8. Шрамы и картинки (2/2)
В моду входили классические костюмы для бизнес-леди, береты…
— Тот? Интересно, какой же? Имеешь ввиду самый первый? — на лице появился оскал; поистине безумные черты мерещились Эвелин. Леа обычно не устраивала представления в депрессивный эпизод, но сегодня она наигранно горделиво облокотилась на подушку, а пальцы ног сжались, контролируя то ли злость, то ли обиду. — Ох, не волнуйся, мне почти не больно.
— О чем ты? — Харпер нахмурилась, потому что самый больной удар был только однажды.
«Самый первый раз? — пробежала страшная мысль. — Неужто…»
— Самые первые удары воды в мою спину, — произнесла она сквозь зубы. и Харпер не успела даже вздохнуть. — Знаешь, это довольно больно, когда из пожарного шланга в тебя пускают струю воды. Больно так, что плачешь.
— Леа, они просто поставили тебя слишком дал-леко, — в тот момент, когда голос Эвелин дрогнул, она остановилась.
Немедленно накрыла рукой грудь, потеребила пальцами цепочку на шее и встала. Томпсон ядовито усмехнулась, но сама не смогла сдержать накопившиеся в тот момент слезы. Всхлипнув, она удобнее устроилась на подушке, пальцами водя по левой руке рядом со шрамами, сделанными около двух месяцев назад. Харпер ни в коем случае нельзя поддаваться мыслям, нельзя. Холодный голос, будто мрамор, раздался в комнате:
— Если тебе больше нечего сказать, я пойду.
Но беда мрамора в том, что трещины нарисованы легко смываемой гуашью, а не образованы со временем.
— Давай-давай, — Леа оставшись неподвижной, быстро вытирая слезы.
Выйдя за дверь, Харпер хватило трех секунд, чтобы опереться о стену и прикрыть лицо рукой. Кошмар двухмесячной давности оставался в ее душе потрясением еще очень-очень долго.
Леа упала на пол спустя три минуты. Она изо всех сил держалась за ручки в кабине, но сжатое тело пробила струя. Харпер хватило мгновения, чтобы услышать крики, затем плач навзрыд, который был слышен даже сквозь шум воды. Судорога пробила тело Томпсон, из-за чего она, голая и беззащитная, рухнула. Руки сжали грудь, она начала нещадно царапать себя.
— Вы что творите? Она сейчас задохнется! — Эвелин, проходившая мимо, ворвалась в кабинет и силой оттолкнула санитара. Тот не успел вставить и двух слов. — Леа, дорогая…
— Не зови меня дор… — выдавила Леа, продолжая сжиматься и напрягать все тело.
Это был первый раз таких процедур у нее, из-за чего и случилась паническая атака. Сотая на памяти Харпер и лишь десятая — больницы.
— Нужно держать себя в руках, — прошипела Харпер, восстанавливая дыхание.
Эвелин ненавидела те моменты, когда ее голос дрожал при пациентках. Это значило, что сейчас нужно помогать вовсе не им, а самой себе. Психиатр не мог позволить себе такой роскоши на работе, ведь все силы непременно уходят в людей.
Харпер продолжала держаться за стену, сдерживать порыв закричать или заплакать. Она сжала руку в кулак до мучительной боли, словно Леа сейчас она и ей хочется вывернуть кожу наизнанку — только так можно выпускать злость на работе, только так. Проверила все бумаги лишь мельком, будто разбросать их по полу ей ничего не стоило, Эвелин крепко сжала их подмышкой.
«Нужно успокоиться, — твердил ей разум настойчиво и прямо, однако расслабить руки было так же тяжело, как вынуть нож из живота. Нужно сделать быстро и резко».
