13. Ты веришь, что они увидят души? (2/2)

— Ууу, надо будет записать где-нибудь, и в следующий раз принести тебе целую коробку сенокосцев, — хихикнул Нейт.

Рейз почти усмехнулся, но вовремя себя остановил.

— Тогда ты вылетишь отсюда вместе с ней, — Хьюберт показал ручкой в его сторону, крепко держа все смущение внутри.

«При пациенте показывать слабость – да ни за что, — не унимался Рейз, хотя хотелось рассмеяться над тем, как его страх по-дурацки выявили».

— А ничего, что выставлять пациентов из-за банальной любовь к паукам — полный идиотизм? — быстро произнес Нейт, скрестив руки.

— А говорить, что найдешь коробку сенокосцев, не считается тем же идиотизмом? — Хьюберт с вызовом посмотрел на него.

— Они постоянно здесь ползают, и я могу делать с ними все, что хочу. У тебя же выгонять меня за субъективную оценку моего поведения нет права.

Хьюберт пристально сощурился, пытаясь разглядеть во взгляде блажь, но Нейт смотрел остро. Он сел на кровать и облокотился на тумбочку, продолжая держать зрительный контакт.

— До сих пор понять не могу, ты болен или просто притворяешься, — монотонно произнес Хьюберт, предчувствуя дальнейший подвох.

— Ну, я сам не понимаю, что тут забыл. Однако я прямо твержу себе, что вполне дееспособен и мое заключение тут лишь для факта.

— А кто тебя сюда отправил? — аккуратно спросил Хьюберт, рука потянулась к блокноту, но он силой положил ее обратно на колено.

— Не знаю, — пожал плечами Нейт, кидаясь на кровать спиной. — Ладно, мне больше не хочется с тобой говорить. Если нужно, можешь позвать ту с обручальным кольцом.

Хьюберт выгнул брови. Паттерсон умудрился запомнить даже ее обручальное кольцо? Если такая мелочь врезала ему в память, тогда что Нейт запомнил из поведения Хьюберта? И может ли это позже обернуться против самого Рейза?

— Её зовут… — со вздохом начал Хьюберт, но его перебили.

— Да помню я, что её зовут Эвелин Харпер, — с издевкой выкинул Паттерсон. — Хотя, она сказала звать, как мне хочется, поэтому теперь она просто «с обручальным кольцом».

— Но по имени звать проще, разве нет? — заметил Хьюберт, убирая руки в карманы и собираясь уже вставать. Он и сам не прочь закончить диалог как можно скорее, ведь желанное уже лежит в кармане.

— Пф, это как вы нас цифрами штампуете… — тихо произнес Нейт, прикрывая глаза.

Будто хотел, чтобы его не услышали, но обязательно прислушались.

Однако Хьюберт уже догадался о гораздо большем. Нейт сидел в четырех стенах и от скуки явно мог подслушать разговоры, когда ходил в душ или туалет. Его даже в зону отдыха не пускали, хотя пару книг все же принесли.

— Если ты про номера, записанные в карте, то нам иначе вас не зарегистрировать, — объяснил Рейз, даже не подумав, что раскрывает информацию о больнице пациенту.

— По имени звать проще, разве нет? — передразнил Паттерсон, язвительно хихикнув.

— Нейт! — попытался приструнить его Хьюберт, тут же отводя голову в сторону, сбрасывая пыл. — В больнице может быть десять Нэйтенов, мы не можем запоминать вас по именам. Проще по номерам, вы записаны так только на листах, и…

— Я слышал, как они на самом деле нас зовут,

И эти смертные любители связать нас всех потуже

Они лишь простыней холодною протрут.

Ты правда веришь, что под числами увидят души? — выдал он на одном вдохе, будто читал по бумаге, но никак не только родившейся текст.

Приподнялся на локтях, не дрогнув ногами. Он посмотрел прямо и смело, отчего Хьюберту невольно захотелось отвести взгляд в сотый раз.

— Знаешь, почему ты мне нравишься?

