Глава 10 (1/1)

После сытного обеда, который я запомнил на всю свою жизнь, мы пошли в кабинет России, где нас ожидала карта мира, расстеленная на выдвинутом багровом столе. Помимо меня в кабинете присутствовали прибалты и Китай. Девушки посчитали это занятие скучным, и поэтому Украина ушла мыть посуду, а Белоруссия молча удалилась в свою комнату. Когда я смотрел на её удаляющуюся грустную фигуру в коридоре, мне самому стало тоскливо. Я хотел её утешить, лишь бы она не грустила. Но затем мои мысли занял важный план Брагинского, и грусть испарилась сама собой.Единственная проблема, которая возникла во время разработки наших военных действий, заключалась в том, что ни Россия и никто другой понятия не имели, где можно было бы атаковать Джонса. Франциск рассказал про тот заброшенный аэропорт, где Америка держал меня в плену, но он не стал отрицать того, что Америка мог давно сменить место своего лагеря. Ведь парнем он был не глупым и прекрасно понимал, что рано или поздно к нему могут снова наведаться гости.Тогда Россия предложил нам свой план — на место, где раньше стоял базовый лагерь американцев, отправится на разведку кто-то из прибалтов. Мало ли, а вдруг наши доводы были ошибочными. «А если там никого не будет?» — задал я такой довольно очевидный вопрос, на что Брагинский, не шутя, ответил: «Нападём на Белый Дом.»Он скинул кучку фигурок на зеленоватое очертание материка, на котором были отмечены Соединённые Штаты, и объявил, что сразу, после возвращения разведчиков, его армия спустится на территорию Америки. Операция предвещала весьма кровопролитный бой. Меня всего передергивало от таких мыслей.Латвия как всегда показывал всем, как он желает поскорее вступить в схватку. Он постоянно пререкался, визжал, махал руками и вообще вёл себя, как настоящий сорванец. Интересно, это сколько же надо были влить в него «дури», чтобы получился такой эффект? В итоге Брагинский решил не мучить ни его, ни себя, ни нас и отправить Латвию на старый базовый лагерь. Он пригрозил маленькому Райвису пальцем, предупреждая, что, если тот плохо осмотрит это место, то «его высочество Россия сильно расстроится». Ох, страшно даже представить, что это могло значить. А ведь на самом деле Россию не так сильно волновал этот «осмотр» старой базы, просто он хотел поскорее избавиться от своего «подопытного кролика». Наверное, он надеялся, что поход выветрит из латыша подаренную ему искусственную энергию.На этом наше заседание завершилось, и многим оно показалось на удивление коротким.Я всю ночь не мог уснуть. Меня немного трясло.Мне кажется, будь другой какой-нибудь бедолага на моём месте и столкнись он со всеми теми препятствиями, которые пришлось пережить мне, то он бы просто сошел с катушек. Не знаю, как я ещё держался. Может, у меня тоже была какая-то особенность? Может быть я обладал способностью переживать тяжёлые моменты своей жизни? Нет, ну, а правда — ведь не каждому дано «удерживать твёрдость духа».Я повернулся лицом к окну, где мне приветливо светила жёлтая ведьмина луна. Я заметил, что она была слишком крупной для обычной луны, её круглое тело закрывало почти половину беззвездного неба. Мне казалось, что вот — вот сейчас она спрыгнет со своего ночного небесного океана и усядется на подоконник, свесив длинные, жёлтые ноги.Тогда я поспешно отвернулся от окна и лёг на другой бок. Что бы я ни делал, как бы я не дергался, как бы не заворачивался в мягкое одеяло, сон так и не приходил в моё сознание. Страшное, томительное ожидание грядущего дня мешало мне сомкнуть веки.Ох, Альфред.Скоро я с ним снова встречусь. И на этот раз я буду максимально готов, чтобы дать ему достойный бой. И тогда всё решится. Возможно, я даже смогу узнать ответы на некоторые интересующие меня вопросы. Например, что же всё-таки постигло Альфреда начать эту глупую войну.Франциск сказал, что виноват был Англия. Так, что же он такое сделал?