58. Билли. Травма (1/2)

Финнеас просто невероятный, уёбищный придурок! Билли не понимает, как они могут быть братом и сестрой — скорее всего, тут какая-то ошибка. Возможно, его подкинули марсиане. Почему бы иначе ему так себя вести.

Она и сама не ангел, после смерти в раю её точно не дожидается тёплое местечко. Но Билли хотя бы понимает, что творит — приблизительно, — а вот Финнеас, похоже, ни черта не соображает. То он таскается за ней целыми днями, как тень, является по ночам жутким призраком, пугает до дрожи в коленках. То начинает шарахаться, как от прокаженной, и делает вид, что её вовсе не существует. Когда он так себя ведёт, Билли и вправду начинает сомневаться, существует ли она. Лучше бы её не было, на самом деле не было, чем ощущать себя никчёмной, обузой.

Наверно, когда-нибудь она будет вспоминать это время, как ночной кошмар, от которого хочется, но невозможно очнуться. Почему-то здесь, в этом доме, ей тяжелее, чем в гетто с отцом, чем даже с ДиДи, когда тот сходил с ума. Избитая, она чувствовала себя лучше, потому что тогда это были всего лишь синяки. В доме матери ей никто не угрожает. Почему же именно сейчас она ощущает полную безнадежность?

Зачем её потащили в этот идиотский спортивный комплекс? Лучше бы она осталась в своей кровати. По крайней мере, там не пришлось бы сидеть рядом с Финнеасом, который за целый час не сказал ей ни слова, упорно делая вид, что заинтересован проносящимися мимо за стеклом домами и деревьями. Она и сама не собиралась с ним болтать, но, когда он так делал, то молчание становилось невыносимым, обрушиваясь свинцовой тяжестью на плечи. Как будто она одна во всём виновата...

Отец, конечно, выбрал какую-то радиостанцию, по которой крутили одно старьё, в любой другой день она сказала бы ему выключить. Но сегодня чёртова музыка, бьющая по ушам, только подстёгивала её злость, и это было хорошо. Потому что всё, чего она хотела — ненавидеть чёртова придурка, новоявленного братца, лучше бы он никогда не попадался ей на пути...

На катке Билли схватила первые попавшиеся ролики, на пару размеров больше, ей было всё равно, лишь бы побыстрее затеряться в толпе незнакомых людей. Особенно, когда она заметила, как Финн, сидя на скамейке неподалёку, специально копается, затягивая и вытягивая шнурки, чтобы не выходить на каток вместе с ней. Это было обидно, потому что сама она ещё пять минут назад раздумывала, стоит ли попросить Финнеаса поучить её кататься. Конечно, она стояла на роликах несколько раз, в детстве, и не думала, что успела разучиться. Но, заговорить с ним первой — всё равно что признать поражение. Особенно теперь.

Где-то в груди жгло и болело. Билли впервые в жизни подумала, что хорошо бы умереть от сердечного приступа — раз и всё — и ничего больше не чувствовать... Лежать в гробу, усыпанной цветами, и поиметь их всех разом. Но нет, тогда, пожалуй, вместо любимой футболки с «Нирваной» на неё напялят какое-нибудь жуткое белое платье... Бросив комплект защиты, выданный мамой, на лавочке, Билли, пригнув голову, покатилась прочь, желая оказаться как можно дальше от Финна. Обратная сторона Луны подойдёт.

Она невольно отвлеклась, когда Зои, белобрысая пизда, устроила целое представление. Эта девка, тоненькая и гибкая, невероятно круто каталась на роликах! Все взгляды окружающих — и Финна тоже — были направлены на неё. Несмотря на всю злость, которая пока так и не нашла выхода, Билли не могла не крикнуть Зои, что та потрясно катается. И самоуверенная девчонка помахала ей в ответ. Понятно, почему она зазывала всех на каток — надеялась, что здесь Финн обратит на неё внимание. Только соседка просчиталась — рыжий лузер уже отвлёкся на какого-то черноволосого парня. Издалека Билли показалось, что это один из группы — барабанщик, кажется, — она не помнила, как того зовут. Сейчас зацепятся языками, это надолго.

На краю катка она заметила простенькую площадку для трюков. Там было всего несколько элементов — понятно, много и не могло поместиться здесь, под крышей. Вот на открытом воздухе бывают просто огромные скейт-парки, Билли видела по телевизору. Здесь стоял небольшой трамплин, рейл-перила, рампа и ещё какая-то фигня, похожая на детскую горку с ограждением. Конечно, она не Зои, но тоже кое-что сможет.

Попытавшись проехать по рампе, Билли запуталась в ногах и чуть не упала. Зато это было весело! На перила она, конечно, не полезет, а вот трамплин опробовать стоило. Хороший разгон взять здесь было невозможно — слишком плотная толпа, поэтому, не доезжая до конца трамплина, Билли почувствовала, как теряет скорость. Вместо того, чтобы скатиться обратно, она сделала рывок вперёд, потеряла равновесие, зацепилась ногой и полетела вниз.