Нейт, напрягая руки, поднялся. Он медленно направился к Рейзу, будто завоженный. Одновременно с ним, держа зрительный контакт, отодвигался и Хьюберт, но молчал. Еще секунда, две и он точно позовет дежурных.

— Нейт Паттерсон… — он пытался достучаться до него, прекратить эту игру, смысл которой был непонятен с самого начала.

— Ты единственный, у кого я записан как «Нейт», — глухо сказал Паттерсон в лицо.

Хьюберту хватило трех секунд, чтобы окончательно отойти и почти вытянуть перед собой руки.

— Только попробуй ко мне приблизиться, я прикажу дежурным привязать тебя к кровати до ужина. И поверь, ремни, спрятанные под матрасом, могут сильно жать, — холодно произнес Хьюберт, но чувствовал притворство в голосе. Нет, вряд ли бы привязал, но легкую пощечину Паттерсон мог получить, сделай еще один шаг.

«Да не влепил бы ты ничего, — возникло в голове из ниоткуда знакомым равнодушным тоном».

Нейт удивлял, но выводил из терпения. Он… Он слишком много себе позволяет! Хьюберт настолько отвык от тех пациентов, что хороши своей открытостью и смелостью, что поведение Нейта сломало все шаблоны. Рейз понимал, что разрушал Нейт буквально его самого: его мир, убеждения, даже эмоциями управлял, как хотел. И это удалось. Удалось Паттерсону, парнишке из палаты с несчастливым номером, из маленькой комнатушки с белыми стенами и скрипучей пружиной. Хьюберт убежден, что источник всего - это логика и конструктивность, но, стоило Нейту поцеловать его, весь мир полетел в геометрической прогрессии вниз.

— Я уже получил все, что хотел, — Нейт отошел и с удовольствием сел на стул, повернувшись спиной. Хьюберт постоял еще три секунды, как Паттерсон зашептал.

— Давным-давно мужчина любил другого мужчину, а может и не мужчину вовсе. Им пришлось перебороть себя, потому что в их обществе это неприятно… Да сам ты замолчи! И ничего я не громко говорю! Но мужчина не переставал думать о нем даже после коротких встреч, как будто жил в иллюзиях… Но где на самом деле были иллюзии? Может быть, они скопились в одной большой таблетке, которую ему все не удавалось проглотить? Да ничего я не теряюсь, заткнись, гребаный ты придурок!

Бредовая составляющая Нейта либо не выражена особенно сильно, либо со временем он научился ее контролировать. С фантомом он вступает в контакт, не чувствует себя одиноким, хотя отделен от общества. Вопрос встал многогранный: что с ним, и, если шизофрения все-таки подтвердится, как оправдать все вышеназванное? Это не свойственно шизофрении, так как ее галлюцинации представляют собой что-то пугающее и будоражащее кровь, а Нейт словно общается с давним другом.

«Мог ли этот Бог быть проекцией его давнего друга? – перебирал мысленно Хьюберт, слегка подняв подбородок в порыве задумчивости. — И где он сейчас?»

Идя куда-то по привычке, не концентрируясь на окружающей среде, Хьюберт почти врезался носом в дверь ординаторской. Проморгав, он продолжил что-то бубнить себе под нос, открывая дверь.

— Если «Бог» правда был частью прошлого, то документы необходимы. Стоит…

Мягкое тело чуть ли не врезалось в него, но девушка успела отскочить. Первое, что заметил Хьюберт, это волосы каштанового цвета до лопаток и радостное лицо. Тонкие руки, бледная кожа и высокий бежевый свитер — Хьюберт мог узнать ее по таким банальным чертам и отделить от всех остальных.

— Хью, я нашла!

Рейз поставил чашку с горячим кофе на стол, пока Эвелин положила ножки рядом. В ответ на претензию Хьюберта она лишь напомнила про второй день менструации. Больше Хьюберт не возникал, хотя пробубнил, что особой нужды так изводить себя попросту нет.

— А кто Нейту таблетки принесет? Я же на дневной смене.