«Постарайся уснуть, Артур, — приказал я своему мозгу. — Завтра будет очень насыщенный день.»Время текло медленно, как будто специально наслаждаясь моей бессонницей. Я смотрел то на мрачный потолок, то на луну, то на одеяло, которое укрывало моё тело. И между тем, я подумывал о том, что, вернувшись домой в свой мир, обязательно поговорю с Джонсом. Да что тут скрывать, то что я о нём прежде думал (что он слизняк, слабак, самовлюблённый очкарик и далее по списку) — всё это было неправдой. На самом деле я больше, чем уважал его. Моя любовь к маленькому мальчику, который всё ещё жил внутри Альфреда, во мне никогда не угасала. Просто моя упёртость, которой меня одарила природа, не позволяла мне говорить такое вслух. Я обещал себе, что обязательно изменюсь. Как только всё это кончится.Тут, я почувствовал что-то не то. Как это бывает — лежишь себе, лежишь, думаешь о жизни, и тут в душу заползает дискомфорт.Ветер за окном начал зловеще завывать, а тюль в комнате поднялся к потолку. Я, как маленький, зарылся под одеяло, вздрагивая от каждого постороннего звука. Мне казалось, что там, в темноте, которая проглотила мою спальню, кто-то находился. Да, я слышал его дыхание. И от этого на моём затылке зашевелились волосы.— Франциск, это ты? — спросил я. — Прекращай уже там стоять! Это не смешно.Тот, кто находился в противоположной стороне комнаты, медленно, но довольно громко зашевелился, отчего я ещё сильнее заёрзал в постели. Почему-то мне казалось, что там стоит не Франциск. И даже не Россия.На свет вышел Джонс. Нет, я определённо этим вечером не пил и не брал косячок у тётеньки Украины, когда та предлагала мне «немного расслабиться», но я совершенно чётко видел Альфреда Джонса. Он стоял перед кроватью и ухмылялся. Когда ко мне наконец вернулся дар речи, я заговорил:— Ты… какого чёрта ты здесь делаешь? Это невозможно! Я… — мне не удалось договорить, так как американец с ловкостью тигра запрыгнул на меня и зажал мне рот ладонью.— Ш-ш! — шикнул он, придавливая меня к кровати, чтобы я не смог убежать. — Не шуми. — Он нагнулся ко мне и впился в мою шею, как вампир. Я закричал, но мой голос был приглушён большой и тёплой ладонью. Меня поражал тот факт, что Америка был здесь и что он… он меня ласкал. И что самое паршивое, моё тело радостно принимало его немного грубоватые ласки. Он опустился к моим ключицам, снова укусил мою кожу, но на этот раз вместо боли я почувствовал приятное тепло. Я томно прикрыл глаза и простонал.Поняв, что я больше не дёргаюсь, Джонс убрал ладонь с моего рта и жадно припал к моим покрасневшим губам.Что же он со мной творит? Между тем его правая рука аккуратно откинула одеяло и уже принялась поглаживать мою коленку, постепенно спускаясь к трусам. Под желудком что-то довольно заныло и похолодело.Мои щёки стыдливо пылали, а руки тряслись. Альфред стоял надо мной на четвереньках, его длинная чёлка падала на моё лицо. Он довольно ухмылялся.— Нравится? — спросил он шёпотом. Я промолчал. Думаю, он и без того знал ответ на свой вопрос, и его забавляла моя застенчивость.Внезапно в другой руке, которая не притрагивалась ко мне, блеснуло лезвие ножа. Я не сразу увидел его, а когда всё же заметил, меня охватил ледяной ужас. Я вцепился пальцами в матрас и попытался отползти от Америки как можно дальше. Сердце в груди болезненно забилось, словно уже чувствовало, что с ним собираются сделать.— Прости меня, Арчи, — глаза парня полыхнули красным огнём. — Но я должен это сделать.Я не успел закричать, как он замахнулся ножом и вонзил его в мою обнаженную грудь.Я поднялся с постели, тяжело дыша и держась за то место, где у меня бешено стучало сердце. Пот лился с моего лба крупными, горячими каплями. Я поспешно окинул настороженным взглядом свою спальню и, осознав, что кроме меня здесь больше никого нет, облегчённо вздохнул. Это был сон. Просто кошмар.