13. Ты веришь, что они увидят души? (1/2)

— Хью, не поделишься?

Моррис протянул руку, как только Хьюберт вытащил упаковку. Рейз покосился на него, не сдерживая язвительную усмешку: Эвелин все-таки вытащила сигареты у мужа из кармана. Вытянув одну, Хьюберт остановился.

Утро только наступило, а Моррис уже приехал на работу. Видимо, они с Харпер опять поругались, или та слишком упрямо собиралась на работу, несмотря на недомогание. Рассвет проступал в небе медленно, небо уже вовсю прояснилось. Солнце вставало, красиво освещая унылые здания, которые даже яркими красками не разбудишь, ведь люди внутри все равно ходят в белых халатах и скучной однотонной одежде.

— А что Эвелин скажет?

— По-братски, — не унимался Моррис, с фальшивой жалостью смотря на него. Он знал, что Хьюберт никогда не отказывал в услуге.

Моррис тут же сам забрал зажигалку и с удовольствием задымил. Откинулся на скамейке, задрал ногу на ногу и посмотрел куда-то вверх, задумавшись о своем. Халат обнажил его подтяжки, которые Хьюберт шутки ради подарил ему на окончание учебы. Тогда Моррис упирался, кричал, что этот позор ни за что не наденет, а теперь охотно разнашивал. И чем только черт не шутит… Или всё дело во времени?

Хьюберт смотрел на сигарету и недоумевал, почему курить не хочется. Привычка ведь, каждое утро начинать с перекура, так почему сегодня что-то не так? Неужто он настолько в голову въелся, что помыкает Хьюбертом, даже когда спит в палате?

«Хотя оно и понятно, как вспомню… Аж в дрожь бросает, это ж надо было так… Ни стыда, ни совести».

Хьюберт будто протрезвел к утру, забыв о ночных мыслях, что поцелуй есть путь к разгадке. Что ему разгадывать? Историю болезни мальчика? Да какая ему ценность от этого?

Он продолжал ощущать, что теперь стоять в стороне не получится и сбежать под гнетом собственных мыслей, как в тот раз на прогулке, уступив место Харпер, тоже не выйдет.

— Слушай, Моррис, — произнес Хьюберт, покрутив сигарету, как ручку, не поднеся ее к зажигалке. Конечно, было неловко говорить о таком, но ведь Харпер единственный такой приятель во всем городе и сможет подсказать. Главное — не подать виду, что это как-то относится к Хьюберту, — а если мужчину вдруг поцелует другой мужчина…

Видимо, Хьюберт поздно осознал, что ляпнул. Он был готов тут же отмазаться, но такая реакция была бы еще более подозрительной.

Они ведь никогда о таком не говорили, даже по пьянке. Не было у них в мыслях идеи о поцелуе двух мужчин, более желанной темой были цены на презервативы и рассказы Хьюберта о жарком сексе на кухне с незнакомкой. Узнай Эвелин, что они на самом деле обсуждают, собираясь у Рейза дома, покраснела бы до кончиков ушей.

Его перебил тяжелый вздох Морриса, тот весь напрягся. Сел ровно, убрал ногу с ноги и неуверенно покосился на него.

— Господи, только не говори со мной про педиков, пожалуйста, — произнес он, сморщившись.

— Эй, это неуважительно, — Рейз пихнул его в бок, усмехнувшись. На секунду ему показалось, что на лбу точно написано маркером «Меня поцеловал 20194 из тринадцатой палаты» и Моррис точно видит в нем «педика». — У тебя жена толерантная, а ты их так называешь.

— Да какая к черту толерантность? — фыркнул Моррис, как следует затягивая сигарету. — Извращенцы они, вот и все. А Эвелин… Ну, пусть думает, что хочет, все равно эта тема у нас табу.

— Да я же не о том, что они извращенцы, — ответил Хьюберт, повернувшись вполоборота. Ему важно было посмотреть на поцелуй совсем с другой стороны, и Моррис как, пожалуй, единственный друг, мог хотя бы его послушать. — Вот с нашей стороны поцелуй это действие романтическое, подразумевает под собой близость…

— Секс… — самодовольно протянул за него Моррис, откидываясь на лавочке. — Знаешь, я вчера такие…

— Кто еще из нас извращенец? — перебил Хьюберт и пригрозил в следующий раз не делиться даже зажигалкой. — Не переводи тему. Как бы лучше выразиться… Что может быть между такими мужчинами, если они оба воспринимают поцелуй по-разному?

— Хью, ты что… — медленно протянул Моррис, пытаясь заглянуть ему в лицо. Хьюберт посмотрел в ответ, терпеливо ожидая хоть ниточку, ведущую к разгадке. Хотя пристальный взгляд друга начинал тревожить. — Ты переспал с мужчиной?