— Тем более. Зачем так рано приехала?

— Разругались с Моррисом, я собралась и поехала на работу, — монотонно произнесла она, но было видно, что все еще злится: тело напряглось, Харпер поджала губы.

— Мириться не собираетесь?

— Остынем и поговорим.

Стоило только поднять кружку и сделать глоток, бодрый взгляд Эвелин сам обратил на себя внимание. Она протянула ему толстую старую книгу, название которой почти не разобрать. Как же сильно портятся книги шестьдесят восьмого года: обложка набухла, пара страниц были оторваны и переплет стоило подклеить. Как будто в талмуде не было ничего ценного, хотя Харпер сама удивлялась, как сумела найти ее. Она нашлась в библиотеке совсем случайно, когда Эвелин подбирала книжки для Нейта. Рядом с фантастикой стояла эта книга, и что-то подсказало полистать и ее.

— Это просто какое-то везение, — продолжала Эвелин, пока Хьюберт листал справочник, — тут мало того, что много интересных определений из психиатрии, так и… Открой сто пятую страницу.

Атипичные нейролептики — класс препаратов, самое общее отличие которого от классических антипсихотиков заключается в более низкой степени сродства к дофаминовым рецепторам.

Примеры, как и исследования на эту тему, отсутствуют.

Хьюберт закусил губу, открываясь от книги. Эвелин не могла скрыть собственной гордости, что нашла такую информацию, пусть и случайно. Рейз был готов ее похвалить: они наконец-то нашли минимальную информацию об этих нейролептиках.

— Уточнений не нашла, хотя мне хотелось бы знать, какие конкретно дофаминовые рецепторы являются мишенью для клозапина.

— Думаю, D2. (один из пяти типов дофаминовых рецепторов. Нейролептики воздействуют на них, нормализуют эмоциональное состояние, помогают купировать галлюцинации и бред, психоз)

— Возможно, но тогда так явно не считали, — покачала головой Эвелин, — D2 был открыт в семьдесят четвертом году, в шестьдесят восьмом только велись исследования. Вероятнее всего, имелся в виду дофамин вообще, так как установить точно, на что действуют атипичные нейролептики, тогда не смогли. Но если так, то были исследования и сами атипичные нейролептики уже были синтезированы.

— Значит, с клозапином уже сталкивались? — догадался Хьюберт, полистав пару страниц вперед.

Он попал в яблочко. Эвелин сделала глубокий вдох, немного встрепенулась и даже выпрямилась. Хотела сказать, но тут же сморщилась и опять упала в кресло — судя по всему, от боли в животе. Хьюберт молча встал за стаканом теплой воды. Харпер посмотрела на него с благодарностью, хотя пить и сохранять сидячее положение ей было явно тяжело.

Когда боль прошла, лицо заметно расслабилось, она не смогла сдержать улыбку.

— Я тебе больше скажу — это запрещенный препарат! Я еще пару дней назад нашла вот эту книгу в архиве, — восторженно воскликнула Эвелин, расположив руки на нижней части живота, успокаивая. Она указала на другую, теперь тонкую книжку с названием «Нейролептики: их производные», которая выглядела куда лучше. — Тогда его уже называли клозапином, но записей очень мало. В начале семидесятых проводились исследования в Финляндии, в результате которых половина испытуемых умерла от агранулоцитоза. Клозапин запретили, но как он спустя двадцать лет попал обратно — непонятно.

— Агранулоцитоз? — переспросил Хьюберт, потерев челюсть. — Значит, все зависит от уровня лейкоцитов…

— Нейту не просто так поставили сдачу крови каждую неделю. Видимо…

— Мел всё знает, — сказал за нее Хьюберт. Все-таки его рассказы о Нейте и правда были ей попусту. — Она всё знает и не боится давать ему препарат!

Эвелин замолчала и потупила взгляд в пол, руками поглаживая живот. Она плотно сжала губы, словно подавляла какой-то порыв эмоций. Хьюберт потянул к ней руку, думая поддержать, погладить по плечу, но она резко подняла голову. Брови заломились, Эвелин из последних сил держала себя, чтобы не заплакать: гормональный фон итак был расшатан менструацией.