Тело охватила дрожь на картинки в голове с садом, красным велосипедом и пластиковой железной дорогой, так что Эвелин, пересилив себя, поставив все вокруг выше внутренней паники, закрыла глаза и сделала глубокий, пока неровный вдох. Медленный, плавный выдох и заново, пока прерывистость совсем не прекратится. Казалось бы, банальщина — просто стоять и дышать, но, когда горло сперло, хочется надрывисто поднимать плечи и кашлять, для Харпер дыхание и его нормализация становились фундаментальными в любом контроле эмоций. Еще вдох, плавный, почти неслышимый ею выдох… Постепенно морщины на лбу разглаживались, желание сжать зубы отпускало ее, а кисть покорно прислонилась к стене. Харпер пыталась отключить голову, чтобы не дать мыслям захлестнуть ее в середине рабочего дня, и, к счастью, это всегда помогала. Она простояла так около полуминуты и только потом, освобожденная от мыслей, открыла глаза. Дежурный смотрел на нее с долей сострадания — несвойственная им мягкость.
— Миссис Харпер…?
— Все хорошо, — выдавила она, накрывая рукой подвеску на груди. — Позови девочек обратно, пожалуйста.
Она поспешила спуститься вниз и найти квадратный метр на веранде, где ей хватило бы сил поговорить с собой и выяснить все ошибки собственного поведения. Необходимо было все как следует обмозговать, подчинить строгому и запереть глубже: чтобы не вырвалось, чтобы других не задело, в конце концов… Могло показаться, что работа задевает ее личное, драгоценное, и, как бы то ни прискорбно, так и было.
Каменная широкая лестница встретила ее потоком стажеров. Не обращая на них внимания и держа папку в одной руке — другой она держалась за перила — Эвелин решила просто считать ступени, чтобы отвлечься от историй, рассказанных в листах папки. Заветный уголок на веранде уже чудился в голове, грудь сама туда тянулась впереди всех, так что Харпер торопилась. Казалось, лучше средства нет, да и сейчас у нее есть немного свободного времени. Каменные ступени скользили перед глазами, она только часто перебирала ногами, в нетерпении.
«Первая, вторая, третья, пятая, седьм…»
— Ох, Эвелин, как хорошо, что я тебя встретила… — кто-то аккуратно взял ее за плечо, вырывая из счета.
Харпер тут же выпадала из задумчивости и обратила внимание на стажерку. Джесси запыхалась, неуверенно поглядывала на Харпер, с мольбой в глазах тянулась к ее запястью. Ее случайно толкнули проходившие мимо, но Харпер сразу среагировала и схватила ее за запястье, чтобы та не упала. Она только секунду провела в раздумьях, мысленно потрепав себя по щекам: значит, отдых и нахождение в одиночестве отменяются. Эвелин часто убеждала себя, что важнее работы в больнице нет ничего, да и Джесси выглядит как будто беспомощной. Так или иначе, оставлять ее на произвол судьбы и вгонять в еще большую тревожность, судя по бегавшему взгляду, Харпер совсем не хотела. <s>Всегда</s> иногда лучше отдать себя другим людям, чем думать эгоистично, да еще и при такое должности на работе.
— Что-то случилось? — вытянув ее из потока людей, Эвелин спустилась и продолжала придерживать за рукав.
— В общем, — она замялась, топчась на месте: ей точно нужна помощь. — Мне поставили обертывание простынями, а я боюсь одна идти. Сходишь со мной?
— А дежурные? — вырвалось у Харпер, хотя она через секунду догадалась, а стажерка только подтвердила.
— Ну, понимаешь, — Джесси наклонила голову, словно намекала на внешний вид, —мне просто надоело, что они жадно на меня смотрят и совсем не скрывают этого.
А сама стажерка выглядела совсем растерянной, руки дрогнули, как будто и правда хотели прикрыться еще сильнее, невзирая на плотную кофту и халат. Эвелин поджала губы, замечая, как она подошла еще ближе. Харпер думала, что с формами Джесси взгляды на нее будут, но мыслей о дискомфорте у нее самой никогда не возникало. Быть может, с момента официального замужества все дежурные просто потеряли любой интерес к ней? Хотя, на фоне Джесси, Эвелин по пятибалльной шкале тянет лишь на тройку, особенно в компании совершенно разбитого вида, несмотря на вымученный бодрый взгляд.