Упала она на колени, точнее на правое колено, на бок. В первый момент, ошеломлённая ударом, Билли не поняла, что произошло. Даже боли практически не было, только нога как-то странно вывернулась. Кто-то заорал, и вокруг неё стали собираться люди. Совсем не таким образом мечтала она оказаться в центре внимания. Пусть все эти любопытные уроды валят отсюда — она сейчас встанет. Билли захотела подтянуть к себе больную ногу и... не смогла. Да что такое! На колене синяк, немного содрана кожа, хуйня! Почему же чертова нога не желает нормально двигаться?

Расталкивая толпу, примчалась Мэгги и раскомандовалась, как обычно: дай я тебя осмотрю, делай так, не делай этак! Финнеас тоже болтался неподалёку, но подходить не спешил.

— Всё в порядке! — вынесла вердикт мама.

Злость придавала сил, и Билли кое-как, с её помощью, стащила ролики и поднялась — не будет она валяться на полу, пока все эти люди унизительно смотрят на неё сверху вниз, как на раздавленного муравья. На ногу невозможно было наступить. Билли допрыгала бы до скамейки и сама, на одной ноге, но мама заставила опереться на неё.

Вышло хуёво, потому что Мэгги всё ещё была на роликах — передвигаться в таком положении они бы не смогли. По одному взгляду мамы тут же подскочил Финнеас, едва не виляя перед ней хвостом, как собачонка. Вдвоём они практически донесли Билли до скамейки, где уже поджидал отец. Слава Богу, тот не стал носиться вокруг, точно безголовая курица, а просто похлопал её по спине, пошутив:

— До свадьбы заживёт.

Хуёвая шутка. Хорошо, что рядом больше никого не было: и Мэгги, и Финнеас куда-то испарились.

— Принесу тебе воды, — Патрик тоже скрылся.

Билли стало почти хорошо. Больше никто не обращал на неё внимания, можно было делать вид, что всё в порядке, и она просто присела тут отдохнуть.

Внезапно на больное колено опустилась чья-то рука, и Билли едва не заорала от боли и от неожиданности.

— Сильно болит? — поинтересовался Дариус, присаживаясь рядом, почти вплотную: его колено буквально притёрлось к её бедру.

— Отвали! — Билли сейчас не в настроении выслушивать глупые подколы от чёрного мудака.

— Давай подую! — и он правда наклонился и подул на её колено, разнося волну щекотных мурашек по всему телу.

Билли дёрнулась было, но сбежать она никуда не могла, драться тоже не хотелось, к тому же, неожиданно пришло осознание, что ей, чёрт возьми, приятно. От Дариуса исходило тепло, а Билли почему-то замёрзла. Они впервые находились так близко. Его гибкое тело вкусно пахло чем-то сладким, а ещё кофе, так что у неё слюнки потекли от голода.

— Убери от неё свои руки! — орёт кто-то совсем рядом, Билли вздрагивает от испуга.

Неведомая сила отшвыривает от неё Дариуса, и Билли больше ничего не видит из-за широкой спины брата. Как он посмел влезть! Ничто не отменяет того факта, что Дариус — богатый заносчивый мудак, но никто не смеет вот так вмешиваться в её жизнь, даже Финн.

— Отвали, придурок! — орёт она, пытаясь подняться, и это ей почти удаётся. Со всей силы Билли бьёт его по спине, и Финнеас оборачивается, удивлённый. За плечом Билли видит Дариуса, который, улыбаясь, машет ей рукой и отходит.

— Что происходит? Почему вас нельзя оставить ни на минуту? — с разных сторон одновременно подбегают родители: мама с пакетом льда, отец — с бутылкой воды.

Финнеас отодвигается в сторону со скучающим видом, как будто это его совершенно не касается, а потом и вовсе сообщает, что устал и будет ждать их в машине. Билли снова усаживается на скамейку рядом с отцом и ждёт, пока подопечные Мэгги накатаются. Лёд, приложенный к ноге, превращается в воду и стекает тонкими струйками по голой коже прямо в кроссовок. Билли щекотно. Она считает струйки и злится, злится...

Кажется, что единственное её желание — добраться до кровати, но, очутившись в своей комнате, Билли понимает, что ни за что не успокоится. Злость клокочет в ней, ища выход. Быстро, чтобы не передумать, Билли входит в спальню Финнеаса, плотно прикрывая за собой дверь — ещё не хватало разбудить родителей. Придурок, лёжа на своей кровати, внимательно смотрит на неё поверх телефона.

— Ну и что это было? — она не уйдёт, пока не получит объяснений его поведения. Или, по крайней мере, пока не выплеснет своё раздражение.

Финнеас делает вид, что не понимает, чего она от него хочет.

— Какое тебе дело, с кем я разговариваю и кто меня трогает?

Этот удар достигает цели. Открывая рот, чтобы что-то ответить, Финн возмущённо приподнимается, садясь на кровати и откладывая смартфон в сторону. Но потом что—то происходит. Билли видит, как раздражение в его глазах сменяется равнодушием, словно опускается невидимая завеса, скрывающая чувства и эмоции.

