60. Билли. Катастрофа (1/2)

Он хочет чтобы в мире стало темнее? Тогда я гашу огни... (с)

После травмы жизнь превратилась в катастрофу. Билли сидит в кровати в своей комнате, потому что ходить с негнущейся ногой невозможно. Чёртов костыль нисколько не облегчает положение. Валяется где-то в углу, покрываясь пылью, ну и пусть. Билли тоже ощущает, как постепенно покрывается пылью, не двигаясь с места целыми днями.

Чёртов Финнеас ведёт себя как чёртов идиот. Сначала он доставал бесконечными вопросами и идиотской улыбкой, а потом вовсе перестал её замечать. Неужели до него не доходит, что Билли не в состоянии мило улыбаться в ответ. Когда нога стянута, как в тисках, и всё время находится в одном положении — её невозможно согнуть из-за наколенника, — это дико неудобно. Кожа внутри чешется, колено ноет, мышцы затекают. И только ей удастся хоть как-то найти удобное положение в кровати, как заявляются Мэгги или отец и начинают кормить, развлекать... А Билли просто хочется, чтобы её оставили в покое.

Она слушает музыку в наушниках, но и музыка спустя несколько часов надоедает. Финнеас мог бы поиграть ей на гитаре, но этот идиот сам не догадается, а Билли просить не будет. Ни за что.

И пусть лузер не радуется тому, что она теперь беспомощный инвалид. Он морщится, глядя на неё, и считает, что она сама во всём виновата, это ясно как день. А Билли выла бы по ночам от боли, но в ней столько злости, что слёзы выкипают едва не дойдя до глаз. Глаза жжёт, и моргать больно — лучше так.

Жаль, что она не может больше резать себя, это отвлекало бы от ноющей боли в колене. В какой момент внешний мир сузился до размеров прямоугольного дверного проёма, ведущего из её комнаты в коридор? Там, снаружи, есть люди и есть жизнь, а здесь, внутри, всё пропитано непрекращающейся болью и душной темнотой.

Плотные шторы на окнах всегда задёрнуты, Билли не разрешает включать свет, но с жадностью вглядывается и вслушивается во внешний мир из своего безопасного убежища. Каждый скрип половицы деревянного пола даёт ей пищу для размышлений. Она заранее знает, когда приближаются мама или папа. Когда Финнеас открывает свою дверь, она угадывает, свернёт он направо, в ванную комнату, или налево, в гостиную.

Финн ступает мягко, стараясь лишний раз не скрипнуть полом — он столько лет прожил в этом доме, что выбирает, куда наступить, автоматически, не задумываясь. Её мозг запечатлевает его силуэт в раме двери, как на моментальном фото. После, мысленно она сможет рассматривать это изображение — во что он одет, развёрнуты или опущены его плечи, длинные волосы заправлены за ухо или скрывают лицо.

Всё это она рассматривает в своей голове, как цветную картинку в книжке, и делает выводы: в каком он настроении, нервничает или спокоен, голоден или сыт. Билли слышит, как он работает в своей комнате — нет, не звуки музыки, он делает это в наушниках, — но скрип колёсиков кресла способен рассказать ей о многом.

Когда Финн выходит из комнаты, Билли с уверенностью может сказать, доволен ли он проделанной работой. Чаще всего, недоволен. И ей, Билли, он тоже недоволен. Она не понимает, что с ним не так, почему он не может не обращать на неё внимания. Она просто злится.

Кое-что ещё происходит с её телом — что-то, о чём она не расскажет никому и никогда. Возможно, это из-за того, что она по большей части сидит на заднице, или оттого, что у неё давно никого не было, не было секса. Или виновата овуляция — месячные прошли, всё нормально. Правда, Билли перестала считать дни: в этом доме понедельник не отличается от субботы... Тянущие ощущения спускаются от лобка в промежность, кожа становится невероятно чувствительной. Внутри что-то набухает, и хочется сжать посильнее ноги. Но чёртов наколенник и это не даёт сделать. Каждое движение превращается в пытку.

Наколенник можно снимать только в душе, и Билли хотела бы этим воспользоваться, но слишком боится наступать на больную ногу. Да и как расслабишься, когда за дверью ванной прислушивается отец, ожидая окрика, чтобы помочь доковылять обратно в кровать. В общем, полный пиздец.

В пятницу вечером, когда родители уезжают, наконец, в своё романтическое путешествие, и Билли, предвкушая целых два дня без навязчивых маминых попыток накормить её всякой полезной гадостью, может спокойно посмотреть сериал на смартфоне, тишину вдруг разбивает звук дверного звонка. Она напрягается, выдёргивая наушники — в этот дом редко заходят без предупреждения. Если бы Финн ждал гостей, он сказал бы ей, разве нет? Может, это соседи? Но неразборчивые мужские голоса ей знакомы: это парни из группы Финнеаса. The Slightlys, кажется, — Недомерки, как Билли однажды их окрестила. Финн решил закатить вечеринку, когда ей так плохо? Вот придурок!

Из гостиной доносятся обрывки музыки — непонятно, кто и на чём играет. Парни смеются, а Билли закипает всё больше: какого хера она вынуждена слушать весь этот шум? Может, ей хочется поспать? Она имеет право на тишину, а чёртов Финнеас даже не спросил её разрешения, чтобы устроить вечеринку. Решил сделать вид, что Билли вообще не существует? Сейчас она ему покажет, кого здесь не существует!