Хьюберт на секунду опешил. Даже сигарета в руках наклонилась, хотя удержать пальцами ее совсем не сложно. Он проморгал и с ужасом посмотрел на него: все-таки Моррис подумал и об этом. Не хватало Хьюберту еще переспать с мужчиной! Он вообще-то по девушкам!

— А ты, случаем, не куришь какую травку? — ответил Хьюберт, указывая подбородком на сигарету. — А то я смотрю, уже бредишь.

— Ага, кто тут первым задавал вопросы про педиков! Не ты ли? — отшутился Моррис, но очень быстро снова помрачнел. — Если ты из таких, просто скажи. Мне все равно ничего не грозит, я женат.

— Моррис, ну ты и придурок, конечно. Я с тобой о психологии говорить пытаюсь, а ты все «педики да педики».

— Хью, ты не выбирал, кем быть, я же ничего не… — Моррис говорил нехотя, будто даже не слышал Хьюберта.

— Блять, Моррис, да послушай меня, — отрезал Рейз, убирая сигарету, когда Моррис кидал окурок в ведро. — Давай посмотрим на поцелуй не как на соитие двух людей, а на возможный подтекст. Что ты думаешь, поцелуй мужчина другого мужчину, если это не признание в любви?

— Совращает?

— Не то, — буркнул Рейз, закатив глаза. Еще пара фраз и диалог можно заканчивать, все равно ни к чему полезному он не придет.

— Ну, через поцелуй можно передать просьбу о помощи, например, когда девушка целует незнакомого мужчину, чтобы избежать преследования других… — пробубнил Моррис, укусив палец. — Хотя, если ты про педиков… — Хьюберт цыкнул: ему уже надоело слышать это противное слово. Гей есть гей, разве так сложно? Там даже букв меньше, можно значительно облегчить себе задачу, — да не, тут только совращение.

— Совращение… Так говоришь, будто у тебя через поцелуй девственность украдут, — хмуро подметил Хьюберт, разочаровавшись в своем намерении окончательно.

— Эй, я женат!

— Да понял я, понял, — усмехнулся Хьюберт, убирая зажигалку в карман, — украсть девственность через поцелуй… Хах.

Он порылся в кармане, желая найти блокнот и записать на последних страницах эту фразу, как обеспокоенно ничего не нашел. Проверил оба кармана, вытащил все мелочи, будто блокнот уменьшился и затерялся между ними, но все было пусто.

«Я же в переднем кармане оставил… - вспоминал Рейз, начиная переживать».

Во внутреннем кармане пусто, в брюках — ничего. Уронил по дороге? Но когда? И самый страшный вопрос: где именно и кто его нашел… Там же столько информации про Нейта, все его стихи, а дополнительная характеристика! А еще две страницы отборного мата, когда Мел снижала ему зарплату из-за частых опозданий месяц назад. Если найдет кто-то из посторонних — будь то Уилл или Джесси — все попадет к Хедлстон, а она явно сделает все, о чем писал Хьюберт в порыве ярости, только уже с ним.

— Что-то потерял? — поинтересовался Моррис, заметив взволнованность и копошение в карманах Хьюберта. Тот судорожно поправил волосы и испугался не на шутку. Вдруг какая-нибудь стажерка очередной слух пустит… Это же всех на уши поставят!

— Блокнот.

Моррис присвистнул, что означало «Хью, ты дебил». И Рейз был абсолютно согласен.

— Мне лишь на секунду стало интересно, что ты писал.

Хьюберт резко встал и усмехнулся. Моррис не стал его держать, понимал положение, но Рейз сжал зубы и откровенно злобно улыбнулся. В голове пестрела только одна мысль, и имя ей: «Чертов Нэйт».

Не поздоровавшись с Питером, не поинтересовавшись, где опять шлялся Блейк, Хьюберт рывком открыл тринадцатую палату. Увиденное заставило его с грохотом толкнуть дверь так, что штукатурка могла легко посыпаться. Казалось, злость протекала по всему телу, не оставляя без внимания даже мизинец на ноге.

Свет уже горел в комнате, а Нейт мирно расположился у тумбочки, сонно потирая глаза. При таком ракурсе отчетливо заметны даже впадины под глазами, но еще сильнее привлек внимание кожаный переплет и длинные чужие пальцы, подогревавшие недовольство. Рейз прерывисто вздохнул от нахлынувших эмоций и, позабыв о дистанции о прочем бреде, двинулся к Паттерсону.

— Ах ты мелкий…

Но Паттерсон лишь делал вид, что беспечен; на деле же он вертел драгоценностью Рейза, как хотел.

