61. Билли. Вина (1/2)

Дверь в комнату распахнулась, на пороге стоял бледный Финн. Дариус улыбнулся ему и снова потянулся к губам Билли. Её охватил ужас, отозвавшийся дрожью в босых ногах. Билли отвернула лицо в сторону — ещё не хватало целоваться на глазах у Финна.

— Убирайся! — сквозь зубы процедил Дариус. Почти ласково.

— Сам убирайся! — Финн тяжело дышал.

Дариус с сожалением посмотрел на Билли. Вдыхать стало легче, когда он отстранился, поднимаясь с кровати.

— Что, братишка, хочешь присоединиться? — протянул он, пьяно покачиваясь.

Билли наблюдала лёжа, не в силах двинуться в странном оцепенении.

— Ты спятил! — Финн сделал шаг вперёд. — Что ты творишь?

Дариус, до этого излучавший какую-то неестественную энергичность, на мгновение задумался, опустив голову, а потом пожал плечами:

— Что творю? Сам не знаю. Всё это нереально, так что и говорить не о чем.

Открыв рот, Билли поняла, что в мозгах у парня что-то конкретно перемкнуло, вероятно, под действием наркотиков. Они все накурились, но Дариус, похоже, закинулся чем-то ещё.

Словно в подтверждение её мыслей, тот вытащил из переднего кармана джинсов прозрачный пакетик с белыми таблетками, положил одну в рот и запрокинул голову.

— Вы должны это попробовать, ребята! — сказал он, радостно улыбаясь, спустя минуту. — Ахуенные ощущения!

Звук удара застал Билли врасплох, а Дариус уже смеялся, растянувшись на полу. Финн, кусая губы, склонился, чтобы ему помочь. Оттолкнув протянутую руку, Дариус сам встал на четвереньки, мотая головой, потом с трудом вздёрнул себя на ноги и, не оглядываясь, вышел из комнаты.

Нет, один раз он все-таки останавливается, но смотрит на Финна, поэтому Билли нихуя не понимает, что происходит между этими двумя.

После ухода Дариуса в комнате повисла сумрачная тишина. Страшно, и хочется, закрыв глаза, как в детстве, представить, что здесь никого нет. Бежать невозможно, остаётся только притвориться мёртвой. Билли старается не дышать, ожидая удара, крика — чего угодно. Стремительно наступающие сумерки стирают все цвета, звуки затихают, музыки больше не слышно — наверно, парни уже ушли. Они одни в этой комнате, как на необитаемом острове, и кто такой Финн, Билли понятия не имеет.

Что он может сделать? После целого столетия невыносимой тишины Финнеас выдыхает и делает шаг к двери. С облегчением Билли представляет, как он сейчас уйдёт, и ей можно будет снова остаться одной в безопасной темноте.

Но Финн, прикрыв дверь, как раньше сделал Дариус, медленно двигается по направлению к её кровати. Если бы она могла закричать, убежать, как-то сломать эту плотную звенящую тишину, которая давит на голову, словно Билли находится под толщей воды. Уши заложило. Широко раскрытыми глазами она следит за тенью Финна, которая перемещается неуверенно, странными рывками.

Внезапно он запинается обо что-то, лежащее на полу, чертыхается, едва не падая.

От этого простого звука стена ужаса, которой Билли пыталась отгородиться, разбивается вдребезги, обсыпая кожу ледяной крошкой мурашек. Она снова может двигаться и дышать.

Это всего лишь Финн, они знакомы сто лет, он считает себя её братом, а она спасала ему жизнь — он ничего не сможет ей сделать.

— Билли, — шепчет Финн, прикасаясь к её волосам, — Ты в порядке?

В комнате совсем темно, единственный источник света — неплотно зашторенное окно, но глаза уже привыкли, поэтому Билли различает его сведённые к переносице брови, да и говорит Финн сквозь зубы, словно злится.

Чего он ждёт? Что она будет извиняться? Пообещает забыть всё, что было, и станет «хорошей девочкой»? Больше всего ей хочется сейчас вкатить ему оплеуху, такую, чтоб гулкое эхо удара ещё долго гуляло, отраженное голыми стенами её комнаты. Билли не просто злится — она ненавидит и хочет причинить боль.

Вместо этого она тянется рукой в темноту, пока пальцы не натыкаются на колючий подбородок, ползут выше, поглаживая щеку. И Билли подтягивается за рукой, с трудом садясь в кровати. Она не готова сейчас говорить даже под страхом смерти.

