56. Билли. Раны (1/2)

Билли спала очень чутко, заснуть для неё всегда было большой проблемой. А здесь, в чужом доме, полном незнакомых звуков, скрипов, шорохов, это и вовсе превратилось в мучение. Иногда она засыпала только под утро.

Первый раз он пришёл где-то через неделю после переезда. Услышав тихий скрип двери, Билли напряглась и пожалела, что у неё при себе нет никакого оружия. Если бы это был грабитель, то, проходя через гостиную, он перебудил бы родителей.

Человек протиснулся в приоткрытую дверь и остановился, не двигаясь. От него не исходило никаких звуков, даже дыхания не было слышно. Минут десять он стоял, не шевелясь, потом выскользнул из комнаты, дверь тихо закрылась, и все.

Это повторялось регулярно, но не каждую ночь. Сначала Билли боялась и лежала, напряженная, по полночи в ожидании, но потом запаслась кое-чем под подушкой и чувствовала себя уже более уверенно.

Ей даже хотелось, чтобы ночной пришелец что-нибудь сделал, как-то показал свои намерения. Но Финнеас обычно только стоял у двери и смотрел на неё. Иногда при свете луны Билли могла разглядеть его лицо: он не злился, не улыбался, просто спокойно смотрел, часто его глаза были закрыты, как у спящего.

Билли и нравилась эта их тайна, одна из многих тайн, и раздражала. «Почему он не сделает хоть что-нибудь?» — думала она. Ее тело горело под одеялом, пальцы ног поджимались, соски становились твёрдыми, губы пересыхали при воспоминании о ночи на пляже.

Этой ночью она не стала надевать футболку и, услышав звук открывающейся двери, повернулась так, что одеяло будто случайно сползло с одной груди. Финнеас шумно вздохнул, и Билли улыбнулась про себя — все-таки она ему не безразлична! Она снова пошевелилась, стянув одеяло до пояса. Как жаль, что его лица не видно в темноте!

Билли вздрогнула от стука захлопнувшейся двери — Финнеас вылетел из комнаты, забыв об осторожности. Вот дерьмо! Ей так хотелось продолжить эту запретную игру!

Утром за завтраком она чувствовала себя просто прекрасно, уверенно улыбаясь брату, который каждый раз испуганно опускал глаза в свою тарелку. Ее торжество продолжалось ровно до тех пор, пока Финнеас не спросил:

— Мам, можно я приглашу сегодня к нам на ужин Изабель?

— Конечно, дорогой, — радостно воскликнула Мэгги, — Ты так давно ни с кем не встречался! Где вы познакомились?

— Мы вместе занимались в хоре.

— Я так рада, что у тебя снова есть девушка! Надеюсь, она не испугается нашего веганского меню. Кстати, Билли, мне не помешала бы твоя помощь с приготовлением ужина. Если ты не против. Тебе ведь надо учиться готовить.

— Я подумаю.

Билли сейчас была в состоянии думать только о том, что у Финнеаса есть девушка, и он приведёт ее домой. Наверно, жуткая уродина! Кто ещё мог запасть на такого лузера, как Финнеас?

Она изводила себя весь день, представляя Изабель толстой прыщавой коротышкой, даже хромой. И, когда в гостиную вошла стройная мексиканка с ярко накрашенными губами в коротком обтягивающем платье, Билли открыла рот, как рыба, выброшенная на берег.

Теперь пришёл ее черёд молчать, уткнувшись в тарелку, пока Финнеас, Изабель и Мэгги смеялись, вспоминая разные истории из хоровой жизни. Билли узнала, что Финнеас снимался в нескольких сериях телесериала с похожим сюжетом.

Она несколько раз посматривала на отца, гадая, чувствует ли он себя здесь так же неуютно. Но тот жевал с невозмутимым лицом, как будто это был обычный семейный ужин, на которых он присутствовал всю свою жизнь.