— Что? Не ожидал? — ухмыльнулся Нейт, махая его блокнотом, как веером. — Ты довольно долго держался, пока тебя целовали, я даже успел забрать его из кармана. А потом ты так разозлился, что не заметил, как я спрятал его в одеяле. Видел бы ты себя…

Хьюберт в три шага сократил расстояние и силой выдернул книжку, но Нейт не сопротивлялся, успел только закрыть и протянуть его в руки. Рейз помрачнел еще больше: если Паттерсон не сопротивлялся, значит, уже давно все прочитал. Пролистав драгоценную книжку, Хьюберт убедился, что листы не вырваны, пометок нигде нет, и в целом блокнот в полной сохранности.

— То есть весь цирк был ради этого?

— А ты думал, я до этого не интересовался им? — Нейт положил локти на тумбочку, с игривостью заглянув прямо в глаза, отчего Хьюберту захотелось прихлопнуть его, как муху. — С самого начала ты был странным.

— Странным?

— Когда мы приехали, ты был первым, кто не отвел взгляд от меня. Не с презрением или отвращением, а с любопытством, холодной внимательностью, — спокойно говорил Нейт, хотя голова пару раз дергалась в сторону.

У него начали развиваться тики? Еще одно побочное? Хотя, он говорил четко и спокойно, не обращая внимания на движения головы. Такое ощущение, будто не шизофрения владела Нейтом, а он сам управлял и помыкал ей, когда вздумается.

— Ты всегда ходил с ручкой, что-то записывал, будто так запомнить не мог. И, конечно, мне было интересно, что ты заметил во мне такого, что даже привлек сюда отдельную вещицу.

— Эвелин тоже пишет отдельный материал на тебя, ты не один здесь «особенный», — он сделал акцент на последнем слове, показав в воздухе кавычки, чтобы Нейт особо не зазнавался. Ему показалось, что Паттерсон его поймет, раз их внимательность так схожа.

— У нее обычные листы, как вот эти, — он указал на стопку книг на тумбочке. Видимо, Харпер принесла ему пару томиков из библиотеки, чтобы Паттерсон не скучал совсем. Хьюберт счел эту деталь обыденной, учитывая трепет Эвелин по отношению к пациенту, — только больше. Такие не украдешь, не заглянешь: только смотришь издалека и гадаешь, что там и как. А вот блокнот куда удобнее и создает впечатление о тебе, как о скрытном человеке.

— И ты решил меня проверить? — выгнул брови Хьюберт, скрестив руки.

Он сел на привычный ему стул и облокотился на спинку. Почему-то сейчас захотелось сесть как Моррис, расслабиться. Нейт не предвещал угрозы, к чему ему опять возводить вокруг себя стены?

«Все равно судя по всему, добьется своего, — хмыкнул про себя Хьюберт, — своенравный парнишка, однако».

Однако блокнот он убрал во внутренний карман, решив больше никогда не класть его в другие места.

— Я тебе не доверял, и ты знаешь, почему, — продолжал Нейт, — «он» тебе также не верил и не верит до сих пор, но у меня на тебя личные счеты.

— И какие же? – неосознанно поддавшись вперед, не унимался Рейз.

Учитывая его взгляды и ловкость, он мог и не такое вытворить. Не просто так он рассказал всё, значит, у него в голове найдутся еще идеи, как достичь желаемого. И, конечно, тут Рейз существенно проигрывал, потому что предсказать дальнейшие действия и мотивы Паттерсона сложно. Возможно, но очень сложно.

Нейт мог вытащить его еще раз, и отрицать страх за дорогую вещь Рейз не мог. Его распирало от желания выдать что-нибудь колкое Паттерсону так сильно, что все выливалось в высокомерие. Хотя, так даже лучше.

— Мои стихи и правда связаны с прошлым; так, по крайней мере, «он» говорит. Визуальные галлюцинации… — он повернулся к стене, будто всматривался. — Знаешь, в одиночестве я склонен называть его Богом, а не «им», галлюцинациями или каким-то фантомами.

Богом? Хьюберт посмотрел на него с усмешкой, однако мимика Паттерсона не дрогнула. Он говорил серьезно, и Рейз попытался проглотить собственный смех, чуть не подавившись.

«Звать галлюцинацию «Богом»… Во дает! А Святого Духа там пока не прибавилось?»

— Ты все? — бросил Нейт, когда плечи Хьюберта все-таки дернулись от смеха.

Паттерсон сел ровно напротив Хьюберта, свесил босые ноги. Те немного болтались, отдавали бледностью и хорошо видимыми венами, а Рейз уже не первый раз поймал себя на мысли, что Нейт такими темпами заболеет. Конечно, он зол, недоволен, продолжал скрипеть зубами при мысли о чужих пальцах на страницах, но надеть носки Нейту не помешало. У него же были одни высокие и шерстные, Хьюберт точно помнил.

