11. Созвездие тупиков (1/2)

На часах было лишь половина десятого, когда Эвелин сверила время. На этаже тихо: все шумели в столовой на завтраке, но она знала, что ее муж сейчас вовсю работает. У Харпер невольно дрожало в груди, когда она прогоняла в голове утренние картины. Хьюберт с нескрываемым облегчением поменялся с Моррисом утром раньше, чем планировал, а тот, как оказалось, решил устроить сюрприз Эвелин. Утром ее разбудил не звенящий будильник, а всегда теплые руки, не бодрящий домашний кофе и леденящий ламинат, а сладкие поцелуи, объятия и не только. Эвелин итак была изнежена всем происходившим, но, когда Моррис сказал собираться на завтрак, она почти расплакалась. Подобных пробуждений со времен замужества и работы в больнице у нее было так мало, что для подсчета хватило бы пальцев одной руки. Но, пожалуй, Харпер готова пойти на эту жертву прекрасных встреч, ведь муж полностью восполнял утраченное время. Губы дрогнули, стоило посмотреть на обручальное кольцо: казалось, это было вчера.

Аккуратно открыв дверь в ординаторскую, она сразу заметила за столом Харпера. Потрепанный зеленый свитер и всегда белоснежный халат блестели бы на солнце, не закрой все небо облака. Волосы небрежно уложены и лицо нахмурено, а губы сомкнулись в тонкую линию: Моррис часто так делал, когда долго думал. Даже с такого расстояния Харпер могла поймать нотки знакомой ей песни, а стоило подойти, «Boy Сity*» была отчетливо слышна.

Моррис судорожно пролистал пару страниц, не заметил жену и раздраженно цыкнул, отшвыривая явно не первую папку за день. Напряженная спина колесом, отчего Харпер недовольно нахмурилась, ведь потом болеть поясница будет не у нее. Если бы Эвелин не подошла сзади, положила руки на плечи и заставила выпрямиться, наверное, Моррис вскоре врезался бы носом в стол. Его волосы пахли елью благодаря шампуню, отчего Эвелин мечтала остаться тут навсегда: слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Муж сразу заметил ее и снял наушники, накрыл руки. Сухие пальцы прошлись по ее костяшкам, облюбовали кольцо, и Харпер почувствовала, как в груди разлилось что-то неописуемое. Моррис шумно выдохнул, будто возвращаясь в тихую ординаторскую, а не в завал листовок и карточек под громкие песни.

— Как работа? — воскликнула Харпер, замечая надпись «F60» на краешке папки. — Опять заставили заниматься бумажной волокитой?

— Часть отдала Хедлстон, часть сам нашел. Разбирал справки, искал что-то про социопатию, — он указал на справочник рядом как-то небрежно и нехотя, а заодно ответил сразу на предполагаемый вопрос «зачем тебе это?». — С Нилом большие проблемы.

— Не берет таблетки? Майк говорил, что они хорошо болтают, когда его забирают на процедуры, — она повела руку по шее, очертив кадык, словно покровительница над ним.

— Да, вот только от меня он шарахается. Кто виноват, что он так бесит, — сквозь зубы произнес он и Эвелин ощутила, как он напрягся в плечах.

— Но и ты жесток с ним, — задумалась Эвелин, вспомнив характер Нила.

Моррис шумно впустил воздух носом и растопырил пальцы, а Харпер с удовольствием переплела их. День начинался просто замечательно, если вспомнить, сколько шума они натворили утром.

«Называл меня извращенкой, а сам… — подумала она, ноги вспомнили недавние ощущения и чуть-чуть подкосились».

Харпер лишь хмыкнул и откинул голову назад, упираясь жене в живот и расслабленно выдыхая. Пусть она и видела его таким умиротворенным, когда просыпалась по утрам, могла большим пальцем погладить его закрытые глаза, которые еще при первой встрече казались ей чересчур большими для его худого лица, но в компании свитера и халата он выглядел неестественно и давно напоминал лицо американского актера Бродвея. Не было ли и этого ощущения чего-то знакомого с самого начала?

— Я отношусь к нему, как к пациенту. Тем более, ты слышала, как он огрызается? Я только пару раз пощечину влепил, не больше.

— А надо как к человеку. Хотя бы не бей их сильно, мне будет от этого чуть-чуть спокойнее. Как мне смотреть им в глаза, когда они опухают от синяков… — прошептала Эвелин, мазнув пальцем под глазами. — Ведь самое главное в работе…

— Дорогая, ты уже говорила об этом, — не открывая глаз, Моррис поднес ее ладонь к лицу и поцеловал костяшки. — Не надо, ладно?

