41. Билли. В пути (2/2)

— Ложись на заднее сиденье и прикройся, — скомандовал ДиДи.

Билли, конечно, подчинилась. Но, когда колымага тронулась с места, крепко пожалела об этом: каждый камешек на дороге заставлял её голову подпрыгивать чуть ли не на фут — подвеска у старого Форда была ни к черту.

И все-таки они разогнались до приличной скорости, судя по тому давлению, которое заставляло тело Билли вжиматься в спинку сиденья. Наверняка, двигатель был улучшен, иначе этот раритет годился бы только на то, чтобы катать таких же старперов на каких-нибудь парадах. Билли подумала, что такие колымаги могли использовать для перевозки наркотиков через границу. Наверно, поэтому здесь была установлена современная сигнализация.

Это её не касалось. Лучше думать о том, как не задохнуться от жары под толстым покрывалом и не сойти с ума от боли, которая простреливала голову каждый раз, как машина подпрыгивала на очередной кочке или дёргалась при переключении скоростей. На самом деле заднее сиденье внедорожника было настоящим раем по сравнению с вонючим раздолбанным Фордом. Зачем ДиДи понадобилось менять машину? Почему он заставляет её прятаться? Неужели думает, что отец заявил в полицию об исчезновении?

Ехали они часа два, но Билли показалось — целую вечность. Когда ДиДи заглушил наконец мотор, она глаза не могла открыть от боли. Пришлось парню вытаскивать её из машины и на руках нести в дом. Там он впихнул Билли в ванную, где она кое-как наощупь помылась, а потом опять же на руках отнёс в постель. Последним, что запомнила Билли было наслаждение от того, что под головой у неё подушка, а ноги можно вытянуть так далеко, что кончики пальцев едва достают край матраса.

* * *

Билли открыла глаза. Вернее попыталась это сделать, привлечённая лёгким шумом поблизости. ДиДи прошел мимо неё и начал рыться в одной из сумок, доставая какую-то одежду. Может, он ещё не заметил, что она проснулась? Он выглядел сосредоточенным. Всё ещё злится? Но на что? Разве он недостаточно наказал её вчера. Слёзы подкатили к горлу, в животе стало холодно и пусто. Она подтянула одеяло повыше, чтобы заткнуть себе рот, из которого готовы были вырваться рыдания. ДиДи мельком глянул в её сторону, но ничего не сказал. Он вышел из комнаты, и Билли вздрогнула, когда он что-то там уронил. Она не знала, что делать — встать или лучше оставаться в постели, пока ДиДи молчит. Она не хотела разозлить его ещё больше. Напряжённо прислушиваясь, Билли ждала какого-то звука, сигнала, но очевидно ДиДи решил её игнорировать. Отлично, она будет лежать здесь, сколько может, пока не захочет в туалет. За стенкой что-то негромко звякнуло? Чем он там занимается? Когда он скажет, что они будут делать? ДиДи снова прошел мимо, не глядя на неё. Это было невыносимо.

— Есть будешь? — бросил он, не оборачиваясь.

— Да, — прошептала Билли.

Но за этим ничего не последовало. Что ей делать? Оставаться на месте или идти самой искать себе еду? Что может разозлить ДиДи сильнее — если она попадётся ему на глаза или будет лежать тихо, пока он не забудет о её существовании. «Ненавижу тебя,» — думала Билли, не имея в виду никого конкретно. Просто у неё внутри скручивалась тугая спираль разочарования, обиды, тоски и жалости к себе. В груди стало больно. Она хотела бы умереть прямо сейчас, чтобы не подвергаться снова этому унижению — быть никому не нужной, обузой.

«Нет, я не такая,» — подумала она, но всё равно было слишком больно. Начали неметь руки, и Билли представила, как её сердце бьётся все медленнее и медленнее, и наконец замирает. Жаль, что это невозможно. Она вздохнула. Оставалось только лежать, разглядывая когда-то белый потолок. Его поверхность была покрашена, но краска отслоилась, покрылась трещинами, образуя интересные узоры. Прослеживая взглядом за этими трещинами, Билли воображала разные картинки, пытаясь не обращать внимания на боль в груди и в животе.

Сколько она проспала? Похоже, на улице темно: это может быть и вечер, и ночь, и раннее утро. А ДиДи спал? Если и так, то не рядом, она бы почувствовала. Может, он что-то принял, чтоб не спать? Как дилеру ему не составляло труда добыть практически любое запрещённое вещество. ДиДи не употреблял тяжёлые наркотики, потому что боялся зависимости, но допинги у него точно были раньше.