— Как насчет не обращать внимания? — она теперь совсем невесело рассматривала фразу Лесли про мужчин. — Они не тронут тебя, это запрещено на работе и все об этом знают.
— Знаю, но мне так не нравится с ними работать. Трогать нельзя, но говорить то можно, — она поглаживала прядь волос, грустно надув губы. — Мне уже надоел флирт и постоянные попытки взять номер. Уже тошнит от такого…
Она говорила искренне и так убедительно, что Харпер сдалась. Она всем сердцем ненавидела кабинет гидротерапии, что был рядом, старалась избегать его, лишь бы не нарваться на картинки из прошлого. Но, слушая Джесси, не пойти не смогла: если ей станет лучше, комфортнее и Эвелин сможет помочь, то это стоило того. Казалось, любое облегчение со стороны стоило того.
Но стоило ли делать это Эвелин для себя?
— Ладно, только ненадолго. Сколько там человек? — решив оставить собственную терапию на потом, Эвелин взяла ее под руку и пошла в правое крыло к лестнице на нижний этаж.
— Десять. Миссис Хедлстон сказала, что замотать их не долго, а вдвоем так ещё быстрее.
— Отлично.
Джесси неуверенно открыла дверь, но Эвелин держала ее под руку до самого конца. Комната была через стенку от гидротерапии и представляла собою пару ванн и около десяти кушеток. Харпер сморщилась: пара санитаров, стороживших пациентов, бесстыдно глазели на Джесси. Она даже пуговицы на халате застегнула, чтобы грудь совсем не выделялась! Хотелось подойти и врезать, ведь стажерке только двадцать три, что на год младше Хью. Пришлось лишь сдавленно выдохнуть, перенося внимание на пациентов: те беспечно глядели по сторонам, грызли ногти или кожицу вокруг, болтая ногами. Зачастую, эти ребят отправляли сюда после транквилизаторов, так что их придётся чуть ли не поднимать и самостоятельно класть на кушетки. Кто-то же наоборот сидел неподвижно, только подозрительно уставившись на Джесси или Эвелин, хотя вторую это мало волновало. Однако теперь становилось понятно, почему стажерка не хотела идти сюда одна.
— Вы вдвоем справитесь? — недоверчиво бросил санитар, отслеживая все перемещения Джесси по комнате. — Миссис Харпер, я не думаю, что…
— Я прекрасно знаю, что делать, — перелила Эвелин и уже начала помогать одному пациенту снять верхнюю одежду, пока стажерка готовила простыни.
Простыни должны быть чуть ниже температуры воздуха — около двадцати градусов Цельсия. На самом деле Харпер делала компрессы такой температуры некоторым пациентам еще на стажировке, так что давно признала эту процедуру не самой действенной, но и не вредной. Разве что она перестраховалась, и скользила взглядом по пациентам в поисках видимых опухолей или подозрений на насморк. Они работали в тишине, потому что бесконечных вопросов «что это? зачем это?» вполне хватало. Джесси уже подготовила все необходимое и помогала Эвелин.
— Так, а теперь подними руки, — командовала Эвелин пухлой женщине, что смотрела на нее донельзя любопытно.
— А зачем?
— Сейчас увидишь, — монотонно отвечала ей Эвелин, следя за уже подошедшей Джесси.
Она четко обозначила для себя, что просто помогает стажерке. Харпер редко относилась равнодушно к пациентам, но сейчас голова была забита другими мыслями: неужто с Леей все так и будет? От образа Томпсон бросало в дрожь, как будто кто-то касался резко и без спроса. Харпер просто не знала, что будет дальше, давно придя к выводу, что все вокруг больше походило на день сурка.
«Хочу ли я вырваться? — намекнуло что-то подсознательное, когда она снимала кофту с пациентки».
— А если я не хочу? — ответ этой подкорке возник в пугливом тоне пациентки.
— Надо, дорогая, — Эвелин сказала это по привычке, но именно сейчас от этого в горле образовался комок.
Женщина медленно подняла руки вверх и дрогнула — в ту же секунду Джесси накрыла ее холодной мокрой простынею, заставляя сжаться. Женщина не успела даже отреагировать, лишь приоткрытый рот, будто в изумлении, застыл — ее руки положили обратно и укрыли уже полотенцем.