Но я уже не мог уснуть, во рту сильно пересохло, а тело тряслось от пережитого страха. Я вылез из постели и побрёл к дверям. Сначала нужно было утолить жажду, а затем… затем, попытаться уснуть снова. За окном всё ещё была ночь — зловещая, холодная и беззвучная.Я хорошо запомнил, где находилась столовая с кухней, и направился именно туда. В коридоре через каждые три шага горели подсвечники, как будто Россия предугадал то, что эта ночь у многих будет бессонной. Интересно, спит ли Франциск? Хотя, ладно, мне не следовало лезть к нему, я и так слишком сильно изменил его обычную жизнь. Сам того не желая, он стал участником войны, чего старался избегать много лет. Я чувствовал себя немного виноватым перед ним.Спустившись на кухню, я резко замер у её входа. Из приоткрытой деревянной двери струился свет, и это значило, что на кухне кто-то был. Кому-то так же, как и мне, не спалось этой ночью. Неужели Франциску?Я подошёл к порогу и заглянул в крохотную щель, чтобы удостовериться в своих догадках. Я увидел пустой стол, за которым сидела Белоруссия. Я не видел её лица, потому что оно было закрыто русыми прядками, но, судя по её часто вздрагивающим плечам, она плакала. Но почему? Может, мне следовало выйти из укрытия и утешить её?— За что? — спросила она вслух, громко всхлипнув. — Торис…Я сдвинулся немного влево и увидел помимо Белоруссии стоявшего ко мне и к ней спиной литовца. Парень лениво протирал полки с крупой, и, походу, его мало интересовали слёзы юной особы.— Ты не знаешь, как горит у меня всё внутри! — подняв голову, продолжала Наталья. Её лицо было всё мокрое и красное от слёз. — Почему ты со мной не разговариваешь? Каждую ночь я спускаюсь сюда и встречаюсь с тобой, но ты никогда… — девушка обессиленно взвыла, и новая порция слёз заструилась по её красным щекам.Я постарался задержать дыхание, чтобы эти двое не смогли меня услышать.Вдруг девушка подскочила к парню и обняла его со спины. Её пылающее личико уткнулось в его белую рубаху. Литва слегка качнулся в сторону полок, и на этом… его реакция закончилась. Он всё так же усердно протирал полки от пыли, больше ничего не замечая вокруг.— Почему ты не слышишь меня? — спросила девушка. — Я же люблю тебя, Торис! Боже…— Я останусь верен Господину России до конца своих дней, — машинально промолвил Литва.— Ты мне это каждый раз говоришь! Как же… я ненавижу его за это. Повернись ко мне!Она сильным рывком развернула его лицо к себе, оторвав его от дела. Литва без интереса посмотрел в её большие глаза. Складывалось неприятное ощущение, будто он смотрел вовсе сквозь неё. Белоруссия стянула с него рубашку, обнажив его огромный розовый шрам размером с кулак, который находился прямо посередине груди. Когда я увидел это, то чуть не вскрикнул от удивления и… отвращения.Наталья с нежностью погладила шрам литовца, но продолжала плакать.— Моё сердце навеки принадлежит Господину России, — пояснил Торис и аккуратно отстранился от влюблённой.— И ты позволишь этой отвратной железяке биться на месте твоего сердца? — спросила она с такой надеждой, как будто Торис сейчас же послушается её и кинется за своим сердцем к России. — Ты позволишь Ивану и далее превращать тебя в груду железа?Я был удивлён и одновременно мне было жаль девушку. Она так отчаянно пыталась достучаться до своего любимого, но все её старания были безответны. Он, как кукла, стоял и холодно смотрел на неё, и в какой-то момент мне показалось, что он хотел поскорее преступить к своим обязанностям и больше не слушать чужие слёзы. Она не была ему интересна. И что самое ужасное, я ничего не мог с этим сделать. Я, конечно, мог, как Волшебник Гудвин из сказки по волшебству дать ему сердце, но, увы, у меня не было с собой никаких книг по магии. Здесь я был абсолютно бессилен.