Билли надоело лежать, и она села в постели. Тонкий матрас лежал на голых досках, но здесь хотя бы можно было вытянуть ноги, не то, что в машине. Она провела рукой по волосам, нащупав колтуны. Завалиться спать сразу после душа с мокрой головой было плохой идеей. Хотя какая разница — расчёски у неё все равно нет.

Билли села поудобнее и запустила пальцы в свои длинные волосы, начиная распутывать их прядь за прядью. Лучше позаботиться об этом сейчас, пока делать всё равно нечего, чем потом отстригать свалявшиеся колтуны.

В спальню заглянул ДиДи, Билли сделала вид, что не замечает его, отгородившись занавесом из волос. Потом он вышел и снова вернулся. С широкой расчёской. Билли не успела удивится, как он уселся на кровать за спиной и решительно отобрал волосы из её рук, перекинув их назад.

Бережно, волосок к волоску, он начал распутывать колтуны, помогая себе расчёской. Билли застыла от изумления — ей никто никогда не расчесывал волосы, разве только Джоннеша в далёком детстве. Уже то, что он действовал так уверенно, говорило — он делает это не в первый раз.

— У моей старшей сестры, Арианы, были длинные волосы. В детстве она иногда позволяла расчёсывать её, — сказал ДиДи.

Пока Билли терпеливо сидела, стараясь не шевелиться, он расчесал колтуны, разделил волосы на три части и принялся плести косу — не слишком умело, но Билли не смела возражать. Одна прядь зацепилась за что-то, и ДиДи, не заметив этого, дёрнул. Билли вздрогнула от боли, а ДиДи, выпустив её волосы из рук, резко отодвинулся.

— Тебе противно, что я прикасаюсь к тебе после того красавчика?

Билли даже не поняла, о чем он. Какой «красавчик»? Неужели ДиДи называет красавчиком Финнеаса? Да тот урод, каких ещё поискать! Она хотела обернуться, чтобы возмущённо возразить, но неожиданный удар сшиб её с кровати. Оказавшись на полу, она сжалась, ожидая новых ударов. ДиДи сбросил расчёску на пол и вышел из комнаты. Хлопнула дверь.

Медленно поднявшись, Билли дотащилась до входной двери и подёргала ручку. Он запер её! Зачем? Она не собиралась никуда сбегать, хотела просто выйти и осмотреться, чтоб понять, какое сейчас время суток и где примерно они находятся. На домах должны быть названия улиц. Вдруг что-то покажется знакомым. А теперь она, как преступница, должна сидеть в одиночном заключении. Если бы ДиДи поговорил с ней — объяснил, почему он не может уехать, рассказал о своих планах, — всё было бы проще. Его недоверие ранило больнее кулаков, тем более, что он никогда не бил её по-настоящему, в полную силу.

Билли подошла к окну — решётки, этого следовало ожидать. На улице темно, не видно ничего, кроме глухого двухметрового забора. Наверняка соседи здесь не отличаются доброжелательностью. Это тебе не дом Финнеаса, отделённый от соседних участков колышками да живой изгородью из колючих кустов.

Тьфу ты! Опять он. Можно сбежать из дома, но от своих мыслей не сбежишь. Дом Финнеаса — это и её дом тоже, дом, в котором она жила до двух лет, и совершенно этого не помнит. Музыку старых деревянных полов, ароматы цветущих кустарников в приоткрытые по утрам окна без решёток, тишину и покой — всё это отобрали у неё и выкинули, лишенную материнской любви, туда, где плесень год за годом пожирала трухлявые стены, а наркотики пожирали людей. Кто в этом виноват? Отец врал ей годами, внушая ненависть к матери. Но и мать... почему она не искала мужа и дочь? Почему Финнеас думает, что его сестра живёт на Аляске? Получается, мать тоже замешана в этом вранье. Они просто решили между собой и разделили их с братом, не дав возможности вырасти в полноценной семье.

Если бы не преступная ложь родителей, Билли и Финну никогда бы в голову не пришло сделать то, что они сделали. Хотя Финнеас ни в чем не виноват, это всё она — она задумала преступление, она соблазняла, она в итоге получила удовольствие. Значит, она и должна понести наказание. ДиДи правильно делает, что так обращается с ней — ничего другого Билли не заслуживает.