Эвелин была готова повторить все заново. Не редкими были случаи таких проповедей, однажды Харперу приходилось ее слушать через силу. Она нахмурилась, хотела возразить и закончить мысль, но прислушалась. Ей же не показалось? Внезапно чувство частой вибрации по полу, а затем и быстрые шаги остановили ее окончательно. Эвелин на секунду напряглась и уже была готова испустить разочарованный вздох, ведь шум и правда так и приближался к ординаторской.

«Только не сейчас, когда все так хорошо… — быстро попросила она, но было слишком поздно».

И в комнату со скрипом ворвался один из врачей, толком не пройдя внутрь и застопорившись на пороге.

— Мистер Харпер, — запыхавшись и подавившись воздухом, произнес он, — Нил…

Моррис был готов сматериться, услышав ненавистное «Нил», и Эвелин уловила это по нахмуренным бровям. Она вовсе отошла на шаг, не смущаясь постороннего, а скорее давая пространство возможным эмоциям мужа.

— 60609… Сбежал, — парень наклонился, опираясь руками на колени и тяжело дыша. — Во время приема завтрака. Мы не заметили, когда они расходились по палатам, он вылез через окно в столовой.

— Там же нет решеток… — вспомнила Эвелин вслух, глаза ее немного округлились.

Моррис цыкнул, хлопнув по столу ладонью и резко встал. Это был не первый раз, когда этот пациент сбегал, на что Эвелин оставалось лишь проглотить обиду — поболтать в ординаторской во время перерывов между процедурами у них не получится. Ловили Нила стабильно по несколько часов и всегда возвращали до обеда.

— Ну что ж, — он оглядел недосмотренные бумаги, но уже закатывал рукава халата. Неудивительно, что он так сильно мялся, — Мелинда знает?

— Ты первый, кто узнал. Несколько дежурных уже собираются и опрашивают вменяемых пациентов.

— Сопалатники?

Эвелин держалась в стороне, но Моррис сразу оглянулся, губами немо прося прощения. Харпер наклонила голову, мельком заправляя прядь волос, не в силах сдержать явных эмоций. Бровки выгнулись, хотелось даже завыть на всю больницу, как бы смешно это не звучало. Все же хорошо началось, ну почему так? Пока врач попросил дать ему пять секунд и как следует отдышаться, Моррис в два шага приблизился и погладил ее плечи. Эвелин не сдержала разочарованного вздоха, быстро утыкаясь в плечо мужа, пока он губами касался ее виска.

— Обещаю, мы быстро его поймаем, а после обеда я полностью в твоем распоряжении.

Он говорил спокойно, не избавившись от образцового серьезного тона, каким говорили всегда в больнице, но Харпер хватало и этого. Когда Моррис собирался окончательно отцепиться от стола, но Эвелин остановила его и поправила воротник халата — Харпер опять забылся и невольно свернул его внутрь. От нее не скрылся благодарный взгляд и ответные пальцы на талии: он сам не хотел никуда ехать. Сейчас только утро, а уже есть проблемы, портящие если не все, то значительную часть дня. Моррис первым отпрянул и начал быстро укладывать все папки в одну, стопки со справочниками — в другую.

— Мы пытались их опросить, но они молчат, — продолжил врач, голос стал громче и уверенней. — Рик вообще смеется без конца и пытается лечь под матрас.

— Параноидная шизофрения, что с нее возьмешь. Не трогайте его особо, он сам успокоится, — презрительно усмехнулся Моррис. — Эви, заберешь вот эти карточки? — он указал на стопку нынешних пациентов. — Там нужно просмотреть последних, если будут социопаты — оставь для меня, пожалуйста.

Казалось, это не первая такая спонтанная поездка, но неприятно было обоим: они так старались выделить время друг для друга сегодня, но все идет к чертям.

— Да, без проблем. Если успеешь до обеда, зайди в тридцатую палату, там кто-то жалуется на странное поведение пациента, он выдирает себе ресницы и угрожает другим. Там же и с паранойей мальчик, у него хронический страх касаний. Я хотела Уилла попросить, но у него сегодня прием новых больных.

— Так и до истерики не далеко, — покачал головой Моррис, последний раз задержав взгляд на жену. Та сдержанно улыбнулась и аккуратно показала в сторону, иначе Нил убежит дальше, чем обычно. Он вздохнул и, мягко махнув рукой, вышел вслед за врачом. — Ладно, что там с Нилом?