— Так, женщины лежат по десять минут, мужчины по пятнадцать, особенно те две койки, верно? — бубнила себе под нос Джесси, промачивая в длинном тазике последнюю простынь для женщин.
Эвелин до самого конца не хотела признавать, что ей страшно находиться тут. Слышать крики ей будет невыносимо, хоть стены и уплотняли совсем недавно. Повернувшись к стене, к той страшной стене, разделявшей процедурные, неприятные ощущения в животе, словно еще немного и ее вырвет, возросли с большей силой. Даже сейчас можно почувствовать вибрацию пола от шагов, а при падении…
«За что это, за что?!»
«Я не знаю, дорогая, — ответила она себе, кладя руки по швам и сталкиваясь с подозрительным, напуганным взглядом пациентки».
Все больные были уложены, когда Эвелин расслаблено упала на стул для дежурных. В то время стажерка подошла к последнему больному. Мужчина средних лет с густыми грязными волосами уже лежал с вытянутыми руками вверх, зная, что за процедуру он проходит не первый месяц. Эвелин не говорила с ним, но его руки сказали все сами — краснота была видна даже с такого расстояния. Харпер испуганно встрепенулась: неужто теперь все напоминает ей о Лее?
«Так, это пора заканчивать, — Эвелин собралась с мыслями и лучше устроилась на стуле».
Она не заметила, как Джесси села рядом, с ощущением полноценной свободы расстегнула халат. Плотная кофта и правда обтягивала, даже была без выреза и все равно зацепила внимание мужчин. Харпер стало тошно: Джесси совсем молодая, а ей уделяют такое внимание, что может в дальнейшем отложится отвращением.
«Может быть, ей с Хью пообщаться? — прикинула она, пока стажерка подперла щеку рукой и подняла взгляд в потолок, задумавшись. — Он мальчик неплохой, стеснительный с девчонками, но уж так похабно вести себя не будет».
Эвелин видеть в Хью неуклюжего парня не переставала. Его неловкость, даже боязнь касаний, излишняя холодность и то, как он не сдерживал раздражение в случае чего — все это для Харпер было пройденными уроками, так что судила она его довольно снисходительно. И, быть может, указать Джесси на него будет если не попыткой свести двух людей, а хотя бы предоставить девушке защиту, то почему нет? Она ухмыльнулась, разгадав собственные чувства, что те жаждут первого варианта.
— Кстати, как тебе в больнице? — не выдержав, спросила Харпер, стараясь занять себя мыслями о друге и подтолкнуть такую красотку к нему. Ну не будет же он до старости одинок!
— Ну, не считая мужчин… — она говорила вполголоса, будто боялась разбудить тех, кто быстро засыпал даже под холодными простынями. — Меня все устраивает. Миссис Хедлстон строга ко мне, но, думаю, это из-за недостаточного опыта.
— Она и меня недолюбливает, — пожала плечами Эвелин. — Слушай, ты, наверное, уже слышала о Хьюберте, да? — сразу спросила Харпер, чтобы не терять время.
— М? Ну… — Эвелин показалось, или Джесси отвела взгляд не просто так? Девушка подошла к Харпер и села рядом. — Ты про загадочного мистера Рейза?
— Не такой он и загадочный…
Эвелин и сама была из тех, кто в первые минуты знакомства видела в нем одни лишь загадки. Он был немногословен, холоден и часто не отвечал на вопросы. Созваниваться по вечерам они начали только через пару месяцев. Наверное, Харпер не была бы таким близким другом Хью, если бы не ее упорство.
— О нем иногда заикаются остальные стажеры, — она облокотилась на спинку стула, но, несмотря на законченную работу, тоже не торопилась уйти. — Мне некоторые первым делом сказали про него, что раньше…
— Джесси, не надо, — Эвелин покачала головой. Она обещала Хью не говорить об этом без его ведома — его личное оставалось его личным. — Я все знаю, но считаю эти предположения полным идиотизмом. У него нет родственников-каннибалов, не течет голубая кровь, говорю сразу, — она слабо усмехнулась.