Билли аккуратно подползает к краю кровати и спускает ноги на пол. Теперь надо изловчиться: оттолкнуться рукой, ухватиться за край тумбочки, подтянуться и встать. Кажется, ничего сложного, но попробуй сделать это с одной ногой. С первого раза не получается, Билли падает обратно в кровать.

— Чем это ты занимаешься? — от дверного проёма доносится весёлый голос. — Эй, Билли!

— Эй, Дариус! — сердито огрызается она, пытаясь не обращать внимания на ослепительную улыбку чернокожего. — Не видишь? Встать пытаюсь! Что ты тут делаешь?

— Шёл в сортир, и по дороге застал целое представление.

— Ну так иди, куда шёл!

Не обращая внимания на её хамство, Дариус приблизился к кровати, повернулся спиной и нагнулся. Билли просто ахуела от такой наглости и от вида плотно обтянутых джинсами ягодиц парня. А тот хлопнул себя ладонью по загривку:

— Хватайся!

— Да что ты... — вырывается у Билли.

Она не заканчивает фразу, сообразив, что оскорблять человека, который предлагает помощь, как минимум глупо. Он мог бы просто подать руку? Она бы встала и... дальше что? Поскакала на одной ноге ругаться с новоявленным братом? А так ей предлагают доехать с комфортом. Финн просто ахуеет, когда увидит её верхом на Дариусе.

Развеселившись, Билли тянет вверх руки, цепляется парню за плечи, а Дариус ещё немного приседает и подхватывает её ладонями под ягодицы, подбрасывая вверх. Это весело! И страшно.

— Только не задуши меня! — предупреждает Дариус, когда Билли в страхе свалиться, случайно хватает его за шею.

Билли представляет себя верхом на лошади. Лошадки такие милые! Правда, она ни одну не видела вблизи и, тем более, не каталась, но отлично воображает коричневый бархат шкуры, большие влажные глаза и мягкие ноздри, опушённые волосками.

Короткие волосы Дариуса приятно пахнут лимоном, а плечи твёрдые, но не слишком мускулистые. Он кажется надёжным и сильным, кожа чистая — никаких татуировок, совершенно не похоже на ДиДи. Не из-за чего паниковать. Просто она так давно ни к кому не прикасалась — Финн не в счёт.

— Парни, смотрите, кого я тут нашёл!

Двое в гостиной окидывают её заинтересованными взглядами, но не прерывают своих занятий: Дэвид играет на пианино что-то бодрое, а Робби отбивает ритм по столу. Финнеаса здесь нет, но Билли замечает его гитару, прислонённую к креслу. Значит, он, скорее всего, на кухне.

Дариус дотаскивает её до дивана, и Билли разжимает пальцы, падая задницей в мягкое нутро. Оба смеются. Парень демонстративно оттягивает ворот белой футболки и тяжело дышит, как будто только что сбросил непосильную ношу. Он кривляется, но Билли не обидно — она словно видит то, чего не замечала раньше: Дариус совсем не злой, он такой же, как она. Спроси её кто-нибудь, чем они похожи, Билли не смогла бы ответить. Но точно знает — сходство есть.

После тёмной спальни воздух в наполненной светом гостиной ощущается невероятно свежим. Парни веселятся вовсю. Дариус делает пару балетных па, изображая игру на скрипке, под грохочущую музыку, которую Робби врубил в колонках с ноутбука Финнеаса. Невероятно, он ещё и балетом занимался!

Билли провожает глазами Дэвида, который с банкой пива в руке проскальзывает в сторону кухни. Ей тоже интересно, где там Финн застрял.

Дариус хватает гитару и пара оглушительных аккордов едва не заставляют Билли подскочить. Потом доносится треск помех, и техника вырубается.

— Твою мать, ты что, усилитель не мог нормально подключить! — орёт Дариус, пиная пустую жестянку из под пива, оставленную кем-то рядом с ножкой столика.

— А ты, твою мать, кабель нормальный не мог захватить! — орёт в ответ Робби, хватая ближайшую к нему открытую банку пива и выплёскивая это самое пиво в сторону Дариуса.

— Эй, заткнитесь! — кричит Билли.

Ещё не хватало ей присутствовать при разборках каких-то сосунков. Ни у одного из них наверняка нет при себе оружия, а значит, они, даже упившиеся пивом, совершенно безопасны.

Дариус снова смеётся, падая на диван рядом с Билли.

— Как ты? — спрашивает он немного слишком громко. Робби копается в ноутбуке.

На этот вопрос не хочется отвечать, но она всё-таки выдавливает:

— Хуёво, — и смеётся.

Что бы Билли ни сказала, это не передаст и сотой доли тех ужасных мучений, что она испытывает.

— В детстве я сломал ногу, упав с велосипеда, и месяц в гипсе — это, я скажу тебе, то ещё удовольствие!

Да, гипс хуже, Билли согласна: его не снимешь, даже чтоб помыться. Но всё равно, эта долбаная нога, похожая на деревяшку, её ужасно достаёт.

— У меня мышцы затекают, — жалуется она, — И ногу постоянно судорогой сводит.