Когда Харпер собрала все бумаги и вышла в зал второго этажа, сразу же подошла к окну. И правда, они собрались довольно быстро: машина с надписью: «Психиатрическая больница Трентона» уже выезжала за ворота. Харпер надеялась, что Нил ушел как обычно, по дороге в город, и где-то в поле мочил ноги сырой травой, потому что лишние проблемы из-за него только накладывались на уже существующие.

Она решила разобрать бумаги в сестринской, потому что только там это удавалось сделать с наибольшей продуктивностью. Подумать только, что Хью недовольно бурчал от тесноты здесь, а для Харпер это оказалось самым прекрасным местом после собственного кабинета. Но оставаться одной у себя и бесконечно напоминать, что Морриса у нее опять принужденно отобрали, Харпер точно не хотела, да и по расписанию приемы Фреда и Зои, поэтому лучше зайти позже, иначе истерики пациентов и надрывные крики — а были те, для кого беседы с психиатром стали эмоциональной отдушиной — будут сильно отвлекать. В противовес этому ей было предоставлено нечто менее шумное, а именно постоянное хлопанье дверью библиотеки и периодичные завывания больных с различными дефицитами (нарушение\отказ какой-либо функции нервной системы).

— Эвелин, не подменишь в регистратуре? — тут же выпалила Лесли, когда Харпер открыла дверь. — Мне нужно с Аланом встретиться, а Сара ушла куда-то.

Лесли нервно стояла у окошка сестринской и теребила недавно купленное золотое колечко. Эвелин оно сразу приглянулось, но она не успела его подробно разглядеть.

— Прости дорогая, не могу, занята бумагами, — в подтверждение она помахала папкой и заняла столик у высокого шкафа. — Да и ты на работе, какой Алан?

— Да так, просто у ворот поговорить… И вообще, ты только посмотри, что он мне подарил! — она гордо пошевелила пальцами, протягивая руку Харпер.

Эвелин с любопытством потянула кисть Лесли и покрутила ее палец. И правда: тонкое, как паутина, колечко с маленькими голубыми камнями, выложенными в форме цветка красовалось на ее среднем пальце. Скромное, совсем неприметное, но Харпер, сославшись на свой опыт в ювелирных украшениях, сказала бы, что оно из натурального золота, судя по блеску. Она только хмыкнула: в принципе, неплохо, но можно было найти получше.

«Обычно кольца покупают либо к сережкам, либо к цвету глаз, а у Лесли карие, да и сережки носит раз в год, — подумала она, поглаживая кольцо. — Может, Алан — очередной подросток-ухажер? Взрослые мужчины знают о том, к чему дарят украшения, — она задумчиво улыбнулась, — Моррис уж точно знает…»

— А сколько ему? — спросила Харпер, подозрительно оглядывая кольцо.

Теперь оно казалось спонтанным и не особо подходящим конкретно к Лесли. Вот к голубым глазкам Эвелин оно могло подойти, но такой цветочек на ее пальцах смотрелся бы глупо и по-детски.

— Если я скажу, ты будешь не в восторге, — отводя взгляд, Лесли выпрямилась и хотела выйти в дверь напротив, но Харпер ловко схватила ее за запястье. Лесли не пыталась вырваться, это бесполезно, и вздохнула, закусив губу. — Ну, он младше меня…

— И на сколько? — Харпер гнула свою линию, даже крепче сжав ее руку. — Лесли, скажи.

— Девятнадцать, — она неловко показала зубки, но это не помогло — Эвелин закатила глаза и со вздохом настоящего отчаяния отпустила ее руку. — Ну, Эвелин…

— Лесли, какого черта ты умудряешься охомутать мальчишек младше тебя на десять лет? — Харпер никогда открыто не ругала ее, но удивлялась и в какой-то степени даже завидовала, потому что сама в двадцать семь выглядела старше подруги.

— Ну не злись, — она присела и потянулась к ее щеке для простительного поцелуя, но Харпер остановила этот поток нежностей — не хватало еще испачкать щеку ее красной помадой. Однако Лесли настраивала, — ну прости меня, ладно?

— Да за что ты извиняешься, — протянула Эвелин, стараясь избежать попадания яркой помады на светлую кожу всеми способами. — Ладно уж, Алан так Алан.

Все-таки где-то внутри ей было тяжело сдержать ухмылку и пришлось прикрываться скрещенными руками. Это же Лесли — её хорошая подруга, которая с кем только не встречалась, начиная от сорокалетних мужчин по глупости и наивности, и заканчивая таким же неопытным юношей, как сама Лесли когда-то. Это приключение исключительно ее, так пусть живет в нем, ведь Эвелин до такой насыщенной жизни далеко-далеко.