— Я придумала! — крикнула Наталья. — Я… я украду у него твоё сердце и верну его тебе! А потом… потом мы вместе убежим далеко-далеко, где нас никто не найдёт — ни Америка, ни Россия…—, но затем её мечты начали рушиться. Понимая, что она не сможет ничего сделать, она взорвалась новыми рыданиями и в порыве гнева и обиды, ударила Ториса в плечо. Парень пошатнулся и упал на пол, причём лицо его так и оставалось абсолютно безразличным к окружающему миру. Осознав свою горькую ошибку, Белоруссия опустилась на колени и обняла его. Они сидели вместе — Белоруссия выжимала из себя последнюю влагу, которая в ней была, а Торис с безразличием смотрел в сторону.На этом я решил их оставить. Я достаточно насмотрелся, и от увиденного мне лучше не стало. Пить уже не хотелось, но к горлу подскочил комок горечи. Поднимаясь по ступеням, я нахмурился, постепенно понимая, какая только что передо мной разразилась кошмарная трагедия.Я вернулся на этаж, где находилась моя спальня. Я уже издалека видел свою дверь, и по моей спине пробежались мурашки. Я на секунду остановился, прислонился к стене и часто задышал. А вдруг в той комнате меня дожидался Америка?Что за чушь?! Какой ещё Америка? Если бы Альфред и был тут, то только в виде пленника. Он бы даже при помощи своих супер-накрученных-приспособлений никогда бы не смог пробраться в логово России.Мой мозг это прекрасно осознавал, однако тело наотрез отказывалось идти к комнате. Осознав, что я так и не попаду в свою кровать, я остановился посреди коридора, лихорадочно ища выход из неудобного положения.Нет, ну ребёнок, честное слово! Испугался собственного кошмара!Позорище, Кёркленд.Но я же не мог стоять в коридоре всю ночь. А вдруг кто-нибудь выйдет, увидит меня и пристанет с расспросами?И идея пришла сама собой.Надо идти к Франциску. Обрадовавшись такому выходу из ситуации, я чуть ли не вприпрыжку понёсся к комнате Франции, но затем здравый рассудок вернулся на своё место и, мысленно дав мне пощёчину, заявил, что это будет не нормально — идти к своему врагу и проситься, чтобы тот составил мне компанию.Но он же не был моим врагом! Это ведь другой мир, здесь совершенно другие люди, и Франциск, естественно, другой. Пора уже к этому привыкнуть.Да и к тому же, что тут такого, если я попрошу его по-дружески присоединиться к моему одиночеству? Если вспомнить во всех подробностях тот кошмар, из-за которого начались мои похождения по дому России, то стесняться попросить друга о такой помощи — просто глупо.Я тихонько отворил дверь, ведущую в покои Франциска, и вошёл внутрь. Его комната практически не отличалась от моей — здесь тоже был подоконник, но только луна не так обильно освещала комнату, как делала это у меня. В постели ворочался Франциск. Всё-таки он услышал моё приближение и поэтому, проснувшись, быстро сменил позу с лежачей на сидячую. Натянул на голову очки. Походу, он уже жить без них не мог.— Ты чего, заблудился? — спросил он сонно.— Эм… Франция, — чёрт, как же это трудно говорить. — Мне не спится.— А я чем тебе помочь могу?Мне вдруг стало очень неприятно на душе. Наверное, зря я это сделал. Как всегда, всё точно не обдумал. Хотя будь он тем Францией, который вечно получал от меня тумаки, то он насильно бы пихнул меня в постель и попытался бы сделать что-нибудь неприличное. Ох, как бы мне хотелось дать ему в морду только за то, что я сейчас о нём подумал.— Я…я… — нет, лучше поспать в коридоре. — Ладно, забудь.— Стой! — крикнул Бонфуа, как только я попытался ускользнуть в коридор. — Хорошо, иди сюда и объясни, что случилось.Еле сдерживая в себе радость, я подбежал к его кровати и сел на её краешек. Франциск подполз ко мне и сел по соседству, свесив ноги. Он был одет в майку и шорты. Как непривычно для француза.— Волнуешься что ли? — обеспокоенно спросил он.Я кивнул.— Ох, да ладно тебе, — он дружелюбно стукнул меня по плечу. — Другой Англия вёл бы себя спокойно, — тут, он грустно вздохнул. — Он был спокоен даже тогда, когда его убивали. Он как будто знал, что всё так произойдёт. Он много чего знал, и чего, конечно, скрывал.