— Просто это забавно, — оправдался Хьюберт, стараясь вернуться в норму. Он постарался со всей серьезностью посмотреть на него, хотя внутри все еще нервно хихикал. — Что ты еще заметил?

— Ты писал про какие-то тики… Знаешь, Бог, — Хьюберт почти прыснул от смеха, но сдержался, — говорит, что меня дергает просто так, хотя я этого почти не замечаю. У меня нет ощущения, словно что-то идет не так. Кажется, я всегда жил с этим.

Всегда? То есть, гиперкинезы вызваны не побочными эффектами клозапина? Хьюберт нахмурился и посмотрел на свои колени. С одной стороны, это хорошо — он узнал о самом Паттерсоне больше, но с другой отошел от препарата на шаг назад. Если окажется, что клозапин никак не влияет на парнишку, можно смело предъявить всё Хедлстон, но будет ли она солидарна с этим… Вопрос, к сожалению, риторический.

Нейт резко встал и начал ходить по комнате. Вот так просто, даже не посмотрев на Хьюберта, будто тот пропал. Он не говорил ничего, не шептался, даже на стену не обращал внимания. Значит ли это, что фантом иногда терял своё влияние? Вспомнить бы, как две с половиной недели назад Нейт только и делал, что отворачивался от всех и говорил исключительно…. Исключительно с Богом. Внезапно Паттерсон остановился за кроватью, где было немного пространства, и с улыбкой наклонился. Хьюберт прищурился, но даже не пытался разглядеть, что именно зацепило Нейта: пыль, неровности плитки или месячная паутина.

— Если тебе так смешно, давай спросим у кого-нибудь другого, пусть он поделится с нами информацией, — Нейт присел на корточки, протянул руку и быстро встал.

Сначала Хьюберт не заметил ничего необычного. Но стоило приглядеться…

Нейт с глупой улыбкой шел к нему с пауком в ладони, и от этого Хьюберт чуть ли заорал матом. Он дернулся рефлекторно назад, но не рассчитал силы и стул упал вместе с ним. Круглое туловище и маленькие тонкие лапы, шустро передвигающиеся по тонкой коже, будоражили все внутри, будто электрический ток прошелся по рукам; Хьюберт широко распахнул глаза и ощутил, что тело окончательно немело. Он никогда не думал, что его секрет раскроется так быстро, особенно Нейту. Паттерсон же удивлено взглянул на него, совсем не догадываясь, какая на самом деле глупая причина такого бешенства, хотя по его руке вверх полз самый настоящий монстр по мнению Рейза.

Хьюберту хватило нескольких секунд, чтобы в порыве страха вскочить обратно и хлопнуть Нейта по руке. Когда Рейз убедился, что паук раздавлен и на за что его не потревожит, то спокойно выдохнул.

— Что ты с ним сделал? — испуганно воскликнул Нейт, снимая с рукава маленький труп.

— Нейт, он не говорит, — стараясь привести себя в чувство, объяснял Хьюберт, поднял стул и слепо отряхнул брюки. Он только сейчас ощутил, как взмокла спина, а голос вот-вот задрожит, но не засмеялся, как минуту назад. Рейз опозорен перед пациентом — худшего кошмара и не придумаешь. — Их всегда убивают.

— Тогда почему ты так среагировал на него? — Паттерсон уже спокойно поправлял кофту. Удивительно, как он может разочароваться, а в следующую секунду продолжать вести размеренную жизнь. Вот бы и Хьюберту такую выдержку. — Они же вообще безобидные, смысл их так убивать. Может быть, он и сказал бы что-нибудь, да ты, тупица его сразу прихлопнул! Или ты… Ты что, боишься их?

Хьюберт не ответил, насупившись и падая обратно на стул. Отчасти он был согласен с обращением ”тупица”: в некоторых случаях другими словами его не опишешь, а в конкретно данном оно вполне подходит.

«Что ж, Паттерсон, давай, высмеивай меня, — бросил Рейз про себя, понимая, что у него нет колкого ответа на эту ситуацию. Позор-позор-позор – горело в голове».

Но, стоило поднять взгляд, ожидая увидеть победное выражение лица, он на секунду оцепенел: Нейт даже не засмеялся. Он сохранял вдумчивость, быть может, внимательность по отношению к Хьюберту, потому что взгляд слишком, слишком пронзающий, заостренный точно на нем. В этот раз Паттерсон смотрел не слепо сквозь него, а пытался прочитать самого Хьюберта.

Не успел Рейз среагировать, как губы Нэйта растянулись, а у глаз появились морщинки.