Финн как будто понимает всё без слов, опускаясь коленями на пол и тыкаясь своей лохматой башкой ей в бедро. Машинально запуская руку в его волосы, Билли пытается задушить в себе неизвестно откуда взявшееся ощущение правильности происходящего. Нет, это всё иллюзия — у них ничего и никогда не будет «правильно», потому что она сама неправильная.

Оказывается, виноват здесь вовсе не цвет кожи, потому что вот — она живёт среди белых людей, и ничего не поменялось, она такая же «неправильная». С девяти лет Билли питала себя фантазиями о месте, где она перестанет наконец быть «белой вороной», во всех смыслах. Месте, где её будут принимать такой, какая она есть, со всеми слабостями и недостатками. Месте, где её будут любить просто потому, что она есть. Где никто не предаст, не отвернётся, презрительно поджав губы. Не будет смеяться, потому что она «не такая, как все».

Нет такого места. Нет таких людей, кто принял бы её, как она есть, и полюбил. Всё, что ей остаётся — сидеть в этой тёмной комнате и смотреть, как люди вокруг веселятся, радуются жизни, заводят себе друзей... А Билли всегда одна...

Была одна. Потому что сейчас рядом в тёмной комнате другой человек, который пришёл сюда добровольно, чтобы разделить с ней это одиночество, как Билли и мечтала. Странно только, что это оказался Финн. Но, может, всё и правильно. Если они сами «не такие», то и чувства у них должны быть «неправильные», мерзкие с точки зрения обычного человека.

И, как бы она не хотела отрицать очевидное, он — её брат, а значит, кровь в них течёт одна и та же. Так кому будет хуже, если они разделят на двоих своё одиночество?

Финн задыхается, словно у него астма или паническая атака, хватает руку Билли и начинает гладить ею своё лицо. Он стонет, утыкаясь ей в ладонь губами.

Билли щекотно, и она хихикает. Ей уже не страшно рядом с ним, здесь темно и безопасно. Дверь закрыта, никто не войдёт без разрешения, а Финн в её руках — покорный, тихий, — словно признавая её власть, застыл не коленях возле кровати. Только его пальцы крепко вцепились в неё, словно он тоже боится, что Билли может вылететь в окно и исчезнуть, раствориться в сумерках...

Топот ног по коридору и громкое, взволнованное дыхание разбивают их иллюзию покоя. Хлопает дверь комнаты Финна, потом шаги приближаются. Билли уже знает — что-то случилось. Резкий удар, дверь открывается.

— Финн! Ты здесь? — взывает испуганный голос. — Дариус в отключке, я не могу его разбудить! Финн!

Мгновение, и Билли ощущает холод там, где только что лежала голова брата. Дэвид увёл Финна, а про неё, конечно, все забыли. Вынужденная оставаться на месте, Билли отчаянно прислушивается. Взволнованные голоса слышны, но слов не разобрать.

Она ужасно торопится, слезая с кровати, прыгает на одной ноге, хватаясь за мебель, а потом за стены коридора. В какой-то момент здоровая нога подламывается, и Билли оказывается сидящей на полу, в последнюю секунду навалившись на стену, чтобы не упасть плашмя. Из такого положения ей не подняться, уцепиться на гладкой стене не за что, остаётся только сидеть на полу и ждать, пока в коридор кто-нибудь заглянет. Но всем не до того.

Голос Финна становится громче, когда он звонит 911. Билли понимает это по тому, как чётко он описывает положение тела, реакцию зрачков, считает пульс, подчиняясь неслышным ей указаниям оператора.

Она ничего не чувствует — ни боли в вывихнутой лодыжке, ни сквозняка, гуляющего по полу, — вся превратившись в слух.

Не проходит и пяти минут, как одинокая сирена знакомо вспарывает ночной воздух. Гостиная заполняется незнакомыми голосами, треском рации и испуганными ответами Финна и Дэвида. Робби не слышно. Непонятные пугающие звуки вызывают у Билли тошноту. Что всё это значит? Дариус жив? С ним всё будет в порядке? Вопросы задать некому, и она сжимается, стараясь не поддаваться панике.

Звякает металл, щёлкают застёжки, топот ног — и в доме снова тихо. Билли даже сначала не верит, что всё закончилось. Если Дариуса забрали в больницу, как она предполагает, то где остальные парни?

— Финн! — зовёт она тоненьким голоском, сама удивляясь этому неожиданному детскому страху. Вдруг из темноты вместо брата на её зов выползет чудовище с огромной зубастой пастью.