— Мы с Патриком пойдём прогуляемся перед сном по кварталу. Не мешает после сытного ужина сбросить пару калорий. В нашем возрасте уже не так много возможностей сделать это.

Мэгги подмигнула Финнеасу, а Билли широко открыла глаза: «На что это она намекает?» Когда мать с отцом вышли, Финнеас встал, держа Изабель за руку.

— Думаю, ты справишься с посудомойкой.

Билли могла бы поклясться, что они хихикали всю дорогу до его комнаты. Она и не подумала заниматься посудой — пусть найдут себе другую служанку. Проходя мимо комнаты Финнеаса к своей двери, Билли услышала гитарные аккорды. Финн отлично играл, это она видела своими глазами на репетициях группы, и сейчас он играл для Изабель.

Стены столетнего дома были очень тонкими — в этом Билли убедилась уже через полчаса, когда звуки гитары, а потом фортепиано, сменились звуками поцелуев. Раздавшийся затем мужской стон, заставил все внутри Билли сжаться. Ей даже не надо было видеть, что они делают, — она и так всё представляла отлично.

Вот они целуются, сидя на кровати. Финнеас стягивает с Изабель платье, расстегивает бюстгальтер, облизывает и целует ее грудь. Потом она снимает с него брюки и берет в рот. Он не может сдержать стон удовольствия. Или не хочет, зная, что Билли находится рядом, в нескольких шагах, влажная от возбуждения.

Его стоны сменяются скрипом кровати, когда Изабель опускается сверху на торчащий, мокрый от слюны и смазки член. Билли, облизав палец, массирует клитор, представляя, как это делали ловкие руки ДиДи, ещё до того, как всё стало плохо. Она сжимает бёдра, вспоминая ночь на пляже и прикосновения Финнеаса. Изабель громко вскрикивает, немного опережая Финна, и Билли торопится кончить тоже, ощущая не облегчение, а обжигающую горечь, которая растекается по венам. Она лежит в темноте до утра, позволяя редким слезинкам скатываться к ушам.

Утром, Билли, притворяясь спящей, ждёт, пока все позавтракают и уйдут из дома, и только тогда встаёт, моргая от яркого света опухшими глазами. Она знает, что делать.

Зажигая в кухне газовую конфорку и выбирая нож поострее, она ощущает нетерпение, предвкушение. Лезвие надо обжечь в пламени, чтобы не было заражения, — это она видела в каком-то фильме. Первый надрез она делает на левой руке выше локтя. Просто проводит лезвием, и на коже появляется красная линия, будто начерченная маркером, которая потом становится все толще, и вот уже красные капельки скатываются вниз, создавая неповторимый рисунок. Потом она делает это на бедре — на правом, затем на левом, каждый раз смывая с ножа кровь и нагревая лезвие на огне. Билли никогда не режет слишком глубоко — она не собирается умирать, просто хочет почувствовать себя немного лучше.

Осталась правая рука, для симметрии. Она правша, поэтому всегда оставляет это на потом. Левой рукой сложно сделать ровный надрез.

Шум за спиной раздаётся как раз тогда, когда лезвие начинает своё движение, и нож входит чуть глубже, чем Билли рассчитывала. От резкой боли она вскрикивает и роняет нож, который с грохотом падает на пол, отлетая под стол.

— Твою мать!

Оборачиваясь, она видит, словно в замедленной съемке, как бледнеет лицо Финнеаса, а его глаза и рот широко открываются от испуга.

— Что ты делаешь? — кричит он, бросаясь вперёд, перетягивая ей руку, по которой льётся кровь, кухонным полотенцем, выключает газ, отправляет нож пинком к дальней стене.

Кажется, ещё он усаживает ее на стул, вывалив содержимое аптечки на пол, заливает раны антисептиком и наматывает километры бинтов. Когда он заканчивает, Билли чувствует себя барби, с которой маленький ребёнок неумело поигрался в доктора. Ее трясёт.