— Ну, в такие бредни вряд ли кто-то серьезно верит, — усмехнулась Джесси. — Мне кажется, он довольно хороший человек. Рифли все возмущалась недавними приезжими, а он помог мне, когда ее отвлек.
— Да, он может, — Эвелин не сдержала усмешку, ведь тоже видела в Рифли минимальную долю компетентности. — Ты с ним уже работала?
— Нет, мы только взглядами пересекались и говорили: «Здравствуйте», — Джесси мило улыбнулась, поджав губы. — Не знаю, он уступил мне место в столовой…
— Ты можешь ему доверять. В следующий раз, если встретитесь и тебе нужна будет помощь, можешь смело попросить его. Знаешь, можно даже… — начала Эвелин, задумавшись, что даже узел в животе развязался и она начала думать о том, как бы выглядела их пара.
Внезапно раздался крик. Шум воды тут же заполнил всю соседнюю комнату. Харпер застыла, смотря в стену. Кто-то начал рыдать, обрывки этих криков вонзались глубоко в подкорку, соединялись и дополняли старые картины. Несколько пациентов зашевелились, Джесси вскочила их успокаивать.
— Тихо-тихо, все в порядке. Эвелин, помог… Эвелин!
Харпер на тот момент встала, но ноги ее подкосились. Джесси не успела дойти до нее, когда Эвелин закрыла лицо руками. Сердце бешено забилось, перед глазами кадрами промчались всевозможные вариации, кто там может быть. Крик был женский — быть может, это бедняжка Клара? Или даже Анна, сидевшая совсем недалеко. Леа… При мысли о ней Эвелин закрыла рот рукой. Спазм в животе и ощущение надвигающейся рвоты сбило ее с мыслей.
— Прости, Джесс… — не договорила Эвелин, и, чуть пошатнувшись, выбежала из кабинета.
«Крики… Слишком много криков. Довольно плакать! — неслось Харпер в голове, идя куда-то влево».
Перед глазами все мутно, нет сил отдышаться, а голос все еще звучал где-то в отдаленных уголках зала.
«Не зови меня «дорогой»!»
«Леа, пожалуйста…»
«Аккуратнее, Леа!»
— Хватит, — Эвелин чувствовала, как ее разрывало на части, как истерика сама вырывалась из глубины.
На углу, где не стояли дежурные, Харпер не нашла сил и села на пол на колени. Паркет холодный, но, возможно, тупая боль от падения поможет остановить обилие страха, подозрения, даже неуверенности? От чувства незащищенности она обхватила голову руками и прижала к коленям. Ей стало невыносимо в собственном теле, в котором как будто что-то увеличивалось, присосавшись к груди, давило тяжелым грузом и не хотело отпускать. Перед широко раскрытыми глазами Харпер рубцы на другой левой руке и — она помнила это слишком отчетливо — два глубоких шрама на правом бедре, сентябрьский день, скоро опять в школу.
Харпер была простой девушкой, жившей иногда фантазиями и веселой. Она любила книги и красивые украшения, которые можно нацепить на шелковистые волосы; она смогла добиться разрешения носить девочкам в сестринской и психиатрам скромную бижутерию в больнице. А Леа… Леа была совсем другой — изуродованной двадцатипятилетней девочкой с биполярным аффективным расстройством и полем фиалок на руках.
— Что же со мной такое… — выдохнув от слез, спросила шепотом она, чувствуя себя на грани.
Шаги она не услышала, но по вибрации пола сразу догадалась и, уже не контролируя происходящее, заскулила, всхлипнув. Чуть подняла голову, исподлобья рассматривая приближавшихся к ней мужчин в возрасте. По форме на дежурных не похожи — значит, врачи. Харпер думала что-то сказать, мысленно даже умудрилась усмехнуться от беспомощности, но смогла только откашляться.
Эвелин верила, что, приехав сюда и став психиатром, спасет ее, но на секунду забыла, кого на самом деле надо спасать.