— Ты ведь тоже странно реагировала на Изабель. Ты не хочешь, чтобы я с кем-то встречался.

Это звучит совершенно абсурдно — обвинение, которое он бросает, чтобы отвлечь внимание от себя. Причём тут Изабель? Разве они не выяснили всё ещё раньше? Его не касается то, что она чувствует, и то, что делает со своим телом. Они друг другу никто. Номинальное родство ничего не решает, а он продолжает цепляться за глупое совпадение генов, как будто это важно. Придурок!

А Финнеаса несёт дальше, и он начинает говорить, что она специально не надела защиту, позволяла трогать себя Дариусу — всё это из-за того, что она была в банде. Билли отстранённо замечает, что он смешной, когда так злится, брызгая слюной во все стороны. Одновременно с этим ей страшно, потому что он затронул её прошлую жизнь — ту, о которой она хотела бы забыть. Навсегда. Но, видимо, напряжение и вопросы копились в нём слишком долго. Где-то в своей голове она понимает, что этот разговор был неизбежен. Но почему именно сейчас, когда ей так плохо и одиноко? Она была девчонкой из гетто и останется ей навсегда, что бы там родители не планировали насчёт её будущего, Финнеас должен это понимать.

— Со сколькими ты переспала, чтобы попасть в банду? — задаёт он очевидно мучивший его вопрос.

Билли смешно, потому что он ничего не знает о её жизни, он всего лишь богатый белый мальчик и никогда не поймёт, каково это, отдаваться другому за деньги или ради куска хлеба. Или ради безопасности.

— Какое... тебе дело? — спрашивает она.

Правда, зачем ему знать подробности? Чтобы дрочить по ночам, представляя, как она отдаётся толпе чёрных мужиков? Словно подтверждая её мысли, Финнеас продолжает:

— С каждым по отдельности или со всеми одновременно?

Он хочет причинить ей боль. Но почему? Что она такого сделала, чтобы заслужить это? Ну, она сделала много всего, и, возможно, у Финна есть основания злиться... Но все равно, это жестоко — допрашивать её вот так, как будто он имеет право осуждать. Кто он такой?

— Хочешь узнать, как это было?

Конечно, это не секрет, как девчонка или парень могут попасть в банду. Парню надо выполнить задание, например, ограбить или убить, а девчонке переспать с тем, кто может за неё поручиться. Ему нужны подробности? Своим любопытством он ранит хуже ножа. Билли хочет рассказать всё, хочет, чтобы его жадно распахнутые глаза опустились, не в силах вынести правду о ней. Потому что она всё ещё чувствует себя той маленькой девочкой, которой пришлось пережить насилие, и, возможно, ей нужно, чтобы её пожалели. Но спасёт ли её запоздалая жалость Финна? Или всё станет только хуже?

— У меня был выбор: принадлежать одному или стать шлюхой и продаваться за дозу...

Мысленно она продолжает: «В первый раз я была слишком сухой, и у него ничего не вышло. Тогда мне пришлось всё сделать самой. У меня получилось, но я всё равно чувствовала себя изнасилованной... А потом мне понравилось».

Билли знает, что никогда не расскажет об этом вслух, но ей просто необходимо, чтобы слова вырвались наружу и не душили больше внутри, свиваясь змеиными кольцами вокруг горла. Бесполезно. Ничего уже не изменить. Она сама хотела этого.

— Да, я сама хотела этого, — говорит она с вызовом.

Финн покраснел и опустил глаза, так что она почувствовала себя удовлетворённой. Но стоило ему сделать движение навстречу, как страх прошил тело с головы до ног. Билли рывком дёрнула на себя дверь и выскочила в коридор, пытаясь отдышаться. Никто и никогда больше не загонит её в ловушку!

Билли не может заснуть ночью — боль в колене просто невыносимая. Кажется, будто внутри что-то тянет и выкручивает. Если бы это была обычная боль от синяка, она бы притерпелась — не привыкать. Но здесь, что-то другое. Сон приходит только утром, мучительный и короткий. Ей снится, что она прикована к столбу на вершине большой кучи дров. Внизу кто-то разжег огонь. Дрова горят, уютно потрескивая, пока пламя не подбирается выше, прямо к правой ноге. Нога пылает, и Билли кричит, раздирая горло, пытаясь вырваться из огненных объятий...

Опять ей приснился долбаный реальный кошмар. Лучше сдохнуть, чем видеть такие сны. Хорошо, что они приходят не каждую ночь. Ну, она сама дура — решила, что в наколенниках будет выглядеть как глупая малявка, а ей так хотелось произвести впечатление крутой. Хотя до Зои ей в любом случае далеко — та на роликах, как рыба в воде. Билли усмехается своему сравнению. Если бы она не полезла делать трюки, всё, может быть, и обошлось бы. А теперь придётся сказать маме — сама она с этой болью не справится, ещё одной такой ночи ей не пережить.