— Какова вероятность, что Нейт умрет…? — прохрипела Харпер, она сдалась и шмыгнула носом. Рейзу стало больно от того, что Эвелин опять привязывалась к пациенту.

— Очень мала. Серьезно Эвелин, у Нейта высокий уровень лейкоцитов, он держится уже вторую неделю.

Однако Эвелин было этого мало. Судя по всему, только сейчас она начала понимать весь ужас, что творится в стенах больницы. Недавно она радовалась новой информации о таблетках, а теперь была готова выбросить их куда-нибудь подальше. Ситуацию ухудшало все: невозможность найти адекватную информацию, несовершеннолетие Нейта, молчание Мел и мнимый страх рассказать об этом кому-то еще. Хьюберт и сам понимал, что судебные разборки (если они вообще будут) не приведут ни к чему.

— Если он начнет стремительно падать? Хью, от агранулоцитоза умирают меньше чем за сутки!

— Эвелин, успокойся. Я говорю, все хорошо. Уровень лейкоцитов у него более чем в норме, как только упадет хоть на немного, я тут же забью тревогу, — Хьюберт подошел и накрыл деревянными руками ее плечи, присев на колени. Ее щеки покраснели: так и до полноценной истерики недалеко. — Тебе плохо физически, не заставляй себя страдать еще и морально.

— Просто мне так осточертело, что мы молчим в тряпочку, - прошептала она и Рейзу впервые за всё время, что он был знаком с Харпер, захотелось вытереть выступившие слезы.

— Такова наша работа, дорогая, — вздохнул Хьюберт, и Эвелин отвела взгляд, лишь бы не расплакаться сильнее.

Хьюберт решил перевести тему. Не стоит травмировать Эвелин еще больше и говорить про документы родителей Нейта, внезапно появившегося Лета и прочие проблемы. Харпер нужен отдых, она зря приехала на работу — в этом Хьюберт был убежден. Как бы он не хотел ее жалеть, чувство заботы возникло само собой. Объединял их пациент, работа, ноша в конце концов - это не важно, потому что когда в Эвелин просыпалась девушка, желавшая исключительного спокойствия, Хьюберту, как мужчине, хотелось ее поддержать.

Все-таки умение обращаться с девушками записалось у него на подкорку еще с школьной скамьи.

— Могу одолжить пару пластинок мелаксена? — выдал Хьюберт, вспомнив про собственные мешки под глазами.

«Прямо как у Нейта, — не задумавшись, сравнил Рейз».

— Не спится? — она снисходительно улыбнулась, попробовав потрепать его по голове. Несмотря постоянный, защитный на хмурый вид, Рейз был не против. — Тебе обязательно снотворное с меланином?

— Да, спать толком не могу. Читал недавно, меланин в составе снотворных идеальный вариант. Не нарушает циклы сна, антистрессовый, противоопухолевый… - перебирал Хьюберт, освежая память и записи с университетских тетрадей.

— Угу, а еще хороший антиоксидант, влияющий на секрецию гормонов, — тихо договорила за него Эвелин, поправив очки. Она погладила руки Хьюберта и потянулась к сумке, шурша десятками упаковок. Одна пластинка оказалась у него на ладони. — Только не глотай все сразу. Конечно, от него не помрешь, как от фенибута, но стоит быть осторожным.

— Спасибо. Ты как всегда выручаешь, — подметил Хьюберт и на позитивной ноте они попрощались.

Вернувшись в кабинет, он кинул блокнот на стол и поставил кружку рядом. Шумно выдохнул, прикрыл глаза, стараясь восстановить былое состояние. Все происходящее переставало быть отдаленным, приближалось к нему со скоростью света. Он открыл блокнот, лениво полистав его и, остановившись на пустой странице, записал одно единственное.

Ты правда веришь, что под числами увидят души?

Нутро же настырно подсказывало, что он когда-нибудь увидит.