Злиться на такую милашку слишком сложно. Харпер сдалась и неловко подставила щеку, на что Лесли широко улыбнулась и звонко поцеловала ее. Эвелин цыкнула и сразу оглянулась в подвешенное зеркало: помада не особо смазала щеку. Пока Эвелин стирала помаду, Лесли приобняла ее за плечи и махнула рукой, выходя из сестринской, а Харпер нервно сглотнула. Осанка подвела ее, и она чуть отклонилась вперед, стараясь ровно дышать. Стоило один раз вспомнить о ней, как любая мелочь поднимала вихрь воспоминаний.

— Давай, а теперь ты меня поцелуй, — девочка с двумя длинными косичками сделала губы уточкой, ожидая ответных действий от подруги.

Лохматые волосы, отсутствие пары зубов на нижней челюсти и большие карие глаза. Она поправила мандариновый комбинезон и выставила губы, сжимая щеки пальцами. Поцелуй был мимолетным и мягким — Эвелин до сих пор помнила. Тогда на ноге подруги еще не выступали шрамы.

— Теперь мы лучшие подружки! — обрадовалась Эвелин, протянув ей мизинец.

— Обязательно! — повторила за ней она, скрепляя пальцы.

«Надо это прекращать, — она оторвала себя от воспоминаний и посмотрела на стопку».

Однако, перебрав пару папок, Эвелин сразу заприметила те, что можно было выбросить. Не редким было попадание старых папок в новые, будто те порой так и норовятся напомнить о себе. Открыв первую папку, она пробежала пальцами по строчкам. Потрепанная и чудом оказавшаяся на руках карточка показалась настоящим сокровищем. Бумага сильно пожелтела, но из-за сухого места и отсутствия кислорода почти не потеряла упругости. Фотографии не было, но Эвелин, казалось, охотно могла представить ее сама — маленькая девочка в однотонном платье, как тогда было модно, с завязанными в хвост волосами или вовсе обрезанными под каре выглядела хрупкой и почти беспомощной.

В диагнозе лишь F29 — неорганический психоз неуточненный — а про лечение вообще не слова. Конечно, Моррис попросил оставить всех с социопатией, а значит, карточку уже на данном этапе можно откладывать, но Харпер вчиталась с имеющиеся скудные данные.

«Про препарат ничего не сказано? — она просмотрела еще раз карточку и нахмурилась. Будь это нейролептики или антидепрессанты, психоз мог возникнуть как следствие приема таблеток. Или при синдроме отмены, когда любой пациент ломается спустя пару дней после окончания приема прописанных препаратов. Оставалась надежда, что листок с записями об этом просто утерян. — Еще и родители погибли…»

А ведь у Нэйта схожая ситуация — про родителей он никогда не говорил, и, казалось, даже вспоминать их не хотел. Некий «он» был всегда рядом, но как его зовут, как он выглядит — Паттерсон молчал. Она вздохнула и облокотилась на спинку стула, подумав теперь о мальчике.

Шизофрения как болезнь могла быть вызвана самыми разными причинами — начиная от высокого уровня нейромедиатора дофамина и заканчивая генами обоих родителей. Но проблема в том, что определить истинную причину без того же МРТ никто не в силах, поэтому Харпер оставалось только гадать и делать выводы по его движениям и внешней реакции на разные упоминания родителей или проблемы со здоровьем. Значительно мешал недостаток информации: Нэйта привезли без каких-либо бумаг и, скорее всего, из приюта бездомных. Ни сопроводительной отписки, ни хотя бы какой-то корочки, а только тонюсенькая карта, изначально вообще оставленная у Лизи. Свидетельство о рождении, на основании которого ему сделали документы, было только на словах и хранилось у Хедлстон. С какой стороны не подойдешь — везде тупик.

«Хорошо, предположим, что его шизофрения никак не связана с генетикой и физиологией. Его поведение может быть частью посттравматического синдрома, — думала она, приставив ручку к губам, — но тогда что послужило причиной? Семейная драма? Развод? Изнасилование? Все сводится к одному: нужно искать больше информации о мальчике, иначе мы ни к чему не придем».

Эвелин с самого начала не надеялась на напарника; Рейзу с самого начала осточертело работать с Нэйтом. Тем более, это не его обязанности вовсе, с чего ему проявлять особый интерес? Решив не тратить больше времени на цикличные размышления, которые не приводили к чему-то новому, Харпер наконец-то отложила карту незнакомки.