— Прости, — сказал я шёпотом.— За что?— За то, что я заставил тебя отправиться на войну.Я думал, что Франциск разозлится, но вместо этого он только небрежно рассмеялся.— Ты не волнуйся за меня, — ответил он. — Я почти и не жалею, что отправился с тобой в такой путь. Но мне интересно — зачем ты всё это делаешь? Ты же мог сейчас спокойно уйти домой, забыть о нас, об этом мире. Ты же сильно рискуешь.— Просто я обладатель древнейшего проклятия, — сказал я, задумчиво устремив взгляд на луну.— Какого?— Притягивания проблем.Посмотрев друг на друга, мы покатились со смеху, словно это было что-то очень смешное. Признаться, мне было приятно находиться в обществе Франциска, я не чувствовал никакого дискомфорта, который обычно настигал меня во время общения с Франциском из моего мира.Отсмеявшись, я невольно начал зевать. Видимо, мне было настолько хорошо, что мой прежний здоровый сон решил вернуться и быстренько завладеть моим мозгом. Заметив мой зёв, Франциск сказал:— Вот и бессонница пропала. Можешь идти спать, — и он пополз обратно под одеяло, решив, что на этом его миссия развлекать капризного англичанина окончена. Я встал с постели и неуверенно затоптался на месте.— Что? — после недолгой паузы, спросил Франция. — Что ещё?— Понимаешь, — смущённо пробормотал я, — я тебя немного обманул. У меня не бессонница.Словно прочитав мои мысли, Франциск предположил:— Кошмары снятся?Какой же он догадливый. Я снова ответил ему коротким кивком. Тогда Франциск стянул с себя одеяло и слез с постели.— Ложись, — сказал он без всякой эмоции, указывая на пустую постель. Но, заметив, с каким смущением я устремил на него свой взор, обиженно добавил. — Да не волнуйся, я не стану делить с тобой одно ложе. Мне удобнее ночевать одному, так что я просто пойду спать к тебе.— Нет! — выкрикнул я, и Франциск вздрогнул. — Пожалуйста, не уходи. Мне с тобой спокойнее.— Ну… как тебе будет угодно.Я забрался на кровать и нырнул под одеяло. Как же было мягко и тепло. Франциск повернулся ко мне и не сдержался от усмешки.— Англия, да ты соплежуй, — сказал он, хихикая. От таких слов мне стало ещё паршивее, и я спрятал лицо под одеяло. — Нет, не волнуйся, это не значит, что я тебя ненавижу. Просто ты ведёшь себя, как ребёнок. Пора бы уже повзрослеть.— Я достаточно взрослый, просто бывают такие кошмары, которые невольно наводят страх, — сердито объяснил я сквозь тёплое и пропахшее чужим телом одеяло. Франциск снова позволил себе ухмыльнуться.— Ну да. Верно. Страхи наши ведь никто не отменял. И всё-таки, зря ты в это ввязался, друг мой. Уж лучше бы шёл своей дорогой… Ну, ладно, так и быть — сяду на стул и буду защищать тебя от твоих кошмаров.Как глупо.Глупо спать, когда напротив тебя сидит Франция и пялится на твоё спящее лицо. Мало ли что он мог сделать во время моего сна. А вдруг в нём пробудится мой старый добрый пошляк Франциск и преступит к своим подлым делишкам? Ха-ха, как смешно.Я вспомнил про Литву и Белоруссию, и тоска вновь закралась в мою душу.— Бонфуа.— Ну-с?— Ты не веришь в любовь? — спросил я, глядя, как Франциск приволок деревянный стул и присел на него, важно скрестив руки на волосатой груди.— Мы с тобой уже говорили на эту тему, — холодно ответил француз. — Любви нет. Её не существует.Тогда, если верить его суждениям, что же я видел на кухне? Я видел слёзы, я видел страдания на лице юной девушки, и мне было искренне её жаль.— Любовь есть, — возразил я. — Просто она тебя ещё не коснулась.Франциск ничего мне не ответил. Я не видел выражения его лица, но мне казалось, что он снова ухмыльнулся. Как же это было на него похоже…Вскоре сильное желание спать всё-таки одолело все мои желания спорить с Франциском на тему любви, и я постепенно начал проваливаться в мир грёз. Последнее, что я видел — слабый сидящий силуэт Франциска, в котором читались спокойствие и уверенность, а за его спиной сверкала болезненно-жёлтая луна.