь в темноте по сторонам. — Тогда успокойся. И не ори так больше.— Это... Спасибо. Ты уже второй раз меня выручаешь.— Слушай, засунь ты себе свои благодарности и извинения в жопу. Ты мне разве что услужить кое-чем можешь.— Чем? — Если поможешь мне дотащить одного вырубившегося тут неподалёку аритмика до его хаты, я тебя доведу до дома.— Договорились.***Спустя битых полтора часа Кёлер и Аллесберг с Беатрис на руках наконец докатили на автобусе до дома последней. Ключи Стефан нашёл у неё в кармане громадной куртки, открыл дверь квартиры, врубил везде свет и велел Хартману нести её на кровать. Она была сырущей, но проводить с ней ещё какие-то манипуляции никому из них не хотелось, поэтому оставили всё, как есть, бесцеремонно залив пол водой и вызвав с домашнего телефона такси. До Хартмана они добрались как-то быстрее, правда и в такси замочили все сиденья, но промолчали и побыстрее сбежали от водителя, пока тот не спохватился.— Спасибо ещё раз, — Хартмана пришлось довести до самой двери квартиры, чтоб не заплутал, как бы Кёлеру этого не хотелось.— Да хватит уже, — тот скрестил руки и закатил глаза.— Может зайдёшь посушиться? — любезно предложил ему Аллесберг.— Обойдусь, — Стефан фыркнул.— Не скромничай.— Слушай, прекращай уже. Я хотел, чтоб тогда мы с тобой виделись в последний раз. не вышло, но хоть сейчас, надеюсь, это случится.— А по-моему нас судьба сама сводит.— Ну и верь дальше в свой детский лепет про судьбу. Не хочу иметь с тобой дело. Бывай, — анестезиолог развернулся и махнул Хартману рукой через плечо, удаляясь в лифт.Кёлер спустился в метро, выгребая на проезд последнюю мелочь, наконец-таки через полчаса оказался дома, снял с себя всю сырую одежду, завернулся в полотенце, принял снотворное и взялся за телефонную трубку перед тем, как снова пытаться отправиться спать.— Ало, Шварц. Дельце есть. Бери с собой Камбалу и живо отправляйтесь на улицу XX, там в переулке между домами двадцать четыре и двадцать шесть есть одно тело. Да, то, которое обычно нужно. Да, и ножик из башки достаньте. Он мой, вернёте потом при встрече.