Кристи Пюррей и ее карточка были сразу отложены в сторону для личного использования, а конкретнее, до прихода Фреда. Только он один из всех упивался работами Лурии и Хеда*, изучая неврологию отдельно от работы. И сейчас, читая про неутонченный диагноз, она была уверена, что Фред заинтересуется. Скажем так, ощущение тела складывается из трех компонентов — зрения, чувства равновесия (вестибулярный аппарат) и проприоцепции*. Как раз-таки мисс Пюррей, судя по всему, утратила чувство проприоцепции — неосознаваемое ощущение движения частей тела. Когда мы поднимаем руку, мы не отдаем себе точный отчет, как именно мы ее подняли, делая это автоматически и бессознательно.

Внезапно Харпер вспомнила про открытое окно в кабинете для проветривания. Сверила время — она уже около часа разбирала не только оставшиеся папки, но взялась и за свои, однако чередование «депрессия, биполярное расстройство, обсессивно-компульсивное расстройство, депрессия» ей не хотелось удостаивать внимания и дальше. Эвелин встала и поправила помявшийся халат, заодно собрала волосы в высокий хвост. Она еще раз обвела взглядом место. И что здесь Хью не нравится? Даже небольшое зеркальце висит, как раз для того, чтобы периодично проверять внешний вид.

«Уж ему с вечной усталостью оно пригодилось бы, — прикинула она».

Харпер взяла стопку бумаги и только хотела открыть дверь, как впервые за все время прислушалась. Топот, шум, громкий голос медсестер. Что там в регистратуре? Опять какие-нибудь буйные новенькие или кто-то с сильным отравлением? Она прислонилась к двери и уже хотела приоткрыть, как почти подпрыгнула от стука по столешнице. Лесли, красная и взлохмаченная, пыталась отдышаться и угрюмо рассмеялась, когда Харпер шокировано посмотрела на нее — она и правда выглядело как-то неестественно в ее глазах.

— Эвелин, Нила привезли! Какие ему инъекции прописали?

— Так быстро? — встрепенулась Эвелин, чуть не рассыпав папки. Она посмотрела на подписанные ящики слева от окошка. — Возьми мидазолам.

— Разве ему противосудорожное прописали?

Харпер тяжело вздохнула. Вокруг все копошились, куда-то ходили, а кряхтение Нила послышалось теперь и в зале.

— Оно в первую очередь успокаивает и снимает мышечное напряжение, особенно в случае высокой эмоциональной возбудимости.

Было странно называть Нила эмоциональным, потому что он был из тех, кто отвергал всё и всех, за кем Моррис следил с особой ненавистью. Нил спорил, ругался и сторонился всех — на то у него и стоит в карточке F60. Непринятие общественных норм и высокая агрессивность по праву были главными симптомами социопатии.

— Убедила, — Лесли ловко выхватила из рук ампулу, с верхней полки забрав шприцы в упаковке.

Харпер вышла в зал только через полминуты, когда пациенты сами начали стекать в главный зал. Эту картину стоило видеть. Моррис и еще двое дежурных подняли Нил, который продолжал сопротивляться, а остальные…

— Отпусти меня, ссаный ублюдок! Да от тебя несет как от твоей матери, когда та скакала на… — кричал во всю глотку Нил, пока его чуть ли не волокли по полу за шиворот.

Моррис смотрел на него исподлобья: стальная рука держала ткань, а Нил надрывался, безумно хохоча. В один момент, остановившись, Харпер не сдержался и заткнул его звонкой пощечиной и грозно что-то ответил, но Харпер не услышала. Она была уверена, что ее муж точно покрывал его трехэтажным матом.

Пациенты хлопали. Кто-то часто, кто-то медленно и заунывно, кто-то держал руки над головой, а рядом с ними наоборот садились прямо на пол. Эвелин застыла, дыхание на секунду перехватило от вида Нила, отчаянно упиравшегося в клетчатый пол, пока его за подмышки рывками дергали вверх. Пациенты продолжали хлопать с восторгом, по наитию толпы или от скуки, а оттого небрежно даже тогда, когда вся компания скрылась на втором этаже. Будто они на митинге и, без возможности спасти задержавшего, помогают ему морально. А, быть, может, даже восхищаются его смелостью.

— Славный малый, много добьется, — произнесла пациентка, проходившая скачущей походкой. — Вот выпишут отсюда, станет мировой звездой!