— У тебя шок, — говорит Финнеас. — Надо согреться.

Он закутывает ее в одеяло вместе со стулом и приносит кружку горячего чая.

Билли понемногу приходит в себя и начинает злиться. Если бы этот придурок ее не напугал, никакая помощь бы не понадобилась. Она всегда со всем отлично справлялась сама!

— И не надо лезть в мою жизнь!

— Что?

Финнеаса впору самого отпаивать чаем. Он все ещё бледный, с красными пятнами на щеках, спутанными, торчащими в стороны волосами. Жалкое зрелище! Его футболка вымазана в крови, как и дорогие джинсы.

— Я плохо смыл кровь, тебе надо будет сходить в душ. А потом я снова обработаю раны... — говорит он, царапая ногтями пятна засохшей крови на своих руках.

«Ну и кровищи из меня вылилось!» — думает Билли.

— Отвали, — грубо говорит она, — Сама справлюсь.

— Зачем? — тихо спрашивает он, не поднимая головы. Слипшиеся от пота длинные пряди закрывают лицо.

— Ты мне весь кайф поломал! — орет Билли. — И когда ты уже отрежешь эти уродские волосы!?

Финнеас смотрит широко раскрытыми, на этот раз от удивления, глазами.

— Это из-за меня? Из-за того, что я привёл Изабель? — догадывается он.

— Отсоси! Ты мне вообще никто! Я всегда так делала!

— Зачем? — повторяет Финнеас.

— Потому что жизнь — дерьмо! Что ты знаешь о жизни, золотой мальчик?! Потому что только так я чувствую себя живой! Я не собираюсь убивать себя, придурок! Я не такая слабачка, как ты! — она кричит, потому что хочет, чтобы ее услышали.

Финнеас обнимает ее и гладит по голове.

— Я знаю. Ты удивительная, ты сильная. Ты самая сильная из всех, кого я знаю!

От его признания что-то в ней ломается, и рыдания вырываются наружу. Билли затыкает себе рот одеялом, как обычно, но Финнеас отбирает одеяло, боясь, что она задохнётся, и тогда Билли вцепляется зубами ему в плечо и воет от боли, разрывающей сердце.

Он берет ее на руки и относит в спальню. И там, на кровати, обнимает так крепко, что Билли начинает задыхаться.

— Прости, что причинил тебе боль! Я неудачник! Я разрушаю все вокруг себя!

Билли вырывается из объятий. После всего, что было, она ощущает себя твёрдой и пустой, как скорлупа яйца, из которого выпили содержимое.

— Зачем ты приходишь ко мне по ночам?

Финнеас опускает глаза, но Билли жестко берет его пальцами за подбородок и заставляет поднять голову.

— Зачем ты стоишь у двери с закрытыми глазами?

— Я слушал, как ты дышишь, — по его лицу Билли видит, что он говорит правду. Он смотрит беспомощно, как нагадивший щенок, который ожидает пинка от хозяина и в тоже время надеется на прощение. Чертов придурок! Он точно чокнутый!

— Обещаю, я никого больше не буду приводить сюда.

— Думаешь, мне не все равно? Ошибаешься, — Билли отворачивается, пытаясь выглядеть гордой и независимой.

— Иди в душ. Мы должны закончить до возвращения мамы.

Когда Билли возвращается из душа в чистой футболке и шортах, Финнеас уже переоделся.

— Я прибрал на кухне, — сказал он, раскладывая на кровати бинты, антисептик и пластыри. — Собрал все, что с кровью, в отдельный мешок, потом выброшу где-нибудь по дороге. Мама сортирует мусор.

Рана на правой руке была самой глубокой и после душа снова закровоточила. Здесь пришлось наложить повязку, которую, впрочем, было не видно под широким рукавом футболки. Остальные оказались просто царапинами, и их заклеили пластырем. Обрабатывая антисептиком, Финнеас проводил пальцем по каждому старому шраму, отчего по телу Билли бежали мурашки.